В кабинете Внешнего советника Вонголы Реборн был уже не раз. Все же слава лучшего в своей профессии делает его достаточно востребованным, а потому и заказы начинают сыпаться со всех сторон, в том числе и от главнейшей Семьи всей Европы. Негласные Короли, которым завидуют — и которых боятся. Конечно, как свободный киллер, он может отказаться от любого задания, что ему не нравится, и опасная слава за его спиной, что разносится быстрее, чем приходит он сам, не даст кому-то из потенциальных заказчиков бесстрашно ему мстить — величайший киллер, практически глава Аркобалено, сильнейших...

Но это Вонгола.

Реборн внимательно слушает Емицу и на мгновение морщится. Ну что за идиот? Насколько нужно быть... полным придурком, чтобы оставить свою семью? Насколько нужно быть безмозглым, чтобы пренебрегать женой и дочерью больше пятнадцати лет? Настолько, чтобы найти себя разведенным, а девушку — не пойми где? Савада даже не особо озаботился охраной для проживающей в глубинке своей крови и плоти, что уж говорить о хотя бы создании образа счастливой семьи. Даже если раз в год, даже если ненадолго...

Без звонков, без встреч, унылыми лживыми открытками и деньгами. Не удивительно, что Савада Тсунаеши, девчонка, выросшая без отца, предпочла убедить мать развестись. Разве можно иметь отца, живого и вроде бы здорового, который даже не посещает их? Дочь с матерью-одиночкой при живом-то отце.

Киллер даже не скрывает неодобрения, качая головой, когда берет протянутую фотографию. Выпускная из... средней школы, как сказал Емицу. Тсунаеши — всклоченная девчонка пятнадцати лет, стоит в центре. Совсем тощая, твигги, как говорили в шестидесятых, кажется. Ее, на первый взгляд, можно переломать ветром, а коленки — все в пластырях. Неуклюжая, неловкая, с ежиком коротких волос, стоящих практически дыбом. Но счастливая, если верить улыбке и прищуру глаз.

По бокам от нее, обнимая, стоят еще две девчонки, одна в той же форме школы, другая — в иной. Обычные, яркие, они создают прекрасный тандем, где мягкая харизма, утонченная, сталкивается с бешенной и взбалмошной, отчего-то напоминая ему Скалла. Да уж, эти двое сошлись бы. Острые соединения энергии, которые можно почувствовать даже через фотографию, неловкая-неуверенная Савада сглаживает своим присутствием. Будто бы смешивает две жидкости, подобно воде.

— И ты хочешь, чтобы я ее нашел... зачем, Емицу? — Реборн поднимает прохладный, незаинтересованный взгляд на Внешнего советника, сжимающего пальцы в замке. Тот нервничает, но не показывает этого почти ничем, встречая взгляд прямо, даже упрямо.

— Девятый — и я с политической точки зрения поддерживаю это решение, — хочет закрепить союз с другой Семьей через брак. Так как нет никакого иного способа, поскольку с обеих сторон нет родственников, Тсунаеши должна выйти замуж за главу той Семьи, — на самом деле, Емицу не звучит очень уж согласно, но смиряется в какой-то мере. Для него Вонгола стоит на более важном месте, чем семья кровная, и киллер не может этого принять — но в некоторой степени понимает. Вряд ли девушку будет сложно найти, если он возьмет пару услуг в исполнение старых долгов, но кто сказал, что он не может предупредить ее обо всем и дать, скажем... денек-два на побег в новое место? — После старшей школы в Токио, куда она пошла с двумя своими подругами на снимке, мы смогли отследить ее поступление в Европейский университет на заочное отделение и переезд в Италию, а также смену имени. Однако мы не смогли найти, на какое именно, так что след оборвался. Я прошу тебя — найди мою дочь за три месяца.

Три месяца. Крайний срок, прежде чем переговоры о мире и содружественном договоре пойдут прахом, сделав Вонголу козлом отпущения, что не держит свое слово. Реборн окидывает взглядом фотографию еще раз, а потом убирает ее во внутренний карман пиджака. Ему нужно будет с чем-то сравнивать, когда он найдет девчонку, даже если та сильно изменилась со временем.

— Хорошо.

***

Реборн вновь рассматривает фото за стойкой кофейни, пытаясь понять, как могла измениться Савада за, ни много, ни мало, семь лет с даты снимка. Осталась ли она такой же тонкой веточкой на ветру или набрала массу? Стала ли заниматься спортом, если ее старшая школа была известна спортивными клубами и командами? Покрасила волосы? Отрастила? Оставила такими же короткими? Стала ли она увереннее или выгорела со своей нервозностью?

Каким человеком могла стать эта маленькая японка с итальянской кровью, что выросла с мягкой и нежной матерью?

— О, это что, Савада? — внезапно снимок разворачивают к нему верх ногами, и киллер только сейчас понимает, что слишком ушел в свои мысли. Расслабился, принял кофейню за безопасное для него место. Осознание этого становится практически ударом по голове. Как давно он думает, что... в безопасности здесь?

Однако через секунду после собственного неожиданного понимания его догоняет вопрос Тсуе, заставляя недоуменно моргнуть. Девушка с тихим мычанием склоняется над фотографией и прищуривается, практически улыбаясь. Будто бы вспоминает что-то приятное.

— Ты ее знаешь?

— Ммм, ну да, — Сада пожимает плечами в ответ и разворачивает фотографию обратно к Реборну, выпрямляясь. — Мы выросли в одном городе. Я, Такеши и еще одна наша подруга, Сасагава Киоко, сестра Реохея, — она постукивает пальцем по девушке слева от Савады, как бы указывая, про кого говорит, — учились на одном году и чудом попадали в одни и те же классы. Ее брат, Реохей, и еще один наш друг, Кея, были на два года старше, но учились в той же школе, а Миура Хару, та, что справа, училась в средней... средней Мидори! — вспомнив, Сада щелкает пальцами и улыбается довольно. — Это была элитная платная школа с углубленной программой естественных наук. Забавно, что с таким багажом знаний она стала дизайнером.

Реборн откладывает информацию в голове, на мгновение удивляясь такому неожиданному знакомству между его целью поиска и... Садой Тсуе, девушкой, которую он считает своей подругой. А потом вспоминает слова Емицу — Намимори, по сути, глушь и глубинка Японии, пусть и не деревня. Это объясняет тесные знакомства в одной школе.

— Откуда у тебя этот снимок? Я его уже лет пять не видела, наверное.

— Отец Савады Тсунаеши — мой знакомый. Он попросил найти ее, когда узнал, что она давно не живет с матерью, а синьора Нана даже не знает, где она.

— Ого, — искреннее, но какое-то злое удивление, которое слышится от Тсуе, заставляет Реборна вновь посмотреть на нее. Только для того, чтобы увидеть язвительную, пренебрежительную гримасу на ее лице. — Этот так называемый папаша семнадцать лет не участвовал в жизни своей семьи, а теперь вдруг заинтересовался? Ну и...

Она недоговаривает, выдыхая сквозь стиснутые зубы, чтобы успокоиться, и это первый раз, когда киллер видит ее по-настоящему злой. Недовольство кипит в ней с налетом ненависти и презрения к Емицу, и, честно говоря, он не может сказать, что не понимает ее. Хотя ему интересно, почему поступок Савады вызывает у Тсуе такую реакцию. Он не спрашивает, лишь склоняет голову к плечу, и девушка в ответ вздыхает.

— Я позор для своей семьи, Реборн, — признание становится неожиданным. Оно будто бы не относится к теме разговора, но Тсуе наливает себе чай, каркаде, который редко кто-то заказывает здесь, с учетом малого количества клиентов. По ее собственным словам, закупается он чисто для самой Сады, и сейчас она с удовольствием греет пальцы о чашку. — Позор для отца, которого за время взросления я видела от силы пару-тройку раз. Позор для матери, что предпочла замкнуться в своем мирке, чтобы не обращать внимания на грязные слухи за спиной и то, насколько никчемна, ленива ее дочь, желающая целого ничего. Позор для самой себя. Думаю, я и Тсуна в этом были похожи — только она даже не помнила отца. Нас обеих можно было назвать ничего не умеющими, никчемными девчонками. До второго года средней школы мы были просто... никем. Никто не хотел с нами общаться, дружить, делать что-то вместе, и мы еще на первом году начали держаться друг друга. Изгои.

Слышать подобное о Саде Тсуе, уверенной, смеющейся, веселящейся девушке было... странно, практически нелепо. Разве могла она столь сильно отличаться в детстве? Могла она в начале юности быть совершенно другой? Мысли о подобном кажутся просто выдумкой, бредовой фантазией. Или казались бы — не видь он ее выражения лица, не видь печального взгляда, за которым скрывается то, что подобное было давно отпущено и отброшено.

— На самом деле, наше общение с остальными началось с череды нелепых случайностей, но после первого года мы оглянулись, и... Все это показалось таким глупым, — Сада смеется тихо, внезапно глухо, но с какой-то теплотой. Такой ее видеть непривычно, но отчего-то приятно. Приятно, что доверяют ему настолько, чтобы показать такую сторону себя. — Будто бы ожидания, всех, кроме наших друзей стали бессмысленными. Матери, отцы... мы отбросили их желания по отношению к нам и вцепились в свое незнание будущего, чтобы увидеть больше. Учились, грызли гранит науки, пошли в лучшие школы Токио. Чудо, не иначе, а сейчас вот разбрелись по всей Европе. Моя кофейня, так сказать, тихая гавань для нас всех, куда можно прийти и отдохнуть.

Тихая гавань.

Реборн оглядывает помещение кофейни и мысленно соглашается. Тихое, уютное место, где, казалось бы, можно откинуть все свои проблемы, дела, совершенно не следить за временем. Место, куда стекается не так много народу, чтобы это потревожило компанию друзей, если те соберутся все вместе или будут приходить по несколько человек. Теперь он в большей мере понимает слова о том, что кофейня была открыта не как место реального заработка, не как бизнес, чтобы прокормиться. Нет, это было место, которое можно было назвать своим, что бы ни происходило за пределами его стен.

Конечно, единственная проблема его задания даже с учетом новой информации — Савада Тсунаеши за все время, что сам киллер посещал кофейню, тут так ни разу и не появилась.