Я омываю твои ладони
В струях вина,
В очищающем огне,
В малиновом соке,
В медовом млеке.
Стайлз тяжело вздыхает, приваливается боком к нагревшемуся джипу и закуривает. Курит он, конечно, не табак: собрал несколько полезных трав, сделал самокрутки и пытался связать чувство спокойствия с этим незамысловатым занятием. В конце концов, у тех, кто курит обычные сигареты, все работает точно так же, почему не может у него?
Стайлз выдыхает в вечереющее небо дым с привкусом шалфея и мяты, и достает телефон. В груди застревает очередной вздох, слишком давно он не приезжал домой, хотя честно старался быть в курсе дел.
«Задержусь», – сообщение отправилось в чат стаи. От мысли о том, что скоро он увидит родные лица, становится чуточку радостнее. Почти сразу же посыпались уведомления об ответах, но больше Стайлз ничего не пишет.
– Ты меня опять подвел, – Стайлз укоризненно смотрит на джип и, кинув догоревшую сигарету на дорогу, вновь лезет под капот. – Прав был Скотт, пора бы тебя уже заменить.
Стайлз чуть мечтательно задумывается о машинах Хейлов, пока старательно закатывает рукава рубашки, но любовь и острое чувство ностальгии к вечному джипу оказываются сильнее. Он капается в остывающих внутренностях мотора довольно долгое время, пока не замечает что-то странное, зреющее в атмосфере подобно напряжению. Стайлз отвлекается, выпрямляется и поводит головой, словно один из волков своей стаи, когда пытается принюхаться.
Стайлза окружают сумерки, лес и тишина, ничего более, но он напрягается и косится на джип. На задних сидениях лежат многочисленные коробки со всяким магическим барахлом, накопленным за пять лет. Стайлз кожей чувствует, как в его городе вновь происходит что-то выходящее за рамки нормы; ждет, нападут на него или нет.
Тьма наползает липкими щупальцами, окутывает плотным одеялом и не дает даже задуматься о побеге. Родные дорога, лес и небо вмиг становятся холодными незнакомцами, пытающимися оттолкнуть. Стайлз морщится, настороженно смотрит на острые ветки деревьев, тянущихся к нему, на чуть светлое небо, в котором больше не угадывается свет солнца, на пустую и одинокую дорогу. Луч фонарика кажется несущественным. В глубину души закрадывается чувство, что ему здесь не рады.
– Не успел вернуться, – бормочет он тихо, усмехается, подавляя желание начать чуть нервно постукивать ногой, вместо этого крутит одно из колец на пальцах. Через несколько мгновений гнетущей тишины джип решает завестись, заставляя Стайлза почувствовать, как собственное сердце проваливается куда-то к подошвам кед.
***
– Стайлз! – Скотт выскакивает навстречу из дома в темноту, стоит только заглушить с трудом заведенный мотор.
Дом Хейлов выглядит хорошо, наверное, примерно так, как выглядел до пожара: свежий, не так давно отстроенный, почти во всех окнах горит свет, приятно рассеивая наступившую ночь, из кухни едва доносится запах чего-то вкусного.
Стайлз ощущает, как бывшие развалины становятся уютным убежищем всей стаи.
На крыльце показываются Лидия, Дерек и Лиам, определенно не чувствуя напряжения в воздухе. Стайлзу от этого некомфортно, будто неприятность готовится исключительно для него. Впрочем, не привыкать. Он машет рукой и улыбается почти по-мальчишески, лезет за коробками, стараясь ухватить первой ту, что поважнее.
– Я думала, ты поедешь к отцу, – Лидия улыбается чуть недоверчиво и разглядывает Стайлза так, будто видит его впервые. Что ж, пять лет, даже если они украдкой виделись, долгий срок.
– У него ночное, – Стайлз усмехается уже больше смущенно и трет ладонью колючую щеку. Точно, он и забыл, что решил добавить в свой стиль легкую небритость. – Пока все тихо?
Скотт отмирает первым и подходит, хлопая по плечу, берет ещё одну коробку. Они наконец-то входят в дом и Стайлз чувствует, как неприятное ощущение, липнувшее к спине, отступает. Он осматривает гостиную, находит схожесть с лофтом Дерека и хмыкает. Стая постаралась соединить в этом доме все ценное, что у неё было, от этого приятно щемит сердце.
Лиам недовольно помогает с вещами, он все еще напоминает непослушного щенка, Дерек привычно пихает в плечо, проходя мимо, Лидия располагается в кресле так, будто не понимает, что забыла здесь со всеми этими оборотнями. Но в воздухе чувствуется радость от воссоединения, а сам Стайлз кожей впитывает взгляды, которые на него украдкой бросают.
– Я говорил, твоей машине место на свалке, – Питер сидит на лестнице так привычно, что Стайлз теряется сначала. Они выехали из Вашингтона почти в одно время, но оборотень прибыл первым. Конечно, у него же был не разваливающийся, напоминающий монстра Франкенштейна джип.
– А тебе в могиле, но я же не ворчу по этому поводу, – он отшучивается тоже привычно и протягивает руку. Рукопожатие получается крепким и долгим – Питер не растерял свою хватку, а Стайлз... вырос.
– Где Эрика и Айзек? – Стайлз оглядывается и прислушивается, в доме их нет.
– Дежурят. Из-за пня все ещё приходится прибегать к таким мерам, – Скотт падает на потрепанный диван и ворчит больше по традиции. Скотт, кажется, стал серьёзнее и спокойнее, прислушивается к советам и считает стаю семьей, а не сборищем случайных незнакомцев. Это приятно.
Неметон не успокоился, он продолжал жить и активно привлекать неприятности в Бейкон-Хиллз. Первое время стая от этого натурально выла на луну, а Стайлз честно пытался придумать, как заставить пень заснуть. Но, в конце концов, все превратилось в рутину, а постоянное решение магических проблем стало напоминать забаву.
Впрочем, эти магические проблемы порой до сих пор не давали Стайлзу спать, заставляя углубляться с головой в мифологию и поиск решений.
Дерек подпирает стену и задумчиво мажет взглядом по рукам Стайлза.
– Не замечал за тобой страсти к такого рода бунтарству, – он вопросительно приподнимает брови, разглядывая вязь рун на обоих предплечьях парня.
Стайлз заминается, выныривая из размышлений, разглядывая свои руки будто в первый раз. Руны он набил год назад, когда пошел в полицейскую академию. Эта мысль пришла ему на пару с Питером, в очередной раз приехавшим в Вашингтон. Питер, как самый осведомленный о друидах и многих существах, вместо Дитона помогал новичку в развитии своих навыков. Так что идея обезопасить и усилить себя с помощью старых кельтских письмён показалась обоим хорошей и даже добавляла какого-то шарма. Во всяком случае, Стайлзу так кажется.
– Ну я же вроде как новый друид этого города, – улыбка получается косой, это скорее ухмылка, за которой прячутся тонны прочтенных книг и впитанной информации, вылазки в другие штаты к другим друидам и эксперименты, попытки откреститься от сомнительной должности и полное смирение. – И готов поспорить, скоро отец нам позвонит и скажет, что случилась какая-то очередная чертовщина.
***
Стайлз барабанит пальцами по дверце джипа, руля одной рукой, подцепляет ногтем облезающую краску. Он обеспокоенно вглядывается в ночь, но мысли его заняты вовсе не дежурством.
– ...и ты предпочел поехать со мной на этой, с твоих слов, рухляди, потому что?.. – он оглядывается на Питера, сидящего рядом на переднем пассажирском. Оборотень кажется безмятежным.
– Потому что я предпочитаю хорошую компанию, – Питер фыркает и сверкает ледяными радужками, смотрит на Стайлза с насмешкой. Он вновь, как и всегда, в дорогих шмотках, он вновь выглядит так, будто сбежал с модного показа. Или это Стайлз его украл?
Стайлз не отвечает и смотрит на темную дорогу, сейчас ему кажется, что всё совсем как в старшей школе. И он не знает, хорошо это или нет, потому что в старшей школе было совсем не просто.
– Дай им время, ты вернулся всего день назад, – Питер тоже смотрит на дорогу, но говорит так, будто смотрит прямо в душу. От этого просыпается старое желание задушить нахального оборотня. – Да и они не успели привыкнуть к тому, что ты поменялся.
– Я приезжал, – Стайлз бурчит, мелочно не желая признавать правоту того, кто когда-то давно жаждал всех их убить. Господи, как же действительно давно это было.
– На пару недель в летние каникулы, а потом уезжал колесить по штатам в поисках... – Питер запинается, задумываясь, пытаясь выбрать формулировку, и театрально взмахивает рукой. – ...себя.
Стайлз смотрит в зеркало заднего вида, в отражении его взгляд встречает давно уже не подросток, а молодой мужчина: взгляд тяжелый; губы плотно сжаты; на щеках короткая щетина, накидывающая еще пару лет возрасту; правая бровь рассечена шрамом; только волосы взлохмачены совсем по-мальчишески.
Он поспешно отворачивается, все еще боится увидеть в отражении Ногицуне. Попытки внушить себе, что дух мертв, бесплотны – он все ещё чувствует его часть где-то в глубине души. Эта часть слишком мала и слаба, чтобы обрести голос, но он ощущает её, как будто на нем красным нарисовали подпись «собственность Ногицуне». Стайлз бросает быстрый взгляд на руки, но нет, они не в крови, он чист, хотя так часто просыпается ото сна, в котором видит совсем другую картину и Эллисон. Бедная Эллисон. Или Эйдан. Или Донован. Или...
– И ты уезжал вместе со мной, – Стайлз возвращается к оборванному разговору, смотрит внимательно на частокол фонарей вдоль дороги, вглядывается во тьму за пятнами света. Плечи вновь облепило тревожное чувство беды и в рубашке становится некомфортно.
– Конечно, очень глупо потерять такого члена стаи, если он убьется в попытках удовлетворить свое любопытство, – Питер теперь смотрит только на него и это могло бы раздражать, но Стайлз слишком привык к его компании.
– Ты как всегда практичен, – Стайлз фыркает. В таком дежурстве, за рулем джипа, нет абсолютно никакого смысла. Неприятности и незваные гости перестали кидаться им под колеса уже давно.
Стайлз сворачивает в подлесок и паркуется, он ни на секунду не задумывается о том, что не сможет потом найти свой джип. Он отчего-то твердо знает, что никогда не потеряется в этом лесу, даже если захочет. Чувство странное, но Стайлз привык к странностям.
– Это хорошо, что ты изменился, – Питер беззаботно хрустит сухими ветками и даже не пытается быть бесшумным. Он раздражающе самоуверен, но Стайлз сам засовывает руки в карманы джинс и разглядывает кроны родных деревьев, не заботясь о том, куда ступает.
– Почему это? – он кидает быстрый пронзительный взгляд на оборотня, пытается понять, что там в мыслях у этого дважды ожившего существа. Никогда не мог решить эту загадку, поэтому сдается и вновь разглядывает шевелящиеся на ветру темные силуэты.
– Я был в твоей голове, помнишь? – Питер будто догадывается о размышлениях Стайлза и насмехается: «Я знаю твои мысли, а ты мои нет, ха-ха». – Ты пережил старшего Арджента, Ногицуне, Тотализатор, Врачевателей Страха, Дикую охоту. Сколько раз тебя чуть не убили, я даже не вспомню.
– Так и не понял, как ты пролез, – Стайлз вскидывает брови, вспоминает не такое далекое прошлое. Никто не понял, как Питер просочился в голову к Стайлзу вместе со Скоттом и Лидией, но тогда это было последней проблемой. Да и дверь была, прямо скажем, распахнута.
– Все секреты тебе расскажи, дорогуша, – Питер фыркает почти по-волчьи, скалится. Ну конечно, секретов у него хоть отбавляй, всю жизнь можно потратить на их разгадывание.
Стайлз молчит, достает сигарету и закуривает, в этот раз его окутывает запах тимьяна и клевера, красный уголек в ночи кажется единственным цветным пятном.
– Если бы ты не изменился, нам пришлось бы навещать тебя в доме Айкена, – Питер будто ставит точку в разговоре и, оттеснив плечом, обгоняет. Стайлз не понимает, злится волк на тему разговора или просто не знает, как поддержать.
Он задумывается, заглядывает внутрь себя, пытаясь понять свои чувства, но ощущает только правильность всего происходящего и спокойствие, которое окутывает его даже несмотря на липнущую к спине и плечам тревожную атмосферу. Стайлз хмурится, а после светлеет лицом и усмехается.
– Хочешь сказать, я слабак по сравнению с вами, а, волче? – он нагоняет Питера и пихает его в плечо подсмотренным у Дерека жестом. В собственном голосе больше нет болезненной задумчивости, только желание докопаться. – Давно по ту сторону не был? Могу обеспечить.
Они шумно переговариваются и не замечают, как приходят на место. Оба резко останавливаются, настороженно оглядываются и ждут, произойдет что-нибудь или нет?
Неметон, казалось, тоже замирает. Пень красуется в лунном свете, темный, почти черный, но все равно выделяется так, будто на него направлена сотня прожекторов. Стайлз сплевывает и подходит вплотную, садится на корточки, поддергивает закатанные рукава рубашки, смотрит внимательно. Ему почти кажется, что с гладкой коры скатываются темные липкие капли.
– Не иссох еще, – говорит с укором, но в груди зреет глухое чувство долга и понимания, что все идет своим чередом. Мир вокруг затихает, Стайлз чувствует сейчас как никогда ярко, что после пробуждения Неметон изменил не только их жизни, но и всю округу. Вернул что-то давно утраченное.
Питер обходит поляну осторожно, перекинувшись в полуформу, ищет запах чужаков. Стайлз смотрит на волка долго, пристально изучая, и думает о том, что за эти пять лет научился доверять ему. Стайлзу сложно было представить, чтобы он находился здесь сейчас с кем-то другим. Скотт? Дерек? Кто-то из бет? Нет, они ещё не научились правильно относиться к роще, они ещё не готовы принять все изменения, пусть прошло уже несколько лет.
– Ты делал, как я тебе говорил? – вопрос звучит холодно и отчужденно, сейчас Стайлз не просто человек и друг стаи, сейчас он друид, пришедший в свою священную рощу.
– С каждой бешеной омегой, которую пришлось убить, с каждым враждебным существом, с которым не получилось договориться, – Питер отвечает глухо, почти с рычанием, он не возвращает себе человеческое лицо, предпочитает беспокойно ходить рядом. Это так непохоже на него обычного, но Стайлз понимает – Неметон так влияет на пришедших.
Друид касается пальцами гладкой поверхности дерева, смотрит на пробившийся росток, выдыхает дым с привкусом трав прямо на зеленые листочки. Потребуется много работы, чтобы Неметон вновь возвышался над рощей со своим прежним величием. В голове борются омерзение с тихим довольством. Питаясь незамысловатыми приношениями, преданностью стаи и одного отдельно взятого друида, дерево начало возвращать свои силы, а вместе с ними и свою магию.
Именно поэтому Стайлза преследует гнетущее ощущение уже пару дней, но скоро он к нему привыкнет. Именно так он чувствует, что в их городе существ намного больше, чем стая волков, банши и друид. Он знает, что стоит закрыть глаза и шагнуть за невидимую грань, как он окажется уже совсем не в Бейкон-Хиллз, а где-то там, между Явью и Навью. Пальцы чуть покалывает от окружающей атмосферы, но Стайлз только затягивается, пересчитывает кольца на пальцах: серебро да железо, мало ли с кем придется столкнуться.
– Надеюсь, ты не станешь дараком? – голос Питера насмешливо звучит над ухом, вырывая из размышлений. Стайлз вскидывается, смотрит на волка с укором, по шее ползут мурашки.
– Я похож на поехавшую суку Дженнифер? – он теряет весь холод и отчужденность, Стайлз теперь просто Стайлз, а вопрос звучит возмущенно.
– Нет, формы не те, – Питер фыркает и ждет, когда друид будет готов возвращаться. Питер не волнуется о том, поедет ли Стайлз кукушкой, он удостоверился в этом еще перед тем, как начал ему помогать. Просто иногда старшему Хейлу очень хочется подстебать Стайлза даже посреди священной рощи возле пня дуба, питающегося кровью.
Вслед удаляющимся спинам визитеров доносится только шелест листвы, но Стайлз слышит в нем смех тех, кто предпочел остаться во тьме.
***
Стайлз медленно, привычными движениями надевает перчатки и осматривает квартиру, ведет пальцем, затянутым в белый холодный латекс, по каминной полке и прокручивает в голове множество мыслей-образов. Ни за один не зацепиться, но голова гудит. Стайлз идет медленно, приглядывается к деталям, к красивым старым статуэткам, к картинам на стенах и все-таки запинается о ковер с длинным ворсом. Однако, к своей чести, он удерживает себя от падения и только пристальнее приглядывается к тому, что под ногами.
Стайлз садится на корточки, вынимает из чемоданчика пакетик и скальпель, собирает землю, спрятавшуюся между ворсинками и критично осматривает её через прозрачный пластик. Не густо, но и так сойдет.
– Не слышал я ничего, ни одного замка, – лысеющий толстяк стоит в дверях комнаты и отмахивается от шерифа, запутанно, нервно объясняет. – Проснулся посреди ночи, хотел воды выпить, а чувствую, что пошевелиться не могу. Наверное, газ какой распылили, не знаю. Слышу только, что ходит кто-то по квартире, а я ни шелохнуться, ни сказать ничего не могу.
Отец страдальчески возводит глаза к потолку, изучает вычурную люстру пару мгновений и смотрит на него, Стайлза. Взгляд укоризненный, а после и вовсе слышится вздох. Стайлз удивленно приподнимает брови, открывает рот, чтобы спросить что-то, но вовремя спохватывается и возвращается к обследованию комнаты.
Ноа только ещё раз вздыхает, вспоминает, что сын теперь имеет право находиться на любом месте преступления. Это его совсем не радует.
– Утром жена и сын сказали, что ничего не слышали и сами никуда посреди ночи не ходили. А там уже и я заметил, что дверь входная открыта и сейф, как видите, тоже, – толстяк обмакивает платком испарину на лбу и скорбно смотрит на гостиную. Он как был с самого утра в шелковой пижаме, так и остался. Это добавляет комичности ситуации, но Стайлз не смеется.
– Сделаем все, что в наших силах, – голос отца успокаивающий, обнадеживающий, но всем, кроме толстяка, понятно – в ближайшее время они мало что смогут сделать.
Стайлз идет в кабинет, критично смотрит на дубовый стол, кожаное кресло, отодвинутую картину и распахнутый сейф за ней, в котором лежит все, кроме денег и, как оказалось, пистолета, и вновь открывает чемоданчик.
Из рабочего транса его выдергивает подошедший отец. Стайлз радуется, что не дернулся с испугу, педантично упаковывает все обратно, хвалит себя за собранность. Работать оказалось не так сложно, как он думал, СДВГ ему почти не мешает, Стайлз наконец-то смог адаптироваться к нормальной жизни. С оговорками, конечно.
– Ну? – отец изучает не сейф, а его, Стайлза, руки. До сих пор не может привыкнуть к тому, что сын набил себе тату. Его даже не особо беспокоит, что в узорах скрыта магическая вязь слов.
– Посмотрю, что можно будет сказать, но, кроме грязи, я ничего особого не заметил, – Стайлз пожимает плечами, хмурится. К спине вновь липнет неприятное чувство, будто нашептывая на ухо, что он что-то упустил. – Замки не вскрыты, то ли у входящего были ключи, то ли... я не знаю.
Ноа тоже пристально оглядывается, морщится, ему явно неприятна кричащая богатая обстановка квартиры. Отец кажется постаревшим и ещё более уставшим, Стайлз чувствует угрызения совести за то, что пропал на пять лет.
«Не пропал, а учился», – мысленно поправляет он сам себя, пытаясь убедить в этом свою совесть. Кажется, получается плохо, во рту становится кисло от неприятных чувств, грызущих душу.
– Пообедаем? – молчание кажется гранитной плитой, которую просто необходимо разрушить. Хочется вновь быть непоседливым подростком и совать свой нос во все запрещенное. Но Стайлз уже не подросток и запрещенного для него уже нет.
– Пошли, ребенок, – отец хлопает по плечу и первым выходит из квартиры. Стайлз идет следом, ощущая, как предчувствие тянется за ним подобно супергеройскому плащу.
***
Холод цепкими пальцами забирается под кожу и вгрызается в кости, грозя лишить конечности последней чувствительности. Стайлз поводит плечами, ругает себя за поспешно натянутые выгоревшие шорты и растянутую майку с уже нечитаемым логотипом. Раннее утро, – солнце только-только встаёт из-за горизонта, – не располагает к подобным вылазкам на улицу, но Стайлзу плевать. Он зарывается босыми ногами в траву и возится в земле, нашептывает саженку рябины что-то ободряющее в самые корни. Они оба в этот момент знают, что дерево приживется и вырастет большим и сильным.
Окно в кухне открывается, Эрика придирчиво осматривает беспорядок возле крыльца, но скрывается внутри без комментариев, начинает что-то готовить. Она сильно поменялась за прошедшее время, стала спокойнее и пережила свое бунтарство, хотя любовь к колкостям у неё осталась. Впрочем, пережитое поменяло их всех так или иначе.
Стайлз хмыкает и перемещается с колен на пятки, осматривает свои труды. Молодая рябина бережно привязана к колышку и пока еще неуверенно стоит посреди распаханной лунки.
Стайлз вытирает испачканные в сырой земле руки о шорты и достает сигарету, не торопясь вернуться в дом. Искра пляшет между длинных пальцев, но прилежно опускается на кончик самокрутки, жадно вгрызаясь в сухую бумагу и траву. Призрак кошмара, подобно холоду, еще кусает за щиколотки и дышит в затылок тяжелым, ледяным дыханием. От него почти получилось сбежать, отвлекшись на внезапную любовь к садоводству, но стягивающий внутренности липкий страх оказывается сильнее.
В приоткрывшуюся дверь выглядывает Скотт, смотрит на рябину мутным сонным взглядом и оглушительно чихает, Стайлз от неожиданности закашливается коричным дымом.
– Зачем это? – вопрос у Скотта такой же не выспавшийся и слабо сформировавшийся, но презрение в сторону дерева сочится из каждой буквы.
Стайлз хмурится, смотрит на друга исподлобья, знает, что взгляд у него сейчас тяжелый, и молчит. Он делает затяжку, чувствует, как слабое тепло распространяется по телу, но говорить ему все ещё не хочется. Что-то внутри него жаждет обидеться на глупый вопрос, но разум сильнее.
– Ты хочешь, чтобы наш друид бегал по соседям, когда ему понадобится рябина? – дверь распахивается шире и на крыльцо выходит Питер, оттесняя альфу в дом. На его лице застывает насмешливое выражение, а в руках он держит две кружки кофе. Стайлз смотрит жадно и чувствует, как утренний холод почти превратил его в статую.
– Как хотите, – бурчит Скотт за закрывающейся дверью и уходит обратно в дом, он тоже пока не расположен к разговорам.
Питер садится на ступеньки, тоже поводит плечами, они со Стайлзом одеты почти одинаково, и ставит вторую кружку рядом, отодвинув кучку из колец в сторону. Стайлз перехватывает подношение и довольно жмурится, чувствуя, как от горячего внутри плавятся органы.
– Эрика будет недовольна, – Питер смотрит на грязные стайлзовы руки, вцепившиеся в кружку, изучает дерево пару минут, зевает.
– Вымою, – лениво бросает Стайлз и садится рядом, зябко потирая друг о друга замерзшие ступни. Вкус сигареты удачно сочетается с кофе и утро становится чуточку более приятным. Стайлз смотрит на обступающий дом лес и старается ни о чем не думать, впитывает жар волка правым боком.
– Все еще слоняешься по утрам? – Питер кажется выспавшимся, довольным и словоохотливым. Это немного раздражает, но Стайлз привык к этому чувству. Страшно подумать, как много того, к чему он привык.
– Что ты имеешь в виду... – вопросительная интонация обрывается, Стайлз вспоминает их совместные поездки, когда приходилось ночевать на соседних сидениях или в одной палатке. Кошмары никогда не оставляли его, даже когда он был не один. Поэтому Питер прекрасно знает, что все происходившее в старшей школе не отпустило Стайлза, напротив, вцепилось в него намертво. – Хватит лезть в мою голову.
– Я уже там был, – нахальный волк фыркает и смеется одними глазами, но не поворачивается, смотрит вместе со Стайлзом в одном направлении куда-то в лес.
– Говоришь так, будто это твоё единственное достижение в жизни, – парирует Стайлз, слыша, как его поддерживает коротким смешком Эрика. Ему предстоит заново научиться жить вместе с волками и их суперслухом.
Питер молчит, всем своим видом выражая насмешку и высокомерие. Стайлза тоже не тянет на новые слова, он собирает снятые кольца и запихивает их в карман, опрокидывает в себя залпом кофе и морщится, переживая жар во рту и глотке. Стайлз хочет уйти в дом, но остается на крыльце, водит пальцем по краю кружки и думает о вскрытых сейфах, потеющих от нервов богачах, о странном параличе, происходящем в ночь ограбления. Думает о жарком волке, о морщинках у глаз, наполняющихся весельем, о цепких взглядах и цепких пальцах.
Дом постепенно наполняется жизнью, а Стайлз слышит только шелест листьев и пение птиц, он различает в этом тихую музыку и чьи-то насмешки. Он прислушивается к себе, но не замечает преследовавшего его последние дни дискомфорта, надеется, что это к лучшему.
Питер смотрит искоса, надеется, что не заработает себе косоглазие, и разглядывает такого знакомо-незнакомого парня рядом. Он сканирует пунктир родинок, задерживает взгляд на шраме, вспоминает его историю, цепляется за глухие, молчаливые глаза и обводит всю фигуру широким оценивающим взглядом. Питер в очередной раз понимает, что Стайлз потерял всю свою взбалмошность и неловкость, как-то незаметно став молодым поджарым... друидом, да. В его теплых карих глазах теперь видно кладбище надежд, наивности, детской веры в лучшее и старого Стайлза. Мужчина рядом с Питером ощущается совсем иначе, заставляет считаться с собой не только из интереса и скуки, а в глубине души прячет затаенную опасность и силу.
Эту силу Питер видел не раз, даже тогда, когда Стайлз еще не знал, что может что-то менять просто достаточно сильно поверив в собственные слова.
– Окосеешь, волче, –– ловит отголосок мыслей Стайлз, перехватывая самокрутку поудобнее, затягиваясь с такой пошлой непосредственностью, какую Питер видел только в фильмах.
Питер хмыкает, уловив иронию, и отводит взгляд. В голове мысли сплетаются в плотный комок, а попытки их распутать выходят откровенно дерьмово. Остается только дорисовать мысленного котенка, чтобы тот поиграл с не шерстяным клубком.
– Не жалеешь, что не укусил? – голос Стайлза отрывает от бредовых картинок, звучит так, будто совсем ему не принадлежит. Волку кажется, что тот тоже где-то глубоко в своих мыслях, может, играет с таким же клубком.
– Ты бы еще спросил, не жалею ли, что не убил, – Питер отмахивается, думает о том, насколько давно все это произошло, словно и не с ними. Замечает внимательный взгляд и тушуется. – Да ничего бы не было, если б укусил, – пожимает плечами. – Ты же как Лидия.
Стайлз смотрит в светлеющее небо, кусает губу в задумчивости и вдруг гаденько ухмыляется:
– Тоже постоянно ору?
Питер давится кофе одновременно с Эрикой на кухне, кашляет и смеется.
– На нас так постоянно, – отвечает за него волчица, высовывая любопытный нос в окно.
На губах Стайлза расцветает прежняя яркая улыбка, но Питер чувствует, чует, как от друида все равно веет знакомой жутью, и на секунду ему кажется, что с красивых длинных пальцев капает на землю темная тягучая капля.