Последний урок, тянулся невыносимо медленно. Учитель литературы — молодой парень, недавно закончивший пединститут, довольно бодро рассказывал о поэтах-модернистах двадцатого века.
Девчонки слушали его с глупыми улыбками на лицах, плавились от его взгляда, смотрели и вздыхали.
Высокий, черноволосый, с играющими под рубахой мускулами — даже Саске было сложно тягаться с ним в популярности.
На Дейдару этот человек не производил никакого впечатления, все его мысли были уже там, на школьном дворе, где он должен встретиться с Кисаме.
— …всецело принадлежал авангардному течению, — голос Обито, учителя литературы, долетал до Дейдары будто сквозь толщу воды. — В котором с энергией бунтаря он изображал падение духа, опустошение человека в погоне за материальными ценностями, — неожиданно учитель остановился возле его парты. — Дейдара, повтори, что я только что сказал?
Дейдара выпрямился: он все прослушал, и, вперив взгляд в доску, лихорадочно искал на ней подсказку. К счастью, прозвенел спасительный звонок, и Обито не успел сделать замечание о его степени вовлеченности в занятие.
Дейдара подхватил рюкзак, и выбежал из класса.
В раздевалке толчея, Дейдара с трудом отыскал свою куртку. Натягивая ее на ходу, он сбежал вниз по ступенькам, в потоке других учеников, и налетел прямо на курящего Саске.
Учиха поперхнулся своей сигаретой, и моментально озверев, повернулся к Дейдаре.
— Что вылупился?! Смотри, куда прешь! — Саске толкнул Дейдару, в грудь.
— Я случайно! — огрызнулся Дейдара. — Так что извини, — он произнес это и интонацией «да пошел ты», — и дай пройти! — Дейдара двинулся в сторону кованых ворот, но Саске преградил ему путь.
— Боишься, что огребешь без своего защитника? — усмехнулся Учиха. — Кисаме водится с тобой, потому что ты ему отсосал? — Дейдара стиснул зубы, Саске все-таки видел их тогда у мотеля. — Или ты отсосал его собаке?
Дейдара сжал кулаки, собираясь залепить по этой ухмыляющейся роже. Пусть даже его поймает кто-то из учителей и оставит после уроков — такого он не потерпит.
— У тебя какие-то претензии к моей собаке? — они увлеклись перепалкой, и не заметили, как к ним подошел Кисаме. — Ну, выскажи их мне, — Кисаме остановился перед Саске, и сложил руки на груди. — Давай, я жду.
Саске потупился. Нарываться на драку с Кисаме — большая глупость, он сильнее, и выше даже его старшего брата.
— С Итачи мы существовали мирно, но с тобой, Саске, у нас почему-то это не получается, — Кисаме вздохнул.
При упоминании о брате весь запал Саске как ветром сдуло. Он бросил короткое: «отвали», и поспешил в сторону компании парней из соседнего класса.
— Не нужно было за меня заступаться! — вспылил Дейдара, когда он вместе с Кисаме направился прочь со школьного двора. — Я сам бы с ним разобрался!
— Где я за тебя заступался? — Кисаме покосился на него, и покачал головой. — Не выдумывай того, чего не было.
Дейдара поджал губы и отвернулся. Он не хотел ссориться с ним из-за тупого Учихи.
Они отдалились от школы, и вместо привычной дороги Дейдара заметил, что Кисаме ведет его к тропинкам, протоптанным возле фермы.
— Ты собираешься пройти здесь? — Дейдара недовольно смотрел на торчащие из снега голые кусты и завядшие растения.
— Да, так ближе всего, — Кисаме кивнул. — Мне нужно еще выгулять Самехаду, она не любит ждать, — он усмехнулся.
— Просто, — Дейдара замялся, — там умер Ли…
— Я знаю, — для Кисаме это не было поводом отказываться от удобной дороги. — Говорят, после того, как он упал на вилы, в течение получаса Ли был еще жив.
Дейдара поежился, от этих новостей ему стало не по себе.
После того, как Дейдара спас Ли от Учихи возле «Бриза», Ли…
Конечно, его сначала забавляло, что Рок Ли повсюду ходил за ним тенью, словно застенчивый воздыхатель. Делился с ним тем, что увидел по телевизору, или услышал по радио, оставлял подарки…
Странные подарки.
Грубые рисунки непонятных существ, стрекозу на ниточке — живую!
Дейдара игнорировал эти жесты, но потом он стал натыкаться на Ли слишком часто. Возвращаясь, домой вечером, Дейдара слышал за спиной шаги. Замечал мелькнувшую среди деревьев фигуру. Слышал высокий, ломающийся голос Ли, произносившего слова, которые он не мог разобрать, напевающего какие-то странные мелодии.
Заметив Дейдару возле «Бриза» или на школьном дворе, он направлялся прямиком к нему, смущая его своим поведением. Дейдара частенько ловил на себе его взгляды — застенчивые и в то же время… голодные.
Проходя мимо фермы, где Ли издал свой последний вздох, Дейдара испытывал облегчение.
И всякий раз ненавидел себя за это.
— Так что ты собирался мне рассказать? — напомнил ему Кисаме, когда они спускались по тропинке к веренице жилых домов, расположенных вдоль побережья.
***
Хидан весь день ждал, когда Какузу вернется из школы. Они договорились вместе погулять, и обсудить дальнейший план действий за пределами усадьбы. Хидан нетерпеливо смотрел на часы, когда заметил, что мамаша красится, поливает себя духами, и тоже готовится к выходу.
— Куда ты? — спросил он, заподозрив неладное. Именно сегодня он не готов сидеть с младшей сестрой.
— На собеседование, — ответила она, поправляя жемчужную нить на шее. — Для хорошей работы нужно хорошо выглядеть, — мать улыбнулась себе в зеркале.
— Мне тоже надо уйти, я не буду сидеть с малой! — предупредил он.
— Хидан, я не так часто прошу тебя за ней присмотреть! — Цунаде уперла руки в боки. — Я еще не устроила ее в детский сад: такие вопросы не решаются быстро. Меня не будет всего пару часов, это не долго!
— Мы хотели пройтись по городу, — Хидан недовольно смотрел на мать. — Че она будет за нами таскаться?
— Ничего страшного, — Цунаде не видела в этом проблемы. — Вместе погуляете.
— Ну, мам!..
— Хидан, хватит! Как будто я это ради развлечения делаю!
Цунадне ушла, оставив после себя шлейф приторного парфюма. Хидан обреченно смотрел на Кагую, разложившую на полу игрушечную посуду.
— Ечки де...день аз…дения, — она показала Хидану «накрытый стол».
День рождения у белочки было каждый день. Сестра обожала Скрета — белку из ледникового периода, но вместо кроткого имени всегда называла его сложной конструкцией из слов: «белочка с пушистым хвостиком».
— Собирайся, — Хидан поставил перед ней ее детский рюкзак с «Dora the Explorer». — На улице отпразднуешь ее «день лязденья» — передразнил он.
— Не хочу! — Кагуя легла на пол «морской звездой», раскинув руки и ноги, выражая свой протест. Она насупилась, размышляя, не зареветь ли ей в честь такого случая, когда послышалось хлопанье дверей: Какузу вернулся.
Он был все еще подавлен вчерашними открытиями, Хидан видел это по его лицу.
— Ну что, пойдем? — спросил он, когда Какузу забросил свою сумку в комнату. Тот кивнул. — Только это, — Хидан зарылся пятерней в волосы, — есть одна проблема.
«Проблема» выбежала в коридор с полным рюкзаком игрушек.
***
— Так ты не уверен, что видел именно ее? — спросил Кисаме, стряхивая с ботинок снег.
— Да, — Дейдара вздохнул. — Но та девушка была очень на нее похожа.
Щёлкнул замок, Самехада с радостным лаем бросилась к Кисаме.
— Хорошая девочка, — Кисаме любовно гладил ее густую черную шерсть.
Собака активно виляла хвостом, придирчиво обнюхала Дейдару, пока Кисаме цеплял к ее ошейнику поводок.
— Думаю, для начала стоит узнать, чей это дом, — Кисаме задумчиво смотрел на карту в телефоне. — Чисто теоретически, Ино могла зайти сначала туда, а потом отправиться на вечеринку.
— Как мы это выясним? — Дейдара наблюдал, как Самехада что-то выискивала среди растущих у обочины кустов. Кисаме дернул поводок, и она засеменила рядом. — Спросим соседей?
— Нет, соседей лучше не беспокоить, — Кисаме покачал головой. — Вдруг они расскажут жильцу того дома о том, что им кто-то интересуется, это может его спугнуть. Можно проверять почтовый ящик: рано или поздно принесут счета на оплату, в них будет указано имя владельца.
— Пойдем, посмотрим прямо сейчас! — предложил Дейдара.
Он помнил, что обычно, в последние дни месяца, бабка сидела на кухне, обложившись счетами, и бубнила из-за подорожания тарифов. Завтра уже первое февраля, может, счета до сих пор лежат в почтовом ящике?
Они миновали несколько улиц, прошли мимо «Бриза», и вот, Дейдара снова оказался в том месте, где, по его мнению, видел Ино в последний раз.
Они вместе с Кисаме подошли к участку. Дом был обсажен живой изгородью, которая сейчас, своими голыми ветками напоминала колючую проволоку. Почтовый ящик стоял воткнутый в землю, рядом с присыпанной снегом дорожкой, ведущей к дому.
Белый металлический конус, с опущенным красным флажком, который понемногу подъедала ржавчина. Они огляделись по сторонам и осторожно заглянули внутрь.
К разочарованию Дейдары, ящик оказался пуст.
— Будем приходить сюда каждый день, — приободрил его Кисаме. — Раз дом жилой, почту сюда будут приносить регулярно. К нам обычно почтальон заходит под вечер, значит, на этой улице он появляется только по второй половине дня. Мы будем успевать перехватывать его после школы.
— Чем теперь займемся? — спросил Дейдара, пиная носком ботинка снег. Ему не хотелось возвращаться домой, мысли о предстоящей домашке вызывали у него унынье.
— Хочешь посмотреть на место, где произошло самое загадочное исчезновение в истории Амегакуре? — спросил Кисаме, не давая Самехаде забежать на чужой участок.
Дейдара, не раздумывая, согласился.
***
— Нам нужны фото для школьного проекта о семье, — соврал Какузу, глядя, как отец оторвался от заполнения своих бумаг. Такой спокойный и уверенный, что аж бесит. — Но я не нашел свои детские снимки после рождения. Где они?
— Я рассказывал тебе эту историю, Какузу, помнишь? — он одарил его улыбкой. — Мы не сразу поселились здесь: в доме шел капитальный ремонт, еще была эта тяжба с наследством, — Хаширама поморщился. — Мы жили в Такигакуре, в старом доме моих родителей. К твоему пятилетию, вся эта волокита закончилась, но во время переезда была допущена ошибка: один из грузовиков привез наши вещи по другому адресу — вообще в другой город.
В голове Какузу начали прорастать сомнения, как семена в почве. Отец говорил ему, что долгое время он был со своим братом в ссоре, как раз из-за права владения усадьбой. И что переезд сюда шел с проблемами: машины отправили не по тому адресу.
Значит, Хаширама не врет?..
Но что тогда в его бумагах делает копия усыновления?.. И та картинка с певицей, которую он выдавал за мать Какузу, как это понимать?!..
— По итогу они там и затерялись, компания грузоперевозок выплатила нам компенсацию. Твои ранние фотографии были в одной из коробок, — на Какузу устремился виноватый взгляд. — А без этих снимков задание не засчитают? Я могу позвонить учителю, объяснить ситуацию, — отец потянулся к телефону.
— Не нужно никуда звонить! — щеки Какузу вспыхнули.- Это для внеклассной работы, не на оценку.
— Хорошо, — Хаширама кивнул. — Ты в порядке, Какузу? — в его взгляде и голосе было столько неприкрытой заботы, что из-за своих подозрений Какузу почувствовал себя негодяем.
— Ты думаешь, про Такигакуре он тебе правду сказал? — спросил Хидан, когда они вместе шли к выходу с территории усадьбы.
— Не знаю, — Какузу пожал плечами, глядя на маячивший впереди рюкзак с Дорой. Сестра Хидана убежала вперед и теперь прыгала по тротуарной плитке. — А как это проверить? Я хотел спросить у прислуги, но они и по нашему-то плохо говорят, отец нанимает только мигрантов.
— Ну, от прислуги ты точно ничего не добьешься, — протянул Хидан. — Они не будут стучать на своего хозяина, он же им платит!
Какузу вздохнул — Хидан прав. Многие влиятельные люди боялись потерять отцовское расположение, что уж говорить про обычных рабочих.
— Я тут подумал, — начал Хидан, выходя вместе с Какузу за ворота. — Попробую разузнать что-нибудь у отчима. Они с твоим отцом типа, братья, наверняка росли вместе в этом Такигакуре. Если получится, то даже добуду адрес!
— Только осторожнее, не спрашивай в лоб, — умение Хидана вести переговоры было у Какузу под сомнением.
— Да че я, совсем что ли, угашенный, — возмутился Хидан. — Он ни о чем даже не догадается, так что не ссы!
— Дан! — Кагуя подбежала к брату. — Ма… масына! — она показала на приближающийся к усадьбе темный отцовский порш.
Какузу мысленно выругался: сейчас встречи с отцом давались ему нелегко. Играть роль примерного сына, который не пытается раскопать всю подноготную своего папеньки стало для него трудным испытанием.
Хаширама был как всегда улыбчив и весел. Он обменялся приветствиями с Хиданом, опустился на корточки перед Кагуей, которая по-прежнему жалась к ноге брата, показывая Хашираме свою «белочку с пушистым хвостиком».
— Это папа тебе ее подарил? — спросил Хаширама, узнав, что у белочки сегодня день рождения.
Девчонка прижалась лицом к ноге брата и не ответила.
— Вы в центр? — спросил Хаширама, поднимаясь. — Давайте, я вас отвезу, — он кивнул в сторону своей машины.
— Не нужно, — отказался Какузу. — Мы просто гуляем, — отцовская любезность уже раздражала.
— И девочка с вами? — Хаширама удивленно вскинул брови.
— А че ее, одну оставить? — Хидан смотрел на отца, как на дебила. — Все, пошли! — он ухватил Кагую за руку. — Купим орехов твоей белке! — они направились по гравийной дорожке прочь от усадьбы.
Какузу бросил короткое «пока», и поспешил догонять своих спутников.
Хаширама несколько минут стоял на улице, и задумчиво смотрел им в след.
***
Место оказалось Дейдаре знакомо: он бывал здесь. Правда, летом, когда цветущие вокруг маяка деревья превращали это безлюдное место в райские кущи.
Сасори приходил сюда рисовать.
Дейдара помнил, как тот громыхал своим этюдником, запах краски, шум моря, ветер, путавшийся в кронах деревьев.
На шее Итачи болтался фотоаппарат, он увлекался фотографией. Дейдара нашел его страницу в соцсетях, и с маниакальным упорством залайкал каждый снимок. Они медленно шли по мокрому песку к маяку: песчаная коса только открылась после отлива.
Рок Ли оставалось жить один год и четыре месяца, но он, конечно, ничего об этом не знал. Прямо сейчас Ли привязывал нитку к стрекозе, которую поймал возле своего дома, и как всегда никому до него не было никакого дела.
Август выдался жарким, но здесь было намного прохладнее. Сасори выбрал место в тени, напротив маяка, утопавшего в зелени. Пока он устанавливал этюдник, Итачи фотографировал окрестности. Дейдаре нравилась его увлеченность фотографией, такая живая, такая… настоящая. Это не было похоже на Сасори и его отношение к искусству — настолько пафосное, будто сам господь бог вложил ему в руку кисть.
Искусство фотографии дополняло Итачи, для него это было приятной частью жизни, хобби, приносящее удовольствие. Дейдара видел, что Итачи кайфует, когда ему удавалось поймать момент или подобрать нужный ракурс.
Сасори ставил искусство превыше всего.
Выше других, выше собственного комфорта, и уж конечно, выше своего младшего брата, который «ни черта не понимает в высоком».
— Дейдара, стань сюда, пожалуйста, — попросил его Итачи, показывая на скалистый берег.
Дейдара, конечно же, согласился. Снимки должны получиться просто потрясающими: чисто небо, сливающееся на горизонте с изумрудной водой, а на их фоне Дейдара, сидящий на гранитной глыбе.
Итачи стоял напротив с камерой, щелкал затвор, у Дейдары в голове крутились неуместные мысли о том, как Итачи красив в этих потертых джинсах и рубашке-поло. И что ему очень идет камера, и что ему нравятся его фотографии, каждый снимок в его альбоме, который он видел в соцсетях. Но больше всего ему нравился сам Итачи.
У Дейдары в уме были приготовлены нужные слова, которые ему хотелось сказать Итачи. Но, слетая с языка, они превращались в молчание.
— Итачи, иди сюда! — позвал его Сасори.
Итачи, с камерой в руках повернулся к нему. Сасори одним своим голосом разрушил всю красоту момента и возникшую между Дейдарой и Итачи связь.
— Сюда иди, «чегокает» он, — недовольно повторил Сасори.
— Мог бы и сам подойти, ты, сучонок, — в тон ему ответил Итачи, приближаясь к Сасори.
Оба улыбаются, что-то сообщают друг другу одними взглядами, и понятными только им ужимками. У этих двоих есть отдельный, собственный мир, в котором нет места Дейдаре.
В этот день Дейдара впервые испытал по отношению к брату ненависть.
— Летом тут красиво, я гулял здесь, — сказал Дейдара Кисаме, глядя, как Самехада что-то вынюхивала среди выброшенной на берег гальки. — Но я не знал, что у этого маяка такая история.
— С тех пор прошло почти тридцать лет, люди об этом вспоминать не любят. — Кисаме вздохнул. — Мой отец с другими старшеклассниками был добровольцем в одном из поисковых отрядов. Полиция так и не нашла ни одной зацепки. Город целый месяц потом жил в страхе, даже вводили комендантский час.
— Ого, — Дейдара удивленно вскинул брови. — Странно, что после того, как Ино пропала, его не ввели.
— А зачем? — Кисаме улыбнулся. — С заходом солнца на улицах Амегакуре обычно нет ни единой души. Этот город медленно умирает.
***
«Беги, Какаши, беги!»
Он побежал прямиком на стену деревьев, готовясь быть разорванным ветками. Мышцы болели, он устал от долгого бега, но понимал, как важно не останавливаться.
Промедление может стоить ему жизни.
В подлеске ему слышались шумы, шуршание мелких животных и что-то более громоздкое, приближающееся шаг за шагом.
— Беги, Какаши, беги! — надрывается женский голос. — Доберись до Ракушечной отмели! — добавляет она, прежде чем крик обрывается.
Он сел в постели так резко, что закружилась голова. Впервые во сне женский голос указал ему пункт назначения. Какаши был уверен, что именно там он и найдет ответы на все вопросы. Нужно только добраться.
Добежать.
Он отбросил в сторону одеяло, и соскочил на пол. Увидел ведущую наверх лестницу, и направился прямо к ней. Тело плохо слушалось, а вскоре он заметил, что одежда на нем совсем не по размеру. Из-за длины рукавов не видно рук, одна штанина зацепилась за другую, и он упал прямо на больное плечо.
Какаши вскрикнул, сбоку от него началось шевеление: он упал на расстеленный на полу спальник, где сейчас спал Ястреб.
— Что ты вскочил? — мужчина сел, жмурясь, словно шахтер, поднявшийся на свет после ста лет под землей. — Тебе еще рано выходить на улицу.
— Я… мне… — боль постепенно отступала. Какаши сморгнул скопившиеся слезы, перевернулся на здоровый бок, и медленно встал. — Мне нужно добраться до Ракушечной отмели!
Ястреб отвел от лица спутанные волосы, и пристально посмотрел на Какаши. От его взгляда вдруг замутило, воздух стал казаться густым, он словно забивался в легкие. Какаши повело, и он бы снова упал, если бы Ястреб его не подхватил.
— Ты на месте, Какаши, — Ястреб усадил его рядом с собой. — Это и есть Ракушечная отмель.
Пульс подскочил, Какаши понял, что кричащий женский голос на самом деле не сон, а воспоминание. Значит, он все-таки добрался до места назначения, хоть и не помнил как, а главное, зачем ему сюда было нужно.
А еще… Ястреб обратился к нему по имени. Но Какаши не помнил, чтобы он ему представлялся. Он никогда прежде не встречал этого человека. Татуировка, волосы, флейта… Если бы это был кто-то из друзей отца — Какаши бы точно такого запомнил.
— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — настороженно спросил Какаши. Он не мог понять, что это за человек.
Отец был добрым. Рыжая ведьма из супермаркета — хитрая и изворотливая, как змея. Тот парень, с которым он познакомился в «Бризе» — одинокий. А Ястреб?
На языке крутилось «спокойный», но Какаши чувствовал, что это не так. «Спокойный» — это его ощущение, которое он испытывал от общения с ним.
Этим ребятам нет никакого дела до добычи, которая ползает у них под носом, — рассказывал ему отец о своей практике. Когда он учился на зоолога, в зоопарке его определили в вольер к крокодилам. — У речного крокодила очень сильный укус. Однако главное его оружие заключается в умении ждать. Он до последнего момента старается оставаться незамеченным, наблюдая за своей жертвой из воды.
Вот оно. Ястреб — это опасный, затаившийся хищник. И Какаши смог добраться до его логова, хотя так и не понял — зачем?
— Отсюда, — Ястреб протянул ему свернутую газету. — Тут много о тебе написано.
Какаши в немом изумлении уставился на свою фотографию, размещенную на первой полосе. Рядом с ним напечатали снимок девушки с высокой прической.
«Беги, Какаши, беги!»
Он хотел как следует рассмотреть ее лицо, когда заметил, что под снимками была напечатана статья об отце.
***
— Жесть! Это прямо тут, на этом острове произошло? — Хидан во все глаза рассматривал виднеющийся впереди маяк. — Это просто отвал башки! — он достал из кармана мобильник и принялся снимать все в подряд.- Я люблю по заброшкам шариться, — он подошел к Какузу, чтобы показать фотографии. — У нас в Югакуре есть заброшенный отель, он почти такой же, как в «Сиянии» Кубрика, — Хидан принялся листать фотографии.
Он показывал Какузу комнаты со старой, ветхой мебелью, напоминавшие декорации из фильма ужасов. По лицу Какузу было неясно, впечатлен он, или нет, но когда Хидан случайно открыл снимок, который не собирался показывать, глаза Какузу удивленно округлились.
На снимке, перегнувшись через барную стойку того же заброшенного отеля, Хидан целовался с темноволосым парнем, стоящим по другую сторону.
— Слушай, я знаю, о чем ты подумал, — быстро затараторил Хидан, лихорадочно листая снимки.
— Да ни о чем я не подумал, — Какузу недовольно поджал губы, и смотрел, как Кагуя скакала по лужам, оставшимся после отлива. — Встречайся, с кем хочешь, это твое дело, — он безразлично пожал плечами.
— Мы не встречались, это так, по приколу было! Собрались там и забили сваю, одну на всех. Она по мозгам не ударила, но зато подняла настроение, и мы, в общем… — Хидану очень хотелось донести до Какузу эту мысль. — И это не парень! Это девушка, она просто выглядит так! — он снова протянул Какузу свой мобильник, чтобы тот мог в этом убедиться.
На снимке Хината стояла, прислонившись к стене, исписанной граффити. Эта девушка была не такая, как все.
Именно этим она Хидана и привлекала.
Хината имела прокол в носу, носила тяжелые ботинки, а короткая стрижка и выбритый затылок делали ее похожей на парня, которого выдавали довольно пышные формы, едва прикрытые сетчатым топиком.
— Мы просто тусили в одной компании, — Хидан убрал мобильник в карман. — Пока…
Пока не появилась Джашин.
-… нам не пришлось переехать.
У маяка было ветрено, Хидан натянул на голову капюшон, пожалев, что не взял с собой шапку. Кагуя высыпала из рюкзака игрушки, и принялась копаться в песке. Отлично, хоть не придется ее развлекать.
— А ты был там, внутри? — спросил Хидан, подойдя к Какузу, стоявшему перед заколоченным входом в маяк.
— Нет, я сюда еще ни разу не приходил, — признался он, подходя ближе.
Стены посерели, крошились и трескались. Красная краска почти полностью выцвела. Когда-то маяк был полосатым, как леденец, и представлял собой идеальную картинку для туристических открыток.
— Они тут на соплях держатся, — Хидан подергал криво прибитую доску, игнорируя надписи, предупреждающие об опасности. — Подняться бы наверх, оттуда наверняка открывается офигенный вид! — он запрокинул голову, глядя на купол маяка.
Какузу ударил ногой по доске в центре, та с громким хрустом отвалилась, и повисла на одном гвозде.
Они заглянули внутрь. Льющийся из слуховых окон дневной свет выхватывал из полумрака длинную винтовую лестницу, ведущую наверх.
— Идем? — Какузу повернулся к Хидану.
Джашин стояла на лестнице, ее глаза горели, как угольки, брошенные в рождественский чулок. Хидан не видел ее почти сутки, после того, как проткнул себе палец.
— Один из них утоп! Ему сложили гроб! — она громко напевала, прыгая по ступенькам в такт словам. — И вот вам результат: девять негритят!
Алые кляксы на ее сарафане танцевали в воздухе, одежда Джашин оставалась неизменной в любое время года. Однажды Хидан спросил, не холодно ли ей без обуви, в одном тонком платье. «Я могу чувствовать только боль», ответил она тогда.
«Твою боль».
Нужно срочно что-нибудь предпринять, но так, чтобы Какузу не заметил. Оставлять Какузу и Джашин вместе — опасно, но бездействие еще опаснее. С Джашин невозможно договориться. Эта стерва непременно воплотит в жизнь задуманное, и в глубине души Хидан знал, что лишь оттягивает неизбежное.
Хидан посмотрел в ту сторону, где сидела сестра. Пора действовать.
— Сейчас, подожди Какузу, — ответил Хидан, когда Какузу подошел к лестнице. — Тут какое-то погребение происходит, — он направился к сидящей на песке Кагуе. — Ты зачем свою белку закапываешь?! Пиздозя! А потом будешь ныть, что ее потеряла!
— Ечка са…дить… оле… оле…олешек!
— Да какие орешки, они зимой не вырастут! — Хидан отряхивал игрушку от песка. — Их весной сажать надо!
— Ыастут! — в качестве последнего аргумента Кагуя громко заревела.
Какузу не стал ждать, чем закончатся разборки Хидана с младшей сестрой. Он поднялся на несколько ступенек выше и прислушался. Помимо голоса Хидана и детского плача, доносящихся с улицы, его слух улавливал какой-то неясный звук, который он никак не мог разобрать.
Под ногами разлеталась пыль, скрипела каменная крошка. Пахло гнилью и сыростью.
Интересно, тогда, тридцать лет назад, отец со своим братом пытался спрятаться от чужака здесь, внутри маяка? Он поймал их на лестнице? Или они успели добежать до самого верха?
Какузу подошел к участку лестницы, где перила и значительная часть ступенек обвалилась. Подняться выше можно было только по узкому перешейку, оставшемуся от порожек, но Какузу не рискнул бы на него становиться.
Он посмотрел вниз, на пройденную часть лестницы сквозь провал. Выглядело жутковато, Хидану бы понравилось. Какузу достал мобильник и сфотографировал. Он подумал о том снимке, где Хидан целовался с «девушкой, которая выглядит как парень». В биографии Какузу не было подобных эпизодов. Отчасти из-за нежелания опозорить отца: город маленький, если он учудит подобное, то не избежит сплетен и пересудов. Отчасти из-за того, что подобные вещи казались ему недопустимой дикостью. Как можно подпустить к себе кого-то и поцеловать «по приколу?» Разве человек не должен тебе нравиться, и ты, типа, доверяешь ему?..
От мыслей о том, что если бы Хидан предложил ему «забить сваю» а потом поцеловал бы его, пусть даже по приколу, в груди сделалось горячо.
Какузу отпрянул от провала в лестнице, когда услышал шум совсем близко.
Рядом кто-то ходил.
— Хидан? — позвал он, напряженно всматриваясь в полумрак.
— Девять негритят пошли купаться в море! — акустика внутри маяка усиливала голос Джашин в несколько раз. — Девять негритят резвились на просторе!..
Хидан спустился к морю, и зачерпнул рукой ледяную воду. Сестра ждала его наверху, он обещал принести ей ракушку.
Ладонь обожгло холодом, Хидан зажмурился, а потом втянул носом морскую воду.
В носу тут же начало печь, из глаз потекли слезы, лобные пазухи заныли от боли. Казалось, морская соль хотела растворить ему мозг.
— Один из ни…гья! — песенка оборвалась пронзительным воплем.
Точно также кричала и Хината в тот день, когда Джашин добралась до нее.
Хината пришла загорать на территорию того заброшенного отеля. Она устроилась на старом шезлонге, в тени у пустого бассейна. На ней был купальник с черепами и розами, в нем она выглядела потрясающе.
Хидан не успел ничего предпринять. Он, словно в замедленной съемке, наблюдал, как Джашин влезла на забор, окружавший отель, и раскачивала веткой осиное гнездо.
Гнездо висело как раз над тем местом, где Хината принимала солнечные ванны. Но из-за гущи листвы его было не видно. Хината даже не поняла, что случилось: возле шезлонга с тихим шелестом упал странный «мяч», будто сделанный из папье-маше.
А потом в воздух взметнулся рой разъяренных ос.
Они принялись жалить бедную девушку, а Джашин хлопала в ладоши и хохотала.
Какузу зажег в телефоне фонарик и осветил лестницу. Рядом никого не было. Но шаги стали слышны отчетливее, теперь они отдалялись. Он направил луч фонаря вверх, туда, где через несколько пролетов располагался прожектор под крышей. Какузу увидел метнувшуюся к стене тень, после чего все затихло.
— Эй! — крикнул он в темноту. — Кто там?
Ему не ответили. Но Какузу отчетливо чувствовал — он здесь не один.
— Прости, Какузу — донеслось снизу. — У меня тут случилась небольшая проблема, — Хидан медленно шел к нему, зажав пальцами переносицу. Из носа у него текла кровь.
— Там не пройти дальше, лестница обвалилась, — объяснил Какузу, поравнявшись с Хиданом. — Мне кажется, там кто-то есть.
— Где? — Хидан удивленно вытаращил глаза. — Там, наверху? — он ткнул пальцем в потолок.
Какузу кивнул, и они вместе вышли на улицу. Они отдалялись от здания, запрокинув головы, чтобы увидеть смотровую площадку, под крышей. Голые деревья, растущие вокруг маяка, покачивались на ветру.
— Да там, наверное, чайки, или крысы какие-то лазили, — Хидан сложил ладони козырьком и смотрел на крышу.
— Это не было похоже на шум животных, — возразил Какузу.
— Птиса! — Кагуя, запрокинув голову, смотрела, на полетевшую от маяка чайку. — Дан, пти…са! — она показала на нее пальцем.
— Ну, вот, даже малая знает, что там копошились чайки, — Хидан улыбнулся, и дружески пихнул Какузу в бок.
Какузу не ответил. Он в ужасе смотрел на песчаную косу, по которой они добрались к маяку. Полоска суши стремительно скрывалась под водой, они совсем забыли о времени и о приливе. Даже если они побегут, то не успеют перебраться на ту сторону.
— Вот бля! — воскликнул Хидан, поняв, что они оказались в ловушке на острове, совсем как те подростки, тридцать лет назад.
— Бля… — тихо повторила за ним Кагуя.
***
— Море унесло все, — задумчиво произнес Кисаме, глядя на плещущиеся у подножья скал волны.
Он имел в виду что-то свое, и все же Дейдара не мог с ним не согласиться.
Здесь-то все и случилось.
Море было неспокойным, приближался шторм. Они уже собирались уходить, когда Итачи поднялся на каменный выступ, чтобы сфотографировать перекатывающиеся в воде оранжевые буйки. Он оступился на скользком камне, и упал в воду.
Дейдару в этот момент его охватил суеверный подсознательный ужас, проникающий под кожу, растекающийся по венам, ядовитым жалом впившийся в сердце.
Когда Итачи всплыл на поверхность, ужас отступил, оставив вместо себя выброс адреналина, который требовал немедленно действовать.
Из-за сильного течения Итачи не мог подплыть к берегу, волны относили его все дальше.
— Ему нужно доплыть до буйка, они все соединены веревкой! — Дейдара стал выкладывать детали спасения напряженно застывшему брату. — По ним он выберется на берег! Я подплыву к нему вместе с веревкой, — он скинул кроссовки, собираясь нырнуть в воду.
— Не лезь сюда! — огрызнулся Сасори, стягивая с себя футболку. — Ты — дохля, тебя снесет течением сразу, как только ты окажешься в воде!
— Я доплыву! — возмутился Дейдара. — Я первый на физре, в зачете по плаванью!
Но Сасори его уже не слушал. Обвязав себя веревкой, соединенной с остальными буйками он бросился в воду.
Дейдаре оставалось только беспомощно топтаться на берегу, наблюдая, как Сасори преодолевает расстояние, разделяющее его с Итачи.
Изнутри его разъедала обида. Он хотел спасти Итачи, стать для него героем. Чтобы он увидел, что Дейдара это не только шумный, надоедливый пиздюк, идущий в довесок к тонкой натуре Сасори. Что он тоже создан для прекрасного, и понимает в искусстве. Чтобы, наконец, понял, что значат эти лайки под фотографиями, эти «случайные» встречи возле его дома или в супермаркете, и почему его «привет», Дейдара ждет затаив дыхание.
Сасори доплыл до Итачи, они вместе, держась за веревку, стали возвращаться на берег. Внутри Дейдары в этот момент взыграло мелочное желание перерезать трос. Чтобы Итачи унесло в море, вместе со всеми чувствами, которые Дейдара к нему испытывал.
— Отойди от веревки! — заорал Сасори, когда Дейдара приблизился к тросу, обмотанному вокруг намертво вбитой в землю сваи. Именно к ней и цепляли растяжку с буйками. Будто почувствовал, что на самом деле было у него на уме, хотя Дейдара собирался помочь вытянуть их на берег.
Когда они выбрались на берег, оба сидели друг напротив друга, и дрожали. Сасори поднял с земли свою футболку и стал вытирать Итачи волосы. Итачи был похож на кота, вынутого из воды. Он не сводил глаз с Сасори и улыбался.
Они снова перенеслись в свой собственный мир, в котором Дейдара просто не существует.
По дороге домой он обнаружил, что глаза его полны слез. Он убедил себя, что это от злости на Сасори.
Конечно, от злости. А от чего же еще?..
***
Самехада гонялась за гулявшими по берегу чайками. Те разлетались с громкими криками, собака подпрыгивала, намереваясь схватить свою добычу в воздухе. Неожиданно она замерла, навострив уши, принюхиваясь к воздуху.
— Твою мать! — выругался Кисаме, заметив, как песчаная коса уходит под воду. — Прилив! Я совсем про это забыл!
— Да ладно, — Дейдара не видел в случившемся катастрофы. — Потусим тут подольше.
— Подольше? — Кисаме косо улыбнулся. — Отлив будет только через двенадцать часов!
Такого поворота Дейдара не ожидал. Двенадцать часов! Если он вернется домой после полуночи, бабка вся изгундится.
Он беспомощно огляделся, понимая, что они отрезаны от внешнего мира и застряли на пустынном острове. Совсем как те подростки тридцать лет назад. Сейчас, хотя бы есть мобильники — слабое утешение, от гнева бабки они его не спасут.
— В случае чего — позвоню отцу, он заберет нас на своей лодке, — в такт его мыслям проговорил Кисаме. — Правда потом он будет целую неделю душить меня своими нравоучениями, — он закатил глаза.
— Моя бабка такая же, — Дейдара сочувственно ему улыбнулся.
Неожиданно Самехада сорвалась с места и с громким лаем понеслась в сторону маяка.
***
В настоящий момент Сакумо Хатаке находится в коме, медики оценивают его состояние удовлетворительным…
Концовку статьи Какаши не разглядел — глаза заволокло слезами.
Будь мужчиной. Не плакать. Не плакать.
Какаши закусил губу, и мысленно уговаривал себя не разреветься, как маленькая девочка. Отец в больнице, кто-то напал на него, когда он был дома — это просто ужасно! Почему его не было рядом, когда это случилось?! Он непременно помог бы ему!
У них в доме почти не было современной техники, но мобильный телефон был заряжен всегда, и лежал на видном месте, на полке.
«На всякий случай» — говорил отец.
И вот, когда наступил этот «случай», Какаши пропадал неизвестно где, вместо того, чтобы воспользоваться спасительной трубкой!
— Ты ее знаешь? — спросил Ястреб, указав на фото девушки, напечатанное рядом со снимком Какаши.
Какаши покачал головой. Какое ему дело до этой девушки из газеты, когда его отец…
— Это Конан Хаюми, — Ястреб развернул газету. — Тут написано, что вы были вместе, когда напали на твоего отца.
Вместе?! Какаши не мог в это поверить. Он выхватил газету из рук Ястреба, и вцепился взглядом в лицо девушки.
Подведенные глаза, заколка с цветком в темных волосах, цепочка на шее…
— Я ее не видел, — Какаши покачал головой. Конан. Он прежде и имени этого не слышал.
— Ты не видел, или ты не помнишь? — Ястреб хмуро смотрел на него, склонив голову на бок. — О Ракушечной отмели ты мог узнать только от нее, — добавил он так резко, что в ушах зазвенело от последующей тишины.
Беги, Какаши, беги! Доберись до Ракушечной отмели!
Какаши задумался о своих снах. О лесе, окружавшем его со всех сторон, о голосе, повторяющем, что надо бежать. Он посмотрел на свои ладони, покрытые мелкими царапинами — такие остаются, если продираться сквозь густые заросли. Что же все-таки произошло?..
— Ладно, — продолжил Ястреб уже мягче. — Я расскажу тебе что случилось после. А потом ты попробуешь рассказать мне, что случилось «до». До того, как ты добрался до Ракушечной отмели.
Какаши кивнул, не уверенный, что сможет продолжить его рассказ.
Он шел мимо места, где велась вырубка. Пеньки торчали, как маленькие надгробья, к которым никто и никогда не придет. От этого зрелища становилось тоскливо, хотя Мадара и не считал себя сентиментальным человеком. Он уже семь лет живет в глуши, лес стал ему домом, и было неприятно смотреть, как этот дом разрушают.
Чем ближе он подходил к Ракушечной отмели, тем больше оживал лес, по сравнению с оставленной позади мертвой зоной.
В конце января грянула оттепель, и лес дарил восхитительный запах осени. Спелых яблок. Мадара видел имена, вырезанные на древесных стволах. Инициалы влюбленных подростков из минувшего века. Ныне — стариков. И ныне покойных. Сложись его жизнь по-другому — он бы тоже бегал по кустам со своей избранницей, и с помощью вандализма выражал к ней свою любовь.
Мадара подобрал с земли увядший лист дерева, и проткнул его пальцем. Привычка из детства. Они с младшим братом так раньше играли — смотрели на мир через отверстие в листке.
Птицы вспорхнули с ветвей, от прогрохотавшего вдалеке выстрела. В воздухе резко похолодало. Словно где-то распахнули окно, чтобы впустить во вселенную сквозняк. Мадара отпустил пожелтевший лист, и потянулся за ножом.
Это заповедная зона, охотиться здесь запрещено. Но сюда постоянно наведываются умники, уверенные, что правила их не касаются.
Богачи из Конохи. Пьяные подростки. Местные — для которых браконьерство, или, как они его называют, «промысел» — единственный шанс заработать хорошие деньги в этой дыре.
Мадара натянул на голову капюшон и закрыл лицо маской. Он всегда передвигался по лесу в камуфляже, а сейчас ему особенно не хотелось словить пулю от придурка, захотевшего пострелять. Он возвращался к своему убежищу, по тропам, известным только ему.
Треск веток, выстрел прогрохотал совсем рядом: похоже, зверя гнали к Ракушечной отмели. Мадара выругался: придется переждать, пропустить охотника с его дичью, чтобы не выдать свое местоположение. Он лег на землю, и с холма, стал наблюдать за прибрежной полосой. Вдалеке виднелся маяк — место, где исчез Изуна.
Временами, глядя на этот маяк со своего берега, у Мадары возникали мысли о том, будто сейчас мимо него проплывет та самая лодка. Та самая, проклятая, неуловимая лодка, на которой похититель увез его брата. А он, наконец, сможет остановить ее и спасет Изуну.
Снова выстрел, Мадара, по привычке, потянулся к своему автомату, которого рядом с ним не было. Он прислушался: похоже, зверь крупный, наверняка олень, их рога можно дорого продать на черном рынке. Странно, конечно, сейчас совсем не сезон…
Треск веток, шорох пересыпающейся земли, и вскоре, с холма, к ракушечной отмели скатился мальчишка.
От уведенного, Мадара забыл об осторожности, и поднялся со своего места. Ребенок?! Здесь? Во время охоты?..
Когда до него дошло, за кем на самом деле охотятся, раздался плеск, мальчишка упал — его подстрелили.
Мадаре много раз приходилось вытаскивать раненных с поля боя. Тогда на зубах скрипел песок, со всех сторон поливали свинцом, а уши закладывало от разорвавшихся рядом снарядов. Тогда все было просто и понятно: где свои, а где чужие. Тогда тебе просто отдавали приказ, и ты его выполнял.
А что происходит сейчас? В месте, где охота запрещена, в городе, где самое крупное происшествие произошло тридцать лет назад? Почему сейчас, в двадцать первом веке, где на содержание судебно-правовой системы жители Амегакуре исправно платят налоги, кто-то гонится за ребенком через весь лес, чтобы засадить в него пулю?
Мадара задавал себе эти вопросы, пока полз к лежащему в ледяной воде неподвижному телу. И ни на один вопрос он так и не смог себе ответить.
Мальчишка лежал лицом в воде, Мадара перевернул его на спину. Бледное, покрытое царапинами лицо, на вид лет десять, не больше. Из-за того, что он упал в ледяную воду, сосуды сузились, и теперь кровь горячим фонтаном хлестала из простреленного плеча.
Плохо.
Мадара навалился коленом на мальчишечью грудь, чтобы сдавить артерии и остановить кровоток. Он слишком поздно сообразил, что перед ним не мужик его комплекции, и он попросту сломает ему ребра. Выругавшись про себя, он выдернул шнурок, стягивающий капюшон, и туго обвязал предплечье. Кровавый фонтан прекратился, на первое время хватит. Нужно уходить. Стрелок так долго преследовал его в лесу — он непременно явится сюда, чтобы проверить.
Добить.
Мадара подхватил почти невесомое тело ребенка на руки, и по песчаному дну побежал прочь. Вода смоет все следы, стрелок не сможет его выследить.
Разумеется, часть его была против бегства, и требовала остаться. Дождаться ублюдка, чтобы посмотреть ему в глаза.
А потом перерезать ему горло.
Но прямо сейчас он чувствовал, как чужая жизнь утекала сквозь пальцы, и только от него зависело, сможет ли он ее удержать.
В него стреляли? Какаши отодвинул ворот кофты и посмотрел на пожелтевшие бинты. От них пахло кислятиной, он поморщился.
— Пулевые раны всегда заживают через нагноение, — пояснил Ястреб, заметив его реакцию. — Позже сменим бинт на свежий. Так откуда ты узнал о Ракушечной отмели? — на Какаши устремился немигающий взгляд.
Какаши снова подумал о своих снах. О лесе, который хватал его своими ветками. О том, что чувствовал рядом с собой движение, и сейчас он понимал, что это не преследователь, рядом с ним бежал кто-то еще.
Выстрел заглушает собачий визг, Какаши замирает и оборачивается.
— Паккун! — кричит он, глядя на брызги крови, стекающие со стволов деревьев.
— Быстрее, нам нельзя останавливаться! — торопит его женский голос.
Кто-то хватает Какаши за руку, и тащит за собой сквозь густые заросли.
По его щекам текут слезы.
Его собаки больше нет.
— Они убили моего пса! — в этот раз сдержать слезы не удалось. Они предательски брызнули из глаз, Какаши сжался в комок и отвернулся от Ястреба, утирая лицо рукавом.
— Они? — его ответ мужчину встревожил. — Сколько их было? Двое? Трое?
Какаши не ответил. Его тело сотрясалось в такт придушенным рыданиям, боль в плече проснулась и начала сверлить все сильнее.
— Эй, — ладонь Ястреба неуверенно погладила его по волосам. — Я понимаю, что тебе нелегко, и ты скучаешь по своему отцу, но постарайся успокоиться, хорошо? — Какаши кивнул. — Чем быстрее мы разберемся с тем, что случилось, тем быстрее ты сможешь с ним увидеться.
— А сейчас… нельзя? — со слабой надеждой спросил Какаши, утирая слезы.
— Понимаешь, в чем дело, — Ястреб снова улегся на свой спальник, и завел руки за голову. — Кому-то было важно любой ценой тебя прикончить. Я тебя не пугаю, я говорю, как есть, — добавил он, и Какаши понял, что в Ястребе ему нравилось: он разговаривал с ним, как с взрослым. — Он хорошо знает лес, а значит он или они — местные. А раз они готовы убить ребенка средь бела дня — ничего человеческого в этих ублюдках уже не осталось, — голос Ястреба ожесточился. — Ты не мой пленник, и как только этих мерзавцев поймают, я сразу приду с тобой в полицию, чтобы посмотреть выстрелившему в тебя негодяю в лицо. Но до этого времени, — вздох, — стоит тебе появиться на людях — они снова попытаются тебя убить.
Какаши кивнул. Мысли в голове путались, но страха за свою жизнь он не испытывал. Только от мыслей об отце в груди по-прежнему щемило.
— Ее так и не нашли, — Мадара снова поднес к глазам газету с фотографией Конан. — Это она тебе сказала бежать именно сюда? — на него снова устремился изучающий взгляд.
— Не знаю, — растерянно протянул Какаши. — То есть… я помню только женский голос, — признался он. — И больше ничего.
— Да по-любому она, больше некому, — Ястреб наморщил лоб, по лицу его пробежала тень. — Понять бы еще, что эта девчонка натворила, втянув в это тебя и твоего отца.
— Это твоя дочка? — спросил Какаши, пытаясь понять, почему Ястреб так обеспокоен судьбой этой девушки.
— Дочка? — Ястреб прыснул со смеху. — Ну, ты и сказанул! Посмотри на меня, — он сел, держа возле лица газету со снимком Конан. — Разве от такого забулдыги, как я, может появиться на свет такая красавица?
Какаши неуверенно улыбнулся. Ястреб не был уродом, во всяком случае, его внешность не была для Какаши отталкивающей. Но его реакция была такой забавной, что он не удержался и тоже фыркнул от смеха.
— Я видел ее всего один раз, — продолжил Ястреб уже серьезно. — Проблем от нее не оберешься, — он поморщился.
— Что с ней не так? — спросил Какаши, разглядывая девушку на фотографии. Она не казалась ему опасной, как, например, рыжая ведьма из супермаркета.
— Знаешь, правильного ответа, наверно не существует, — произнес Ястреб с сожалением. — Но я бы ответил, что все не так.
***
Неожиданно из-за маяка выбежала огромная, черная псина, со стоящей дыбом шерстью.
— Со…бачка! — Кагуя бросилась к ней с радостным воплем. — Бачка! Ав- ав! — она бежала к псине на встречу, подражая собачьему лаю.
— Стой! Куда ты?! — Хидан поспешил ее догонять. — Она же тебя с говном сожрет!
Столкновение было неизбежно: Кагуя плюхнулась на песок, и собака принялась ее обнюхивать. Неожиданно раздался короткий свист, и псина засеменила к показавшемуся из-за маяка хозяину.
— Привет, — поздоровался с Какузу Дейдара. — Прикольно, мы не одни тут застряли, — обратился он к державшему за ошейник псину Кисаме.
Они обменялись приветствиями. Хидан в недоумении стоял рядом, и ждал, когда Какузу познакомит его со своими приятелями. Кагуя поднялась с песка, отряхивая ладошки. Шапка сползла ей на глаза, песок прилип к штанам и куртке.
— Вот бля, — повторила она услышанную недавно от брата фразу.
Все это было ужасно смешно, что все четверо дружно заржали. Кагуя тоже засмеялась, а потом принялась гладить Самехаду, рассказывая ей, что у нее есть «белочка с пушистым хвостиком», и она играет только с ней.
— Мы тоже забыли про прилив, — Какузу поделился с остальными, как они оказались здесь.
— Бывает даже с лучшими из нас, — Кисаме косо усмехнулся.
— Скоро состоится та дурацкая дискотека, ко дню святого Валентина, — вспомнил Дейдара. — Вы пойдете? — спросил он у Хидана и Какузу.
— Меня к вам наверняка не пропустят, — Хидан сунул руки в карманы. — Я же еще официально не перешел в вашу школу. Мамаша пока решает другие вопросы, а я и не против, — он довольно улыбнулся.
— Не знаю, — Какузу пожал плечами. — Пока еще не решил.
Девчонки уже вовсю готовились к предстоящим танцам. Стены в школьных коридорах заполнили афиши-приглашения в форме сердец, ангелочков, и блевотных котиков. Какузу от всего этого воротило, но он знал, что ему придется пойти на этот вечер.
Чтобы создать в глазах отца видимость, что в классе у него все отлично, и он «поддерживает контакт с одноклассниками».
Они гуляли по острову до позднего вечера, обсуждая фильмы и видеоигры. Самехада стала отличной напарницей для игр Кагуи. У Хидана, казалось, была заготовлена тысяча и одна история на все случаи жизни, которые в его исполнении превращались в стенд-ап.
Когда, наконец, начался отлив, уже стемнело. Они перебрались по песчаной косе на «большую землю», и попрощались, обменявшись друг с другом контактами.
Какузу не сдержал вздох облегчения, когда Дейдара с Кисаме скрылись за поворотом.
— Тоже устал от них, да? — улыбаясь, спросил Хидан.
Какузу кивнул. Было приятно, когда рядом есть кто-то, так тонко улавливающий твое настроение. Он почти дотронулся до ладони Хидана, чтобы взять его за руку, когда впереди замелькал знакомый рюкзак с Дорой.
— Мама! — Кагуя бежала к воротам усадьбы, у которых их поджидали родители.
— Хидан, давай, поживее! — тон Цунаде не предвещал ничего хорошего. — Иди-ка сюда!
— О, начинается, — протянул Хидан, закатив глаза. — Мам, у тебя благодаря мне был целый день свободный! Чем ты недовольна?
— Недовольна?! — Цунаде вышла из себя. — Я тебе дам, «недовольна»! Ты видел, сколько времени?! — она ухватила сына под руку, и повела к дому. Какузу услышал что Хидан «безответственный», «издевается», «делает на зло».
Какузу хотелось поспорить с этой женщиной. Сказать ей, что Хидан замечательный старший брат, который заботится о своей сестре. Сказать ей, что она не права, и что «издевается», «делает на зло» — это не про Хидана.
Хаширама прокашлялся, напоминая о своем присутствии. Какузу вздрогнул, и повернулся к нему. Глядя на удаляющегося Хидана, он совсем забыл про него, и о том, что тоже провинился.
Отец стоял неподвижно, и пристально смотрел на него, не говоря ни слова. Он ждал, когда Какузу сдастся и опустит взгляд.
Отец ожидал подчинения.
Обычно Какузу не выдерживал этот препарирующий взгляд, но сегодня, из чувства протеста, ему не хотелось сдаваться.
Они сверлили другу друга взглядами, Какузу так и подмывало сказать ему: «лжец!», бросить ему в лицо ту картинку с певицей.
К счастью, здравый смысл удерживал его от этой затеи. Он никогда не видел отца в гневе, но интуиция подсказывала ему, что это не самое приятное, что может произойти с ним в жизни. А сейчас он чувствовал, что отец злился.
И это был не обычный, родительский гнев, как у матери Хидана. Какузу вдруг понял, что на такое, Хаширама, в принципе не способен.
А на что он был способен — проверять Какузу не хотелось, поэтому он опустил взгляд.
— Надеюсь, тебе понравилась эта прогулка, — Хаширама вздохнул, произнося это своим обычным, добродушным тоном. — Потому что ближайшую неделю ты из дома не выйдешь, — добавил он уже жестче. — После школы сразу домой!
Какузу кивнул, соглашаясь с наказанием с таким видом, будто показал отцу средний палец.