Maiso Linua — Asae

Ливень шел не переставая. Сверкали молнии, являя собою волю небес. Жители верили, что это Владыка Грома Сайно отмечает десятитысячный храм в честь своего друга. Грозовые тучи темной, тяжелой тенью нависли прямо над зданием. Казалось, что шальная молния вот-вот попадет прямо в верхушку позолоченной крыши. Обыватели, боясь грома и дождя, так и норовящего промочить дорогую обувь и испортить одежду, поспешили поскорее спрятаться от бури, сбежав под крыши собственных домов.

Поэтому в такой счастливый для всех жителей царства Сумеру день на улице не было ни души. Лишь одинокая фигура в ярко красном ханьфу, расшитом райскими птицами, молчаливо стояла у храма. Это был императорский архитектор Кавех. Именно он удостоился чести построить десятитысячный храм для покровителя их региона — Его Превосходительства Совершенного Владыки аль-Хайтама.

Кавех смотрел на творение своих рук и плакал. Днями и ночами он работал над чертежами и расчетами, чтобы подарить государству этот храм. Работа изматывала: приходилось раз за разом переделывать проект, чтобы угодить и Государю с Государыней, и фэншую, и монахам, что будут отвечать за совершенные в храме молитвы.

Единственное, чего он не намеревался делать — так это угождать самому божеству.

Кавех не верил в то, что сила молитвы поможет ему хоть в чем-то. Он привык полагаться только на самого себя, поэтому не ходил в храмы и не преклонял колени. Напротив, зачастую, услышав сетования родных, друзей, соседей, да даже просто прохожих незнакомцев, Кавех сам вызывался помочь решить проблему, которую люди хотели возложить на богов. Стоит ли говорить, что времени на сон и отдых у императорского архитектора было в дефиците?

Кавех смахнул слезу и улыбнулся. Этот храм вышел больше похожим на дворец. Конечно, десятитысячный храм и должен быть роскошным. Какому божеству понравилось бы на юбилей получить неказистый домик на отшибе какой-нибудь деревушки, вместо пагод, украшенных резными скульптурами, золоченых колонн, стен, расписанных масштабными панно, и острых крыш с глазированной черепицей? Этот храм достоин не только божества. Этот храм достоин зваться Четвертым Великим Творением³. Во всяком случае именно так теперь его детище величал народ. Кавех поистине гордился своей работой⁴.

Храм назвали Обителью Небесной Мудрости. А над входом написали учение небожителя, выведенное аккуратным каллиграфическим почерком: «Сначала думай — потом делай». Кавех в очередной раз хмыкнул про себя. Не очень-то мудр этот небожитель аль-Хайтам, раз выражается прописными истинами, да и только. Мало от него проку с такими речами. Даже странно, что все вокруг только ему и поклоняются.

Возможно, в чем-то Кавех и был прав. Аль-Хайтам не был из тех небожителей, что непременно бежали на помощь к своим подданным. Но он был первым богом литературы на небесах, занимая при этом среди всех небесных чиновников самую важную должность, после первого бога войны, а значит, имел очень большое количество последователей, и, следовательно, — сил тоже. Недооценивать его не стоит, но Кавеху было всё равно. Он не был знаком с порядками на Небесах, с рангами небесных чиновников — тем более.

Его интересовала лишь одна единственная его страсть — архитектура, и здесь он достиг истинного совершенства.

Свидетелей вознесения Кавеха на Небеса не было — все разбежались в укрытия, прячась от бури. В народе поговаривают, что в него ударила молния, пока он стоял и плакал от радости и счастья. Другие судачат, что на самом деле вспышка грома повредила крышу дворца-храма, и Кавех полез её латать, — так вознесся. На самом же деле всё было несколько иначе.

Простояв так еще целый час и промокнув под дождем до нитки, Кавех развернулся на пятках и побрел, еле волоча ноги, куда глаза глядят. У него больше не было места, куда бы он мог возвратиться…

❀ ❁ ❀

Несколькими месяцами ранее

— Что ж, уважаемый господин Кавех, боюсь, что императорская семья не может выделить больше ни одной монетки на строительство этого храма. Как бы мы не почитали Его Превосходительство Совершенного Владыку аль-Хайтама, казна — не резиновая!

Кавеха подняли из постели ни свет ни заря. Он привык спать допоздна, но помощник, чтобы вытащить его на строительную площадку, примчался к нему домой и барабанил в дверь столь громко, что разбудил не только архитектора, но и его соседей.

Резиденция Кавеха находилась неподалеку от стен императорского дворца. Когда-то он сам приложил руку к его строительству, пусть тогда и не был ведущим архитектором. Теперь же он был одним из самых приближенных людей к Его Величеству. Император, питавший слабость к роскоши и красоте, не мог не обратить внимание на талант Кавеха. Поэтому и осы́пал его золотом, выделил отдельный просторный дом поближе к своему дворцу, наградил титулами и почестями, лишь бы архитектор раз за разом удивлял окружающих великолепными творениями. Император был тщеславен и, безусловно, стремился превзойти все соседние государства не только на военном поприще, но и в мирное время. Кавех же просто жил архитектурой, любил творить и был счастлив, что не остался в тени, как многие таланты до него. Однако теперь он в полной растерянности стоял посреди строительной площадки и совершенно не понимал, что ему делать дальше.

— Но… госпожа Дори, разве не Император самолично приказал мне достроить храм, чего бы это не стоило? — в итоге выдавил из себя Кавех. Он ошарашено смотрел на женщину перед собой, совершенно не понимая, что же она пытается втолковать ему.

— Всё верно, господин архитектор. Храм и должен быть достроен к сроку, — гаденько улыбнулась Дори. — Но обстоятельства изменились. Вам ли, первому архитектору Сумеру, не знать, что государству угрожает вражеская армия? В пустыне поднялся бунт. Государь не может закрыть глаза на бесчинства народа Дешрет! Поэтому вы должны достроить храм без финансовой помощи из казны. Делайте, что хотите, господин Кавех, но стройка должна быть завершена в срок, иначе Его Величество Император Азар найдет себе нового первого архитектора.

В глубине души Кавеху никогда не нравилась эта женщина, но он не посмел бы нахамить или как-то обидеть ее. И вовсе не потому, что она была главным казначеем государства и отвечала за финансирование почти всех его проектов. Однако Кавех, по наставлению своей матушки, всегда пытался видеть в людях только хорошее, надеясь, что доброта вернется ему сполна. Вот и сейчас он одернул себя и подумал: «Не стоит клеймить ее улыбки притворными, а радушие — фальшивым. Может… мне показалось просто, что она меня недолюбливает, а на самом деле сочувствует моей проблеме и в скором времени вернется, чтобы помочь найти верное решение».

Однако эмоции не обманешь, внутри у него кипела злость, он едва умудрялся ее подавить. Пока Кавех молчал, пытаясь успокоиться и не взорваться тирадой, чиновница снова улыбнулась, лениво обмахнула лицо веером, заставив инкрустированные в него рубины ярко блеснуть на вышедшем из-за облаков утреннем солнце, и сказала:

— Сегодня жарковато, не находите? Что ж, я пойду, пожалуй. Не забудьте, господин Кавех: крайний срок — за день до Праздника Середины Осени!

С такими словами Дори развернулась на каблуках, махнула широким рукавом чересчур пестрого для повседневной носки платья, пряча в него не менее яркий веер. Напоследок она сверкнула глазами, спрятанными за очками в позолоченной оправе, еще раз гаденько улыбнулась и удалилась под еле сдерживаемый от злости негодующий вздох Кавеха и удивленный взгляд всех, кто находился на строительной площадке.

❀ ❁ ❀

Буря не спешила утихать. Ноги сами привели архитектора к таверне. «А что, выпить вина — не плохая идея…», — подумал Кавех и решительно толкнул дверь.

— Хозяин! Чарку лучшего вина! — воскликнул он с улыбкой, едва переступив порог. — Сегодня есть, что отметить!

— Эй! А ну пошел прочь отсюда, шалопай несчастный! Зальешь мне весь пол водой! — трактирщик злобно вылупил глаза и схватился за метлу, что стояла рядом. Увидев, что Кавех стоит, не шелохнувшись и разинув рот, он вскочил в насиженного места и еще громче прокричал: — Ты что, оборванец немытый, не слышал?! Пошел прочь!

— Оборванец? — удивленно переспросил Кавех.

А потом кинул взгляд на свои одежды и всё понял. Он действительно выглядел весьма плачевно: дорогое ханьфу промокло до нитки, так потемнев от влаги, что не разглядеть уж было расшитых шелковой нитью райских птиц; грязь из луж замарала подол; сапоги начерпали столько воды, что вот-вот она полилась бы через край. Поняв, что спрятаться и переждать бурю в таверне не удастся, Кавех поспешил хоть как-то исправить свое положение:

— Ах, уважаемый господин, прошу меня извинить. Но позвольте, поправлю вас: я никакой не оборванец, — Кавех гордо вздернул подбородок, — а главный императорский архитектор!

В ответ он услышал лишь презрительный смех.

— Ха-ха-ха-ха! Не смеши меня, мальчик. Я видел сегодня Его Превосходство главного архитектора Кавеха на открытии Обители Небесной Мудрости. Это утонченный юноша с прекрасными манерами и превосходным вкусом. А ты что? Тьфу! Оборванец! Пошел прочь, я сказал, а не то собственноручно вытолкаю взашей!

— Но… так ведь я…

— Эй, парень, ты что не слышал хозяина? — к нему подошел мужчина, превышающий его в росте чуть ли не на две головы. Огромной ладонью он схватил Кавеха за предплечье и больно сжал. — Тебе здесь не рады. Проваливай.

Мужчина не обзывался и не кричал. Но от его угрожающего вида Кавех содрогнулся. Ему ничего не оставалось, кроме как выйти обратно под дождь. Однако не успел он пройти и пяти чжанов⁵, как его окликнули:

— Уважаемый господин строитель!

Кавех удивленно обернулся. Его нагнал монах в белом ханьфу и соломенной доули⁶. Он по-доброму улыбнулся и протянул Кавеху кувшин:

— Вы, должно быть, один из строителей, что работали над возведением храма Его Превосходительству Совершенному Владыке аль-Хайтаму? Прошу, возьмите это вино в качестве благодарности за работу. Жаль, что я не могу дать вам чего-то большего…

— Спасибо…

— Прошу, уважаемый господин, не держите зла на трактирщика. Я вижу, что вы прошли непростой путь и добились совершенства. Не останавливайтесь, идите только вперед.

На этих словах монах еще раз улыбнулся, а потом неожиданно подмигнул и, не прощаясь, развернулся на пятках, скрываясь за углом трактира. Незнакомец ушел так быстро, что Кавеху оставалось лишь удивленно вытаращиться на то место, где он только что стоял.

Однако продолжать мокнуть впустую не имело никакого смысла. Но ведь и идти ему было больше некуда…

Кавех продал дом, который подарил ему император. И всё свое имущество — тоже. Так и не добившись продолжения финансирования, у него осталось всего два варианта на выбор: потерять лицо и отказаться от проекта, лишившись доверия государства, либо же пасть еще ниже, продать последнюю рубаху, но закончить храм на свои собственные деньги. Кавех выбрал второе…

Когда храм только проектировался, ему пообещали полный карт-бланш, неограниченные ресурсы, воплощение любых идей. И в процессе работы Кавех влюбился в этот храм. Он отдавал всего себя без остатка и в конце концов решил, что во что бы то ни стало достроит Обитель Небесной Мудрости.

Сказано — сделано. И сказать, безусловно, было легко. На деле же оказалось, что теперь ему просто напросто негде было жить. До сего дня он оставался в храме. В одном из помещений для молитв Кавех устроил себе место для сна, расстелив на голом мраморном полу циновку. От таких условий ужасно болела спина, к тому же мыться приходилось по ночам в тайне от всех, в озере, на берегу которого и построили храм. Рабочее место ему заменил стол для подношений, а оставшееся вещи — в основном одежду, да какие-то украшения — он хранил в ящике для пожертвований.

Никто из рабочих не знал о том что Кавех разорен. Даже его ближайший помощник — тот самый, кто вытаскивал его из теплой постели на стройку — был не в курсе. Кавех отослал его в дальнее государство искать особый мрамор для полов, который на самом деле выдумал. Он сослался на то, что только ему может доверять, но по правде просто не хотел так сильно пасть в глазах подчиненного. Само собой, из-за того что Кавех хранил в тайне свое положение, Император также был не в курсе, что его лучший архитектор теперь побирается на улицах.

Кавех вымученно вздохнул. Архитектор был измотан, его клонило в сон, а ведь он не выпил еще ни грамма подаренного монахом вина. Решительно откупорив крышку кувшина, Кавех пригубил напиток.

— А не дурно… — пробормотал архитектор.

Немного подумав, он побрел обратно к храму. В конце концов там еще остались его скудные пожитки. Может, завтра удастся заложить драгоценные серьги, что он оставил в память о матушке. Тогда Кавех сможет хотя бы питаться в ближайшие несколько недель…

Но, вернувшись к храму, архитектор обнаружил, что главный вход заперт. Проверив запасной, он пришел к прискорбному выводу, что останется и дальше мокнуть на улице этой ночью.

— Да уж, дожил, — пробормотал Кавех, усаживаясь под раскидистый клён, что рос позади храма. Прямо перед ним открывался изумительный вид на озеро, который сейчас освещался лишь короткими вспышками молний, за которыми неизбежно следовал оглушительный гром. Буря и не думала отступать…

Кавех выпил еще, на этот раз делая крупный глоток. Если уж согреться не получится, то можно хотя бы забыться. Он и сам не знал, сколько так просидел, но выпил весь кувшин до дна, а потом вскочил на ноги, глянул в небеса и крикнул что есть мочи:

— Эй, Ваше Превосходительство Совершенный Владыка аль-Хайтам! Я надеюсь тебе там живется припеваючи в Небесной столице! Потому что, знаешь, нам тут не сахар. Может уймешь уже своего друга, Повелителя Грома Сайно? Конечно, открытие твоего храма нужно отметить со всей помпезностью, но я тут, между прочим, по вине этого самого храма промок до нитки!

Кавех тяжело дышал, но легче от крика не стало. Совсем. Тогда он наконец снова заплакал. Слезы текли, текли и текли, не переставая. Как будто весь выпитый кувшин вина превратился в эту соленую жидкость и теперь покидал организм таким незамысловатым образом. В конце концов сил не осталось и на слезы. В последний раз всхлипнув, Кавех тихонечко буркнул себе под нос:

— Эй, аль-Хайтам, может… ик… и правда закончите буянить вместе с Сайно? Я ведь и правда… ик… спать хочу…