Хэ Юй ошеломленно застыл.

Он, должно быть, ослышался.

– Что ты сказал?

– …

Но прежде чем Се Цинчэн успел что-то произнести, Хэ Юй, словно желая чего-то избежать, поспешно затараторил:

– Нет, нет, нет... Ты… Ты подожди минутку... Там на плите еще тушится груша*. Я принесу тебе... Я...

Как будто миска с тушеной грушей могла все изменить.

Юноша развернулся и быстро зашагал в сторону кухни, словно та была его раковиной, способной защитить от любых ударов, если он успеет забежать внутрь.

Но тут раздался голос Се Цинчэна, заставив его замереть на месте.

– Не нужно, Хэ Юй.

– …

– Мне пора возвращаться.

Се Цинчэн множество раз спал с Хэ Юем, и множество раз, просыпаясь рядом с ним, делал вид, что они чужие друг другу.

Но в этот раз, проявляя жестокость к Хэ Юю, он на самом деле глубоко ранил и себя.

Каждое слово из уст Се Цинчэна, словно шип вонзалось в его собственное сердце. Это было так больно, что его истощенное болезнью тело державшееся только на силе воли, пробило дрожью.

Но Хэ Юй не мог этого заметить.

Услышав решение Се Цинчэна, он не смог сдержать эмоций и сейчас с залитым слезами лицом стоял и не смел обернуться.

Ему казалось, Се Цинчэн снова намеренно обижает его.

Каждый раз, уходя, Се Цинчэн отвергал его и говорил резкие слова.

Хэ Юй не понимал, что же он сделал не так. Он ведь был таким внимательным и даже вложил все свои чувства в приготовление этой тушеной груши, чтобы она получилась мягкой и вкусной, чтобы затем с трепетом преподнести ее этому мужчине.

Но Се Цинчэн сказал, что все кончено.

Он никогда не сможет его полюбить.

Стоя спиной к Се Цинчэну, Хэ Юй открыл было рот, но так и не смог издать ни звука. Только со второй попытки к нему вернулся голос.

 Сильно осипший голос.

– Ты... Ты сначала... съешь грушу, а потом мы об этом поговорим, ладно?

– …

Слезы душили Хэ Юя.

– Давай, поешь немного... Поешь... Хорошо?.. Я долго учился...

Я долго учился.

Я раньше не умел ни заниматься домашними делами, ни чистить фрукты, не знал, как приготовить тушеную грушу с каменным сахаром.

Я раньше не умел любить кого-то с таким смирением.

Не умел ухаживать за кем-то с такой заботой.

А теперь я все это умею.

Я долго учился, Се Цинчэн.

Попробуй хотя бы кусочек.

Взгляни на меня разок.

На пальце Хэ Юя был пластырь. Он порезался, когда чистил грушу. Но порез его не волновал. Он просто думал о том, как принесет Се Цинчэну миску с дымящейся тушеной грушей, когда тот проснется. Однако, проснувшись, Се Цинчэн сказал, что он ему не нужен.

Слезы продолжали литься из глаз Хэ Юя. Ему было очень горько, но он контролировал свой голос, не желая, чтобы Се Цинчэн услышал в нем слезы. По этой же причине он не оглядывался назад.

В конце концов, повесив голову, он ушел на кухню и хлопнул за собой дверью.

На столешнице так и лежал каменный песок, кусочки груши и нож для фруктов.

Продолжая тихо плакать, Хэ Юй прибрался.

На самом деле, с тех пор, как он получил ключ от этой квартиры, он никогда не включал здесь плиту. Живя один, он не утруждал себя приготовлением пищи. Хэ Юй либо выходил куда-нибудь перекусить, либо заказывал еду из ресторана с доставкой до двери.

Впервые он зажег огонь на кухне, чтобы приготовить для кого-то еду, превратив «квартиру» в «дом».

И не ожидал, что все закончится вот так.

Подавив рыдания, он долго стоял, пытаясь успокоиться. Потом умылся, чтобы Се Цинчэн не заметил, что он плакал.

Спустя какое-то время, он все-таки открыл дверь кухни.

За дверью стоял уже одетый Се Цинчэн. Он обратился к нему:

– Хэ Юй.

– ...

– Я принял это решение не потому, что с тобой что-то не так.

– ...

– Дело во мне. Я никак не могу принять любовь мужчины.

Опустив глаза, Хэ Юй беспомощно стоял у раковины:

– ... Пол... для тебя это так важно?

Хэ Юй поднял взгляд.

Се Цинчэн сразу понял, что это дитя... плакало.

Он смотрел на него своими влажными и чуть покрасневшими глазами.

– Се Цинчэн, неужели это так важно?

– ...

– Важнее искренних чувств, да?

Се Цинчэн не смог ответить.

Что он мог сказать? Мог ли он сказать ему: «Прости, Хэ Юй, на самом деле мне все равно, что ты мужчина, просто мне осталось жить не так уж много. Я осознал, что никак не могу изменить твои чувства ко мне, поэтому я должен поступить так, чтобы ты не потратил на меня всю свою молодость».

Хэ Юй какое-то время молчал, глядя на маленькие язычки пламени под кастрюлей с грушей.

Он сдерживался сколько мог, но, наконец, не выдержал.

Хэ Юй снова поднял взгляд на Се Цинчэна и полным горечи, чуть дрожащим голосом произнес:

– Се Цинчэн, знаешь, в этом мире ты не сможешь найти другого человека, который любил бы тебя так же сильно, как я.

Се Цинчэн долго смотрел на него. В этот момент ему хотелось протянуть руки и успокоить этого глупого, растерянного, жалкого, но в тоже время гордого юного дракона.

Его чувства к Хэ Юю прошли путь от первоначального шока до сомнения, и от сомнения до нынешнего ощущения, будто его сердце пронзает нож.

Когда Се Цинчэн разводился с Ли Жоцю, он сказал, что никогда раньше не видел и не поверил бы в такую ​​любовь, когда человек, словно мотылек, летит на огонь, не думая о последствиях.

Именно Хэ Юй показал ему ее.

И чем отчетливее Се Цинчэн видел эту любовь, тем сильнее болело его сердце. Хэ Юй был словно бездомный щенок. Ему стало жаль его, так что он бросил ему немного еды. Изначально он просто хотел просто поддерживать его и никогда не думал о том, чтобы взять этого щенка к себе домой или установить с ним ненужную близость.

Однако щенок считал иначе.

Он послушно ждал его каждый день на одном и том же месте, а увидев, радостно подбегал и терся о его ноги. Сам того не желая, он уже приручил щенка… Однако, он знал, что в ближайшем будущем больше никогда не пойдет по этой дороге, и щенок больше никогда не дождется его.

Что еще ему оставалось, кроме как перестать подкармливать щенка и сделать вид, что не замечает его?

Но щенок ничего этого не знал. Щенок бежал за ним, скуля и не понимая, почему тот вдруг перестал обращать на него внимание. Может, он слишком грязный? Или слишком уродлив? Или потому что он болен? Поэтому человек только бросал ему немного еды, никогда не брал на руки и не мог полюбить.

В конце концов, Се Цинчэн так и не поднял руки.

И не обнял Хэ Юя.

Он сказал:

– Я знаю, что больше никто и никогда не полюбит меня так же сильно, как ты.

Глаза Хэ Юя чуть распахнулись, явив огонек слабой надежды.

Се Цинчэн не стал отрицать его чувств.

После их разлуки с Хэ Юем, когда тому было четырнадцать, Се Цинчэн осознал, что ему не следует отрицать искренность юноши. Это было последнее проявление уважения и протекции, которое он мог ему оказать.

– Хэ Юй, мне уже тридцать три. Я был женат и разведен, я много раз ходил на свидания вслепую. – Се Цинчэн слегка оперся о теплый край кухонной плиты и тихим, почти ласковым голосом произнес слова, которые действительно шли от его сердца. – На самом деле, я не лучший вариант. Я уже не молод, имею проблемы со здоровьем, не понимаю романтики, слишком занят работой, да и с деньгами у меня не очень. Я трезво оцениваю себя.

У Хэ Юя снова на глаза навернулись слезы. Он покачал головой.

Се Цинчэн почти никогда не принижал себя.

Он был решительным и уверенным в себе.

Но прямо сейчас перед ним стоял человек, который, перечислял ему один за другим свои недостатки. Видеть, как Се Цинчэн четко и хладнокровно признает свои слабые стороны, для Хэ Юя было даже больнее, чем факт того, что тот его отвергает.

Хэ Юй, всхлипнув, сказал:

– Это не...

– Это правда, – спокойно ответил Се Цинчэн. Перед человеком, который был так искренен с ним, он и сам мог показать свою уязвимость. – На самом деле, я знаю, что для таких, как я, лучший исход – одиночество... Я знаю, что выгляжу неплохо, кое-кто из девушек даже может влюбиться в меня, но влюбленность и любовь – не одно и то же. Любовь и искренние чувства – тоже разные вещи. После развода с Ли Жоцю я был опустошен и думал, что никогда не познаю настоящей любви… Однако со мной поделился своими чувствами ты… Хэ Юй, прости, что я с самого начала не поверил в твою любовь. Ты молодой парень, и я самонадеянно полагал, что ты неправильно истолковал свои чувства. Я даже склонял тебя признать, что это всего лишь зависимость.

Се Цинчэн ненадолго замолчал, чуть кашлянул и затем продолжил:

– Я знаю, что разбил тебе сердце.

– Се-гэ…

– Дослушай меня, – и без того бледные губы Се Цинчэна сейчас стали еще более болезненно бесцветными, – ... Я знаю, ты лучший. Ты лучше всех подходишь мне. Ты буквально готов вырвать из груди свое сердце и преподнести его мне, чтобы я осознал твои чувства… Я все увидел. Хэ Юй. Я все понял.

На этот раз дьяволенок не смог сдержаться, влага застилала ему глаза все больше. Склонив голову набок, он замер, а потом все-таки поднял руку, чтобы протереть глаза.

Он чувствовал себя несправедливо обиженным.

От постоянного отвергания, подавления, непонимания со стороны Се Цинчэна до того прекрасного дня, когда он, наконец, признал его чувства - только тот, кто испытал подобное, смог бы понять горечь, переполнявшую сердце Хэ Юя в этот момент.

– Это моя вина. Я был слишком самоуверен, считал, что, будучи старше тебя, знаю больше и не уважал твои чувства.

С покрасневшими миндалевидными глазами Хэ Юй прошептал:

– Се-гэ…

Се Цинчэн:

– Хэ Юй, я никогда не встречал никого, кто бы любил меня так же сильно, как ты. И я знаю, что уже никогда не встречу. Ты подарил мне множество незабываемых воспоминаний и чувств.

– ...

– Я благодарен тебе.

– ...

– Искренне.

На этих словах Се Цинчэн тихонько вздохнул.

Он закрыл глаза, его кадык перекатился вверх-вниз.

Наконец-то, он извинился и выразил свое признание Хэ Юю, как и должен был это сделать.

Осталось произнести только самые жестокие слова.

Он выразил все тепло своего сердца, очень скоро лед скует его грудную клетку словно крепостной стеной…

Се Цинчэн медленно открыл глаза и сказал Хэ Юю:

– Но я все равно не могу принять тебя. Не могу.

Хэ Юй:

– П-почему?..

– Потому что испытываю стыд. Я чувствую, что совершаю что-то порочное, находясь рядом с тобой. И все те вещи, которые мы с тобой делали, то, чем мы занимались вчера... Все это... слишком безнравственно, слишком противоречит здравому смыслу. Всего этого не должно было случиться. – Се Цинчэн заставил себя произнести все эти слова. –... Ты помнишь, чем занимался, когда мне было двадцать? Когда мне было двадцать, тебе было всего семь. Когда я впервые встретил тебя, ты был еще совсем ребенком. Когда я пошел в старшую школы, ты только родился... Чем больше я об этом думаю, тем более нелепо себя ощущаю... Как пара, мы станем посмешищем для других, понимаешь?

Хэ Юй посмотрел на него покрасневшими глазами и покачал головой:

– Не понимаю.

– ...

– Почему нас должно волновать мнение других? Меня плевать, что говорят обо мне люди.

– Хэ Юй... Тебе не стоит терпеть такие мучения. Эти постоянные пересуды могут быть очень болезненны. Ты не можешь...

– И пусть, – сказал Хэ Юй, – Ты ведь и сам страдаешь из-за этого. С того момента, как выписался из больницы, ты терпишь эти мучения. Почему же я не могу их вынести?

– ...

– Я знаю, ты боишься, что мне будет также больно, что люди будут смеяться надо мной, потому что я люблю мужчину, который мне в дяди годится... Но мне на все это плевать! Мне все равно, как я выгляжу в глазах других, потому что знаю, что это не я! Я просто люблю одного человека и, чтобы ни говорили другие, это не изменится.

Хэ Юй смотрел на него с упрямым выражением и непоколебимой твердостью во взгляде.

– Мне плевать на них. Мне нет дела до их глаз и ртов. Се Цинчэн, мне плевать на всех в этом мире, кроме тебя.

– …

Се Цинчэн изо всех сил пытался запечатать врата в свое сердце, но Хэ Юй снова и снова в них ломился, своей плотью и кровью пытаясь сдержать их оледенение.

На душе у Се Цинчэна стало еще более тягостно.

Я в аду, ты хочешь пойти за мной?

Может ли море огня превратиться в Млечный путь, а гора мечей** – в весенний лес?..

Се Цинчэн закрыл глаза и произнес:

– Но мне не плевать.

Хэ Юй:

– ...

– Я не могу быть со студентом моей сестры.

Не желая сдаваться, Хэ Юй, как безумец, выпалил:

– Если тебя это так волнует, то я брошу университет.

– ... Не стоит. Я все равно не могу быть с юнцом моложе меня на тринадцать лет.

– Тогда я найду способ изменить дату рождения в документах.

– И мне невыносимо быть с тем, кто является… сыном Хэ Цзивэя.

Отчаяние Хэ Юя достигло предела:

– Тогда я... Тогда я...

Се Цинчэн поднял руку и легонько коснулся головы Хэ Юя. Он не дал ему закончить. Се Цинчэн понимал, что все, что сказал Хэ Юй, хоть и звучало безумно, но было правдой.

Он сказал Хэ Юю:

– Я понимаю всю серьезность твоих намерений, но... Прости.

– ...

– Это мое окончательное решение.

Се Цинчэн почувствовал, что больше не может смотреть на Хэ Юя в таком состоянии. Он опустил руку, хотел было что-то еще сказать, но в итоге промолчал и развернулся, чтобы уйти…

И в этот момент…

Хэ Юй догнал его и обнял сзади.

Горячие слезы, которые так упорно сдерживал юноша, упали на шею Се Цинчэна, на несколько секунд задержались на киноварной родинке, а затем скатились вниз.

– Се-гэ…

– ...

– Доктор Се…

– ...

– Се Цинчэн!!! … Ты снова уходишь?..

Голос Хэ Юя срывался от слез.

– Ты снова меня бросаешь?..

День был пасмурный, и тусклые лучи, проникавшие сквозь толстое оконное стекло, совсем не согревали. Слабый серебристый свет, точно иней, мягко очерчивал силуэты Хэ Юя и Се Цинчэна – хрупкие, как капли росы на ветвях ранней весной, тающие от прикосновения кончика пальцев.

Се Цинчэна крепко обнимали со спины. Сзади было горячо. На шее было горячо. Пар с кухни был горячим. Сердце юноши, слезы юноши, неумело приготовленная для него тушеная груша с сахаром – все это было горячим.

Сердце Се Цинчэна просто не могло замерзнуть, как и безбрежный океан. И даже его глаза затуманились от подступивших слез.

– Не бросай меня, Се Цинчэн, ладно?.. Не бросай меня…

– ...

– Я больше никого не смогу любить. Я уже отдал тебе свое сердце. Не уходи... Се Цинчэн... Не уходи...

Се Цинчэну, как никогда, хотелось сейчас повернуться и обнять его.

И, как никогда, он осознавал, что если обнимет его сегодня, то пути назад уже не будет. Когда его органы окончательно откажут, и он умрет, Хэ Юй будет страдать еще сильнее, чем сейчас.

Маленький щенок бежал по улице за человеком, не понимая, почему тот больше не смотрит в его сторону и не останавливается. Сердце щенка было разбито, и его жалобный скулеж глубоко пронзал сердце человека.

Было больно.

Очень больно.

Се Цинчэн закрыл глаза. Из уголка глаза Цанлуна [синий/лазурный дракон], наконец, скатилась слеза… С ней ушла последняя капля тепла, прежде, чем сердце Се Цинчэна превратилось в ледяную крепость.

Слеза упала на пол. Хэ Юй ее не заметил.

Се Цинчэн молча поднял свою прохладную ладонь и мягко похлопал по руке Хэ Юя, обившейся вокруг его талии. А потом... он оторвался от его тепла, толкнул дверь и вышел в промозглый день...

Не оглядываясь назад.