И именно в тот момент произошло событие, которое оказало большое влияние на Се Цинчэна.

За последние годы в Китае были обнаружены три пациента с заболеванием Психической Эболы. Из них пациент № 3 находился под наблюдением на лечении в частной больнице.

И именно в этот период времени пациент № 3 внезапно умер.

В медицинских записях говорилось, что перед смертью он сошел с ума, перестал осознавать себя и даже случайно убил собственного отца, который постоянно находился у его постели и заботился о нем.

Се Цинчэн долгое время сидел в оцепенении, услышав эту новость.

Кроме него самого, пациент № 3 дольше всех боролся с болезнью. Се Цинчэн даже некоторое время руководил исследовательской группой, которая отвечала за его лечение.

Тогда пациент № 3 был еще в норме, и Се Цинчэн даже думал, что он не будет сломлен болезнью.

Но в итоге он все равно умер.

Вся палата была покрыта брызгами крови, словно бесчисленными распустившимися цветами ликориса.

Запись с камер видеонаблюдения показала, что в разгар приступа пациент № 3 загрыз своего родного отца, он вел себя, как совершенно невменяемый безумец. Если не знать заранее, что на видео запечатлен человек, то по размытым кадрам, можно было бы подумать, что это какой-то рассвирепевший кровососущий хищник.

«Он совсем не узнавал отца».

«Отец продолжал звать его по имени, но это было абсолютно бесполезно».

«Это в самом деле было ужасно...»

Се Цинчэн снова и снова вспоминал то, что увидел на видео, вспоминал детали, которые ему описывали другие.

Наконец, он вспомнил, что, когда пациент № 3 был еще в ясном уме, он совсем не был похож на человека, который собирался сдаваться.

Пациент № 3 уже находился на терминальной стадии, поэтому новый препарат, недавно разработанный в США, не мог облегчить его состояние.

Но у Се Цинчэна все еще был выбор... у него все еще был шанс.

В конце концов, в день похорон пациента № 3 и его отца, после завершения церемонии Се Цинчэн подошел к Цинь Цыяню и сказал:

– Лаоши, я согласен принимать новое лекарство.

Пришло время вернуть все на круги своя.

Еще было возможно вернуть все на свои места – и это само по себе было проявлением благосклонности судьбы по отношению к нему.

После того как Се Цинчэн начал принимать то особое лекарство, он почувствовал, что его ум действительно стал не так остр, как раньше.

Но его выносливость и сила, казалось, стали медленно возвращались в его тело.

Однажды, закончив пятикилометровый забег по пересеченной местности с мешком песка на спине, он окончательно понял, что больше не первый пациент.

Он – Се Цинчэн.

Когда-то, много лет назад, Се Цинчэн мечтал о том, что в будущем сможет вступить в ряды полиции и надеть форму офицера.

Но, увы, хоть он и восстановил свою физическую форму, но нельзя вернуть ушедшие годы.

Его изначальная мечта навсегда была упущена. Реальность же была такова, что он закончит учебу, получит диплом, станет психиатром, и так безмятежно и мирно проживет свою жизнь.

Тогда он не хотел доставлять никому лишних хлопот, и ментальных ресурсов для поддержания развития по различным направлениям у него теперь было недостаточно.

Се Цинчэн планировал направить всю свою оставшуюся энергию на борьбу с психическими заболеваниями.

Он помнил, какой это ад, и не хотел, чтобы в его глубины были затянуты другие люди.

Именно по этой причине, когда Хэ Цзивэй подошел к нему и попросил стать личным врачом Хэ Юя, он согласился не сразу. У него было не настолько много энергии, чтобы тратить ее и на это.

Конечно, спасение жизни человека – это важно, но у него было много других задач, в которые он должен был вникнуть и исследовать их – бесчисленное количество людей до сих пор страдало от депрессий, биполярного расстройства, аутизма...

И так далее, и так далее.

Если бы он не увидел, как Люй Чжишу относится к своему ребенку, если бы он не увидел своими глазами, что Хэ Юй страдает сильнее, чем он когда-то.

Он с самого начала не должен был соглашаться.

Хэ Юй был чем-то вроде несчастного случая в его жизни.

Се Цинчэн никому не мог рассказать, что тоже принимал «RN-13», что он был легендарным Первым Императором.

В конце концов, он решил остаться рядом с пациентом № 4.

Остаться рядом с этим одиноким ребенком.

В тот день, на пике цветения душистых гортензий сорта «Бесконечное лето», юный дракон беспомощно свернулся калачиком и скорбно завыл, надеясь, что кто-то живой сможет услышать и понять его страдания. Се Цинчэн слышал его полный одиночества крик, но не мог на него ответить. Он мог только молча посмотреть на него, а потом протянуть мальчику руку, точно также как когда-то ему самому протянул руку Цинь Цыянь.

И спросить: «Разве не больно?»

Все должно было продолжаться также мирно, как тогда.

Согласно контракту, который Се Цинчэн подписал с Хэ Цзивэем, он должен был остаться с Хэ Юем на десять лет. Хэ Юю в самом деле не хватало любви и заботы, он был гораздо более одиноким и несчастным, чем любой другой больной Психической Эболой.

Хэ Юй говорил: «Никто из вас не понимает меня», но он не знал, что в этом мире был еще один пациент, который почти полностью победил свою болезнь и стал нормальным человеком.

Несмотря на то, что Се Цинчэн подбадривал его, он мало что мог ему рассказать, поэтому беспокоился о том, что Хэ Юй не слишком прислушивается к его словам поддержки.

К счастью, Хэ Юй не был бунтарем, он оставался послушным мальчиком.

Он твердо помнил наставления Се Цинчэна, подражал его спокойствию и следовал за ним след в след.

И вот так Се Цинчэн должен был вытащить Хэ Юя из глубокой трясины болезни.

Если бы с Цинь Цыянем не произошло несчастье.

-

– Лао Цинь, иногда вы в самом деле слишком безрассудны.

Кто бы знал, сколько раз из-за своей доброты и заботы о пациентах Цинь Цыянь становился объектом преследования, жалоб и доносов.

Се Цинчэн стоял у окна своего кабинета и говорил, смотря на проливной дождь.

К тому времени Цинь Цыяню было уже за шестьдесят. После ухода на пенсию с должности в Яньчжоу, его вновь приняли на работу в Шанхае.

Се Цинчэн же уже окончил обучение и работал врачом в Первой шанхайской больнице.

Как и раньше, эти двое никогда не показывали свои близкие отношения перед другими.

Поэтому никто из учеников Цинь Цыяня не знал, что доктор Се из психиатрического отделения на самом деле был их старшим соучеником. Се Цинчэн был тем, кто скрыт в тени и никогда не станет известен другим.

– Посмотри на себя, ведешь себя так дерзко. Разве я не делал подобного раньше? Ну и что, что они жалуются: когда пациенты в плохом настроении, они не понимают, что происходит и могут чувствовать себя очень беспомощными. Но я же врач, верно? В конце концов, врач не может позволять пациенту водить себя за нос, или позволять пациенту диктовал условия своего лечения, верно? Если я знаю, что пациенту поможет определенный метод лечения, я так и должен поступить, даже если пациент этого не понимает. Это моя зона ответственности. Мне уже за шестьдесят, и я должен жить по совести.

Се Цинчэн нахмурился и вздохнул:

– Лао Цинь, многое изменилось. Общество в наши дни становится все более сложным. Все не так просто, как вы думаете… Да, вы врач с большим опытом и непревзойденный ученый нашей страны, – увидев выражение лица Цинь Цыяня, он понял, что тот хотел его прервать. Се Цинчэн лишь с напором продолжил свою речь. – Но это не имеет никакого отношения к тому, насколько высок ваш статус. Верно, нет ничего страшного в том, что на вас жалуются или пишут доносы, это нисколько на вас не влияет. Но в современном мире нападки на медицинских работников выходят за рамки бумажной волокиты… Тот мужчина в прошлый раз… Он почти ударил вас.

– Какой мужчина?

– Тот, чья жена получила травму головы от упавшего предмета… Того, кто его сбросил до сих пор не нашли.

– О... – Цинь Цыянь вспомнил. – Ах, этот.

– Если бы мимо по счастливой случайности не проходили охранники и не задержали его, кто знает, как все могло бы обернуться. – Се Цинчэн серьезно напомнил ему, – У того ублюдка с собой был кухонный нож. Не забывайте об этом.

Смутившись, Цинь Цыянь ничего не ответил.

Когда Цинь Цыянь был моложе, обычно это он воспитывал Се Цинчэна, но сейчас, когда он постарел, то стал более доверчивым, его сердце размякло, а характер стал еще более милосердным, чем раньше.

Поэтому теперь нотации в основном ему читал Се Цинчэн.

Цинь Цыянь выслушал длинную речь Се Цинчэна с советами, полными заботы, все они сводились к тому, что нельзя пренебрегать правилами, как раньше, и рисковать жизнью, чтобы что-то сделать.

Дослушав его до конца, Цинь Цыянь вдруг усмехнулся. Улыбка старика была не слишком красивой, но Се Цинчэн желал бы, чтобы эта, наполненная жизненной силой улыбка, разливалась на лице Цинь Цыянь до ста лет.

Старик сказал:

– Сяо Се, знаешь, о чем я думаю?

– …

– Я думаю о том, что, если бы Чжоучжоу был жив, он бы тоже читал мне лекции о том, как вписаться в современное общество, точно, как ты.

Се Цинчэн замолчал.

Цинь Цыянь, улыбаясь, стоял в белом халате со сцепленными за спиной руками и смотрел на Се Цинчэна, который тоже был одет в белый халат.

– А вы знаете, о чем я думаю?

– О чем же ты думаешь?

– Я думаю о том, что, если бы мой отец был жив, он был бы примерно вашего возраста. И если бы я сказал ему эти слова, он, скорее всего, отнесся бы к ним так же легкомысленно, как и вы.

Цинь Цыянь разразился смехом, шагнул вперед и похлопал Се Цинчэна по плечу.

– Я услышал, услышал тебя… Не волнуйся, Сяо Се, я верю, что сердца людей не такие уж злые... Не смотри на меня так, впредь я буду осторожнее, этого достаточно?

Однако Се Цинчэн видел, что его совсем не услышали.

Цинь Цыянь не слушает его, Цинь Цыянь просто играется с ним.

После того разговора, Цинь Цыянь в своей работе по-прежнему всегда ставил пациентов на первое место, даже если при этом нарушал правила больницы. Он говорил, что он врач, а для врача догмы, правила и даже репутация не самые главные вещи. Он стал врачом, потому что хотел спасать жизни людей. Если жалобы, доносы и посягательства будут пугать его настолько, что он не сможет выполнять свои обязанности, тогда какой смысл вообще быть врачом?

Человека, следующего своим идеалам, можно ранить, мучить или даже убить, но его сердце никогда не будет побеждено.

Если старик так сказал, Се Цинчэн не мог его переубедить. Единственное, что заставило Се Цинчэна почувствовать облегчение, так это то, что после того, как дочь уважаемого господина Циня, выйдя замуж, переехала за границу, он перестал брать так много сверхурочных смен, как раньше, вероятно, потому что, наконец-то, захотел побольше времени проводить с женой дома.

Однако он всю жизнь провел, будучи чем-то занят, и не привык иметь свободное время, поэтому, отдыхая дома, Цинь Цыянь стал приводить в порядок свои записи.

За годы своей жизни Цинь Цыянь накопил огромный опыт, и, если бы он смог систематизировать и записать все, а потом отредактировать и собрать воедино, то это был бы поистине великий труд, способный принести пользу многим людям, увязшим в трясине болезни.

Но прежде чем Лао Цинь успел закончить свою книгу, небеса над Шанхаем заволокло облаками.

Убийца И Бэйхай оборвал жизнь старика, посвятившего большую часть своей жизни тому, чтобы сделать все возможное для своих пациентов.

В тот день, если бы не И Бэйхай, старик планировал отправиться домой, чтобы отпраздновать вместе с женой свой день рождения.

У него в кармане даже лежал подарок, который Се Цинчэн оставил в его кабинете утром. Это был шелковый платок, вышитый одной из лучших мастериц Сучжоу. Многие представители старшего поколения до сих пор имеют привычку носить с собой один-два носовых платка.

Этот платок был изготовлен на заказ, на нем бледно-серебристой нитью было вышито множество крошечных лунных медуз. Мастерство вышивальщицы было настолько искусным, что на солнечном свете медузы будто плыли по ткани.

Позже Се Цинчэн увидел этот платок среди улик, найденных полицией.

Он был полностью залит кровью.

Больше невозможно было на нем ничего различить.

Оказалось, что 650-миллионнолетнее ласковое милосердие может вот так просто увянуть в руках тридцатилетнего убийцы-головореза.

Именно тогда Се Цинчэн пристрастился к курению.

Сигареты Цинь Цыяня будто сами легли в его руки.

Всякий раз, когда он курил и вдыхал знакомый аромат, ему казалось, словно старик никуда не уходил.

В день похорон Цинь Цыяня на церемонии присутствовало много человек из больницы.

Се Цинчэн тоже подавал заявление, но больница ему отказала.

По причине того, что он не был ни учеником Цинь Цыяня, ни коллегой по отделению, с которым бы профессор Цинь сражался бок о бок.

Отделение Се Цинчэна уже выбрало представителя для участия в церемонии похорон. Несмотря на то, что смерть коллеги была поводом для траура, больница все равно должна была продолжать работать в обычном режиме, поэтому не каждый смог взять выходной, чтобы проводить уважаемого господина Циня в последний путь.

Такой привилегии удостоились лишь самые важные люди, находившиеся рядом с ним.

А Се Цинчэн был никем.

Никто никогда не узнает личность человека, подарившего Цинь Цыяню платок, найденный среди его вещей.

Того, кто попросил вышивальщицу написать: «Для Лаоши».

Когда Се Цинчэн умер в разгар своих поисков истины о смерти родителей, именно Цинь Цыянь подарил ему вторую жизнь.

В тот год снежным днем в Яньчжоу пересеклись пути мужчины, потерявшего любимого сына, и юноши, потерявшего родителей.

Затем последовало четырнадцать лет общения, о котором никто не знал. Шли годы, мужчина становился старее, а юноша взрослее. Они были как учитель и ученик, как отец и сын, как пара братьев, как товарищи по оружию. В масштабах миллионов лет, возможно, дружеские узы людей выглядят мимолетными, но они никогда не бессмысленны.

Потому что искренние чувства, благородные идеалы и бескорыстная доброта обладают самой мощной и величайшей силой в этом мире.

Это та истина, которую ходячим трупам, вроде И Бэйхая, за всю их бездарную жизнь ни за что не понять.

В день, когда кремировали его приемного отца, Се «никто» Цинчэн остался в консультационном кабинете, принимал одного за другим пациентов и слушал их жалобы на свои проблемы.

В 10:30 он нажал на кнопку, чтобы приостановить вызов новых пациентов.

Се Цинчэн встал и подошел к окну. Это небольшое окно стало последним мостом, соединявшим его и его учителя.

Бесчисленное множество раз, Цинь Цыянь находил предлог, чтобы зайти в его отделение. Он с улыбкой разговаривал с Се Цинчэном и курил сигарету у этого окна.

Тогда Се Цинчэн очень злился на него, говорил:

– Вы что, не можете бросить? В вашем-то возрасте, да еще и врач, а вы все курите, это просто смешно.

Цинь Цыянь начинал смеяться, отвечая:

– Сопляк, ты опять читаешь нотации своему лаоши?

Снаружи лил проливной дождь, точно такой же, как тогда, когда Цинь Цыянь протянул Се Цинчэну руку, когда тот в оцепенении сидел на ступенях.

Завыли сирены полицейских машин, расчищавших дорогу. Даже с высоты здания больницы Се Цинчэн слышал скорбные причитания людей, прощавшихся с выдающимся профессором Цинем.

Держа в руках белые хризантемы, люди наблюдали за медленно и торжественно едущим по проспекту катафалком. Из их уст лились хвалебные слова, такие как «великий и доброжелательный врач» и «выдающийся ученый страны».

Когда Се Цинчэн стоял у маленького окна и смотрел на катафалк сквозь завесу дождя, ему вспоминалась только улыбка Цинь Цыяня и его слова:

«Сяо Се, ты опять читаешь мне нотации».

«Если бы Чжоучжоу был жив, он бы тоже читал мне лекции о том, как вписаться в современное общество, точно, как ты».

Прошло уже более двух десятилетий с тех пор, как Чжоучжоу покинул этот мир.

Спустя столько времени, седой отец, похоронивший сына раньше срока, наконец, в лучах полуденного солнца смог говорить о нем с Се Цинчэном спокойно и нежно.

Сейчас, провожая его в последний путь, Се Цинчэн поджег сигарету.

Потом он положил ее на подоконник, где Цинь Цыянь часто стоял, курил, и, улыбаясь, разговаривал с Се Цинчэном.

С сигареты упал пепел.

В завесе проливного дождя дым от сигареты превратилась в бруклинскую медузу, приплывшую из прошлого – из тех времен, когда Цинь Цыянь учился в США, когда уважаемый ученый был еще молодым студентом – словно чтобы попрощаться с этим безупречнейшим старейшиной.

– Это последняя сигарета, Лао Цинь, – тихонько пробормотал стоявший в дыму Се Цинчэн и закрыл глаза.

В тот момент запах сигаретного дыма заставил его почувствовать себя очень спокойно.

Казалось, будто Цинь Цыянь не умер, будто те ужасающие события не происходили.

Старик все еще, чуть сгорбившись, стоял рядом с ним. Вскоре он вернется в свой кабинет по соседству и, уходя, осторожно прикроет за собой дверь.

Се Цинчэну показалось, что он даже услышал этот слабый щелчок.

Но он знал, что это не более чем его воображение.

Его учитель, его приемный отец, лучший врач, которого он когда-либо встречал, добрый учитель и любящий родитель, с которым он никогда не увидится снова.

Который никогда больше не вернется.

Кортеж снаружи медленно уезжал вдаль, торжественно выстрелили орудия, и сигарета на окне догорела.

В кабинете Се Цинчэна стоял букет лилий. Он аккуратно сбросил белые цветы вниз из окна. Он знал, что Цинь Цыянь не любил хризантемы, что старик предпочел бы, чтобы его провожали благоухающими лилиями.

В этот момент Се Цинчэн, наконец, расплакался.

Он словно вновь стал тем подростком, каким был более десяти лет назад, и только в этот день, прощаясь со своим учителем, он снова мог побыть тем подростком последний раз.

Автору есть, что сказать:

Какое-то время назад я видела, что читатели спрашивали в комментариях, когда Се-гэ начал курить. Прозвучала версия, что это произошло, когда он и Ли Жоцю развелись, но на самом деле это не так. Я писала только, что в то время он много курил, но детали того, когда он начал курить, не были описаны ранее. Я надеюсь, что все поймут правильно – развода недостаточно, чтобы он начал курить, но смерть уважаемого господина Циня сделает это...