Позже у И Авень было несколько коротких отношений, в которых она больше не притворялась.

На какое-то время ей захотелось побыть, как джентльмен, честным человеком.

Но результат оказался плачевным.

Никто не хотел покупать яблоко, полное червоточин, независимо от того, насколько «честным» было это яблоко, или с насколько «большой скидкой» оно продавалось.

Когда мужчины узнавали историю ее семьи, они придумывали всевозможные нелепые оправдания, чтобы в конечном итоге бросить ее.

Сначала И Авень испытывала грусть и обиду, но потом ее сердце покрылось коркой льда.

И вот однажды, когда И Авень в четыре утра сидела в баре и наблюдала за тем, как мужчины с определенными намерениями забирают к себе домой подвыпивших женщин, она вдруг поняла, что по сути нет никакой разницы между этим городом и ее родной деревней.

Что здесь, что там люди страдали одинаково. В любом месте действовали одни и те же негласные правила – если ты богат и влиятелен, никто не посмеет притеснять и оскорблять тебя, если же ты беден и скромен, все, что тебе остается, это всю жизнь жить по указке других.

Как раз в это время И Авень получила письмо от своей младшей сестры.

Хотя у них были разные матери, младшая сестра была единственным человеком в мире, кто мог понять ее, к тому же она больше страдала, потому что была слабее.

Лулу написала, что очень скучает по ней и хочет, чтобы она вернулась домой. Еще она написала, что отец хочет выдать ее замуж за недавно овдовевшего калеку из соседней деревни.

И Авень была в ярости, когда закончила читать письмо.

Тому калеке было пятьдесят, а сколько ее сестре? Конечно же, она знала, что задумал человек, которого они называли «отцом».

Калека был болен, некрасив и стар, по при этом он держал в деревне небольшой игорный дом, завсегдатаем которого был ее отец. Проиграв все деньги, отец захотел использовать дочь в качестве разменной монеты за игорным столом.

И Авень, конечно же, не могла этого допустить.

Поэтому она собрала свои пожитки и, оставив позади свое разочарование и травмирующие воспоминания о жизни в городе, вернулась в округ Цинли с ожесточенным сердцем, знаниями и опытом, полученными в городе.

Она нашла своего отца И Цяна и напрямую спросила, нужны ли ему деньги.

А потом…

В итоге на бесплодных землях деревни Ицзя расцвело еще одно поле вскормленных тьмой маков.

Вот так появился «Салон Авень».

Так И Авень превратилась из жертвы в преступника. Она обвиняла в своем несчастье свою нищую семью, ленивого отца и мать-уголовницу.

Она не могла изменить последние два пункта, но верила, что, заплатив определенную цену своей душой, сможет изменить первый.

И все должно было идти именно по такому сценарию...

Если бы не растущая жажда И Цяна, который желал все больше и больше денег, и не его младшая дочь, которая день ото дня становилась все красивее.

… Как-то раз И Цян развлекался в городе, где встретил одного малазийца. Тот хоть и был всего лишь подручным гангстеров, но вел себя так, словно и сам был тигром, чем завоевал симпатии местной публики.

Малазийцу приедались удовольствия, которые предлагали в городе, ему нравилось пробовать что-то новое, поэтому иногда он выбирался поразвлечься в сельскую местность.

Однажды И Цян отвез малазийца в «Салон Авень».

В тот день И Авень в «салоне» не было, за главную оставалась Лулу. Малазиец окинул взглядом местных девушек, но ни одна из них ему не приглянулась, он был на грани того, чтобы выйти из себя, как вдруг увидел И Лулу, похожую на цветок лотоса, распустившийся в воде.

Той ночью с молчаливого согласия ее собственного отца И Лулу была обесчещена тем мужчиной. И Цян же просто стоял в сторонке и не осмеливался сделать что-либо, что могло бы разозлить малазийца.

Лулу боялась рассказать об этом И Авень до тех пор, пока позднее не поняла, что беременна. Огонь в бумагу не завернешь. [русскоязычный аналог этой идиомы – «Шило в мешке не утаишь».]

И Авень трясло от гнева. Она отвезла совсем юную девушку в городскую больницу, и прежде чем ее мэймэй [младшая сестра] увезли в операционную, она потянула И Авень за рукав и растерянно спросила:

– Сестра, если бы у нас была мать, было бы так же трудно жить?

В этот момент сердце И Авень так сильно сжалось от боли, что стало трудно дышать.

Она вернулась домой и посмотрела видео с камер наблюдения «салона», выставив дату на тот самый день, когда ее не было. Полностью оцепенев, она смотрела на произошедшее.

Изначально И Авень хотела найти причину, по которой могла бы простить человека, которого называла отцом.

До тех пор, пока она собственными глазами не увидела, как он пресмыкался перед малазийцем, стараясь угодить ему, а потом равнодушно стоял за дверью, словно не слыша крики дочери. Потом он принял от малазийца пухлую пачку денег, и, молитвенно сложив руки, с улыбкой кланялся и благодарил его.

И Авень опустошенным взглядом смотрела на экран.

Видео уже закончилось, и экран потемнел, а она, замерев, все смотрела на него.

Спустя долгое время в отражении черного экрана она увидела себя.

И Авень увидела лицо, принадлежавшее демону.

***

– Я убила его, – наконец, произнесла И Авень. – Если бы я не покончила с гнилыми корнями этой семьи, у нас с мэймэй не было бы шанса начать все сначала. У меня не было другого выхода.

Она снова повторила:

– У меня не было другого выхода… Да, что вы вообще понимаете? Вы хорошо одеты и хорошо питаетесь, приезжаете сюда, все такие умные, в поисках какой-то правды. Я уже привыкла видеть таких, как вы, – людей, которые потом возвращаются к себе домой и пишут свои сенсационные статейки о так называемой «правде». «Грязное белье» других людей становится извращенной пищей, что питает ваши жизни.

То, что когда-то началось с безответственного репортажа самодовольного начинающего журналиста, посчитавшего, что он все делает правильно, в итоге превратилось в запутанную демоническую сеть. И Авень приняла их обоих за репортеров, таких же, как тот самый, приехавший в ее деревню, чтобы накопать сюжет для статейки.

Она вскинула голову и, усмехаясь, сказала:

– Вы все… Вы ничего не знаете и не понимаете. Все пережитые нами страдания – для вас всего лишь повод, чтобы почесать языками после ужина!

Се Цинчэн не стал перед ней объясняться. И Авень – злополучная случайность, с которой они столкнулись во время расследования дела о «RN-13». Они увидели финал мужа и дочери Лу Юйчжу, спустя двадцать лет после распада их семьи.

В этот момент вдалеке на горной дороге неожиданно послышались звуки сирены.

Услышав их, И Авень прикусила губу, ее лицо побледнело.

– Вы вызвали полицию?!

У Хэ Юя и Се Цинчэна не было времени вызвать полицию, они не знали, кто это сделал, поэтому просто наблюдали за тем, как полицейские машины на скорости мчались к ним по горной дороге.

И Авень обессилено сделала шаг назад. Так сложилась судьба, что ее и ее мать объединяла ненависть к полиции. Ее мать подставили, а сама И Авень пережила угасание своей первой романтической любви, когда отец ее бывшего парня, будучи офицером полиции, навел справки о прошлом и тайнах ее семьи.

Она чувствовала себя так, словно ее раздели догола и поместили под яркую бестеневую лампу для изучения.

То чувство стыда не угасало и по сей день.

– Цзе! Цзецзе! [страшая сестра] Что с тобой? – Полицейская машина вскоре затормозила рядом с ними, и из нее выскочила И Лулу.

По иронии судьбы, человеком, который вызвал полицию, оказалась младшая сестра И Авень.

Девушка не знала о том, что И Авень убила их отца, и тем более о том, что потом она замуровала тело мужчины в стену, чтобы спрятать. В глазах И Лулу ее цзецзе была все таким же добрым, беспомощным и хорошим человеком. Поэтому, когда она увидела, что у ее цзецзе конфликт с какими-то людьми, она решила, что это вина тех людей и что, должно быть, они пытаются запугать ее.

И Авень ошеломленно уставилась на развернувшуюся перед ней сцену. Она и представить себе не могла, что все закончится вот так.

Се Цинчэн не желал более с ней разговаривать. К тому же он и сам не знал, что можно сказать этой разочарованной, полной ненависти, жалкой женщине.

Но Хэ Юй был другим.

Хэ Юй вовсе не был святым. Раз Се Цинчэн не позволил ему убить ее, он не стал этого делать. Однако он был полон злобы и обиды, и после того, как прибыла полиция, на глазах у И Лулу он вдруг сказал:

– Подождите минутку… Мне еще есть, что ей сказать.

И Авень:

– ...

Хэ Юй медленно подошел, приближаясь, словно хищник, обнажающий свои клыки. Он кинул быстрый снисходительный взгляд на женщину, причинившую вред его сородичу, а затем гневно и резко сказал:

– Барышня И, думаешь, что ты невинна и беспомощна, и что все, что ты сделала, произошло потому, что у тебя не было выбора, верно?

И Авень сжала кровоточащую руку и с испугом повернула голову.

Казалось, что стоя перед всеми Хэ Юй говорил праведные и полные сожаления слова, но, когда И Авень встретилась с ним взглядом, то увидела в его глазах зеленолицего демона с красными глазами.

Он мстил.

Этот зверь в человеческом обличье, вот так ей мстил!

Хэ Юй холодно произнес:

– В чем разница между тобой и теми, кто раньше издевался над тобой?.. Ты не хотела, чтобы твоя сестра терпела такое же унижение, но что ты сделала, чтобы заработать деньги и обрести власть, чтобы избавиться от своей судьбы? Когда ты подбирала девушек для своего «салона», чтобы заставить их своей плотью зарабатывать на жизни, ты когда-нибудь задумывалась о том, что они чувствуют?

Он собирался сорвать с нее маску прямо перед ее мэймэй, перед единственным человеком, который имел для нее значение.

И Авень испугалась и в ужасе замотала головой. Хэ Юй препарировал сердца людей с той же точностью, с какой мясник разделывает рыбу.

Наблюдая за тем, как выражение на лице И Лулу меняется от недоумения до ужаса, она сказала Хэ Юю:

– Стой... Замолчи...

Но разве Хэ Юю было дело до нее?

Раз уж И Авень виновата в том, что из-за нее Хэ Юй услышал душераздирающие слова Се Цинчэна «Я рассчитался с тобой», он желал, чтобы она испытала ту же боль. Он знал, что это было даже более жестоко, чем если бы он в самом деле убил ее.

Хэ Юй продолжил:

– Ты позволяешь другим заниматься такими вещами из-за трагедии собственной семьи. Потому что терпеть не можешь, когда тебя называют дочерью преступницы или дочерью игромана.

– Они делали это по собственной воле! Добровольно! Я их не заставляла!!!

– Задумывалась ли ты когда-нибудь о том, понравится ли это их детям, их родителям? А если у них в будущем появятся дети, и на этих детей в деревне будут показывать пальцем, точно так же, как и на тебя. Или о том, что партнеры тех детей будут презирать их из-за родителей. Ты когда-нибудь задумывалась об этом, И Авень?.. Ты думаешь только о себе!.. За все эти годы ты ни разу не поинтересовалась местонахождением своей матери, не так ли?

– …

– Если бы ты осмелилась признать свою мать, а не избегать ее, если бы ты только прочитала сообщения о ней, то узнала бы, что много лет назад твою мать Лу Юйчжу реабилитировали! Суд вынес ей ошибочный неправомерный приговор в результате подлога информации. Прокурор лично поехал в Шанхай, чтобы отыскать ее, объясниться и принести ей извинения.

Услышав это, И Авень вдруг вздрогнула и недоверчиво подняла на Хэ Юя взгляд, как будто увидела привидение.

– Ты вообще о ней ничего не знаешь, и это меня даже не удивляет, – Хэ Юй сделал паузу. – Это потому, что ты слишком эгоистична. Ты думала только о том, почему она была такой коррумпированной. В твоих глазах она сначала была чиновником, и только потом твоей матерью. Ты не интересовалась ее прошлым. Ты не хотела знать о том, что одна вернулась в дом к своей семье, однако ты ее совсем не узнавала, а у твоего отца уже появилась новая любовь. Убитая горем она покинула тебя навсегда!.. Разузнать обо всем этом было нетрудно, так почему же ты не знала этого? Потому что ты не хотела ни о чем узнавать. В тот момент, когда ты услышала о том, что она была коррумпированным чиновником и преступницей, ты устыдилась ее и думала о том, что было бы лучше, чтобы ее и вовсе не существовало в этом мире. Именно поэтому ты не проявила никакой инициативы, чтобы хоть что-то разузнать о прошлом своей матери.

– …

– А если бы ты поинтересовалась, то узнала бы, что единственную приличную дорогу в вашей деревне-призраке она спроектировала сама, пока еще занимала свой пост. Знаешь ли ты, что начальная школа «Надежда», до сих пор существующая в этом уезде, была построена для детей, желавших учиться, пока она была уездным секретарем. Если бы ты порасспрашивала, то узнала бы, какие унижения, боль, пытки и обвинения перенесла твоя мать. И, наконец, ты бы узнала, что ее подставили.

Хэ Юй сделал паузу.

Изначально он сказал эти слова из мести, желая сорвать маску с И Авень на глазах у всех, на глазах у ее любимой мэймэй, чтобы она смогла увидеть разочарование в глазах человека, которого любила.

Но пока он говорил, то вдруг увидел перед собой образ женщины в архиве, которая задрав голову, смеялась, но по ее, прикрытому рукой лицу, текли слезы.

Честно говоря, если бы не то, что они были по разные стороны баррикады, Хэ Юй мог бы проникнуться сочувствием к Лу Юйчжу.

Потому что до того дня, когда произошел инцидент с телебашней, до того дня, когда Лу Юйчжу решила умереть за организацию, она, как мать, все еще чувствовала себя убитой горем, из-за дочери, которую больше никогда не смогла увидеть.

И когда Се Цинчэн спросил ее о том, видит ли она взгляд с небес, в тот момент она могла разделить с Чжоу Муин материнские чувства, хотя никогда и не встречалась с ней. Из-за этих чувств она до последнего колебалась и испытывала боль.

На самом деле Хэ Юй не питал к Лу Юйчжу особой ненависти.

Поэтому он действительно был искренен, когда говорил следующее:

– Если бы ты интересовалась, И Авень, если бы ты относилась к ней как к своей матери, если бы ты доверяла ей, и искала правду о ее прошлом, то она не была бы твоим позором, она была бы твоей гордостью. Это была бы твоя мать, ради который ты прошла бы полмира, чтобы спасти ее. И все было бы не так, как сейчас. Но для тебя и нее уже слишком поздно… Потому что из-за твоего равнодушия, твоей матери пришлось отяготить себя чужими грехами... Знаешь, что с ней стало?.. Чтобы выжить, она пошла работать в такой же «салон». А у владельца того «салона» возможно могли быть какие-то трудности, как и у тебя, в которых она не была виновата. Точно также, как работают девушки под твоим командованием, обеспечивая твоя счастье, твоя мать делала это «добровольно», чтобы выжить. Ты могла бы все изменить, если бы хоть немного узнала о ней, если бы только не стыдилась и не думала о собственной матери, как о преступнице. Ты могла бы увидеться с ней, осознав ошибку… И может, взяла бы с собой сестру… Лу Юйчжу не присоединилась бы к террористической организации, ты бы не опустилась бы до такой степени, и твоей мэймэй не пришлось бы бояться. Что же касается твоего отца...

Хэ Юй на мгновение остановился, но, в конце концов, все-таки сказал ту правду, от которой все полицейские вокруг и И Лулу побледнели от ужаса.

– Тебе не пришлось бы из мести его жестоко убивать, а потом безжалостно замуровывать в стене чердака твоего «салона».

И Авень, которая до этого изо всех сил пыталась встать, в этот момент вдруг рухнула на землю.

– Когда-то в твоих руках был ключ, который мог изменить судьбу всех членов твоей семьи. Если бы ты по-настоящему, искренне захотела узнать хоть немного о своей биологической матери… Но ты выбросила его, даже не взглянув.

По небу пронесся раскат грома, затухая приглушенным рокотом вдали.

Звук грома был подобен финальной барабанной дроби на концерте. Наконец, в эту ночь инцидент, начавшийся с телебашни Шанхайского университета, подошел к концу.

Повисло долгое молчание.

Наконец, вперед вышли полицейские и надели наручники на запястья И Авень. Когда она проходила мимо своей мэймэй, опустив голову, И Лулу посмотрела на нее со слезами на глазах, и со страхом и неуверенностью сказала:

– Сестра… Я, я не хотела, чтобы так... Я не знала... Зачем ты...

И Авень потеряла дар речи, она не знала, что ответить.

Она не осмеливалась взглянуть на сестру и не поднимала головы.

В конце концов, она сама стала позором для всех своих родственников, и теперь боялась увидеть выражение крайнего разочарования на лице И Лулу, проходя мимо нее.

В тот момент, когда И Авень собирались усадить в машину, И Лулу вдруг будто очнулась. Она вырвалась из рук полицейского, удерживавшего ее рядом с собой, и, пошатываясь, пошла в сторону И Авень…

– Сестра! Сестра!

Полицейский:

– Что ты делаешь?.. Задержите ее...

Но офицер, возглавлявший команду, покачал головой, останавливая их.

Заплаканная И Лулу вцепилась в спину И Авень, крепко обнимая ее:

– Сестра, все в порядке, все в порядке. Не бойся, я не виню тебя, я не виню тебя. Я знаю, ты всегда меня балуешь, я знаю, что ты сделала это для моего блага... В этом мире у меня была только одна семья, и в будущем у меня будет только одна семья. Сестра, что бы ты ни сделала, ты все равно моя сестра!

  Сердце И Авень потрясенно замерло. Она вдруг обернулась и посмотрела на юную девушку.

Слёзы мгновенно навернулись на ее глазах.

… В этот момент она, похоже, вдруг поняла чувства своей пропавшей матери, когда та вынуждена была покинуть деревню Ицзя.

Надеялась ли тогда Лу Юйчжу на то, что кто-нибудь скажет ей такие слова?

Будь то секретарь Лу, которую хвалили люди, или преступница, несправедливо заключенная в тюрьму, она все равно оставалась женой и матерью… Она могла вернуться домой с надеждой на это.

В тот момент ей хотелось получить самую малость.

Возможно, она хотела, чтобы муж называл ее «женой».

Или, может быть, ей просто хотелось, чтобы дочь назвала ее «мамой».

Но никто из них не дал ей такого утешения.

Поэтому она ушла и долгие годы спустя не возвращалась.

И Авень прочистила горло и попыталась что-то сказать своей мэймэй, но, в конце концов, так ничего и не произнесла. Она торопливо развернулась, следуя за полицейским, словно убегая, и так ушла…

Хэ Юй наблюдал за И Авень, пока ее силуэт не скрылся за закрывшейся дверью полицейской машины.

Потом он обернулся, и только собрался что-то сказать Се Цинчэну, как увидел, что Се Цинчэн стоит прислонившись к каменному уступу, зажимая свою кровоточащую руку.

Хэ Юя вздохнул с некоторым облегчением, а потом приобнял его и тихо сказал:

– Се Цинчэн!

– …

– Се Цинчэн! Как ты…? Ты...

Се Цинчэн не ответил ему. Жесткое падение и пулевое ранение в руке заставили его напрячь все свои силы, к этому моменту они уже были исчерпаны. Се Цинчэн стал медленно сползать вниз по каменной стене, лицо его сильно побледнело, глаза закрылись, голова повисла.