Безопасность его бога превыше всего. И именно поэтому в ту секунду, когда бог накрыл демона собой, Умин поменялся с ним местами.
Именно в это мгновение пепел и камни под ними, казавшиеся такими прочными, осели. И тьма утащила их в свои объятья. Они рухнули вниз в то самое мгновение, когда кислотный дождь пожелал пожрать их.
Умин совершил ошибку, но осознал её в полной мере только когда понял, что падает прямо на Бога. Но ничего не смог уже с этим поделать.
Он упал. Прямо. На своего. Бога.
Но это продлилось не более пары секунд, ведь Его Высочество, сплетаясь со спутником в один клубок из длинных худых конечностей, откатился от того места, где в следующее мгновение полился кислотный поток.
Его Бог дышал тяжело, Ему снова было больно. И всё же его сердце возвращалось к своему мерному ритму. Принц приподнялся лишь для того, чтобы произнести:
— Ты в порядке?
Спрашиваемый кивнул, и Он упал обратно на грудь последователю, тяжело вздохнув. Руки Умина сами поднялись и легли на чужую спину, согревая и унимая боль своей энергией. Его Высочеству ведь было больно от падения, он знал это.
Затем Умин развёл руки и поставил защитную печать. Этому фокусу он научился, уничтожив и поглотив демона, что раньше был заклинателем. У него было много сил и умений, что пригодились бы в бою, ведь при жизни даос, очевидно, был весьма силён.
Умин снова устроил свои шершавые ладони на спине принца, прижимая того к себе, пока последний продолжал лежать на едва вздымающейся груди не двигаясь. Это было немое соглашение: они ждали, что произойдёт дальше, и оба превратились в слух.
Принц дышал тише, заглушая шум выдыхаемого воздуха грудью демона. Тот же совсем забыл о том, что лёгкие требуют наполнения, и, вытянувшись по струнке, лежал, крепко прижимая к себе своё увесистое, словно сундук со слитками золота, сокровище и стремясь увидеть за растекающимся кислотным потоком существо, что искало их.
Но всё, что Хун-эр мог услышать — это быстрое биение сердца его Бога. Да и учуять он мог лишь поток кислоты, издающий при приближении к нему тошнотворный запах тухлятины. Благо, перед его носом был Принц, чей запах в случае чего мог перебить весь этот смрад. Всего-то и нужно было, что развеять маску с лица, наклониться и зарыться носом в волосы Божества, вдыхая аромат, что заставляет жить, словно вода из Персикового Источника. Да вжать Его ещё сильнее в свои объятия, целуя волосы, успокаивая и защищая.
Только вот кто он такой, чтобы мечтать о подобном? Падаль, неспособная оповестить об опасности, забывшись в своих сладких грёзах. И всё же трудно не забыться, когда самое ценное в твоей жизни столь мягко и податливо обращается с тобой.
О, Ваше Высочество Наследный Принц, будьте милостивы, отстраните от себя этого бесполезного. Идёт лишь второй день, а пёс уже готов сорваться с цепи, чтобы полакомиться нежным мясом. Умин ненавидел себя, и в этой ненависти делал себе выговор за очень и очень многое. Ведь в своём сознании он был именно псом Его Высочества, тем самым верным и ласковым питомцем, что, даже пожелай его избить хозяин, будет лишь руки ему лобызать.
Вот только Умин для принца был не псом. Он был, просто был, и был его. Но пока оба не осознавали, что именно для них значит “свой” и “Его” в полной мере. Демон лишь для бога и Бог лишь для демона.
По всей видимости, Умин вовремя поставил печать, поскольку та тварь ушла. Или же скрылась на время.
Се Лянь поднялся на руках над Умином и, прежде чем успел встать, услышал, как демон заговорил:
— Ваше Высочество! Простите, я бесполезен! - это вырвалось из него само, стоило цепким глазам принца изучающе посмотреть на него.
— Нет, не прощайте! Мне нет прощения, я не смог предупредить Вас, защитить, я…
— Умин, развей маску.
Приказ отвесил юноше звонкую словесную пощёчину. Конечно же, он повиновался.
И Бог нежно обхватил его лицо ладонями, пропуская через пальцы пряди чёрных волос, выбившихся из совсем растрепавшегося конского хвоста. Он наклонился, оставаясь на расстоянии меньше цуня от губ Хун-эра, и взглянул ему прямо в глаза, а после твёрдо произнёс:
— Ты не бесполезный, Умин!
Его Высочество чеканил каждое слово подобно шагающим молодым воинам, что когда-то служили Сяньлэ. Умин судорожно сглотнул. Он уже один раз доводил своего Бога до такой интонации. А случилось это, когда он попытался причинить себе вред. Голова Хун-эра плыла, но его Принц продолжал:
— И ты не обязан всегда быть начеку, даже если мы на проклятой горе, кишащей демонами! Ясно?! Ты и так много делаешь! Ты! Сделал! Слишком! Много!
И бог прижался своим лбом ко лбу Умина, продолжая держать глаза открытыми не позволяя разорвать зрительный контакт.
— Не смей называть себя бесполезным после всего!…
И еле-слышно, прямо в губы, принц выдохнул:
— Кто угодно бесполезен, но не ты, - и ещё более тихое, но слышное для Умина ведь он весь превратился в звук сердца Бога и Его голоса, что навис сверху обволакивающим и успокаивающим покрывалом, - Я, например, намного бесполезнее…
— Нет, - твёрдо и упрямо ударилось прямо о губы Се Ляня.
— Кто угодно, но не Ваше Высочество!
И тогда принц приподнялся, с сожалением прощаясь пальцами с непослушными волосами юноши, а затем устроил обе руки по бокам очаровательного личика.
— Тогда мы оба не можем быть бесполезны, не так ли?
На губах Се Ляня загорелась горькая, но такая по-змеиному довольная улыбка. Хотя в глазах его и пряталась боль, а в голосе сквозила нотка сарказма, Его Высочество измывался над собой, не над дорогим сердцу спутником. Это Умин уяснил сразу, и уяснил слишком хорошо.
Упрямцы.
И демон отзеркалил эту улыбку, позволяя себе проявить неслыханную прежде дерзость и произнести:
— Я не буду считать себя бесполезным только если гэгэ ответит тем же!
— Пф-ф-ф! Аха-ха! Аха-ха-ха-ха-ха-ха! - Се Лянь залился смехом, не горьким, а радостным.
Бог впервые смеялся перед верующим, от чего последний дал себе зарок, что, будь он проклят, но заставит Его Высочество смеяться так снова и снова.
— Победа за тобой, - Се Лянь вытер слезинки в уголках глаз. Он и сам не знал, почему рассмеялся. Та манера, с которой были произнесены слова его демона, была столь очаровательна, что привела его в неконтролируемый восторг.
— Хм-м-м-м, и где мы?
Принц всё же отстранился, встал на ноги и протянул руку Умину, поднимая его следом. Тот, к величайшему его удивлению, не дрожал, лишь слегка сильнее сжимал поданную руку.
Чтобы понять, какие потенциальные опасности могут окружать, двое, не сговариваясь, решили для начала осмотреться. За то время, пока они лежали, кислота сдалась и больше не проедала вековые камни. На смену ей пришёл тусклый свет, бесплодно озарявший пространство подобно мотыльку, что искренне пытается согреть своим сиянием целый очаг.
Это была комната, вырезанная в камне. По крайней мере, она так выглядела. И почти вся она была заполнена холодными, белоснежными костями некоторые из них были черными, будто испачканные в саже или же обуглены. Исключение составляло только то небольшое пространство пола, где находились бог и демон. Лишь вокруг них было пусто. Но всё остальное пространство печальным ковром покрывали жуткие обломки.
В углу была навалена гора из черепов. Они встречались самые разные. Были останки как животных: волков, быков, слонов; так и людей. И даже демонов. Последние представали перед зрителями в самых разных причудливых формах. Рога их были большими и малыми, длинными и короткими, изогнутыми и закрученными, челюсти то смутно напоминали оные у животных, то кости их расходились, из-за чего череп напоминал орудие пыток, а не скелет существа, то были настолько раздроблены, что даже самый опытный человек не смог бы сказать, кому раньше принадлежали высушенные одиночеством пещеры останки.
То тут, то там валялись бедренные кости и рёбра. И на каждой из костей были начаты пропилы, что кружевом пробивали твёрдый и хрупкий одновременно материал, создавая невообразимые узоры. Бедренные кости украшали драконы, на черепах расцветали невообразимой красоты цветы, рога же становились в продолжение черепам бутонами, что вот-вот распустятся.
Два скелета были целиком подвешены в проёме комнаты, создавая причудливую арку. Они так же были наполнены цветами и бабочками из костей. Эта пара отделяла одну комнату от другой, где за столом возвышался чёрный каменный столп, за которым грузно выстроились стеллажи с произведениями искусств, чья ценность могла стоить сотен жизней.
Но даже не это привлекало внимание. В центре комнаты, словно защищённая преградой из стола и соседствующих стеллажей, высокомерно висела картина, вырезанная из сотен тонких костей. Каждая из них идеально входила в соседнюю, создавая лик прекрасного юноши, что распростёр руки в приветственном жесте. Лицо его озаряла улыбка, одежды, тонкими узорами ниспадавшие на землю, создавали очертания внушительной фигуры. За его спиной развернулось солнце, а стоял он на облаках, что покрывали своим полотном город, леса, реки и горы. Невероятная работа. Но, несмотря на всю её тонкость, посреди рук юноши уродливыми ожогами чернели письмена.
Увидев это, Се Лянь нахмурился. Они явно оказались в мастерского резчика по кости, об этом можно было легко догадаться. Но что значат эти письмена? Тут с догадками было сложнее. Сколько бы он не присматривался к иероглифам, всё не мог понять, что там написано, и к какому языку относилась эта зловещая вязь.
— Будь проклят, - тихо, будто прошелестели листья, было произнесено совсем рядом, казалось, эхо отскочило от стен. Но ведь Се Ляню не показалось?
— Умин, ты что-то сказал? – голос принца дрогнул, когда он повернул голову, обращаясь к демону.
Тот, вновь нацепив треклятую маску, кивнул и спокойно произнёс:
— Если я правильно понял, то там начертано «Будь проклят».
— Умин знает этот язык и умеет на нём читать?
На самом деле, воскликнув это, Се Лянь не знал, чему удивился больше. Неудивительно, что его спутник умел и то, и другое, ведь принц ничего о нём не знал и не мог с точностью сказать, что тот умеет, а что нет, но всё же ему казалось, что юноша вышел из бедной семьи и поэтому был малограмотен.
Умин отрицательно покачал головой:
— Вязь похожа на родной язык моей Матери, но лишь похожа, поэтому я могу ошибаться. Впрочем, она похожа и на язык государства Сяньлэ. В обоих случаях явно читается “проклят”, но с первым словом сложнее. Буквы более закруглённые, хоть и знакомые.
Принц в изумлении застыл. Ему сделалось неловко от того, что он действительно путешествует с настоящим незнакомцем. Самое же неловкое в этой ситуации было то, что этот незнакомец отдал ему свою жизнь.
Но вслед за первой волной стыда пришла вторая. Ладно ещё то, что он ничего не знал о своём спутнике: они только недавно встретились вновь, а события их первой встречи мало располагали к близкому знакомству. Но было кое-что важное, о чем принц не просто забыл. Нет. Он принял свою жестокую оплошность, как данность.
И с замиранием сердца Се Лянь спросил:
— Умин, как тебя зовут?
В растрепавшейся копне чёрных волос, что вновь напоминала разворошённое воронье гнездо, дёрнулись ушки, и демон в недоумении произнёс:
— Умин. Гэгэ, другого имени у меня нет.
— Ты… не помнишь его? - Се Лянь задал следующий вопрос, скрепя щемившее сердце.
— О… нет… Ваше Высочество, у меня просто нет настоящего имени, - пожал плечами демон, будто отсутствие такой важной детали было само собой разумеющимся.
— Ты имеешь в виду взрослое имя? - нахмурился Се Лянь.
— Только детское имя и прозвище, которым меня называла Мать.
Они затихли. Се Ляню нужно время, чтобы что-то для себя осознать, а Умин просто молчал. Сердце его сжималось в тянущей боли: близкие люди так и не дали ему имени. Это была слегка неприятная тема, но “слегка” значило “совсем чуть-чуть”. На самом деле это была ложь, которую он раз за разом повторял с тех пор, как потерял их всех.
— Твоя мама, она… Что ещё ты умеешь, Умин? - простой вопрос, но такой обширный. Се Лянь не знал, как спросить по-другому, и также не знал, имел ли он вообще на это право.
Демон поднял голову, и его взгляд перешёл от лица принца к изуродованной шрамом из глумливых слов фреске.
Затем он покачал головой, подтверждая что-то самому себе, а Се Лянь заметил, как взгляд юноши стремительно опустел, будто его демон сейчас где-то далеко.
— Умею? Мало что. Когда-то меня учили говорить и читать на трёх языках, танцевать, ходить по канату, петь… – Голос юноши был опустошённым. Так пустеет обжитый дом, разгромлённый грабежом и пожаром. И так пустеет человек, который лишился всего. - Но мало что из этого я освоил хоть сколько-нибудь, моё обучение прервалось слишком рано.
Сердце Се Ляня сжалось, но он спросил нелепое:
— А писать?
— Отвратительно, всегда ненавидел это. Высокое искусство каллиграфии мне никогда не давалось. Хах, Она смеялась, что проще научить курицу выводить собственное имя, чем мне держать кисть в руках и писать.
Следующий вопрос принца получился ещё более жалким и снова вырвался сам собой:
— А хотел бы научиться лучше? - это было невероятно глупо, но в эту секунду Се Ляню показалось, что это всё, что он может предложить этому юноше — письмо и… владение оружием.
— Гэгэ, ты хочешь научить меня? Каллиграфии? -
Юноша встрепенулся, выходя из опустошённости подобно едва оперившемуся птенцу ворона, отряхнувшемуся от воды. Его голос был настолько удивлённым, как если бы принц предложил ему раздеться и станцевать голышом, не иначе.
— Если пожелаешь.
Губы Се Ляня тронула лёгкая улыбка. Он был рад, что смог немного привести Умина в чувство. Умин — имя, которое было брошено в жестокой насмешке. Такой прекрасный юноша, как он, достоин большего, чем это неприятное клеймо. И всё же… Принижающее звучание отдавало сладостью на языке принца. И этому виной был сам демон, что смог бы превратить любое проклятие в ласковую колыбельную.
— Гэгэ… Я правда отвратителен в этом. Ты можешь попросить меня что-то другое, не важно, что, но мне кажется, что всё, что угодно, будет лучше, чем моё письмо. Тебе нет нужды осквернять свои глаза… этим.
На это Се Лянь лишь наклонил голову немного вбок, повторяя, как он уже понял, излюбленное движение его демона. Улыбка из нежной стала лукавой, а глаза приняли форму изящных полумесяцев:
— Покажи.
Умин сглотнул. И что ему оставалось делать? Только обернуться, отойти от принца, присмотреться к костям и выбрать ту, которая напоминала искусно вырезанную заколку для волос. На её навершии было изображено сплетенное из тонких травинок гнёздышко перепелок, а конец был столь остр, что она больше походила на боевую иглу, которой можно убить, нежели на украшение.
— Уми-и-ин! - в голосе принца сквозило нечто среднее между упрёком и детской смешливостью.
Юноша в той же манере ему ответил:
— Гэгэ, поверь мне, эти кости больше осквернятся от моего письма, нежели от моих прикосновений.
Вздохнув, демон аккуратно расчистил ножнами сабли небольшое пространство от костей и двинулся к пустой стене. Даже здесь был чёрный пепел; в одной части комнаты он покрывал стены целиком, но какие-то места оказались не так затронуты неумолимой стихией. Сами стены были столь серы, что поди разбери, камень это или что. Место, куда они упали, явно было крышей, и лишь по воле сестрицы-Удачи им удалось пробить окаменевшую черепицу и провалиться так, что кислотный дождь не успел пожрать два страдающих тела.
— Гэгэ, - Умин обернулся, и улыбающаяся маска показалась самой большой иронией среди происходившего.
Се Лянь кивнул, и демон неуверенно прочертил костью линию по пеплу на стене. Тот был мягким, будто сожжение чего бы то ни было произошло совсем недавно. Вся гора словно застыла в разных промежутках времени.
Брови принца в начале поползли вверх, пока демон не видел, а затем сошлись на переносице. Подойдя ближе, Се Лянь смог разглядеть, что именно написано. Но то, как это было написано… По истине, Непревзойдённый почерк.
Умин отошёл на пару шагов назад и обернулся на принца. Во всех его движениях читалась некая обречённость, рука со шпилькой неуверенно опустилась.
— Весьма занятный… Почерк… Кхм, чувствуется стиль, - Его Высочество судорожно копался в дипломатических познаниях и пытался подобрать слова.
— Гэгэ, просто скажи, что это отвратительно, и всё - в голосе демона читалась горькая усмешка, его слова были пропитаны ненавистью к собственной несовершенности.
— Нет, я не скажу этого. Твой почерк своеобразен, это правда, но это не значит, что он плох, - покачал головой Се Лянь.
Если… - юноша сделал паузу и сглотнул, - Если гэгэ согласен, я бы действительно хотел обучиться у него.
Потенциальный наставник хотел было уже ответить, однако не успел, насторожившись из-за появившегося шума.
Скреб, скреб.
Тихий, еле-заметный звук ворвался в их разговор. Скреб, скреб. Оба они почувствовали, как тонкие струйки воздуха просачиваются через дыру в крыше. Скреб, скреб.
Тихий звук исходил от каменного столпа, стоящего перед картиной. Демон и бог в напряженном недоумении подошли к изваянию. В одном из вытянутых пластов камня, напоминавших по форме руки, лежал искусно вырезанный шар-головоломка. Именно он издавал тихий шорох, когда ветер, попадая в тонкие резные отверстия, сменял один пласт резных рисунков на другой.
Из когда-то цельной кости были вырезаны четыре послойных шара, каждый из уровней полнился драконами и тиграми, воинами и красавицами, а последний, самый подвижный, изображал лица в обрамлении нежных цветов и бабочек. Эти лица, выточенные в самом сердце загадки, сменяли одну эмоцию за другой, радуясь, печалясь, удивляясь, ненавидя и продолжая двигаться с каждым дуновением.
Се Лянь заворожённо замер, наблюдая за движением "живых" масок, а затем в болезненном порыве дотронулся до шара. Он и сам не мог объяснить, зачем он это сделал, но в то же мгновение произошла целая череда событий.
— Гэгэ!
Увидев безрассудное движение, Умин предостерегающе, подобно рычащей пантере, воскликнул, ринулся вперёд и перехватил запястье принца. Да только поздно: чёрный камень, казавшийся прочным и твердым, как и крыша, сквозь которую они провалились, рассыпался в пыль. Но шар, упав на пол, не разбился, а покатился в сторону лучей света, льющихся из дыры в крыше, продолжая издавать тихий шорох вертящихся пазов.
Се Лянь обернулся, совершенно не обращая внимания на руку демона на своём запястье. И заметил то, на что ранее не обратил внимание.
На столе лежали инструменты для резьбы, разбросанные так, будто резчик через мгновение схватится за долото и примется за работу вновь. И тогда в голове принца сложилась не самая приятная картина.
Перед ними был не камень и даже не пепел. Это были застывшие останки человека. Его прах.
Хватка на запястье принца стала сильнее, а в голосе демона послышалось тихое раздражение:
— Ваше Высочество, пойдёмте отсюда.
Се Лянь в недоумении взглянул на спутника. Но разгневанный взгляд того был устремлён сейчас вовсе не на бога. Демон прожигал им картину, будто выискивая что-то, а затем потянул Се Ляня на себя. Тот не сопротивлялся: он и сам хотел предложить уйти из этого места. Пусть вся гора и пропахла смертью, но эта мастерская была самым прямым олицетворением погибели.
— Жое! - воскликнул принц, и лента оплела их за талии, крепко-накрепко связывая, - Вытяни нас отсюда и схватись за твёрдый камень, пожалуйста! И, прошу тебя, будь осторожна, всё же, там был кислотный дождь!
И лента, качнув своей «головой» в знак понимания, юркнула в образовавшуюся дыру. Се Лянь схватился одной рукой за конец белой змейки, а другой за талию демона, притягивая его к себе в тот миг, когда Жое вытянула их на поверхность.
Скреб.
Ещё чуть-чуть, и они будут на земле, далеко от этих ужасов.
Но в последний момент Умин повернул голову. Резной шар остановился аккурат под беглецами.
Счастливое лицо заменилось плачущим, а затем, за секунду до того, как они навсегда исчезли из этого дома, юноша смог разглядеть, как плачущее лицо сменилось голым черепом, застывшим в чудовищном оскале. Его черты были, подобно остальным творениям в мастерской, обрамлены нежными стеблями цветов и крыльями бабочек.
Глаза демона расширились, но шар укатился в темноту, обратно к костям и пеплу. А Жое наконец вытянула своих хозяев на поверхность.