Принц Ли осушил кубок залпом и замер на несколько долгих минут, прислушиваясь к своим ощущениям. Ти Фей лежал на кушетке, прижав руку ко лбу и из-под ресниц наблюдая за произведенным эффектом; он, конечно, ожидал чего-то более красочного, вроде танцев от счастья или хотя бы видимых глазом перемен, но из-за навалившейся на тело слабости не мог даже разочароваться как следует.

— Да, — заключил Ли наконец. — Это оно. Это то, что нужно. Ощущения просто божественные.

— Правда что ли? — вздохнул Ти Фей устало. — А по-моему ничего не изменилось.

— Ну, ведь я сделал первую пару глотков, — напомнил Ли. — Для того, чтобы вернуть себе вкус жизни, мне понадобится не один десяток таких кубков...

От одной лишь мысли об этом объеме темной материи Ти Фей печально застонал.

— Ну-ну, не строй из себя умирающего, — строго попросил Ли. — Не думаю, что тебе прям настолько сильно пришлось напрячься.

— Может, ну ее, эту жизнь, а, Ли? — от усталости Ти Фей даже не задумался о том, в какой опасности окажется его план, если Ли пойдет у него на поводу. — Что плохого в твоем существовании? Ты не ешь, не спишь, не стареешь... жизнь — сплошное удовольствие!

— Жизнь — сплошная скука!

— У тебя тонна свободного времени! — возмутился Ти Фей. — Ты можешь тратить его на любые развлечения! Без устали, без перерывов на туалет...

Под звуки его ворчания принц Ли подошел ближе к кушетке, поставил кубок у изголовья, намекая на никуда не подевавшуюся обязанность завтра предоставить еще одну порцию. Ти Фей открыл глаза, взглянул на Ли снизу вверх, и почти целую минуту они смотрели друг на друга молча, ведя невидимую всему миру, но ожесточенную борьбу.

— Скажи на милость, чем бы ты занимался на моем месте? Книжки читал? — Ли как бы решил уступить, хотя скорее смилостивился над разбитым усталостью соперником. — Так меня от одной только идеи тянет в сон. А уснуть я не могу.

— Ну почему обязательно книжки? Книжки это, конечно, замечательно. Но есть много других занятий. Рисование. Писательство. Лепка из глины, что ли...

Клокочущий смех заставил тело Ли дернуться, и Ти Фей почувствовал себя очень глупо.

— Вот ты, живой, многим из этого занимаешься?

— Ну знаешь, меня все время что-то отвлекает...

— Если бы ты стал бессмертным, то лег бы на диван и лежал, пока твое тело не превратится в труху, — отчеканил Ли, и, как ни пытался, Ти Фей не мог не признать, что он прав. — Даже конечность твоего существования не вынуждает тебя заняться делом, так что уж говорить о вечной жизни?

— Я просто устал, из-за тебя, между прочим, — промямлил он, понурив голову. — Ну а ты? Чем ты занимал конечность своего существования, пока не помер?

Ли отвел взгляд в сторону, туда, где за решетчатым окном зарождалась вялая, прохладная весна; его мутные глаза вдруг просветлели, лицо чуть вытянулось, визуально помолодело, сухие пальцы с облезлыми ногтями забарабанили нервно по спинке кушетки.

— Я... — голос звучал как-то чуждо, незнакомо, и Ти Фей невольно подался вперед, заинтересовавшись. — Я, знаешь ли, танцевал.

Захотелось расхохотаться, но Ти Фей закусил до боли нижнюю губу и сдержался.

— Та... танцевал?

— А что такого? — обиделся Ли. — Ты вообще представляешь себе, насколько танец — удивительное занятие?

— Даже не знаю. Просто берешь и двигаешься, вот и все.

— Да что ты говоришь? Если так думать, то рисование — это просто берешь и водишь карандашом по бумаге, а писательство твое со всеми книжками — просто берешь и выписываешь какие-то случайные словечки. Вроде как слова же ты знаешь, даже много всяких разных слов, значит все, садись и пиши роман. Только так не получится. И с танцем — там тоже так не просто не выйдет.

Ти Фей моргнул, недоумевая не столько из-за бурных эмоций, появившихся в Ли вдруг ни с того ни с сего, сколько с яркого блеска его обыкновенно потухших глаз.

— Я часто задумываюсь о том сапиенсе, что первым придумал танцевать, — выставив вперед руку, Ли взглянул на свои пальцы и попытался ими щелкнуть, но мертвая кожа лишь смялась, обнажив гнилое мясо. — Кем была та обезьяна, которая стукнула камнем о камень, рождая ритм, дернула ногой в то же время и вдруг поняла, насколько это приятно — когда твои движения совпадают с тактом, который ты слышишь.

Ти Фей пожал плечами — ему все это показалось каким-то слишком уж философским и оторванным от жизни. Но на этот раз Ли не обиделся на его непонимание.

— Это просто ты не видел, как я танцую, — сказал он уверенно. — Тогда, если ты не полный идиот, ты бы меня понял. Здесь дело даже не в музыке и не в движениях тела, соль, Ти Фей, она в том, чтобы каждый твой шаг и каждый кивок отзывались в музыке твоего сердца. Поэтому для танца не нужны ни оркестры, ни заученные па, нужно лишь чувствовать ритм, слышать себя и позволять своему телу двигаться так, как ему хочется. И в момент, когда мелодия в твоей голове совпадет с действиями твоего тела, ты почувствуешь такое удовольствие, которое невозможно описать словами.

— Мелодия в голове, — тихо сказал Ти Фей, — это шизофрения.

— Неужели ты правда никогда такого не чувствовал?

Чувствовал ли он вообще когда-либо хоть что-то? Раньше чувства и эмоции переполняли так сильно, что это походило на заболевание; каждая улыбка, каждый добрый жест со стороны окружающих заставлял любить так безудержно и беспечно, что во имя этой любви не жалко было поставить даже жизнь свою на кон. Влюбиться и отдаться с потрохами мужчине, обещанному родной сестре. Влюбиться и позволить воспользоваться собой учителю музыки, даже зная, что у него есть семья. Влюбиться и довериться монаху, и пусть такие отношения чреваты катастрофой, она ведь будет потом, эта банальная катастрофа, она где-то за углом, а любовь и те чувства, что плещутся в нутре, они вот здесь, они сейчас, они рядом.

Но чувствовал ли он когда-нибудь на самом деле?

Едва ли; и уж точно не так, как это делал Ли.

Ти Фей вытянул руку, дрожащую от мышечного напряжения, и постарался улыбнуться приветливо.

— Покажи мне.

— Ай, черт с тобой, Ти Фей, — принц взбесился и даже сжал руки в кулаки, отчего на костяшках снова потрескалась кожа, — не смей надо мной издеваться!

— И не думал! Я хотел понять.

— Дураку ясно, что я не могу танцевать с таким телом! Хотя ты не дурак. Ты идиот бессовестный...

— Ты мне сейчас заливал, что дело не в движениях и не в теле, а в музыке сердец или что-то в этом роде, — напомнил Ти Фей; рука уже начинала побаливать оттого, что он держал ее на весу. — Так докажи мне. Так покажи мне. Или твои слова яйца выеденного не стоят?

Принц еще поколебался, но после протянул руку в ответ, и Ти Фей ощутил на коже прикосновение холодной, липкой, мертвой плоти, оставлявшей после себя едва уловимое ощущение слизи и вони.

— Стоят... да целого десятка стоят, — сказал Ли неуверенно, за глупым юмором скрывая напряжение, и Ти Фею это было так знакомо, что он даже улыбнулся. — Давай попробуем.

Если потянуть, то мертвые руки, наверное, отвалятся к чертовой бабушке, поэтому Ти Фей встал сам, следя за тем, чтобы на хрупкое тело принца не оказывалось слишком большое давление. Собственный организм протестовал, ноги сразу стали ватными, а комната перед глазами закружилась и запрыгала, и к горлу подступил комок; но он выдержал все это и даже сумел улыбнуться принцу Ли, хотя тот все еще был последним человеком, кому хотелось улыбаться. Крепко вцепившись в руки, Ти Фей закружился по комнате, и Ли пришлось кружиться вместе с ним; растрепанные, выбившиеся из прически волосы падали Ти Фею на лоб, он быстро-быстро перебирал худыми ногами, сплетая их в косы с холодными жердями ног принца, а головокружение не прекращалось, даже когда тело переставало нестись вперед. Странно танцевать без музыки, и найти какой-то явный ритм все никак не удавалось; однако Ли двигался вслед за ним, шагал, наклонялся, и это и было целью. К тому же, стоило развеяться тому недоумению, что напало на него первоначально, как Ли расслабился, насколько могло расслабиться неживое тело, его движения стали увереннее и четче, и в какой-то момент он даже начал вести, сам решая, куда Ти Фею нужно делать следующий шаг, то подталкивая его к стене, то оттягивая от соблазнительно мягкой кушетки. Ти Фей изначально хотел изобразить вальс, потому что ему казалось, что это сделать без музыки проще всего; но вальс не получился, ведь он так и не смог вспомнить, как и что там нужно считать. Не вышло вообще ничего, что можно было бы со спокойной душой назвать танцем; они просто бродили по комнате, как слепые котята, натыкаясь на стены и мебель, и Ти Фей держал партнера за плечи, сжимая ледяную плоть до боли в суставах, а принц Ли удерживал его за пояс, едва касаясь ночного белья кончиками холодных пальцев. Хорошо бывало лишь тогда, когда они кружились; но кружиться долго не выходило, потому что от этого Ти Фея начинало тошнить. Спасибо Небесам, что никто не видел их в тот момент! А как красиво все могло получиться!

И тогда Ти Фей услышал. Музыка.

То ли это ветер гулял по дворцу, забирался под потолок и там струился по щелям, наполняя безжизненный мрамор звуком своего дыхания. То ли живое сердце Ти Фея, прижатое слишком близко к мертвой груди, встрепенулось, забилось, как птица, задавая телу безумный ритм, застонало, перебирая, как бусины четок, все пережитые потрясения, создавая болезненно-живой проигрыш. А может, и скорее всего, все вместе: ветер тянул свой печальный, протяжный инструментал, сердце сидело на барабанах, душа взяла в руки треугольник. Каждый шаг, бившийся о мраморный пол, теперь имел смысл, каждое движение плеча обрело свою красоту, и даже в комнате стало будто теплее, и твердая кожа партнера чуть видно порозовела; Ти Фей закрыл глаза, всецело отдаваясь этому неслышимому ритму, этой немой песне, и по тому, как слаженно теперь двигались их с Ли тела, он понял, что принц слышит все то же самое. Чувствует под руками ритм сердца в субтильном теле, согласовывает его с печальной песнью запертого в мраморе ветра; несколько мгновений, показавшихся как минимум вечностью, оба кружились, плясали, двигались, сливались, и жили, безгранично, безудержно жили, дышали, наслаждались собой и спрятанным за облаками, но все еще существующим голубым небом. Но всему приходит конец; Ти Фей покрепче сцепил руки на плечах Ли, подтянулся, чтобы говорить ему в ухо, прошептал, стараясь придать своему голосу побольше соблазнительных и ласковых нот:

— Вот видишь? И в этом мертвом теле можно недурно танцевать. Если повезет с партнером.

Руки на его боках разжались; от неожиданности Ти Фей не удержался на ногах, тем более, что головокружение ощущалось все сильнее; он упал бы на пол и наверняка пробил себе голову, если бы позади не оказалось кушетки. Принц Ли уронил его не просто так, а зная, что драгоценный для него некромант не навредит себе — с другой стороны, какое право он имел его ронять?!

Вставший в горле комок возмущения пришлось проглотить — лицо принца ясно давало понять, что не время для споров.

— И это все? — грубо спросил Ли. — Это то, что ты почувствовал? Недурно станцевали?

От испуга Ти Фей поджал ноги, словно ребенок, и лишь усилием воли удержался от того, чтобы закрыть голову руками. Вряд ли его собираются бить — он нужен живым. Живым. Лояльным.

— А что?..

— Вот и цена твоим книжкам и романчикам, — Ли хотел плюнуть сквозь зубы, но только фыркнул сухим ртом. — Ты красив, как черт, без сомнений, — он пробежался взглядом по подогнутым ногам. — Но все это не имеет смысла, если в сердцевине гниль.

Под его взглядом Ти Фей чувствовал себя обнаженным, и не получал от этого чувства никакого удовольствия, а под тяжестью обидных речей, казалось, мог расплющиться и задохнуться.

— Нормально же танцевали, — пробормотал он, заливаясь краской смущения. — Что тебе не понравилось?

— Не вздумай больше трогать меня без разрешения. Не забывай, что я принц, — отчеканил Ли холодно. — Раз в день предоставляй мне полный кубок темной материи. Под иными предлогами я тебя видеть не желаю.

Они же просто танцевали?..

Но он ушел. Ти Фей был не тем человеком, кто стал бы долго переживать по этому поводу или анализировать происходящее, но все-таки провел несколько томительных минут в плену размышлений. Он явно что-то не понял, чем-то обидел, где-то недодал; но что, но где, но как — понятия не имел. Ведь была же музыка! Ведь было же мгновение, когда их сердца бились в унисон — то есть, сердце Ли, конечно, уже биться не может, но... ну понятно же, что имеется в виду!

А с другой стороны, теперь не нужно вообще видеться с противным принцем, даже из вежливости — разве это плохо?

Но они всего лишь танцевали!

Возбуждение набросилось, как дикий зверь, выедая из измученного тела последние крупицы силы. Ноги несли его по мраморным коридорам, тащили из одного укромного закутка в другой. Почему-то хотелось спрятаться, но непонятно, куда; на сердце лежал камень, и хотя, казалось бы, причин переживать не было, дышать выходило с трудом. Нужно вспомнить, зачем он прибыл, нужно собраться с силами и заняться делом. Нужно искать легендарную девушку, ведь чем скорее она найдется, тем раньше он сможет отправиться домой.

Домой — но где дом? — дом там, где Скиталица, иначе и быть не может.

Безумно хотелось выговориться, но удавалось лишь стонать, обнимая древние стены. Слуги, бледные и изуродованные смертью, игнорировали его присутствие и вербальные приказы, а на то, чтобы воздействовать на них магически, не осталось сил. Да и к тому же, хотелось именно разговора, диалога, поддержки, а захватив их тела, Ти Фей все равно не достал бы до мыслей — мыслей в мертвых людях просто не было — а ведь он нуждался в сочувствии или хотя бы информации. Нужны были живые, пускай даже солдаты, однако воспоминание о жутком городе, полном пьяниц, засели в сердце слишком глубоко, и отваги выйти на улицу не было. А затем догорел день, и Ти Фей отужинал, не чувствуя вкуса пищи, залез в ванну, почти не замечая тепла воды и аромата добавленных в нее масел, а затем и уснул, так и не выбравшись из своего ступора.

Впрочем, утро вечера мудренее — и следующим утром все вчерашние волнения показались до того ничтожными, что оставалось только посмеяться над ними.

После завтрака, принятого в собственной спальне, в блаженном одиночестве и полном согласии с самим собой, Ти Фей продолжил слоняться по коридорам, ведь что еще оставалось делать? По-прежнему теплилась надежда, что на мисс Хуа можно просто наткнуться, раз уж некого опросить; но вместо своей цели он нашел на выход на улицу. Если обходить все дворцы по одному, то уйдет лет сто, а может и все двести. Но уж лучше так, чем сидеть на стуле и маяться.

О небеса, они ведь просто танцевали!..

Обнаружилось, что утро уже прошло, и настал день; серое небо казалось подсвеченной фонарем ватой, клубилось мрачным пологом, но даже несмотря на непогоду в воздухе как будто стоял легкий флер скорого цветения. А ведь уже казалось, что весне и лету не бывать до тех пор, пока им с Кью не удастся вернуть Солнце; сойдя с порога, Ти Фей ощутил босыми ногами холод промерзлой до ядра земли и всерьез задумался о том, не часто ли его роняли в детстве вниз головой. Трава еще не успела пробиться, зато с прошлого, теплого года осталось немного сгнивших листьев и пара робких кустиков, переживших зиму под снегом. Судя по всему, когда-то здесь был сад или некое собрание диковинок: деревья стояли отдельно друг от друга, некоторые были обнесены низенькими оградами, а на небольших постаментах сохранились остатки непонятных конструкций из камней. У дворцовой стены высился холм, по виду сложенный из застывшего мокрого песка: пористого, настолько сложного и замысловатого, что казалось, будто это всего лишь черный дым от кострища, застывший и окаменевший в фантастических формах. Но наверху этого холма стояло здание, красное, со шляпой-пагодой; Ти Фей пообещал себе, что при случае поднимется туда, но на этот раз решил посвятить себя осмотру экспонатов. Да, по этим дорожкам наверняка прогуливались императоры прошлого, и ступать там, где ступали они, весьма приятно — но, наверное, они не забывали надевать обувь.

Деревья стояли изогнутые, заплетались в узлы, словно ленты, или распухали отдельными пузырями; неспешно прохаживаясь меж них, Ти Фей представлял себе, какими должны быть листья и плоды, порожденные этими дендро-франкенштейнами.

— Дендро-франкенштейн, — вслед за мыслью повторил он вслух. — Это я хорошо придумал. Надо будет Скиталице рассказать.

И остановился на месте, с ужасом осознавая, что только что заговорил с самим собой.

— А впрочем, — с нажимом произнес он, — почему бы и не поговорить с умным человеком?

"...я тебя видеть не желаю".

А ведь как бы весна ни пыталась проложить себе дорогу в город, в полной мере ей это не удастся. Холод и полутьма сожрут ее, высосут жизнь из деревьев и земли; странный сад навеки останется зимним, высаженные неровными рядами кусты никогда не покроются цветами, а деревья не выйдут из спячки. Все погибнет, воцарится пустота; маленький нефритовый дракончик в алтаре Змей.

Придя в себя, Ти Фей обнаружил, что висит на стволе дерева и обливает его слезами; нет, с его головой точно что-то не так. Стыд сжирал разум; убил мать, убил деревья, убил цветы и уничтожил небо, и самым верным решением будет убить себя — повеситься на собственной косе прямо на этом дереве, перегрызть себе вены...

Но Скиталица говорила, что нужно отвечать за свои поступки, а не убегать от них — и он обещал ей, что не сдастся.

Ведь он не слабак.

Ведь он могущественный некромант.

Ведь он не просто красив как черт, он большое, он могучее, он способное и сильное создание, и даже силы природы подчиняются его воле. По его воле погибли цветы и нарядилась в серый саван весна. И он же может все это исправить. Изменить. Переделать саму ткань реальности, доказать Ли, Кью и Ти Фею, что чего-то все-таки стоит...

А начать можно и с малого.

— Я заставлю тебя зацвести, — заявил он, хлопнув ладонью по дереву, о которое мгновение назад вытирал слезы. — Ты зацветешь — даже если ты на самом деле елка!