У Наны - его наставницы - были синие глаза. Темно-синие, как безлунная ночь, волосы цвета воронова крыла и смуглая кожа. Но он не знал человека светлее ее. Ее свет был тихим и ровным, безмятежным, как лунная река. Плавным, как медленный вальс, успокаивающим и мягким, как ее руки. Таким ее свет был для него. Так наверное и должно быть. Свет материнской любви неярок, но нет ничего более постоянного и надежного. Этот свет не под силу погасить никаким ветрам, ни грозам, ни самому времени.

Время безжалостно стирает из памяти черты ее лица. И тогда ему вспоминается:

Синие глаза — луна,

Вальса белое молчанье

Лунный свет, льющийся на паркет, тающий силуэт Наны в его луче. Тихий смех и легкие шаги:

— Раз, два, три. Поворот.

Ему пятнадцать. Он неуклюжий, нескладный подросток и Нана учит его танцевать, чтобы он мог пригласить понравившуюся девочку на выпускном балу.

— Раз, два, три. — негромко считает она.

Он снова наступает ей на ногу и путается в собственных конечностях. Нана спокойно и уверенно берет его за руку, вторую руку кладет себе на плечо. Тоши на голову возвышается над наставницей.

— Слушай музыку, Тоши. — улыбается наставница.

Он послушно отключает все остальные чувства. Есть только музыка и он слепо следует за ней. Ему вдруг становится легко-легко. Они кружат по залу, почти летят, едва касаясь пола.

Вдруг Нана останавливается, отстраняется и печально качает головой:

—Тебе еще рано, Тоши. Рано.

Она улыбается, делая шаг назад и растворяясь в лунном свете:

— Я люблю тебя, сынок. И всегда буду любить, помни.

Ежедневная стена

Неизбежного прощанья.