В тот момент Хэ Юй едва сдерживал в своем сердце желание убивать.

Он мрачно наблюдал за тем, как Ли Жоцю обнимала Се Цинчэна, к которому он сам не мог даже прикоснуться.

Хэ Юй чувствовал себя одновременно сбитым с толку и обиженным.

Почему ей, той, кто причинил боль Се Цинчэну, можно было обнимать и виснуть на нем, а ему можно было только смотреть на него издалека, а если он подойдет слишком близко, то его сразу обругают и проклянут?

Однако Хэ Юй немедленно нашёл ответ на свой вопрос.

Потому что он мужчина.

Потому что он тоже болен Психической Эболой.

Потому что он обещал Се Цинчэну, что больше не будет заставлять его, или причинять ему боль.

Потому что он знал секрет Се Цинчэна, о котором больше не знал никто другой, знал обо всех страданиях, которые выпали на долю Се Цинчэна в прошлом.

Вот поэтому он не мог.

Но, несмотря на все это, увидев, как Ли Жоцю обнимает Се Цинчэна, Хэ Юй так разозлился, что чуть не сломал руль. На мгновение он почти потерял рассудок. Ему захотелось выйти из машины, оттолкнуть Ли Жоцю, а потом безумно поцеловать Се Цинчэна прямо у нее на глазах, затем затащить его обратно в переулок Моюй и, даже не сняв с него полностью одежду, оттрахать.

Хэ Юя не заботило то, что могла увидеть Ли Жоцю, наоборот, он даже хотел, чтобы она это увидела.

Он отчаянно хотел дать понять этой женщине, которая использовала Се Цинчэна в качестве запасного колеса, что Се Цинчэн ей не принадлежит.

Он больше не твой Се-гэ, теперь он мой Се-гэ.

Я целовал его, я трахал его на вашем супружеском ложе, я дал ему почувствовать вкус наслаждения, и он отчаянно задыхался подо мной. Это я заставил его потерять рассудок настолько, что он трепетал, дрожал и стонал. Я знаю, что он никогда не испытывал такого безумного блаженства, когда был с тобой, верно?

Знаешь, он даже проявил инициативу и сел на меня сверху, потом наклонился и страстно поцеловал меня, а у тебя... У тебя НИЧЕГО такого не было...

Вот так злорадно думал Хэ Юй, игнорируя тот факт, что в ту ночь он соблазнил Се Цинчэна, не обратив внимания на его подавленное и саморазрушительное душевное состояние. Он был глух и слеп к причинам, по которым Се Цинчэн столь страстно занимался с ним сексом в новогоднюю ночь.

Хэ Юю просто хотелось подразнить Ли Жоцю: он хотел дать понять этой невежественной женщине, что он влюбился в того, от кого она отказалась.

Тебе больше нельзя к нему прикасаться.

Он мне так нравится, но даже я не могу к нему прикасаться.

Что ты о себе возомнила?

На каком основании ты его обнимаешь и вешаешься на него?

Почему он тебя до сих пор тебя не отчитал?

Чем больше Хэ Юй думал об этом, тем больше становился раздраженным и подавленным, и тем больше обиженным он себя чувствовал. Эти эмоции затуманили его разум. К тому моменту, как Хэ Юй снова пришел в себя, он уже вылез из машины и приближался к ним.

Как только Се Цинчэн заметил его, выражение его лица слегка изменилось.

От такой разницы в отношении Хэ Юю стало еще больше не по себе. Он уставился на Се Цинчэна и безмолвно осудил его.

– ...

Се Цинчэн отвел взгляд.

Ли Жоцю тоже не ожидала, что на них, словно снег на голову, свалится юноша, неожиданно вышедший из машины, припаркованной на углу улицы. Она растерялась, но сразу попыталась восстановить самообладание. Она смутно почувствовала что-то неладное и отпустила Се Цинчэна.

Ли Жоцю постаралась быстренько привести себя в порядок и натянуто улыбнулась Хэ Юю:

– Какое совпадение!

– Да, в самом деле, вот уж совпадение, – мягко ответил Хэ Юй.

По необъяснимой причине Ли Жоцю вздрогнула.

Трое стояли у входа в переулок, и атмосфера между ними казалась очень странной.

Водитель такси не выдержал и, высунул голову из окошка, поинтересовался:

– Эй! Так, что вы делаете? Едете или нет?

Ли Жоцю:

– Нет…

Се Цинчэн:

– Едет.

Он жестом показал Ли Жоцю, чтобы та села в машину.

Хотя она еще колебалась, но перед лицом настойчивости Се Цинчэна, такой же, как и раньше, теперь она уже не могла сопротивляться – его подавляющая аура заставила ее сесть в машину. Ли Жоцю осмелилась лишь опустить стекло на заднем сиденье и нерешительно произнести:

– Се-гэ, береги себя. Если тебе понадобится помощь, ты всегда можешь...

Хэ Юй подошел к ней ближе и уставился сверху вниз с бесстрастным выражением лица.

Несомненно, он был еще подростком, но его аура была еще более подавляющей, чем у Се Цинчэна.

Ли Жоцю не смогла даже договорить вторую половину своего предложения.

Стекло окна поднялось, и такси тронулось, разрывая линию мрачного взгляда юноши и озадаченного взгляда женщины.

Едва Ли Жоцю уехала, как Хэ Юй сразу потащил Се Цинчэна в ближайший безлюдный узкий переулок.

Таких переулков было довольно много в старой части Шанхая. Сто лет назад, когда земля здесь была в британской концессии, домов тут было построено очень много, а расстояние между ними было очень маленьким. Дома стояли настолько близко друг к другу, что образовывали узкие переулки, в которых могли разминуться лишь два-три человека.

Зайдя в переулок, Хэ Юй швырнул Се Цинчэна к обшарпанной стене и с силой прижал его.

Юноша был явно не в себе. Из-за своей природной склонности к насилию и ревности, застелившей ему глаза, Хэ Юй потерял контроль над приложенной силой, отчего Се Цинчэн сильно ударился спиной о стену. Застигнутый врасплох, он от боли склонил голову, нахмурился и застонал.

Его голос прозвучал низко и притягательно, но с легким оттенком уязвимости.  Хэ Юй невольно вспомнил о том, каким Се Цинчэн был в приватной комнате ночного клуба, в театральной гримерке, и о том, как в новогоднюю ночь он терзал его, пока тот не смог больше сдерживать хриплые стоны.

Сердце Хэ Юя мгновенно охватило пламя.

Он приобнял Се Цинчэна и, подняв руку, потер место, на которое пришелся удар. Продолжая слегка поглаживать, Хэ Юй мягко и жарко прошептал:

– Се Цинчэн... Больше не болит?.. Я поглажу здесь... Не болит?..

– Отвали от меня!.. – оскалился Се Цинчэн. Он схватил Хэ Юя за руку и сквозь зубы процедил, – Отпусти. Ты!..

Се Цинчэн прервался на полуслове.

Потому что Хэ Юй потянулся к нему и, удерживая его за талию и бедра, уткнулся ему в шею, чуть склонив голову. Ресницы на распахнутых глазах затрепетали, кончиком носа Хэ Юй провел вдоль челюсти Се Цинчэна, вдыхая его аромат.

Поскольку Се Цинчэн был слишком сильно занят, последние два дня он не следил за своим внешним видом, и сейчас на его щеках появилась небольшая светло-серая щетина. Если не присматриваться, ее было не слишком заметно, но Хэ Юй находился достаточно близко, и мог не только видеть, но и чувствовать тот особый аромат вдоль линии челюсти и на шее.

Это был неповторимый запах тела этого человека: запах крепкого табака и холодный запах дезинфицирующих средств, а еще какой-то специфический гормональный шлейф взрослого мужчины.

Хэ Юй был будто зачарован, находясь перед ящиком Пандоры. Подняв взгляд, он какое-то время молча смотрел на Се Цинчэна, а потом вдруг прижался ближе к этому зрелому мужчине, который казался ему невероятно сексуальным, и словно гипнотизировал его.

– Се Цинчэн...

Хэ Юй оперся о стену рукой рядом с ним. Его лицо было так близко к лицу Се Цинчэна, взгляд метался туда-сюда по его бровям, переносице и губам. Хэ Юй склонялся все ближе – так близко, что их подбородки слегка соприкасались, и носы почти касались друг друга.

Хэ Юй смотрел на Се Цинчэна так пристально, его губы, словно магнит, притягивали юношу.

На мгновение Хэ Юя захлестнула волна ревности и гнева, он не мог подавить желание поцеловать Се Цинчэна и безудержно оттрахать его прямо в этом переулке.

Но тут Се Цинчэн поднял руку, и прохладные кончики его пальцев коснулись теплых губ Хэ Юя.

– Помни о том, что ты мне обещал, Хэ Юй.

Се Цинчэн остановил Хэ Юя и внимательно в него всматривался, потому что боялся того, что Хэ Юй может с ним сотворить в ближайшем переулке от его дома. В его голосе звучала легко различимая дрожь, но он изо всех сил старался сохранять свое обычное спокойствие. Се Цинчэн тихо произнес:

– Отпусти меня… Не заставляй меня терять к тебе уважение.

Хэ Юй резко замер.

Он словно вышел из-под гипноза.

Как будто очнулся ото сна.

Глаза Хэ Юя все еще были затуманенными, но слова Се Цинчэна определенно отрезвили его.

Хэ Юй выпрямился, туман рассеялся, и взгляд его прояснился.

Замерев на несколько секунд, он медленно отстранился от Се Цинчэна.

Каждый дюйм его плоти и крови горел от желания поцеловать Се Цинчэна, желания овладеть им неистово и страстно, желания превратиться вместе с ним в этом переулке в бурлящий поток, сырую землю и обжигающий огонь.

Он жаждал разорвать его на части.

Но Хэ Юй сдержался.

Глаза Медузы заколдовали его. [отсылка к древнегреческому мифу о Медузе Горгоне. Любой, кто смотрел ей в глаза, превращался в камень.]

Алые глаза демонического дракона смотрели на своего сильного, но такого уязвимого сородича. В конце концов, он все-таки не прикоснулся своими когтями к слабым местам на его чешуе.

– ...Ты неправильно понял, я не собирался тебя целовать, – бесстрастно произнес Хэ Юй, чтобы сохранить свое лицо. – Я просто хотел уловить на тебе какой-нибудь особенный аромат, который, словно пчел, привлекает к тебе противоположный пол. Может быть специфическая способность Первого Императора, как больного Психической Эболой, это соблазнение людей?

– Как Первый Император, я особенный больной Психической Эболой – у меня нет никаких способностей связанных с болезнью.

Се Цинчэн восстановил свое самообладание и продолжил со спокойно-хладнокровным лицом:

– Кроме того, Ли Жоцю просто пришла узнать, как обстоят дела. Она пыталась дозвониться до Се Сюэ, но та ей не отвечала. Не говори ерунды, и не порочь невинность девушки.

– Какой такой девушки? Она была замужем и все еще девушка? Се Цинчэн, я тебе уже говорил, эта женщина пришла сюда в надежде снова быть с тобой. Она тебя так обнимала, так флиртовала с тобой, и то, как она смотрела на тебя, было СОВСЕМ не невинным.

– ... Тогда, что значит «смотреть невинно»?

Хэ Юй на мгновение задумался и произнес:

– Это так, как я смотрю на тебя.

Се Цинчэн посмотрел Хэ Юю прямо в глаза.

Когда два взгляда пересеклись, огромный зверь глубоко в сердце Хэ Юя снова недовольно зарычал. Зверь хотел вгрызться в Се Цинчэна и затащить его в алый терем. [заняться сексом]

Зверь жаждал превратить Се Цинчэна в кости, которые никогда не исчезнут и не покинут его пещеру.

Грызть эти кости, пока не останется ничего от плоти и крови.

Се Цинчэн отвел взгляд.

– Не приближайся ко мне слишком близко.

Хэ Юй угрюмо спросил:

– ... Почему ты не сказал ей чего-то подобного, пока она тебя обнимала?

– Потому что она женщина.

– Разве ты не знаешь, что мужчины и женщины равны? Почему ты дискриминируешь мужчин?

– ... Какая, к черту, дискриминация? Она моя бывшая жена.

– Я тоже твой бывший партнер по постели.

– ...

– Се Цинчэн, ты на самом деле такой безответственный. Ты так обращаешься со мной, потому что я мужчина и не могу забеременеть от тебя, и у нас с тобой нет свидетельства о браке.

Се Цинчэн нахмурил брови. Он чувствовал, что слова Хэ Юя звучали безумно и нелогично: будто бы он был безответственным, и бросил его, потому что тот не мог забеременеть, и у них не было свидетельства о браке... Все это создавало смутную иллюзию того, что, вообще-то, это Хэ Юй хотел его бросить с самого начала.

Но, в конце концов, разве это не Хэ Юй настаивал на развитии их отношений?

Разговор свернул в сторону их последней ссоры – но, постойте, даже если они занимались сексом, и даже если бы они могли зачать ребенка, в какой из тех раз забеременеть мог бы именно Хэ Юй?

Какого черта он постоянно переворачивает все с ног на голову?

– Скажи что-нибудь, – Хэ Юй прислонился к стене и пристально посмотрел на Се Цинчэна. – Почему ты молчишь?

– ... Мне нечего тебе сказать.

В конце концов, он был взрослым мужчиной за тридцать, неужели ему нужно было поступиться чувством собственного достоинства и поспорить с Хэ Юем о том, кто из них двоих был большей жертвой?

Он был зрелым гетеросексуальным мужчиной, и он, в самом деле, не мог допустить подобного.

Если Хэ Юй считал его бессовестным и безответственным человеком, который зашел слишком далеко, то пусть так и думает. В конце концов, «трахать 19-летнего парня» гораздо лучше, чем «быть трахнутым 19-летним парнем». Звучало это более внушительно, и для Се Цинчэна это явно было более приемлемо.

Размышляя таким образом, Се Цинчэн направился к выходу из переулка, словно подонок, который обрюхатил студентку, и решивший смыться.

На полпути «студентка» Хэ Юй схватил его за запястье, касаясь места татуировки.

На самом деле, между ними двумя уже давно не было физического контакта. Сейчас, когда их запястья и ладони соприкоснулись, оба были взбудоражены. Однако разница была в том, что Се Цинчэн весь напрягся и захотел вырвать свою руку из хватки Хэ Юя; Хэ Юй же почувствовал, как по его позвоночнику пробежал электрический разряд, и захотел заключить Се Цинчэна в объятия.

Се Цинчэн равнодушно обернулся.

– Отпусти.

Стиснув зубы, Хэ Юй изо всех сил старался подавить желание обнять Се Цинчэна и прижать его к себе в этом переулке, а потом поцеловать его ресницы, поцеловать его губы, поцеловать его родинку на затылке…

С большим трудом успокоившись, Хэ Юй выдавил из себя кривую ухмылку:

– Ты... Ты в самом деле думаешь, что я так сильно тебя хочу?

– ...

– Се Цинчэн, думаешь, с моим статусом я не могу получить любого, кого захочу? Есть куча мужчин и женщин, которые хотят меня. Разве я обязан выбирать именно тебя?.. Я просто дразню тебя, а ты воспринимаешь все слишком серьезно.

Се Цинчэн вытянул руку из ладони Хэ Юя и поправил запонку на манжете.

Потом он поднял взгляд и посмотрел на Хэ Юя.

– Очень хорошо. Я ценю твою уверенность в себе, но не нахожу твои шутки достаточно смешными.

Договорив, Се Цинчэн собрался уйти.

На этот раз Хэ Юй не стал его снова удерживать. Юноша все еще ощущал на своей ладони тепло тела этого мужчины после короткого прикосновения к его коже на запястье.

Он пытался удержать это ощущение в своей ладони и кормил им израненного и истекающего кровью огромного зверя в своем сердце.

Хэ Юй не мог просто так отпустить Се Цинчэна, поэтому ему оставалось только перестать устраивать сцены.

Он прислонился к стене, подавляя огонь в своем сердце, и обратился к мужчине:

– Не уходи. На самом деле я пришел к тебе сегодня по важному делу.

Се Цинчэн тут же остановился, услышав эти слова.

Когда Се Цинчэн обернулся и посмотрел на лицо Хэ Юя, в переулке сквозь щель между высокими зданиями на его фигуру упал узкий луч света. Этот узкий луч очень четко разделил Се Цинчэна между светом и тьмой. Он смотрел на Хэ Юя против света, и Хэ Юй  не мог разглядеть выражение на его лице.

– Это действительно важно, – добавил Хэ Юй, и с его лица исчезло циничное выражение. – Я нашел кое-кого. Возможно, сегодня вечером мы сможем получить подсказки. Хочешь сходить к нему вместе со мной?

--

В тюрьме № 1 города Шанхая Ша Хун готовил в столовой ужин.

После ужина тюремный охранник должен был отвести его на «интервью» с Хэ Юем.

Когда он торговал наркотиками, то всегда подробно классифицировал товар: от уровня «А+» до низкосортного. Для Ша Хуна это было делом привычки, он также подробно классифицировал информацию, которую собирался «продать» Хэ Юю. Хотя Ша Хун и пробыл в тюрьме много лет, он собрал много полезной информации о внешнем мире через телевидение и из разговоров с новыми заключенными и тюремной охраной.

В его списке было несколько очень важных имен.

Как и многие капиталисты, на людях эти личности были полны доброжелательности и праведности, но за закрытыми дверями они были грязнее и вонючее, чем сточные воды под крышкой канализационного люка. Хотя братья Лян были уже мертвы, остальные по-прежнему продолжали быть активными во всех сферах общественной жизни. Они были «знаменитостями», «успешными людьми» и «образцами для подражания».

Ша Хун усмехнулся, нарезая овощи.

Те, кто швырял ему деньги в лицо на улицах Шанхая, должно быть, уже давно забыли о его существовании. Что такое водитель в их глазах? Они могли даже не помнить его имени, можно даже сказать, что им вообще было все равно, как его зовут.

Но даже маленький человек, может стать частью муравейника, который обрушит тысячемильную насыпь. [Идиома «Насыпь в тысячу миль рухнула из-за муравейника» = упорство, даже такого маленького существа, как муравей, может разрушить любое препятствие.]

Рано или поздно наступит возмездие.

Ша Хун посмотрел на часы. Время поджимало, ему нужно было поторопиться.

Нарезанные овощи и мясо Ша Хун высыпал в сковороду. Вдыхая аромат простой пищи, его горящие ненавистью глаза немного увлажнились. Он думал о своей матери.

После того как Лян Цзичэн швырнул в него деньги, чтобы унизить, он уволил его. Причина увольнения была особенно отвратительной: Лян Цзичэн заявил, что Ша Хун был не чист на руку и украл у своего работодателя деньги.

Что имело больший вес: слова господина Ляна или слова простого водителя? Кому поверят люди?

Репутация Ша Хуна была испорчена, он как мог пытался найти работу. Его мать была тяжело больна, денег не хватало. Ша Хун едва зарабатывал на то, чтобы сводить концы с концами, разве он мог позволить себе покупку дорогих лекарств?

Он снова и снова подавал заявления о приеме на работу, и ему снова и снова отказывали. Однажды к нему подошел друг и сказал, что если он немного рискнет, то сможет заработать много денег. Тот друг сказал, что он может вместе с ним продавать «сироп от кашля»...

Ша Хун хотел спасти свою старенькую мать, и соблазн легких денег постепенно захватил его. Ша Хун полностью изменился. Позже, когда небеса раскинули сеть, его поймали и арестовали. [Здесь говорится о божественной небесной сети, из которой не могут вырваться злые люди.] Через несколько месяцев в тюрьме он узнал о том, что его мать умерла. В тот момент он упал перед тюремной охраной на колени и зарыдал, однако охранники сказали, что не могут позволить ему увидеться с матерью в последний раз.

Он до сих пор не был в крематории, чтобы забрать прах своей матери из хранилища.

Пока Ша Хун жарил овощи, он вспоминал свою мать, о том, как она растила его в детстве, как держала нелегальный передвижной ларек, как убегала и пряталась прямо под носом у полиции, зарабатывая гроши на мисках жареного риса или лапши. Она много работала, чтобы вырастить его. Все его детство было наполнено тем простым, но таким теплым запахом еды.

Он поднял руку и смахнул слезы.

Над поднимающимся паром Ша Хун пробормотал:

– Мама, я приду и заберу тебя домой.

– 22104, поторопись и собирайся! Скоро наступит время посещений, – позвал его охранник у двери кухни.

Ша Хун откликнулся и поспешил закончить жаркое.

Блюдо было почти готово, оставалось только добавить соевый соус для цвета.

Когда Ша Хун отвинтил крышку бутылки и вылил соевый соус в большую железную сковороду, которая стояла на полыхающем искрами огне, он на мгновение замер и подумал: «Почему соевый соус прозрачный? Почему он так пахнет спиртом?»

… Это были его последние мысли.

Потом раздался взрыв и послышались звуки сирены.

– Помогите, помогите! Тушите огонь!!!

– Тушите огонь!!! Там пожар!

От сокрушительного взрыва, раздавшегося на кухне, огонь разгорелось моментально. В бушующем пламени пронзительно завыли сирены, а Ша Хун даже не успел испустить крик от боли, огонь охватил и поглотил его. В мгновение ока его не стало...

Автору есть, что сказать:

Хэ Юй:

– Се Цинчэн, в чем заключается особая способность Первого Императора?

Се Цинчэн:

– Нет никакой особой способности. Но, если ты настаиваешь, то это повышенная способность к обучению... Улучшены все навыки, однако укорачивается жизнь... Но разве я позже не выбрал лечение? Так что теперь больше никаких особых способностей нет.

Хэ Юй:

– Правда? Почему ты отличаешься от всех нас?

Се Цинчэн [по-бандитски прикуривает сигарету]:

– Потому что я твой отец. Зови меня батя.

Хэ Юй:

– ...