Весна расщедрилась на один более-менее теплый день, и за облаками показалось серое пятно солнца, не сумевшего пробиться ни единым лучом, но все же прогревшего немного воздух. И, посмотрев на все это, Ти Фей решил: пора.

Ползая на карачках вокруг своего, уже родного, дерева, он раскладывал листки с символами из магического круга и закреплял их плоскими камнями, предварительно несколько ночей проведшими в соли, чтобы избавить их от возможного влияния чужих магических сил. Был ведь некий неизвестный некромант, создавший слуг! Да и до Ночи тут могли прохаживать волшебники, чьи магические отголоски остались в порах минерала и могли бы помешать гладкому проведению обряда. А этого ни в коем случае нельзя допускать. Все должно пройти как по маслу.

Ведь за ним наблюдает Ли.

Скосив глаза, Ти Фей украдкой взглянул на своего принца и хмыкнул задумчиво. Ли явился в излюбленном сером платье, но на шею повязал ярко-красный шарфик с синими огурцами, и эта деталь была столь же безвкусной, сколь и смелой. Ли как будто говорил: "Вот, я научился делать то, что обычно себе не позволял — например, носить уродливые шарфы". Ну и славно. Такой прогресс — тоже прогресс.

— Интересный метод, — проговорил принц, наблюдая за занятием Ти Фея. — Никогда раньше не видел магического круга из бумажек, а я их много повидал, пока отец со Струт'Гадом пытались максимально вернуть меня в нормальное состояние...

— Ну, это мое изобретение, — произнес Ти Фей с гордостью. — Ноу-хау! И что, помог тебе мой старик?

— Совсем нет. Помучился сам и меня помучил, а потом сказал искать встречи с тобой. Потому что нет никого сильнее тебя...

Ти Фей остановился, замерев с бумажной руной в руках, и снизу вверх взглянул на Ли.

— А откуда она знал, что я иду в Облачную?

— Не имею понятия, — ответил Ли, по-видимому, искренне. — Но это же Струт'Гад, создатель Ночи! Вдруг он может видеть глазами мертвецов или что-то в этом роде?

Ти Фей поежился от этой мысли, представив себе, как все время их с Кью приключения из каждой пары мертвых глаз на них взирал учитель.

— Жесть, — вздохнул он, опуская в круг последнюю руну. — Ну, а я почти закончил, так что лучше отойди, чтобы тебя не зацепило. Ладно?

— Ладно, — Ли покорно развернулся, бросив на прощание нежный и добрый взор, от которого по спине пошли мурашки.

Он прошел к павильону, поднялся на террасу и там уселся за стол для маджонга, на который по случаю важного события — наконец-то ритуал! — поставили чайный сервиз вместо привычных костей. Наблюдая за Ти Феем, Ли периодически брал в руки чашку, полную золотистого чая, подносил к лицу и втягивал носом воздух — с недавних пор к нему начало возвращаться обоняние.

И очень кстати — теперь он сможет различить аромат цветения коряги!

Выпрямившись, Ти Фей в последний раз взглянул на свое дерево и улыбнулся. Такое оно было несчастное, несуразное, страшненькое: ствол кривой и неровный, изгибается уродливо, местами на коре надулись пузыри, где-то она потрескалась, полопалась, а редкие ветви напоминают кривые пальцы старухи — ну самое некрасивое дерево на свете, не иначе! И все символы, вырезанные Ти Феем на его плоти во время неудачных экспериментов делу тоже не помогают — таким страшненьким деревцем даже дом топить не хочется.

Но уже через мгновение оно зацветет.

Опустившись на колени, Ти Фей сосредоточенно начал читать заклинание, сжимая в руках ритуальный нож. Сзади раздались голоса — значит, к Ли подошел старикан, нарочно решив помешать создателю сконцентрироваться на работе. Обойдется! Ти Фей справится и так, несмотря на помехи. Ти Фей так долго готовился, что иначе и быть не может — он обязан справиться. Ошибка исключена. О провале не может быть и речи.

Символы на ноже засветились слабым, едва заметным глазу сиянием, и душа воспрянула. Окропив лезвие своей кровью, Ти Фей в последний раз взглянул на дерево, на то, каким оно было до проведения ритуала, запечатлевая образ кривой коряги в своем сердце, а затем резко выпрямился, встал и вонзил одним уверенным броском нож прямо в корни дерева.

Разговоры за спиной утихли, и Ти Фей заулыбался — принц и вампир с восхищением (а как же иначе?) смотрели на величайшего некроманта.

Поначалу могло показаться, что ритуал прошел не слишком удачно, что ничего не вышло и все придется начинать заново, ведь дерево осталось неизменным. Но Ти Фей знал, что просто нужно чуть-чуть подождать; с каждым ударом его сердца по жилам растения струилась его кровь, переполненная магией, и поражала волшебным ядом клетки давно почившего дерева. Он уже чувствовал горечь темной материи, выделявшейся в теле вместе с усилением его влияния на корягу; глаза застилала черная пелена, а дерево постепенно наряжалось в тяжелые, темно-розовые бутоны. Сработало!

Зацвело.

Ли охнул и сбежал с веранды; Ти Фей слышал его шаги и чувствовал, как улыбка сама собой вылезает на лицо. Дерево менялось с каждой секундой; сперва это были бутоны, похожие на драгоценные камни, усыпавшие старые ветви, но спустя пару мгновений бутоны налились соком и посветлели, со следующим ударом сердца лопнули, затем — начали раскрываться и, наконец, дерево предстало во всей своей красе, усыпанное нежно-розовыми пятилепестковыми цветами, божественное, сияющее и благоухающее. Улыбаясь будто безумец, Ти Фей повернулся к Ли и вцепился в его руку, всем телом дрожа от восхищения:

— Это прекрасно! Это прекрасно! — лепетал он, с восторгом глядя на принца. — Скажи, что это прекрасно, а? А?

Лицо Ли оставалось совершенно каменным — наверное, он впал в ступор от такой красоты.

— Я смог, Ли! — восклицал Ти Фей, вглядываясь в его глаза. — Я это сделал! Я сделал — она прекрасна, совершенно прекрасна!

— "Она"? — глухим шепотом переспросил Ли.

— Она, эта вишня.

— Ти Фей, — принц говорил осторожно, вкрадчиво и мягко, чем нагонял больше жути, — я понимаю, в чем была твоя идея. Я даже знаю, что ты хотел, как лучше. Но ты уверен, что это тот эффект, которого ты хотел добиться?

— О чем ты, Ли? Она зацвела! Я заставил ее зацвести.

— И это прекрасно, — будто в утешение кивнул Ли. — Но ты ведь знаешь, что это дерево — кипарис?

Разочарование Ти Фея невозможно было измерить, а если бы удалось хотя бы разглядеть, то за его размером не осталось бы видно ни небосвода, ни Запретного города.

— Как это, — выдохнул он, не веря своим ушам. — Как это так? Кипарис? То есть... то есть...

— Хвойное дерево, — кивнул Ли, разглядывая буйный розовый цвет. — Это, безусловно, впечатляет — заставить кипарис зацвести...

— О небеса, — Ти Фей отпустил его руку и зажал ладонями лицо, отворачиваясь. — О небеса, что я натворил? Какое ужасное, уродливое чудовище!

Розовые лепестки печально опадали с ветвей, но с каждым ударом сердца на их месте вырастали новые.

— Хотел создать что-то прекрасное, — причитал Ти Фей, — а сделал еще большее чудовище! Ужасное чудовище! Цветущий кипарис...

— Ну, ну, не убивайся ты так, — попросил Ли ласково, ступая следом, но не касаясь, хотя Ти Фей мог чувствовать холод от протянутых к нему рук. — Ты ведь это в хорошем смысле... из лучших побуждений... ты же не знал?

— Какая разница? Идиот! — в сердцах бросил Ти Фей. — Это доказательство! Доказательство, что я ничего не могу сделать толкового! Доказательство, что я бездарный монстр, и все, на что я способен, это творить других таких же чудовищ. Доказательство, Ли! Док...

Подняв глаза, он увидел старика-вампира, наблюдавшего с террасы, и невольно сжал руки в кулаки. Если все, что он создает, чудовищно, то и эта тварь — тоже, и заслуживает смерти. В смысле, уничтожения. В смысле, упокоения...

Ли прочел эту бурю в его лице и набросился, схватил за плечи; Ти Фей не смог бы тягаться с крепостью мертвого тела, так что не нашел решения лучше, чем начать плакать.

— Эй, эй, ну же, ну, — шептал Ли ласково, перебирая холодными пальцами волосы Ти Фея, другой рукой продолжая крепко его держать. — Ничего страшного. Ничего дурного. Ты хотел сделать что-то красивое — цветы, это красиво.

— Но не там, где их не должно быть!

— В этом суть некромантии. Нарядить во что-то прекрасное — жизнь — нечто, что от нее бесконечно далеко — смерть, — заметил Ли с легкой горечью в голосе. — Но ты не расстраивайся. Ты провел отличную работу. Ты...

— Ненавижу себя!..

Ли покачал головой, бросил короткий взгляд на террасу, а затем осторожно снял что-то с головы Ти Фея, и, поняв, что это был маленький розовый лепесток, тот едва удержал зародившийся глубоко в душе вопль.

— Знаешь, что? А пойдем-ка к нам, в нашу комнату, — предложил Ли, очевидно, выбрав единственное место, куда старик-вампир пока не мог заявиться, поскольку не нашел еще потайной двери в мраморной стене. — Посидим там, успокоимся.

— Я запла́чу, — просипел Ти Фей честно, понимая, что от истерики его удерживало только нежелание терять марку перед собственным созданием.

— Ну, это будет что-то новое, — шепнул Ли на ухо. — Раньше-то ты при мне только рыдал.

Сил не нашлось даже на то, чтобы обидеться. Безвольный и усталый, Ти Фей позволил себя увести; пихта позади с каждой минутой цвела все ярче, сильнее и краше.

Их тайная комнатка, уже пропитанная воспоминаниями о совместных вечерах, показалась чем-то чужим и незнакомым — или это просто Ти Фей от своего разочарования разучился радоваться. Прикрыв за собой дверь, он на нетвердых ногах дошел до дивана и рухнул на него, вытирая слезы о лица инфернальных котят на подушках.

Ли поставил чайник.

— Ну же, Ти Фей, не отчаивайся ты так... всего лишь неудачная попытка...

— А ты ведь знал прекрасно, что не выйдет ничегошеньки!..

— Неправда, — отозвался Ли, заваривая чай. — Ничего такого я не знал. Просто думал, что для твоих целей некромантия не очень подходит.

— И был прав!

— Если честно, — Ли повернулся лицом, но Ти Фей уткнулся носом в бок котенка и зажмурился, чтобы не встречаться взглядом, — это первый раз, когда я настолько не рад тому, что оказался прав.

Сердце пропустило удар.

-- Какой же ты хороший, -- пробормотал Ти Фей. -- Умный такой... Может, скажешь, что мне делать?

-- Опять хочешь, чтобы я за тебя решил?

-- Ну, просто помоги мне! Где я ошибся?

-- Ты ошибся там, где пытаясь найти в себе большее, чем красота, ты решил создать что-то прекрасное, -- о пол рядом с кроватью стукнулась чашка. — Тебе нужна идея, нужна мысль. Ведь что есть красота? Внешнее, безразличное -- вот и все. Цветение -- это прекрасно. Но ты-то как раз не внешнее искал...

-- Просто я больше ничего не умею, -- пробормотал Ти Фей, щекоча дыханием бок вышитого котенка. -- Во мне нет ничего, кроме красоты -- значит, и созидать я не способен.

-- А как же твои стихи?

По спине пробежались мурашки, зашевелились волосы на голове.

-- Это все -- прошлое!..

— Прошлое -- фундамент, создающий настоящее. Значит, тот человек, кем ты являешься сейчас, включает в себя поэта. Значит, нужно просто дождаться вдохновения, а оно придет, непременно придет. Достаточно лишь... например, влюбиться, -- Ли опустил холодную руку на поясницу Ти Фея и ненавязчиво погладил. -- Или взглянуть на что-то, что затронет струны в твоей душе.

-- Мне кажется, что души у меня больше нет, -- признался Ти Фей. -- Она была... тогда... в юности. Когда я был молод...

-- Ты и сейчас, можно сказать, юн.

— Может быть, телом, но все остальное состарилось на двадцать восемь лет.

— Почему именно двадцать восемь? — растерялся Ли, и Ти Фей захихикал, ведь взял это число просто из головы. — И что мы есть, кроме наших тел? Но для меня, пожалуй, главное, что ты снова улыбаешься. Приятно видеть твою улыбку.

Захотелось перестать смеяться — но не вышло. Нащупав чашку на полу, Ти Фей взял ее, сел и поднес к лицу, вдыхая аромат горячего чая.

-- Стоит признать одно, -- пробормотал он, -- я ничего не понимаю в созидании и искусстве.

-- Я думаю, большинство людей в принципе ничего не понимают, — заявил Ли. — Не понимают себя, не понимают мир вокруг, и уж точно не понимают искусство. Они смотрят на Мону Лизу и единственная мысль, которая возникает в их головах, это вопрос, почему же она сбрила брови. Но многие из этих людей, на самом деле, могут найти свой талант в других областях, не связанных с творчеством: они могут однажды обнаружить, что являются гениальными огородниками или великолепными сантехниками.

— Или некромантами, — печально улыбнулся Ти Фей. — Знаешь, Ли, я ведь был довольно посредственным магом, до того, как лишил всю свою Империю волшебства... и оказалось, что у меня талант к некромантии. Я бы никогда не узнал этого, если бы не создал Ночь, ведь родился под другой сферой...

— О, Ти Фей, — Ли опустился на колени перед ним и доверительно положил руку на его плечо, — я более чем уверен, что некромантия — не твой конек.

— Ты сам знаешь, что только моя материя обладает достаточной силой...

— Ну да, но я не думаю, что это единственное, в чем ты хорош. И я даже не считаю, что это твоя самая главная способность, — рука с плеча переместилась на щеку, и Ти Фей невольно вздрогнул от прикосновения ледяных пальцев. — Я думаю, тебе нужно продолжать искать себя в другом. В искусстве. В поэзии. И пусть тысяча людей пройдет мимо твоей строфы, не поняв ее смысла, найдется один, кто все поймет, и разве не в этом счастье?

— У меня почему-то ощущение, что этот один — ты, — пробормотал Ти Фей, накрывая его руку своей ладонью поверх. — Ты очень складно говоришь, Ли.

— Я брал уроки риторики.

— Ну, а в чем же, по твоему мнению, был главный талант Ли?

— Ты уже знаешь ответ: я танцевал. Сливался с музыкой и через движения выражал то, что было у меня на сердце. Знаешь, Ти Фей? Нам надо бы с тобой найти какого-нибудь талантливого композитора. Ты напишешь слова, я придумаю хореографию, и мы создадим что-то прекрасное — вместе. Вместе, разве это не чудесное слово?

— О Ли, — Ти Фей вздохнул, меланхолично улыбаясь. — Я больше не пишу стихов.

— А я больше не танцую! Но работаю над этим. И ты, я в этом совершенно уверен, однажды вернешься к перу. Когда тебе станет легче. Когда взойдет солнце.

Ти Фей похолодел:

— Что ты сейчас сказал?

А Ли посерьезнел и чуть слышно спросил:

— Можно... тебя поцеловать?

И Ти Фей ответил согласным кивком, хотя оторопел настолько, что даже не понял до конца вопрос.

Ли встал на ноги, схватился руками за спинку дивана и наклонился, нависая сверху. От него пахло холодом, могилой и немного землей; его кожа была твердой и холодной, губы сухими и шершавыми, а поцелуй напоминал прикосновение парковой статуи, покрытой мхом; но даже через мертвую плоть чувствовалась сила той эмоции, которую он хотел передать через это касание. Всего один, быстрый, робкий, мимолетный поцелуй, наполненный заботой и желанием поддержать. Поцелуй мертвого принца. Поцелуй живой симпатии.

— Зачем? — спросил Ти Фей, едва только Ли отодвинулся от его лица.

— О, — красноречиво ответил Ли, на лице которого появилось растерянное, слегка глуповатое выражение, — сам не знаю. Смотрел на тебя, говорил с тобой, и вдруг — захотелось.

— Это странно, — признался Ти Фей. — Ты мертвый.

— А ты некромант, большая ли между нами разница?

Ти Фей опустил глаза; дым, тянувшийся от чашки, напоминал плавные телодвижения танцора.

— А ты что почувствовал?

Он задумался над ответом, воскресил в памяти то мгновение, когда Ли его поцеловал; ощущения всколыхнулись в груди и окатили тело мягкой волной.

— Мне кажется, я не понял, — признался Ти Фей, вставая с дивана и отставляя в сторону чашку. — Давай проверим еще раз.

И он бросился на шею Ли, через силу заставляя живое тело прижаться к холодной плоти, а губы — найти голубоватые, каменные губы принца. Что-то живое, животное в глубине сознания Ти Фея противилось каждому этому прикосновению, каждому мгновению близости, противилось сильнее, чем когда бы то ни было, и особенно сильно запротивилось тогда, когда тяжелая рука мертвеца легла на поясницу; но мозг заставлял прижиматься губами снова и снова, впиваясь в ощущение ласки, высасывая из каждого мгновения чувство близости и любви другого человека.

— Ох, Ти Фей, Ти Фей, — бормотал Ли между поцелуями. — Ты ведь меня не обманываешь? Сейчас меня не обманываешь?

— Я никогда тебя не обманываю, — соврал Ти Фей и выпутался из его рук, скривившись от самого себя.

— Ну вот, только что обманул, — заметил Ли, прочитав это в его лице. — Ничего страшного. Я просто... Ты мне нравишься, и даже сильнее, чем ты можешь представить.

— И давно?

— Не очень — ну, наверное, с того нашего танца. Или с момента, когда ты принес мне Пряничка. Или, может быть, с того нашего совместного вечера за фильмами, когда я начал чувствовать, а ты обнял меня... В общем, не знаю. Но когда ты рядом, я не хочу, чтобы ты уходил. Когда ты говоришь со мной...

Ти Фей зажмурился и из последних сил пытался убедить себя, что это все ложь. Что Ли обманывает, притворяется, лукавит; что он хочет соблазнить Ти Фея, привязать к себе, обвести вокруг пальца и использовать, заполучить больше материи или, может, добраться до его записей, а, возможно, просто затянуть на свою сторону...

— Ти Фей? Ты в порядке?

Улыбнувшись, Ти Фей взглянул на взволнованное лицо Ли и с железной твердостью сказал себе: нет, это не ложь.

— Немного не верится, но в остальном все хорошо, — он осторожно взял руки принца в свои и даже смог не скривиться от прикосновений к холодной коже. — Спасибо, что признался. Спасибо, что успокоил меня. Ты удивительный человек — или как там тебя называть? — и я безумно рад, что мы...

— Эй, Ти Фей, — перебил его Ли, — это ведь не ответ, ты понимаешь?

Ти Фей очень хорошо все понимал, но скрыл свое понимание за смехом, шагнул вперед и снова заключил Ли в объятия, затыкая его губы поцелуем. Так проще, так легче, такое решение всегда прежде спасало от любого неловкого разговора с любовником; и кто сказал, что с мертвым принцем все будет иначе, чем с монахом или учителем музыки?