Дворец менялся на глазах.

Исторически выкрашенные в светло-алый стены превратились в ярко-зеленые, и этот оттенок странно смотрелся на фоне вялого и безжизненного лета, в котором едва-едва проклевывалась хоть какая-то зелень. На перекраску стен пустили силы многих слуг, из-за чего мраморные коридоры опустели; Ти Фей слегка недоумевал, в чем необходимость подобных перемен, а на его прямой вопрос Ли лишь пожал плечами и пояснил:

— На самом деле, зеленый — мой любимый цвет.

Старому хрычу пришлось бросать малярную кисть и спешить в город, чтобы разыскать для хозяина зеленое платье.

И вслед за переменами во дворце менялся понемножку и мир вокруг него. В саду стало заметно больше птиц — то ли Лунный Пряник собрал друзей, то ли помогла кормушка, сколоченная Ти Феем из старых досок на радость Ли. Оживала природа: несмотря на холод и отсутствие солнечного света, все-таки проклюнулась слабая, вялая травка, несколько деревьев выдали нежнейшие зеленые листочки, и на фоне зеленой же стены это даже выглядело почти внушительно. Ти Фей полюбил устраивать долгие прогулки; он ползал по павильонам, забирался на заваленные пылью и мусором чердаки, изучал старые брошенные архивы и отсыревшие за столетия книги. Или просто заваливался на траву и разглядывал злобное чернильное небо, позволявшее ветрякам чесать себе пузо; о миссии в этом месте он не то чтобы забыл, просто никак не мог собраться с силами и вернуться к ней. Хотелось продлить томную негу жизни в бесконечном дворце еще на денек, и еще, и еще; а если найдется его Хуа, то настанет время возвращаться домой.

Несколько раз он даже пытался заговорить об этом с Ли, хотел все обсудить и прийти к какому-то решению, потому что Ли всегда находит удачные решения, таков уж он, этот Ли; но всякий раз сам же Ти Фей и соскальзывал с данной темы.

В очередной день валяния в траве он повернулся на бок, подумывая вздремнуть, и так случайно наткнулся взглядом на робкий синевато-белый цветок, вытянувший голову над слоем жухлой травы. Цветок окружали сочные зеленые листья, и он печально склонялся к земле, словно сожалел о том, что вырос в Бесконечной Ночи, в холоде и влаге; едва увидев это несчастное, холодное создание, Ти Фей почувствовал, что хочет преподнести его Ли.

Он порывался уже сорвать цветок, но остановил себя: Ли не слишком сильно любил, когда рядом с ним что-то умирало, особенно если это что-то невинное и дикое, вроде голубя. А сорванный цветок мог бы олицетворять смерть: как ни заливай его водой, как ни подрезай стебелек, его отделили от корней, а значит, дни его сочтены.

Поэтому, подобравшись ближе к растению, Ти Фей закатал зеленые рукава и зарылся пальцами в холодную и рыхлую от влаги землю. Руки тут же онемели, в подушечках пальцев началось неприятное, раздражающее покалывание; но Ти Фей стиснул зубы и продолжил подкоп, стараясь не повредить корни. Цветочного горшка у него под рукой не было, но и пускай; сложив ладони лодочкой, он осторожно взял на них растение и пустился бежать ко дворцу, вне себя от радости и гордости за собственную придумку. И, словно почувствовав его воодушевление, Ли выбежал навстречу, хотя обычно в этот час дня занимался своими делами в кабинете.

— Эй, Ли!

Ти Фей бросился на него и жалел только о том, что из-за занятых рук не мог обнять, но зато налетел почти с разбегу и крепко-крепко прижался к груди, спрятанной в свободном сером платье. Ли слегка смутился от такой прыти, но привычным движением заключил его в объятия.

— О, Ти Фей! Да ты весь в земле! Ты что, из могилы вылез?

— Это ты из могилы вылез, — срывающимся от счастья голосом отозвался Ти Фей, потираясь щекой об острую ключицу принца. — Смотри, смотри, что я тебе принес!

— Цветочек?

— Ты сможешь посадить его в горшок и поставить на свой стол, — рассказал Ти Фей с таким трепетом, как будто Ли сам бы до этого ни за что на свете не додумался. — Он будет радовать тебя во время твоей работы, радовать глаз...

Ли осторожно попытался забрать растение, но в его высушенных болезнью ладошках оно едва помещалось.

— Спасибо, — ласково ответил он. — Только знаешь? Работа-то закончена.

— Что?

— Закончен тот мой проект. Я, конечно, быстро найду другой... Но пока... Я поэтому тебя и искал. Я доделал.

— И неужели ты все-таки соизволишь мне рассказать, в чем же была суть?

— Какое счастье! Яд и сарказм! А то ты был со мной таким милым последнее время, что я даже начал сомневаться, ты ли это.

Нужно посмеяться или обидеться? Обидеться или посмеяться? Ти Фей напрягся, обдумывая; а Ли фыркнул, сделал вид, что пальцем разглаживает его нахмуренные брови и поцеловал; его губы казались еще холоднее, чем обыкновенно, но дрожали от нетерпения, как живые.

— Идем со мной, — попросил он. — Или хочешь сначала помыть руки?

Ти Фей, наверное, предпочел бы все-таки сбегать в ванную и привести себя в порядок; но неожиданно почувствовал, что не хочет расставаться с принцем ни на минуту, и заявил о готовности пойти с ним прямо сейчас. Ли как-то слишком обрадованно на это улыбнулся, и все трое — Ти Фей, принц Ли и маленький цветок — спустились по ступеням павильона и по ровным улочкам дворца проследовали аж до самих Ворот Небесного Спокойствия.

Они присели прямо на землю, на площадь, по которой шли после своего свидания, прижались тесно друг к другу, и Ти Фей опустил голову ему на плечо, просто радуясь, что они рядом, что на улице не сильно холодно, и что на ладони по-прежнему качается цветок, а вторая его рука занята рукой Ли, и их пальцы сплетаются в сложный узор.

Дрогнула земля.

Перепугавшись, Ти Фей попытался вскочить, но Ли за руку удержал его и взглядом попытался успокоить. Кажется, тряска усиливалась; словно началось землетрясение, деревья пугающе качались и склонялись к земле, стены зданий гудели и могло показаться, словно они просят пощады. Люди, в это время дня по большей части спавшие, в ужасе выбегали из ближайших домов, сбегались ко дворцу, одновременно и ужасаясь происходящему, и спеша узнать, что же творится. Их ноги подгибались от подземных толчков, некоторые, еще не до конца протрезвевшие, падали и катились по земле, но все равно стремились на площадь, откуда раздавались гул, грохот и испуганные восклицания. Ти Фей замер и боялся даже шевельнуться.

Треск и тряска усиливались с каждой минутой, и скоро стало очевидно, что павильоны дворца пришли в движение. Глубокие, похожие на раны трещины расчертили ограду и ворота, крупные зеленые куски отваливались от них и падали на землю, поднимая столпы пыли. На глазах обваливались крыши, поставленные людьми древности, перед лицами перепуганных зевак падали опоры павильонов, видевшие императоров прошлых тысячелетий и до сих пор сохранившие тени их душ. Дворец, казалось, кричал от отчаяния, бился в агонии, из последних сил пытался устоять, удержаться, остаться; и словно уродливый паразит из самых глубин его нутра, к серому пасмурному небу потянулись два зеленых столба.

Они росли сами собой, точно растение, увеличивались в размере и набирали силу с каждой минутой. Эти столбы появились слева и справа от Зала Высшей Гармонии, где до сих пор, наверное, стоял трон, облюбованный Ли; наверное, они выросли на месте средних ворот, превратив их в щепки. Кверху столбы сужались и под собственным весом немного наклонялись в сторону, к тронному залу, из-за чего неуловимо напоминали звериные рога — или рога чёрта. Когда эти верхушки достигли облаков, их рост замедлился, а затем и вовсе остановился; вслед за этим постепенно утих и гул, перестала дрожать земля, и люди, растерянные, перепуганные, начали робко перешептываться, обсуждая, что только что произошло. Только одно было одинаково очевидно всем присутствующим: Запретный Город уничтожен.

— Что... ты сделал? — срывающимся голосом спросил Ти Фей, глядя на изуродовавшие дворец рога с ужасом и отвращением. — Ты уничтожил память наших предков.

— Наши предки забили болт на эти старые домишки, — неожиданно грубо ответил Ли. — Почему мне на них должно быть не плевать?

И когда Ти Фей никак не среагировал на эти горькие фразы, он поспешно добавил:

— Тем более, что я сделал это для тебя. Это мой тебе подарок. Самый главный — подарок...

Они взглянули друг на друга и замолчали почти на целую минуту. Ти Фей спрашивал без слов, стоило ли оно того, а Ли так же бесшумно слушал его и едва заметно кивал головой. Люди, отойдя от первоначального ужаса, повскакивали со своих мест, устремились во дворец, чтобы потрогать таинственные конструкции и понять их суть. Простым горожанам не дано было постигнуть замысел принца Ли; а единственный человек, способный его оценить, все еще не вышел из оцепенения.

— Ты хотел создать что-то прекрасное, — заметил Ли негромко. — У меня примерно те же стремления. Только я хотел не создать, а разрушить. Разрушить что-то мертвое, вечное, монументальное. Что-то закостенелое и уродливое. Древнее, неподвижное...

Ти Фей слабо вздохнул.

— Целый дворец...

— О, ну, не целый, просто пара павильонов. Какая разница? Они заплесневели до самого фундамента, во многие уже триста лет не заходил человек... Рано или поздно дворец все равно бы пал. Таким он был, когда я приехал сюда со своей свитой: покрытой мхом, изъеденной влажностью кучей старинных досок. Люди покинули Запретный город. А дворцы, Ти Фей, они без людей не живут.

— Ты планировал это с самого начала? — Ти Фей невольно вспомнил мраморные панели, покрывшие старинные комнаты. — Ты вселился в этот дворец с целью уничтожить его?

Ли отпустил его руку, забрав цветок из второй, и теперь это ощущалось так, словно от Ти Фея оторвали кусок его тела. Поместив крошечное растение себе на живот, принц опустился на спину, заложив руки под голову; Ти Фей остался сидеть неподвижно и с ужасом глядеть на выросшие из земли рога, на людей, что уже ползли по ним, пытаясь добраться до самого верха.

— Я хотел уничтожить что-то прекрасное, — повторил Ли негромко. — Войти в историю как уничтожитель. Вандал. Разрушитель. Но ты стал вдохновением. Взять в руки кувалду и пойти разбивать окна — это не мой метод. Мне нужно было что-то более изящное, более красивое. Я приказал залить комнаты бетоном, но результат вышел скучным. Тогда я приказал обить их мрамором, но в мраморе еще больше вечности и неподвижности. Но затем в моей жизни появился ты; ты пытался разрушить все, что возникало рядом с тобой, любая симпатия в твою сторону заставляла тебя плеваться ядом, ты рвал на себе одежду и пытался даже разрушить смерть. Тогда я подумал: может быть, он поймет меня. Может быть, он — именно тот человек, в ком я нуждался все эти годы. Тот, во имя которого я могу совершить поступок, который запишет мое имя в историю.

— А мне казалось, что смерть и разрушение тебе противны.

— Мне противна смерть, — Ли слегка повернул голову, и оба они в едином порыве уставились на цветок. — Мне противны смерть живого создания и бессмертие дворца. Почему гибель голубя нам кажется менее трагичным событием, чем разрушение старых стен? Неужели сама смертность этого создания делает его существование менее значимым?

Ти Фей протянул руку и осторожно коснулся кончиками пальцев зеленого листка, через силу проглатывая все возражения и желание спорить.

— Я не могу сказать, что понимаю тебя, но, пожалуй, принц имеет право делать со своим дворцом все, что ему захочется. Наверное, ты прав: если люди, жившие здесь, покинули его стены, то почему нам должно быть не все равно?

Ли вздрогнул и испуганно задергал ногами; длинные, темные корни обхватили его лодыжки, соцветие из тысячи крошечных цветков легло ему на грудь, сочные зеленые листья оплели тело и едва ощутимо стиснули ребра.

— Так ты понял.

Крошечный цветок обратился в целые заросли; люди, прежде почти не замечавшие их пару, бросились врассыпную и испуганно загалдели, указывая пальцами на разраставшееся до небосвода прямо на глазах растение. Ти Фей сорвал один из цветков и смял в пальцах.

— Я в ужасе, — признался он. — Но, думаю, я понимаю суть.

— Теперь ты сможешь закончить, — улыбнулся Ли. — Теперь ты с легкостью создашь мертвеца настолько похожего на человека, что невозможно будет отличить. И без всякого магического круга.

Но прежде, чем он успел договорить, Ти Фей перебил его:

— Теперь я смогу оживить тебя.

И в небе мелькнула молния — словно вспарывая ту связь, что установилась между ними за прошедшие месяцы.

— Ты считаешь, что я все это нарочно придумал? — возмущался Ли, перепрыгивая через куски плоти древнего дворца. — Как ты можешь?

— А что мне думать? — Ти Фей прижал ладонь к остаткам стены; рваными ранами на ней белели трещины, словно кости скелета торчали обнажившиеся и сломанные опоры, и пыль брызгами крови оседала на обуви. — Ведь с самого начала таков был уговор. Я помогу тебе вернуться к жизни, ты дашь мне денег. А если я влюблюсь в тебя, то можно и бесплатно...

— Ты бессовестный кретин, Ти Фей.

Слова пригвоздили его к месту, возмущение залило краснотой лицо и принудило сжать кулаки. Ли скрестил руки на груди и поджал губы, отчего они совсем спрятались; откуда-то раздалось тихое гудение, похожее на шум воды в старых трубах, но ссора сейчас занимала их больше, чем подозрительные звуки.

— От бессовестного слышу, — прошипел Ти Фей. — Давай, подойди ко мне ближе! Я дотронусь до тебя, верну тебе твое лицо, твое тело, а потом посмотрим, как ты будешь любить меня.

Ли сделал маленький шажок к нему, но тут же передумал и на два шага попятился назад.

— Я докажу тебе, как ты ошибаешься.

— Попробуй!

— Я не приму от тебя больше ни капли материи.

— И что, будешь дальше существовать в этом теле?

— А может, это ты меня не любишь? Может, это ты считаешь мое тело проблемным? Я-то уже давно смирился; в тот день, когда ты обнял меня и поцеловал, я понял, что мне плевать, как я выгляжу. Если ты смог меня полюбить, то и я смогу...

— Меня?

— Себя!

— Тогда зачем нужны эти громадины?

Вытянув руку, Ти Фей прижал ладонь к шероховатой, немного ребристой поверхности зеленого рога, и от прикосновения некроманта по всей конструкции пробежалась дрожь, а глаза Ти Фея почернели от материи, разом заполнившей тело.

— В какое чудовище ты меня превращаешь, Ли?

Казалось, Ли сам перепугался, увидев, как изменилось его лицо; Ти Фей моргнул, по его щекам хлынули черные слезы, а принц задрожал и попятился, и убежал бы, но за его спиной оказалась стена полуразрушенного павильона.

— Теперь ты боишься.

— Я хотел тебе помочь! Не обязательно экспериментировать со мной, ты можешь выбрать другого мертвеца. Но ты так плакал, когда не получилось с кипарисом, ты так страдал в поисках себя... Я хотел помочь. Хотел дать тебе талант, о котором ты мечтал.

— Я мечтал сделать что-то самостоятельно, а не искал помощи. Ты знаешь, что без камня в груди во мне не было ни капли таланта к некромантии. А теперь я могу воскресить или убить всякое создание по мановению руки — и снова это не моя заслуга.

— К черту заслуги! Ты можешь сделать все, что захочешь, и разве это не прекрасно? — Ли немного осмелел и оторвался от стены. — Усилители созданы на основе метеора, подобного тому, какой положил начало нашей сфере. Я так много путешествовал, чтобы найти его, экспериментировал, чтобы заставить этот древний материал изменить свою структуру и приблизиться к структуре Сердца; потом я настраивал его на твое днк, здесь очень помогло то, что я переполнен твоей материей...

Ти Фей молча слушал, но не отрывал ладони от усилителя: сила переливалась по всему его телу, покрывала темными пятнами одежду, но было все же что-то приятное в этом ощущении: ты — сильнейший. На всем белом свете.

— ...поэтому ни на одного другого некроманта они не повлияют, — закончил Ли, перевел дух и простер к Ти Фею руки. — Это мой подарок. Для тебя. Только для тебя. Потому что я люблю тебя.

— Сережкам я был больше рад, — безжалостно заявил он, тряхнув головой, чтобы неизменные солнце и луна в ушах едва слышно звякнули, напомнив о себе. — Тот подарок был именно для меня. Этот подарок — ну, я не знаю, что с ним делать. Кроме возвращения тебе жизни.

— Если ты хочешь вернуть меня, я не буду отказываться, — во взгляде Ли все-таки мелькнула надежда на положительный ответ, и эта едва заметная тень болезненно кольнула сердце. — Но если ты не захочешь, я, обещаю, я не обижусь.

— Нет, ты обидишься и расстроишься. Ты этого хочешь. С первой нашей встречи, тогда, у озера, это было ясно. Ты хочешь вернуться. Хочешь танцевать. Помнишь, как мы танцевали с тобой, пока дворец был еще цел?

Ли обеспокоенно протянул ему руки:

— Я и сейчас смогу с тобой потанцевать. И в разрушенном дворце. А если захочешь, мы его снова отстроим...

— Скажи мне честно, Ли, — с нажимом потребовал Ти Фей, — эти усилители ты придумал, чтобы с помощью моей некромантии вернуть себе жизнь?

Ли замялся.

— Я хотел помочь тебе, — промямлил он неуверенно. — Но в то же время, если быть честным... я, конечно... надеялся... что мы сможем быть вместе как живые люди. По-настоящему. Физически. Сексуально. Ты такой красивый, у тебя такая мягкая, гладкая кожа...

Голос Ли зазвучал ниже и показался более бархатным, чем обычно, и от комплиментов, сказанных этим мягким тоном, по спине побежали приятные мурашки. Но в противовес этому чувству сердце в груди словно стало каменным; Ли смотрел таким страстным, таким похотливым и требовательным взглядом, что без труда удалось заменить его лицо лицами других: учитель музыки, жених сестры, улыбчивый монах, вампир из Союза Гор и Фьордов, и прочие, прочие, прочие, и имя им легион; прежде, встречаясь с Ли взглядом, легко удавалось себя обмануть, убедить, что то чувство, возникшее между мертвым принцем империи и некромантом, это все-таки нечто большее, более серьезное, более сильное, чем просто человеческая любовь. Но не теперь — теперь-то стало очевидно, что никакой разницы нет.

По воздуху снова прошелся едва различимый гул, и на этот раз Ти Фей его заметил и насторожился; за спиной Ли белела стена с осыпавшейся краской, крыша павильона проломилась и легла на него сверху, похоронив под собой все остальное, но благодаря соседним зданиям Ти Фей догадался, что они стояли напротив павильона Тысячи Осеней. И был готов поклясться, что странный гул раздавался именно оттуда. Из-под земли.

Оторвав ладонь от усилителя, Ти Фей в молчании приблизился к Ли, увернулся от протянутых к нему для объятия рук и осторожно приподнял ближайший осколок черепицы. У павильона осталось только две стены, остальные обрушились; гора обломков оказалась выше человеческого роста, так что руками разобрать ее бы точно не вышло, но в тот момент Ти Фей не задумывался о том, что делает. И даже когда Ли недоуменно спросил:

— Что ты делаешь?

Ответа не последовало, руки продолжили разгребать завал, откидывая в стороны осколки черепицы и куски камня; и в какой-то момент в завале образовалось маленькое отверстие шириной с ладонь, и к ужасу Ти Фея оттуда, из-под земли, из темного нутра разрушенного павильона, вырвался поток свежего ветра.

— О нет, — выдохнул Ли. Ти Фей повернулся, посмотрел на него, постарался вложить в этот взгляд все: презрение, недоумение, разочарование; и продолжил с двойным усилием разбирать завал. Она там. Он ведь всегда это подозревал. Всегда чувствовал чьи-то взгляды из окна Тысячи Осеней, замечал, что ветер рядом с ним особенно силен. Она там — просто каким-то образом в день, когда они с Ли осматривали павильон внутри, она была спрятана.

А может быть не просто так принц тогда появился рядом и вызвался сопровождать его внутрь?

Еще два камня полетели в сторону, и в образовавшийся проем уже мог пролезть человек комплекции Ти Фея. Он просунул туда руку и нащупал проход, пригодный для того, чтобы в него залезть; что находится на другой стороне, он не мог себе даже и представить, но лизавшие ладони порывы ветра подсказывали, что направление верное. Ветер вообще словно превратился в послушного и покорного питомца: ластился к коже, ласково трепал волосы.

— Стой, — Ли догадался о его намерениях и схватил за локоть. — Не вздумай!

Ти Фей выпрямился и повернулся к нему лицом; ветер бил в спину и вздымал волосы, трепал посеревшие прядки у изможденного лица Ли.

— Отпусти, — потребовал Ти Фей, но принц не повиновался. — Отпусти же!

Он запыхтел, закрутился, пытаясь выбраться из цепких худых рук, но Ли только сжимал крепче пальцы, до боли, до желания вскрикнуть. Сила в нем и правда была нечеловеческая, сверхъестественная; казалось, эта сила при должном желании сможет сломать Ти Фея пополам, и никакая некромантия ему уже не поможет. Ли ведь был так тонок и хил с виду, все косточки его скелета можно было легко рассмотреть под тонкой кожей, а как ни пытайся, не получалось ни с места его сдвинуть, ни хватку расцепить!

И, отчаявшись, Ти Фей принял единственное, на его взгляд, возможное решение: дать мертвому принцу то, что он так желал.

— Что? — заметив, что сопротивление прекратилось, Ли удивленно приподнял брови и даже немного ослабил хватку. — Все?

А Ти Фей озлобленно улыбнулся и впился поцелуем в его губы.

Темная материя потекла из его тела в чужое, и высившийся над ним усилитель задрожал, запел печально, отдавая свою силу некроманту. Ли, растерянный, испуганный, отпустил его и поднял руки над головой, готовясь принять удар; когда же стало ясно, что удара не последует, только поцелуй, он позволил себе снова опустить ладони на плечи Ти Фея, и даже через ткань одежды тот почувствовал, какими мягкими стали эти руки. Больше не было узловатых суставов на слишком длинных пальцах, похожих на крыло летучей мыши; на плечи Ти Фея опустились две вполне нормальные мужские руки, с розоватыми ногтями, с теплыми ладонями. Получилось.

Ахнув, Ли разорвал поцелуй и попятился.

Разглядывать его Ти Фей не стал. Увидел только, что принц улыбается, как безумец, и в восторге ощупывает себя, свои икры, снова ставшие широкими икрами танцора, свое туловище, вернувшее себе линии мускулатуры, косу, вновь обретшую блеск и силу. Ослепленный восторгом, Ли перестал замечать что-либо вокруг, а Ти Фей воспользовался этим и нырнул под обломки павильона Осеней; только холодный поцелуй еще ощущался на губах и неприятно горчил в горле.