Костя опускает голову и утыкается взглядом в старую стеклянную рюмку, купленную на блошином рынке за бесценок. Прозрачная жидкость на самом дне перекатывается одинокой капелькой, ловящей тошнотворный желтоватый отсвет потолочной лампы. Он сжимает рюмку в трясущихся пальцах - неприятная деталь, которую он обнаружил совсем недавно, - и подливает еще водки. “Для меня все одно - самогон, я по водочке,” - вспоминает он, в один присест опрокидывая в себя содержимое. Костя уже даже не вздрагивает, тянется только за заветренной горбушкой бородинского и кидает в сторону коридора взгляд исподлобья. Там мечется наводящая марафет дочка, целиком и полностью игнорирующая отца. Слова вязнут на языке, пока Костя медленно осмысливает, что можно сказать дочери. Оксана вырядилась слишком вызывающе, слишком коротко. Тупое беспокойство начинает биться внутри, продалбливая путь из грудины к головному мозгу. Костя все не отрывает взгляда от девушки, поправляющей белый струящийся топ.
- Вырядилась как на панель, ей богу, - бурчит Хэнкин, понизив голос, и обращает свое внимание на непочатую бутылку.
- Профдеформация? - Оксана хмыкает, словно насмехается над ним, - Че, арестуешь меня?
Она расправляет волосы, каскадом спадающие на спину. Костя думает, что ее за такие лохмы с легкостью могут схватить и утащить в какой-нибудь проулок, чтобы сотворить что-то ужасное. Хотя, кажется, уже сделали все, что возможно... Его начинает подташнивать. Костя хочет встать, но стоит только резко поднять голову, как мир клинит и плывет.
Блять.
- Сам же бурчал, что работы нет, вот теперь есть, - она перекидывает через сумку какую-то светлую кофту. Хоть прикрывайся, хоть нет, тут ничего уже не поможет.
- Шлюхой?
- Тебе совсем мозги алкоголем отбило? - Оксана хмурится, теперь ей определенно не смешно.
Вот пускай, потому что Костя не смеется.
- Бросал бы ты бухать уже, - Оксана смотрит на него взглядом полным презрения и омерзения. Конечно. Он ведь тут самый большой мудак.
Костя машет рукой в ее сторону - жест, обозначающий “живи, как хочешь”, - и возвращается к рюмке. Через пару минут за дочерью захлопывается дверь, и Костя остается один в огромной пустой квартире. Тоска пробивает сердце, стоит только осмыслить это. Вслед за тоской приходит чувство полнейшего одиночества. Костя сдавленно выдыхает, встряхивает головой и подливает себе еще. Только уже не пьет - в горло не лезет ни кусок, ни даже глоток. Он смотрит на размытые круги на поверхности, следит за тем, как они волнами расходятся в стороны и бьются о тонкие стенки.
Как же он так все проебал?
Проебал работу: его спокойный и уравновешенный начальник почти орал, когда пытался выяснить, почему Костя провел задержанного лицом по асфальту. Проблема была даже не в проявленной жестокости - Костя от таких превышений полномочий давно научился отмахиваться, - а в том, что этот парнишка оказался невиновным. Филипп Максимович - называть его по имени и отчеству всегда было неловко, они были почти одногодками, - хмурил черные брови и кривил рот. Было так странно наблюдать, как его спокойное лицо искажает маска гнева. Еще страннее было слышать слова: “Я тебя отстраняю. Считай, что ты в отпуске на ближайший месяц. Чтоб я тебя не видел поблизости от участка, понял?”. Костя вообще из понятливых, потому сразу кивнул и даже не пытался спорить, хотя, наверное, стоило бы. Проебал детей: первый не смотрит на него и почти не разговаривает с ним, если вообще появляется дома; вторая чуть что огрызается и откровенно шлет нахуй, даже не стыдится. Один краше другой - Костя не знает, что из всего списка недостатков отпрысков бесит его больше всего. Очевидно, что бесит абсолютно все. Проебал жену: Марина который месяц гостит у мамы в соседнем городке. Костя мог бы подумать, что она отдыхает, но понимает, что она прячется. Прячется от него. Потому что не может терпеть его присутствие не то что в доме, но и в своей жизни.
Он всем им уже остоебенил настолько, что дома почти всегда его встречает пугающая пустота. Оксана большую часть времени пропадает черт знает где, - Косте до омерзения неприятно думать, что она может пропадать в этом замызганном притоне, называемом квартирой Зуева. Боря пропадает на учебе, а потом, судя по всему, мотается по городу с Кисловым - черт бы его побрал, мелкого патлатого ублюдка. Косте хочется зло рассмеяться: всех его близких людей увели торчки, что за ирония.
Он думает, что правильнее всего было бы пустить себе пулю в лоб, но куда ему. Кто потом будет собирать его мозги по стенкам? Кто будет делать опись имущества и упаковывать его тело в черный полиэтилен? Подсос-неженка Володя, которого от одного запаха морга начинает мутить? Володя, который зеленеет быстрее, чем Костя опустошает водочные запасы в ближайших ларьках? А что если его найдут Оксана или Боря? Что будет с ними? А что самое главное: что они будут делать?
Костя хмыкает, отгоняя мысли о том, что дети испытают только облегчение, и все-таки опрокидывает в себя стопку. Уже никакой хлеб и не нужен. Нихуя ему не нужно.
Телефон вибрирует унылой трелью, оповещая о новом сообщении. Костя замирает - даже в таком состоянии он безошибочно определяет, кто ему написывает. Он мучительно тяжело вздыхает, возводя глаза к потолку. Даже любовницу и ту проебал. В голове бьется пресловутое уточнение “любовников”, но от этого только мутить начинает. Никакие они не любовники. Нет никаких их. Водка запоздало обжигает пищевод, бьется в конвульсиях в желудке, и Костя намеренно заставляет себя думать о другом. Пытается заставить. Но мысли все равно крутятся в голове неуклюжим калейдоскопом, спотыкаются друг о друга, падают, разбиваясь на мелкие пылинки.
И все равно он мысленно возвращается к последнему разговору.
На кухне трещит дешевый электрический чайник, стучит нож, соприкасающийся с деревянной поверхностью разделочной доски. Костя утыкается взглядом в чашку и чувствует себя чужим на этой маленькой кухоньке, хотя казалось бы давно должен был привыкнуть. Но в последнее время все перевернулось: привычный баланс исказился и практически распался. В знакомое уравнение вписалась новая неизвестная, к которой Костя все еще не может привыкнуть. Как не может привыкнуть к странным ощущениям, возникающим внутри. К ощущениям, родившимся еще во время первой встречи с этой самой новой переменной. Такой внимательной, черт бы ее побрал, такой эмпатичной и неравнодушной. Готовой идти на риски ради, казалось бы, чужих людей.
Он напряженно звякает ложкой о стенку чашки. Ему мерещится тяжелый глубокий вздох женщины, стоящей у кухонной тумбы. А может и не мерещится вовсе. Все теперь стало совсем непростым. Да что уж там, им никогда не было просто. Ни когда они начали свои запутанные отношения, ни когда об этом узнали их дети, ни позднее, когда все окончательно запуталось. Запуталось настолько, что Костя стал совмневаться в собственном здравомыслии: он терпит (а на самом деле словно радуется) присутствию (бывшего) наркомана рядом с собой. Раздражающий Антон - вот в кого этот говнюк Ваня пошел, - мельтешит перед мысленным взором с каждым днем все чаще. Все сильнее он заставляет шестеренки в голове Кости сбоить, застарело скрипеть и безжалостно ломаться. Когда он сталкивается с Хэнкиным в дверях с мягкой полуулыбкой на губах. Когда протягивает ему кружку свежесваренного кофе - сваренного так, как в пресловутом “Коралле” никогда не варили. Когда ручищами своими проклятыми трясущимися тянется, чтобы дотронуться до плеча. Костю передергивает от воспоминаний и потока чувств, всколыхнувшихся от этого. Хочется разбить себе голову о стол, прямо о веселую клееночку, с нарисованными в клеточках лимонами. К самому себе возникает сотня-другая вопросов: Какие чувства, Костя? Какие у тебя могут быть трепетные ощущения от прикосновения левого мужика? Ты совсем ебнулся? Ты ж никогда не был таким. Никогда не был похожим на своего друга.
Если честно он вообще ничего не понимает.
В коридоре появляется пресловутый Антон, вероятно, только проснувшийся после ночной смены в больнице. Костя начинает жалеть, что вообще решил прийти на кофе - выносить чужое присутствие стало крайне тяжело. Его все время что-то подталкивает начать очередную ссору, ляпнуть что-то грубое, лживое и противное. От этого только сильнее хочется разбить самому себе голову.
- Кость, - Лариса откладывает нож с глухим стуком и поворачивается к нему.
- М? - ничего кроме короткого мычания Костя выдать не в состоянии.
Он прячется за кружкой с остатками остывшего чая. Словно за белыми керамическими стенками пропадет Антон в его серых свободных штанах и белой футболке. Словно пропадет трепетно смотрящая на него Лариса. Словно все вернется в норму, которая существовала еще каких-то два года назад.
- Нам нужно кое-что обсудить, - Лариса делает шаг вперед, берется за спинку свободного стула и не смотрит на Костю.
Она часто так делает, будто ведет диалог сама с собой. Антон же за ее спиной гремит чашками, вынуждая Костю в очередной раз поднять взгляд. Он не замечает за собой, как начинают полыхать щеки от одного вида худощавого, высокого силуэта. “Да что за херня?” - ругается он, старательно удерживая взгляд на красивой, тонкой и хрупкой Ларисе.
На его “Ларе”.
- Мы… - она тяжело вздыхает, обрывая фразу толком не начав ее.
Костя выжидательно смотрит на нее, не подталкивает и вообще старается никак не выдать себя - он надеется потихоньку слиться с мебелью. Может тогда неловкость и неуклюжесть между ними пропадет.
- Тош, - Костя надеется, что ему мерещится, что Лариса прямо сейчас не позвала его в эту странную одностороннюю дискуссию.
Но вот Антон уже поворачивается, кладет ей руку на спину и смотрит прямо на Костю. Слишком уверенный для того, кто какие-то пару лет назад за дозу был готов родную мать продать. Слишком уверенный для того, кто вот так говорит с главным ментом в городе. И смотрит он как-то подозрительно тепло - Костя все списывает на тусклый кухонный свет.
- Нам нужно наконец ре-решить, что со всем этим делать, - Антон делает одну короткую заминку, но в основном говорит ровно и уверенно, - Нужно все обсудить.
- Да.
Они оба замолкают, очевидно ожидая реакции Кости. А у того ничего кроме искреннего непонимания и нет. Что он может им предоставить?
- Я что-то ничего не понял…
- Отношения, - Ларисины пальцы еще сильнее сжимают несчастную многострадальную деревяшку, и женщина таки поднимает отчаянный взгляд на Костю, - Мы не можем жить в недомолвках. Нам нужно обсудить, как мы будем жить… вместе.
Ему нужно несколько секунд, прежде чем осознать, о чем Лора говорит. И еще пара мгновений, чтобы испуганно вскочить со своего места.
- Это херня какая-то, вот что я думаю, - он хочет бежать, прямо сейчас вылететь из этой чертовой, крохотной квартирки и забыть дорогу к ней.
Но ноги словно прирастают к унылому линолеуму. Костя осоловело моргает, пытаясь выжать из себя еще хоть что-то. По-хорошему надо забрать свои немногочисленные вещи, да хлопнуть дверью.
- Кость, почему сразу бред, - Лариса тянется к нему, делает шаг, но Хэнкин отступает. - Мы можем… попробовать.
- Втроем е…. - от возмущения не выходит даже договорить фразу, - Да идите вы нахуй! Оба!
Он слышит, но не разбирает слова, брошенные в спину. Ловить его никто не пытается. Лариса не готова никого удерживать силой, а Антон видимо понимает, что в случае чего его просто прихлопнут. Костя и рад, потому что ему страшно подумать, что он может натворить, если кто-то попытается его остановить.
Телефон вновь вибрирует, оповещая своего нерадивого владельца о новом звонке. Очередном звонке, на который Костя не готов отвечать. Он знает, что увидит, когда перевернет телефон экраном вверх. Там его будут ждать десятки новых сообщений, возможно даже пропущенные звонки. Она (ни в коем случае не они) беспокоятся за него, искренне переживает и пытается достучаться всеми возможным способами. Костя не знает, что ей ответить - не может же он нагрубить Ларисе. Кому угодно, но только не ей: нежной, утонченной, хрупкой. Той, кто радовался подаренному пледу, словно маленькая девочка. Той, которая принимала букеты цветов с нескрываемым восторгом и горящими глазами. Той, что так ласково проводила руками по редеющим волосам. Костя прикрывает глаза, прячется за ладонью, словно здесь есть хоть кто-то, кто заметит сверкнувшие слезы.
Так нельзя.
Он встает со своего места, подбирая телефон, но так и не смотрит на экран. Шаркает к выходу нетвердой походкой, умудряясь ничего не разбить и не сломать. Костя с трудом обувается и накидывает на себя излюбленную дубленку - сколько бы лет ни проходило, она все так же верно ему служит. Распихивает все по карманам, перчатки, телефон, ключи и сигареты, и хлопает дверью, стремясь скорее глотнуть свежего воздуха.