До школы у Ариши друзей совсем-совсем не было. Не потому, что она их не хотела, а потому, что с такой, как она, особенной, никто не хотел общаться. Дети почему-то были злые-презлые — смеялись над Аришей, а в один страшный день стали кидать в неё камни. С тех пор родители запретили выходить со двора — не очень-то и хотелось. Ариша решила, что будет, как Белоснежка, дружить только со зверями и птицами, а о всех своих горестях, словно Крошечка-Хаврошечка, тихонько шептать в большое коровье ухо. Так и жила — до первого класса, до интерната.. А здесь оказалось, что дружить — это очень здорово. А ещё здоровее, если есть не просто подружка, а лучшая подружка! Когда Ариша узнала от третьеклассниц, что такие подружки бывают, и что лучшая — она на всю жизнь — одна, то страсть, как захотела найти и себе такую.
— Ты будешь моей лучшей подружкой, Дашунь? — предложила, отчего-то волнуясь, как перед выступлением. Даже ладошки вспотели. Даша тряхнула кудряшками.
— А мы уже с Юлей договорились.
Аришу будто ударили — так стало обидно и больно.
— Предательница ты, Даша!
— А что я — я ничего! Она первая предложила. А ещё нам с ней по восемь лет, а тебе — семь. Ты маленькая, вот, что. Так что с Милей дружи.
— Да Миля козявки ест! — Ариша сжала кулаки, потрясла ими в воздухе. — Ненавижу тебя я, вот! Ненавижу! Ты Юлю выбрала, потому что у неё вкусняшки! Вот и дружи со своей Юлей! — И, громко расплакавшись, выскочила из спальни, по пути едва не сбив с ног застывшую у дверей Милю — та, задумчиво бормоча: «да не ем я их», ковырялась указательным пальцем в носу. И вот её — Арише в подружки, да ещё и… в лучшие, на всю жизнь?
⠏⠑⠗⠺⠁⠫ ⠎⠞⠥⠏⠑⠝⠾⠅⠁»
Плачущую во дворе Аришу нашла красивая-красивая старшеклассница. Где-то Ариша уже встречала её — такую светловолосую, высокую, обутую в туфли на каблуках, одетую в пышное платье, как у принцессы, пахнущую как торт — ванилью и шоколадом. От этого запаха у Ариши даже в животе заурчало.
— Ты чего ревёшь, мелкотня? — Старшеклассница присела перед Аришей на корточки. — Воспитатель знает, что ты за гаражами, а?
Превозмогая робость, Ариша мотнула головой, насупилась.
— Сдашь меня, да?
Старшеклассница прислонилась к стене, сунула руку в вырез своего платья, и прямо откуда-то оттуда достала зажигалку и сигарету. Щёлкнула, затянулась.
— Ты меня не сдашь, я — тебя. Так чего ревёшь, Лебедёнок?
Ариша закашлялась горьким дымом, сунула озябшие пальцы между колен. Хоть конец марта и выдался очень тёплым, она слишком долго просидела на холодной земле.
— Откуда знаешь?
— Тебя же Гарик приводил. — и опять затянулась, стряхнула пепел. Только сейчас Ариша увидела, что ногти старшеклассницы покрыты красивым лаком. А потом вспомнила, где слышала этот голос, и где видела эту красавицу. Не поняла только одного — кто такой Гарик. Но это было, наверно, не так уж важно. Старшеклассница перехватила сигарету в левую руку, а правую протянула через колени — так взрослые делали, и мальчики.
— Я Сид. — И хихикнула. — Если хочешь меня найти, спрашивай Козу. Или Сидорову. Ну, или Сида. Так по какому случаю ты тут лебединое озеро устроила?
И Ариша, сперва смущаясь, а потом всё больше распаляясь своей обидой, рассказала Сиду всё — и про предательницу Дашу, и про Мильку с её козявками, и про то, как это плохо, когда у всех лучшие подружки есть, а у тебя — нету. Пока говорила, успела и разозлиться, и снова расплакаться. Сид вытащила из маленькой сумочки носовой платок, протянула его Арише.
— Можешь не возвращать, Лебедёнок.
Ариша трубно высморкалась в пахнущую ванилью и шоколадом ткань.
— Что мне делать-то, а?
Старшеклассница рассмеялась, вздохнула.
— Ой, мне бы твои проблемы. — Потом сунула окурок в банку, спрятанную за ржавым куском металла. — А хочешь, чтоб они тебе все завидовали? Вернись, и скажи им всем, что у тебя теперь школьная мама есть.
Ариша непонимающе вытаращилась.
— Школьная… мама? А это как? Это серьёзно, да?
Сид со стоном поднялась с корточек, топнула сначала одним, а потом и другим каблуком, растёрла ладонями колени.
— Серьёзнее некуда. Школьная мама — это джек-пот. Так что тебе повезло. Иди и хорошенько запомни, твоя школьная мама — Сидорова, из девятого А. А, если кто тебя обижать будет, или что-то понадобится, ищи меня в главном корпусе. Или в тридцать втором кабинете, или в четвёртой спальне, ну или у Гарика спрашивай — он всегда знает, где я. Запомнила, Лебедёнок?
Обратно во флигель Ариша бежала с гордо поднятой головой. Единственное, о чём жалела, что так и не спросила у Сида, кто такой этот Гарик. И как теперь, если что, Гарика этого искать?
А, впрочем, так ли это важно. Ведь вряд ли на самом деле Арише ещё когда-нибудь доведётся встретиться со своей загадочной школьной мамой.
Но уже совсем скоро Арише довелось оказаться в главном корпусе. Да не просто на ужине или обеде, а вместе со всеми вещами — ну не приключение ли?
А случилось это так. В семь утра Антонина Родионовна объявила, что сегодня не будет ни зарядки, ни даже уроков, и что вместо этого все должны упаковать манатки и провести генеральную уборку. По такому случаю сразу забылись даже все обиды и ссоры.
⠏⠑⠗⠺⠁⠫ ⠎⠞⠥⠏⠑⠝⠾⠅⠁»
— На целых три дня, в главный корпус, — обсуждали девочки на тихом часу, лёжа в своих кроватях, подпираемых туго набитыми чемоданами. Эмилия ёрзала в предвкушении, а вот Даша сопела:
— Чего это ради каких-то там гостей я должна уходить из спальни? Фу, не хочу. Это они будут на моей подушке спать, моим одеялом укрываться. А вдруг они вонючие какие-нибудь, или вообще?
Ариша задумчиво выдёргивала ниточки с края простыни. И правда неприятно. Какие-то гости, а всем из-за них переселяться, сумки носить, убирать. С самого утра с тряпками ползали, собирали всё. И первый класс, и третий. Старшие девочки даже на тихий час не легли — ушли мыть пол в игровых. И туда что ли гости полезут? Что у них, своих кукол нет?
— Ой, девочки, а давайте мы им на подушки напердим? Чтоб знали, как нас выгонять.
Юля испуганно сложила руки перед грудью.
— Ой, Дашуня, ты что?
— А что я? — воинственно сев, спустила пижамные штаны, и плюхнулась прямо так, голой попой сверху на подушку. — Они придут, лягут — и сразу сбегут, и больше никогда не вернутся. Вот. А кто не со мной, тот трус и мне не друг!
Юля тоже нехотя, робко привстала, задрала подол ночнушки. Слева уже деловито возилась Эмилия. Даша подстрекала:
— А семилетки могут не пердеть. Это тебя касается, Лебедева. Маленькая ещё.
Ариша аж вскочила от возмущения.
— Да я тебе! Да я!
Тужились и кряхтели наперебой, соревнуясь. Издавали неприличные звуки всеми правильными и неправильными способами — аж голова от усилий кружилась. Во всяком случае, у Ариши.. Она знала, что всё это игра — не хорошая, но игра.
Но потом случился конфуз, потому что Юля, которая старалась всерьёз, а не понарошку, всерьёз и подушку испортила. И именно в этот момент в спальню зашла дежурная нянечка.
⠏⠑⠗⠺⠁⠫ ⠎⠞⠥⠏⠑⠝⠾⠅⠁»
— А это всё Лебедева, это Лебедева придумала.
— Я? — Ариша озиралась, но на неё уже надвигалась разъярённая Антонина Родионовна. — Животное, а не ребёнок! Голой сракой, да на подушку! Ты спать у меня в этом будешь, лицом! Позорище!
Всех девочек выстроили в ряд у стены, и даже завуча вызвали — большую-большую громкую женщину. Она обмахивалась ладонью, хоть в коридоре совсем ничем не воняло.
— Засранка ты, Лебедева.
— Так это же… не я. Это не я! Даша, это же ты придумала! Почему ты говоришь, что я? Девочки, это же Даша всё, ну скажите! Пожалуйста!
Но они промолчали. Потом завуч и воспитатель привели мальчиков, рассказали им всё с такими подробностями, которых даже не было никогда. Мальчики хохотали, держась за животы и похрюкивая.
— А теперь все хором скажите, что Лебедева — засранка. На раз, два, три!
У Ариши пылали и уши, и лицо…
— Почему? — шёпотом спросила она, когда и воспитательница, и завуч, и мальчики все вместе ушли на полдник, а провинившихся девочек оставили стоять там же, у стены, запретив даже шевелиться. Юля шмыгнула носом:
— Прости. Даша — моя лучшая подружка. А ты — нет.
— А ты, Миля? Ты почему?
Эмилия выпучила губы.
— А будешь знать, как со мной не дружить. Бе-бе-бе, я козявки ем.
На самоподготовке пришёл Игорь Олегович.
— А почему это Лебедева в углу? — поинтересовался.
Конечно же, Антонина Родионовна всё ему рассказала. И мальчики снова смеялись, и он, взрослый… он тоже хохотал!
— Эх ты, Лебедь-лебедь, птица высокого полёта. А ртом теперь петь пойдёшь?
Арише хотелось умереть. Умереть, исчезнуть. А ещё, кого-нибудь ударить. Вот, его например. Когда они вместе, как обычно, вышли на улицу, Ариша, вырвав руку, так и сделала, со всей силы заехала ему кулаком в живот.
— Это за то, что вы надо мной смеялись! Вы гадкий и злобный!
Он ругнулся, перехватил запястье.
— Крылья не распускай.
И зло повлёк вперёд, а Ариша начала сильно-сильно кричать и плакать.
Её успокоили только в медпункте, куда притащил Игорь Олегович, видимо осознав, что красная от истерики Ариша биться и рыдать сама не прекратит.
— Ударила меня, бесноватая. Такие у нас лебеди летают — ужас ужасный. — Он улыбался. — Ты представляешь, что, — фыркая, пересказывал уже десять раз переиначенную историю про эти подушки проклятые, пока медсестра насильно заталкивала в рот Ариши горькую настойку пустырника. — И куда её девать? — Подытожил. — Назад поведу — заклюёт, на вокал тоже сейчас нет смысла. Может, пусть у тебя посидит до ужина? — Потом понизил голос. — Не нравится мне эта девочка. Неадекватная какая-то. У неё точно, того, с головой диагноза нет?
Ариша скривилась — и от горечи пустырника, и от несправедливости этих слов. Буркнула:
— Вы мне тоже не очень нравитесь.
Он, наклонившись, заглянул ей в лицо.
— Ну что ж… вот и чудно.
⠏⠑⠗⠺⠁⠫ ⠎⠞⠥⠏⠑⠝⠾⠅⠁»
С девочками Ариша решила не разговаривать. Да и с мальчиками тоже — предатели они все! Почти перед самым отбоем, который у первоклассников был в восемь вечера, весь класс со своими вещами и постельным бельём перешёл в главный корпус. Новую подушку, в которую воспитательница: «но-но, Лебедева, смотри мне», — издевательски тыкала пальцем, Ариша демонстративно закинула под кровать. С этого дня будет спать без подушки, лучше руки под голову подложит.
Арише, Миле и Даше выделили три кровати в большой спальне, где ночевали второй и четвёртый классы. А мальчиков, по слухам, вообще поселили вместе с двенадцатым — Арише о таком было даже подумать страшно. Когда свет погасили, кто-то тихо приоткрыл дверь, позвал свистящим шёпотом:
— Лебедева, ты спишь?
Сид? Это Сид?
Дрожа от страха и холода, Ариша сползла с кровати, прошлепала босиком к жёлтой полоске, около которой маячило тёмное пятно старшеклассницы.
— Как ты меня нашла?
Сид приоткрыла дверь чуть шире.
— Голодная, мелкотня?
Прислушиваясь и озираясь, Сид провела Аришу по тускло освещённому коридору в самый его торец, где горело стеклянное окошко над дверью четвёртой спальни.
— Ты это кого, Коза, притащила? — раздался визгливый голос, когда Ариша робко вошла вслед за своей школьной мамой в душную, пропахшую какой-то едой, духами и грязными носками комнату. — Мелочь, ты из детского сада что ли? Ещё и босая. Проверила бы хоть. — По полу к ногам Ариши проскользили огромные мягкие тапки. — Обуйся, горе.
Из-под ближайшей кровати тем временем выпросталась большая, явно мужская рука. Мужской же голос пробасил.
— Падла нас живьём закопает.
Сид хохотнула.
— Падла? Да ладно. — И обернулась к Арише. — Садись, Лебедёнок. Тёма, ты чё, весь паштет сожрал? Ля… Чем дитё кормить? Это Пера́ сестра. Который в том году выпустился.
— Чё сразу не сказала, что Лёхина девочка тут теперь?
Парень-Тёма окончательно вылез из-под кровати. Оттуда же показалась тарелка с двумя бутербродами. Один был надкусанный, а второй — нет. Целый протянули Арише, а ещё сделали чашку сладкого фруктового чая. Ужин был давно, и Ариша им совсем не наелась, так что на еду налетела, как куры на арбузные корки.
— Я шо, виновата, шо ты в танке. Вафлю будешь, дитё?
Ариша ещё не закончила с бутербродом, но вафлю тоже надкусила — уже усвоила, что лучше всё надкусывать, таким образом помечая. А то иначе мальчишки могут и отобрать. Тут, вроде, никто ничего отбирать, конечно, не собирался — наоборот, всё давали, но перестраховаться Ариша посчитала не лишним.
⠏⠑⠗⠺⠁⠫ ⠎⠞⠥⠏⠑⠝⠾⠅⠁»
— А ты куда-то ночью ходила. Я не спала и слышала, — сказала Миля противным тоном, когда утром после зарядки все девочки чистили зубы около неудобных высоких умывальников, которых здесь было много, так что помимо первоклассников в умывалке находились ещё и незнакомые взрослые девочки. Впрочем, внимания ни на Аришу, ни на Дашу с Эмилией они не обращали.
— Не ходила я никуда, — буркнула Ариша, сунув щётку за щёку. Сид, конечно, не запрещала рассказывать, но Арише самой не хотелось делиться ни с Милей, ни с Дашей. Об их предательстве Ариша ещё не забыла.
— Брешешь, — встряла Даша. С каких пор она стала такая вредная? Была же хорошей. Ариша выплюнула розовую клубничную пену.
— А если и так, то что?
Миля выдула пузырь. Хоть так было нельзя, все они чистили зубы в школьной форме, и пятнышки зубной пасты светлели на чёрном Милином пиджаке.
— А мы вот возьмём и всё про тебя расскажем. Расскажем, бе-бе-бе. От тебя колбасой пахло. А нам не принесла, бе-бе-бе.
Арише жгло глаза. Она упёрла руки в боки.
— А ты вот заведи себе школьную маму! Ябеда! Фу!
— Маму? — Даша хихикнула. — Только маленьким нужны мамы. Семилеткам. Ха. Семилетка-малолетка, семилетка-малолетка! Ля-ля-ля, ля-ля-ля! — Стала пританцовывать, напевая. Миля подхватила, даже второй голос подстроила, гадость такая!
Ариша чуть не подавилась водой, которой выполаскивала рот от остатков пасты. Смахнув с ресниц слёзы, бросилась на девочек с кулаками!
— Я. Не. Маленькая. А вы. Предатели! Вы фуки и бяки! — колотила кулаками не глядя. Миля была маленькая, Даша — большая. Милю Ариша смогла оттолкнуть, и та проскользила по кафелю, влетев лицом в ногомойник. А вот Даша с визгом вцепилась в Аришины волосы, и Ариша, не помня себя от боли и злости, стала её царапать что было сил. Наконец на потасовку обратили внимание старшие девочки.
— А ну прекратите! Мелкие, прекратите! Гиша, ой, кровь! Зови кого-то, Гиша! Ой господи, вставай, вставай, маленькая! Бешеную, бешеную держите!
⠏⠑⠗⠺⠁⠫ ⠎⠞⠥⠏⠑⠝⠾⠅⠁»
— Убийца, ох, убийца! — причитала воспитательница в директорском кабинете. Сегодня на смене была Татьяна Сергеевна, и от того, что Ариша расстроила добрую воспитательницу, ей было стыдно вдвойне. — Георгий Вячеславович, я же на пять минут отлучилась, к мальчишкам. Вернулась, а она… такое устроила.
Арише очень хотелось сказать, что девочки начали первыми, что они её обижали.. Но ведь это она полезла на них с кулаками? Значит, выходит, Ариша и виновата. Но почему Татьяна Сергеевна говорит «убийца»? Все же живые. Об этом промямлила вслух. И получила убийственный взгляд.
— А ты бы хотела, чтоб были мёртвые? Милечке три шва на бровь наложили, шрам у ребёнка на всю жизнь останется. Ой боже-боже, Георгий Вячеславович. Вчера она концертмейстера избила, сегодня детей покалечила — что дальше-то будет?
Избила? Да Ариша его всего раз в живот ткнула. Он её больнее тащил! Закусила губу, выдавила из себя.
— Извините.
Директор стучал чем-то, чем пишут зрячие, по столу.
— Это ЧП, Татьяна Сергеевна. Лебедева Арина, ты должна попросить прощения у девочек. И ещё, у Игоря Олеговича.
— А сейчас, нам, — сцепила тонкие пальцы Татьяна Сергеевна, — ты должна поклясться, что больше никогда никого не ударишь.
— Больше. Никогда, — еле шевельнула губами Ариша.
— Поклясться? — Голос директора звучал немного растерянно. Воспитательница кивнула.
— Пусть жизнью матери поклянётся. А нарушит клятву — мама сразу умрёт.
⠏⠑⠗⠺⠁⠫ ⠎⠞⠥⠏⠑⠝⠾⠅⠁»
Ариша теребила в пальцах прядку своих волос. В солнечном свете они у Ариши были красивые, рыжеватые — как медная проволока, бунтик которой лежал в папином гараже. Ариша любила играть с этой проволокой — скручивать и раскручивать, скручивать, и снова раскручивать — любоваться.. Из-за рыжеватых волос брат и называл Аришу лисенком.
Брат…
После ЧП в школу хотели вызвать родителей, но вместо них приехал Лёшик.
— Что ж ты, лисёнок, — ласково журил, держа Аришу за «лапки». — Ты, если тебя обижает кто, лучше мне скажи. Я приду, и всё улажу, от всех тебя защищу. Или маме своей школьной скажи. Коза хорошая, я рад, что она тебя выбрала. Ну, договорились?
— А разве я… — Ариша вытерла нос манжетом своей белой блузки, — не должна сама за себя стоять?
— Лисёнок боевой… если уж бьёшь, то хотя бы не в лицо. И так, чтоб следов не оставлять — это я тебе, как без пяти минут юрист советую. А то как пойдут, как снимут побои, как подадут на нас в суд — и что будем делать?
О том, что больше никого никогда не ударит, потому что от этого сразу же умрёт мама, Ариша ему говорить побоялась. И вообще никому не сказала — слишком уж было страшно. Мамина жизнь теперь висела, как шарик на ниточке, и Ариша страшно боялась случайно эту ниточку разорвать.
За случившееся Аришу наказали очень-очень сильно — лишив всего, что ей нравилось. Выгнали из вокального ансамбля, потому что, как сказал Игорь Олегович: «такая репутация нам не нужна», выгнали из музыкальной школы, потому что «драчуньи не становятся пианистками». Весь класс с ней не разговаривал — воспитатели запретили. Всё, что оставалось Арише — в одиночестве сидеть в спальне, медленно читая тяжёлые, пахнущие старостью библиотечные книжки и тоскливо глядя в окно. За окном цвели каштаны, дети играли в салки, радовались майскому солнцу. А Ариша слюнявила пальцы, потому что трогать бумагу ей было больно, и ждала, когда настанут каникулы. Может, после лета всё забудется, и Аришу простят?