Выехав на вершину горы, сэр Годенрой остановил коня и огляделся. Полтора часа назад он покинул погруженную в предутренний сон столицу; теперь же шпили и крыши ее башен вставали вдалеке над лесистыми окрестностями, и ранние лучи утреннего солнца вспыхивали на них. Это было прекрасное зрелище, однако Годенроя оно не восхитило. Ему вспомнились полные тревоги сны, в последнее время посещающие его подозрительно часто.
«Словно столица горит…» – подумал он.
Развернувшись, Годенрой обратил взор в сторону восхода. Над лесами словно парила башня Единого Храма – именно туда лежал его путь. Когда-то, пятьсот лет назад, в этой башне встретились представители всех основных рас и фракций, принадлежавших на тот момент к Альянсу Света. То были страшные времена, когда полчища Лиги Тьмы наступали на Высокоземье со всех темных демипланов. Черный Рыцарь-Лич взял в кольцо эльфийскую столицу Эйяланделль; оказавшиеся в осаде войска Альянса сражались отчаянно, но в итоге стены Эйяланделля пали, и Черный Рыцарь-Лич вместе с пришедшими к нему на подмогу воинами Зограила сровнял их остатки с землей. Черный Рыцарь постарался стереть саму память о непокорном городе, и почти преуспел в этом – до сих пор никто не знает, где находился Эйяланделль (ну, эльфы-то, наверное, знают – но не говорят никому)…
Отчаяние и безнадежность висели в воздухе. Священники возглашали с амвонов, что Высшим Силам угодна победа Лиги, что сама мысль о сопротивлении есть безумная ересь, и все, что осталось выжившим – принять смерть. И именно в этот темнейший час, когда, казалось бы, надежда погасла окончательно, раздался глас Единой Воли. Глас, что собирал бойцов под знамена Альянса на битву с Лигой.
…Да, как же давно это было! Люди уже не помнят по-настоящему, что великая цена, уплаченная за победу над тем ужасом – на самом деле вполне цена достойная. Забыли, каково это – когда матери возле детских колыбелей удерживали сжимающих ножи отцов от попыток зарезать собственных детей и избавить их от уготованного им ужасного будущего. Откуда-то выходят глупцы, важно рассуждающие о том, что Черный Рыцарь-де мог принести Высокоземью процветание и стабильность, что он никогда не допустил бы возникновение многих проблем… Ага, процветание и стабильность – как на кладбище! И проблем бы не было – ибо не было бы ни тех, кто эти проблемы создал, ни тех, кто мог бы их заметить…
Где-то среди крон пронесся с шелестом ветер. Годенрой, до этого застывший в задумчивости, словно конная статуя, встряхнулся, пришпорил коня и поскакал вниз, под гору – в сторону храма.
…Солнце всходило над бесплодными скалами. Повыше, там, где ветер за тысячелетия нанес на скалы достаточно пыли, в трещинах и щелях росла чахлая трава. Травой этой питались скальные крысы и горные козлы; крысами и козлами питались волки. Людей волки не боялись – ибо путь сюда для человека был заказан.
Впрочем, не совсем.
Из скальной расселины выполз мужчина. Когда-то на нем были черные штаны и такая же куртка-дублет – излюбленная одежда воров. Ныне это все превратилось в совершенно бесполезные лохмотья, как будто их обладатель сражался с целой стаей диких собак – впрочем, это предположение было довольно близко к реальности. Чтобы как-то компенсировать порчу одежды, мужчина сшил себе из волчьих шкур подобие безрукавки, панталоны и шапку, смахивающую на монашеский куколь. Если бы его сейчас увидела Полина, то она бы сразу воскликнула: «Крузо, Крузо, бедный Робинзон Крузо!»
Но Полина была далеко, и ей не было никакого дела до одинокого вора, пытавшегося выжить в этом царстве смерти.
Достав металлическую фляжку, вор опрокинул ее содержимое себе в глотку – точнее, попытался опрокинуть. Ибо содержимого этого было всего лишь несколько капель – пересохший рот, словно выжженый солнцем песок, впитал их без следа. Надо было идти вниз, к роднику. И эта дорога для вора вполне могла оказаться дорогой в один конец.
В руке вор держал ржавый меч – оружие не ахти какое, но лучше, чем ничего или чем его собственная шпага, которую он сломал несколько дней назад. Пошатываясь и держась рукой за скалу, он спускался по тропе ниже и ниже – и вдруг остановился. Впереди, там, где горная тропа спускалась на плато, сидели два волка. Они уже знали, что человек опасен для них – но их волчье чутье им подсказывало, что и они опасны для человека, тем более что у них сильные союзники: голод и жажда. Уже сейчас вдвоем волки могут его загрызть; конечно, человек постарается продать свою жизнь подороже и возможно, сумеет даже забрать с собой одного из них. Что ж, ценный приз – человеческая плоть – в этом случае достанется победителю целиком, без остатка; а плоть его товарища станет приятным бонусом.
Однако человек тоже все это понимал. Подняв с дороги камень, он метнул его в волков. За первым камнем полетел второй, третий… Волки, поскуливая, убрались со своего места – однако все еще оставались опасно близко к намеченному вором маршруту. Вор поискал возле себя еще камни – но не нашел. Тогда он вздохнул и быстро – насколько мог – сорвался с места.
Увидев, что добыча пытается от них уйти, волки тоже тронулись с места. Один из них – наиболее нетерпеливый – вырвался вперед и вцепился в лодыжку вора. Второй благоразумно остался позади. Вор несколько раз ударил волка мечом – но тот уже почувствовал кровь и в итоге потерял последние остатки своего волчьего благоразумия. Стиснув зубы от боли, вор полушел, полуполз, пытаясь заставить волка разжать челюсти и волоча за собой его тушу. Тот волк, что оказался более благоразумным, наблюдал за этим противостоянием с безопасной дистанции, рассчитывая, что одна из сторон в итоге проиграет, а другая будет обессилена настолько, что не окажет сопротивления.
Вдруг второй волк опустил голову, прижал уши и, встревоженно зарычав, начал отступать назад. Он увидел приближающихся истинных хозяев этого места…
Нижние залы башни пришли в запустение столетия назад.
Все меньше людей посещали Единые Храмы. Распространялась концепция о том, что Единая Воля – ересь, в лучшем случае бесполезная и вводящая в заблуждение. Особенно в этом преуспели власти Бикерайха, призвавшие к систематическому истреблению сторонников Единой Воли. Храмы пустели и понемногу ветшали, пока не становились такими, как тот, под Тамберком (а бывало, что их и разрушали сознательно). Единый Храм, что возле столицы, тоже не избежал разрушений – в нем разломали лестницу, что вела на верхние этажи башни, в святилище. Теперь единственным путем туда остался мост, пролегающий от башни до ближней скалы.
Дорога к мосту оказалась слишком крута для всадника. Сэр Годенрой был вынужден спешиться и продолжить путь, ведя коня в поводу. Тропа, которой он шел, выглядела чистой, ровной – похоже, за ней ухаживали. Вокруг росли кусты и невысокие деревья. А еще выше синело небо с редкими облачками.
Офицер Его Величества остановился. Перед ним лежала лестница, ведущая вниз, к мосту. Здесь все казалось огромным – слишком огромным для человека. Словно Годенрой попал в царство легендарных титанов, правивших Высокоземьем на заре истории.
…Удар насквозь проржавевшей секиры все же заставил волка разжать зубы. Освободившись, мужчина бросился бежать – настолько быстро, насколько позволяла раненая нога. Волк тем временем отбивался от нападавших, вооруженных кто чем – кто ржавым оружием, а кто и берцовой костью.
Скелеты. Нежить. Именно они были истинными хозяевами Долины Безвозврата. Кривые, косые, собравшиеся из отдельных костей вопреки законам анатомии – кости явно принадлежали когда-то разным расам: людям, эльфам, гномам – и вооруженные чем попало. Это были слабые противники с фиговым балансом – даже сильный толчок рукой сбивал их с ног. Впрочем, если их много, а их противник ослаблен жаждой, голодом и ранами…
К счастью для вора, сейчас они были заняты тем, что добивали зверя, окружив его со всех сторон. Человек сумел оторваться от них и спуститься в расселину, где из трещины в скале тек родник – единственный источник живительной влаги (ну, кроме дождя и росы, конечно). Прокушенная нога болела. «Только бы зараза в рану не попала… Иначе – гангрена и конец!» Сунув руку под дублет, вор вытащил из инвентаря нож – странной формы, исписанный мрачными рунами…
…Над Тераболем висела ночь. Ветер с моря приносил запах гниющих водорослей, морской соли и корабельной смолы. На всем побережье гавани огни горели только в таверне «У расколотого черепа» – излюбленном месте сбора всевозможного сброда.
Больше ста лет назад Бикерайх захватил республику Куиндо. Тераболь, бывший когда-то прекраснейшим городом, превратился в руины. По ночам на улицах горели костры из картин и книг. Верховный Совет республики был вздернут на воротах Белого Дворца; новым правителем бывшей республики стал барон фон Баккранкен, с чьей жестокостью могли сравниться только его же самоуверенность и тупость. Спустя месяц Баккранкен был убит восставшими терабольцами; Бикерайху к тому времени стало не до Куиндо – он влип в затяжной конфликт с Сухостоей, в итоге закончившийся для него позорным миром. Повстанцы выбрали новый Верховный Совет, чисто по принципу «чтобы было»; впрочем, ни для кого не было секретом, что всеми делами в разоренной республике занимаются не они.
Истинными правителями Куиндо стали главы воровских гильдий. Именно они поддерживали порядок в городах, контролировали торговлю и ремесла, защищали границы государства… Тераболь превратился в город-притон, главное воровское гнездо всего Высокоземья – однако, надо признать, что правители из воров получились не такие уж и дурные.
Закопченные своды «Расколотого черепа» оглашались воплями пьяных матросов. В дальнем углу за сбитым из дубовых досок столом сидели мужчина и женщина. Конечно, «У расколотого черепа» – не то место, которое можно порекомендовать женщинам, ибо здесь их запросто могли избить, ограбить, изнасиловать и, возможно, убить. Вот только эта женщина сама могла кого угодно избить, ограбить и даже изнасиловать. Темная кожа выдавала в ней уроженку Юга, смоляно-черные волосы были заплетены в косички. Во взоре агатовых глаз читалась настороженность. На поясе у женщины висел ятаган.
– Значит, твое решение твердо, – произнесла женщина, взирая в глаза собеседнику. – «Гранд финале», да?..
– Да, Т’ксилла, «гранд финале». – Мужчина глотнул рому из кружки. – Доспехи и оружие Черного Рыцаря-Лича – славный приз; заказчик пообещал за них столько, что мы сможем навсегда забыть о прежней жизни.
– Ты хоть понимаешь, на что идешь? Они чертовски хорошо охраняются…
– Да, там неплохая охрана… Но я – Керувак, и этим все сказано!
– Пускай даже ты и Керувак… В этом мире умереть может каждый. Но даже с того света можно найти дорогу назад. – Т’ксилла что-то положила на стол.
– Что это?
– Ритуальный нож. Если вонзить его себе в сердце, душа твоя не попадет в царство Высших Сил, а застрянет меж небом и землей и впоследствии сможет занять подходящее живое тело.
– Это безумие.
– Безумие? – Т’ксилла усмехнулась. – Кто тут говорит о безумии? Не тот ли, кто хочет украсть доспехи Черного Рыцаря… в которых, возможно, еще остается его душа!
– А разве ее не изгнали? Теперь это просто кусок металла, ценный исключительно своей историей. Именно за эту историю заказчик платит нам…
– Тебе, Керувак. Я вряд ли смогу помочь тебе здесь… да и не желаю.
– Как хочешь, Т’ксилла. – Керувак поднял кружку. – За успех!..
Поглядев, как мерцают руны, Керувак спрятал нож за пазуху.
– Не сегодня, Т’ксилла… – пробормотал он запекшимися губами. – Не сегодня…
Все было, как и в прошлый раз – и все-таки что-то неуловимо изменилось. Словно солнце, светившее в окна, закрылось тучами. Миллина стояла посреди храма; глаза ее выглядели покрасневшими, словно она плакала.
– Я рада, что ты откликнулся на мой зов. – произнесла она.
– Я не мог иначе. Ты, конечно, знаешь, что происходит… Нам всем нужна поддержка Высших Сил в эти смутные времена…
– Боюсь, скоро вам придется научиться обходиться без этой поддержки.
Годенрой не сразу сумел ответить. Слова Миллины поразили его.
– Что ты… говоришь?.. Высшие Силы оставляют нас? Но почему?..
– Все гораздо сложнее, чем я могу тебе объяснить. Нарушен мировой баланс; зло ныне может оказаться везде. Даже в тебе самом…
– У нас есть Избранная…
– Когда в организме заводится опухоль, ее вырезают ланцетом, а не выбивают кувалдой.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что вам придется действовать, надеясь на себя. А теперь… прощай.
Только теперь Годенрой услышал звуки хорала – торжественного и печального. Миллина сделалась прозрачной, словно стеклянная – и вдруг с легким треском распалась на радужные глитчи.
Солнце клонилось к закату. Скудная трапеза Керувака состояла из вяленого волчьего мяса, которое он запивал водой из фляги. Нога не желала проходить; боль в ней сделалась изнурительно-тянущей, словно зубная. Неужели все-таки…
Размотав повязку из обрывков старой одежды, вор осмотрел рану. Плоть вокруг раны отекла, сделалась горячей. Н-да… все-таки воспалилось… Все расходники – лечилки, огненные бомбы, метательные ножи – Керувак истратил в самом начале, когда еще надеялся выбраться из этой ловушки. Теперь надежда угасала, как дневное светило. Неизвестно, увидит ли он свет следующего дня… Но точно известно, что помощи ему не будет.
Рука вора потянулась к ножу.
Когда Годенрой покидал храм, его слух уловил странный гул, идущий откуда-то снизу. Неужели мост, простоявший уже не одну сотню лет, вдруг решил разрушиться? Поверхность под ногами грозно вибрировала.
– Но-о! – вскричал Годенрой, вскочив в седло. – Скорее! Скорее!..
Повторять не пришлось – конь понесся по готовому рухнуть мосту галопом так, что ветер свистел в ушах. Циклопические опоры подламывались, пролеты с гулом обрушивались вниз… Годенрой пришел в себя только на той стороне, стоя рядом с тяжело дышащим конем и взирая на разверзнувшуюся перед ним бездну.
Отныне башня Единого Храма была отрезана от всего мира.