Перезвон колокольчиков приближался издалека, сливался с мягкими голосами, шагами — Ариша лежала вся в напряжении. Она знала, что уже никто не спит, но по какой-то негласной договорённости было принято изо всех сил притворяться: не шевелиться, дышать ровно-ровно, в нетерпеливом предвкушении сжимая пальцами одеяло... Да, нужно притворяться — до тех самых пор, пока колокольчики ни зазвонят близко-близко, и в поющих голосах не начнут угадываться польские слова… Пока не распахнётся дверь, не щёлкнет выключатель… Вот тогда будет можно сесть на постели, щурясь и сонно улыбаясь; со вздыбленными со сна волосами, с подушкой, отпечатавшейся за ночь на щеке... А вся спальня будет полна белокрылых ангелов, и в их окружении будет стоять человек, похожий одновременно на святого с икон и на Деда Мороза.
Человек – это святой Николай. Он приходит перед новогодними праздниками. Хорошим детям приносит подарок, а плохим — тонкую лозинку, плохих он журит, а хороших — хвалит.
Николай подходит к каждой кровати. Ариша уже достаточно взрослая, чтобы знать: Николай — это переодетый священник, а ангелы — сёстры с бумажными крыльями. Но даже при этом знании происходящее ощущается каким-то чудесным. Мягкие пёрышки на крыле сестры Мириам, сестра Фабиана — она помогает Миле поправить снявшееся за ночь с колышков вязание, и ангельский нимб медленно ползёт по склонённой голове вниз. Шуршат подарочные обёртки, тяжёлые коробки опускаются в руки, Святой Николай кладёт большую ладонь Арише на макушку, что-то говорит — может, на польском, а, может, вообще на каком-то своём, католическом. И не нужно никуда спешить. Сегодня не будет ни зарядки, ни даже дежурства в спальне. С сегодняшнего дня начинается череда праздников, а дальше — новогодние каникулы, родители, дом!… Ну разве же не здорово?
⠞⠗⠑⠞⠾⠫ ⠎⠞⠥⠏⠑⠝⠾⠅⠁
— Спасибо нашим поварам, варили свиньям — дали нам! — прокричали мальчишки хором в окошко выдачи.
— А ну немедленно вернитесь! А ну быстро! — тут же принялась негодовать Антонина Родионовна, но, хохоча и топоча, словно татаро-монгольские всадники, о которых Ариша как раз сегодня читала на последнем уроке, мальчишки всем табуном бросились прочь из столовой.
Ариша прикрыла рот ладошкой. Ей было смешно и чуть-чуть завидно, потому что сама она на такое бы никогда не отважилась. Но ведь справедливо же — разве нет? Она поковыряла куриной косточкой липкие переваренные макароны. Несмотря на то, что на бумаге меню звучало вполне заманчиво, на деле есть сегодня оказалось решительно нечего. Живот урчал, но в отходы Ариша отнесла полную тарелку.
— Ну почему нельзя вкусно готовить? — задала она не оставляющий её в покое вопрос, пиная носком твёрдый снежный комочек. Девочки, словно птички, сидели на вкопанных в землю покрышках. Выкрашенные во все цвета радуги, сейчас те почти полностью утонули в ослепительно-белых сугробах. Аришин вопрос остался безответным. Стянув перчатку, Даша нарисовала пальцем кривое сердечко.
— Скучно без пацанов гулять. Ы.
— А вот будут знать, как гадости говорить, — пробормотала Миля, и Арише захотелось столкнуть поганку с покрышки.
— Фу ты…
— А что?
Из-за «выходки в столовой» всех мальчиков наказали, вместо послеобеденной прогулки отправив на тихий час, и если обычно за все придумки и развлечения отвечал затейник-Илья, то теперь, видимо, что-нибудь хорошее организовать предстояло Арише. Но никому сегодня не хотелось ни строить снежную крепость, ни бросаться снежками… вообще ничего не хотелось, если честно сказать. Бестолково тынялись по двору, подтягивались на обледенелых брусьях. Потом готовили снежные тортики, но всё было не то… пока Юля, вернувшаяся в школу только после новогодних каникул, не вспомнила о медведях.
— Вот бы и мы в спячку впадали. Прикиньте? — Родители сделали Юле короткую стрижку, а давешний удар качелей по темечку — внушительную продолговатую лысину, которой Юля стеснялась, и даже шапку по привычке трогала, проверяя, хорошо ли та прикрывает лысину. Даша свесилась с брусьев вниз головой, как летучая мышь.
— В спячку? Зачем?
— Ну как, — топтала туда-сюда пятачок снега Юля. — Осенью засыпаешь, когда ещё тепло, а весной просыпаешься, тепло уже. Круто. Нет? Да? Нет?
Даша, презрительно фыркнув, отпустила руки, спросила, валяясь в сугробе:
— А Новый год? А санки? Лебедева, ты против спячки или за?
Ариша рассеянно теребила помпон на шарфике, не знала, за она или против и, чтобы не отвечать, придумала, на её взгляд, более интересный вопрос:
— А как медведи в берлогах не замерзают?
Чтобы провести эксперимент, ушли в дальний конец двора — сюда свозили убранный снег, и было его так много, что при желании можно было бы с головой закопаться. Так как про берлоги спросила Ариша, ей предстояло стать медведем, а девочкам — её закопать. Для того, чтобы всё было правильно, курточку Ариша сняла — ведь мишки же спят без курток?
Сначала общими усилиями выкопали яму. Она одновременно напомнила Арише, как родители зарыли её в горячий песок на пляже, и как всего один раз в жизни довелось увидеть могилу. Бр…
— Всё, ложись!
— А можно не с головой?
— Так в снегу же воздух?
Арише стало не по себе.
— Не, с головой не согласна, — твёрдо отрезала она. Девочки, кажется, расстроились, но боясь, что игра сорвётся, всё же предпочли согласиться. Снег оказался очень тяжёлым и совершенно не тёплым. У Ариши разом промокли и свитер, и штаны… А девочки всё набрасывали и набрасывали сверху целые горы..
И вот, когда Ариша уже не ощущала ни рук, ни ног, ни вообще какой-либо части себя, из-за гаражей вдруг пришли старшеклассники. Ох, и ругались же они…
А ночью Ариша проснулась с температурой, да с такой высокой, что по жёлтым стенам спальни весело скакали красные зубастые зайцы — эти зайцы всегда появлялись, если Ариша заболевала взаправду сильно. К примеру, когда у неё было воспаление лёгких, или вот… в прошлом году…
Как-то очень странно, неприятно хотелось в туалет. Ариша брела по слабо освещённому коридору. Он раскачивался из стороны в сторону, но верный путь указывали мельтешащие зелёные огоньки. Ведьмины огоньки. Тяжёлый живот тянул Аришу вниз, между ног остро ворочались горячие-горячие иголочки. Надо дойти — станет легче.
— Лебедева, ты там спишь! Открывай кабинку, Лебедева!
Ариша моргнула. Сквозь гул в ушах она слышала голос нянечки. Потом щелчок — это защёлку отжали снаружи специальным приспособлением. Дверь, на которую Ариша опиралась, качнувшись, мягко уплыла прочь, и оставшаяся без поддержки Ариша кулем выпала прямо нянечке под ноги.
Ой… Как-то неловко вышло. Голой попой кверху…
⠞⠗⠑⠞⠾⠫ ⠎⠞⠥⠏⠑⠝⠾⠅⠁
Если у тебя поднялась температура — добро пожаловать в изолятор! Состоящий из четырёх комнат, он отводился для всех болезных. Попадать сюда было одновременно хорошо, но вместе с тем очень плохо. Хорошо, потому что спать позволялось сколько угодно, плохо, потому что, как только наспишься до отвала и начнёшь чувствовать себя лучше, внезапно окажется, что делать в изоляторе толком нечего. Во втором классе, например, угодив сюда с гриппом, Ариша от скуки прошла все сто-пятьсот миллионов уровней игры-Змейки на своём телефоне, методом проб и ошибок научилась плести косичку, и даже придумала сказку. Правда, записать её было некуда, потому уже после выписки сказка безвозвратно забылась.
И вот Ариша снова лежит в изоляторе. Никаких уроков, никаких одноклассников, прогулок никаких… Медсестра приходит три раза в день — измерить температуру и дать лекарства, нянечка приносит еду — и больше ничего, совсем ничего! Ну разве же это жизнь?
Ариша простудилась, и простудилась сильно. Температура у неё поднималась четыре дня. На пятый стало немного лучше, а на шестой в окно ударился снежок. Ариша боязливо приоткрыла створку. Посещения изолятора были строго-настрого запрещены, но за окном, в позолоченном фонарями вечере толпились, шурша куртками, одноклассники.
— Вы что, все пришли? Все вместе пришли? — У Ариши почему-то сильно-сильно щемило внутри. — Почему с улицы, а не через дверь? — Вопрос был закономерный, ведь и спальни, и изолятор находились во флигеле. Так не проще ли?...
— А там Фукса караулит, — выдохнул облачко пара Илья — то окрасилось тёплым оранжевым светом. — Лебедь, ты как тут?
Сквозь окно врывался мороз, и Ариша зябко поджала босые пальцы ног, потянула на себя одеяло с кровати.
— Скучно.
— Так ты это, может, — встрял Лев, — градусник слабо держи. Он ничего не покажет, они подумают, что ты здорова — и выпустят.
— Или сбивай! Во, сбивай! — поддержал обычно тихий, но очень умный Кирилл, — возьми, тряхони… Только в правильную сторону, а то ой-ой-ой.
Боясь, что нянечка вот-вот заглянёт и заметит или, чего доброго, кто-то снаружи увидит толпу под окном, Ариша затравленно оглянулась.
— Ариш, мы сказать хотели, — влезла в наставления умника Даша. — Ты, ну, извини. Мы же тебя в снег закопали. Мы и… ну… виноваты?
— Идёт, идёт! — зашипел вставший на стрём Илья. И прежде, чем Ариша в панике захлопнула окошко, толстый противный Рома, который никогда ничем ни с кем не делился, бросил на подоконник целый кулёк… конфет.
Надо же, как…
А, может, всё скоро наладится? Вот, вроде завтра Лёшик обещался приехать…
Но ночью Арише вновь стало плохо. Красные зайцы вытанцовывали на стенах, на потолке, подкрадывались к лицу по пододеяльнику… Было так холодно… Сначала она стащила с соседней кровати покрывало и одеяло, потом неверными руками потянула на себя тяжёлый матрас. Так нянечка её и нашла — трясущуюся, скрутившуюся калачиком под грудой всего на свете.
— Лебедева, это что за…
И тёмный провал, яркий свет, громкие голоса. Красные зайцы в белых халатах.
— Давай ручку. И вторую ручку. Вот так, хорошо, Ариночка.
Красные зайцы уносили Аришу прочь, сильно пахло бензином.
— Сорок один и пять.
— Поставить в известность родителей…
— Жалобы за?...
Темнота, что-то мягкое, белое.
— Не сгибай локоток, солнышко.
Где это она? И почему полностью раздета? Холодно как-то. Холодно.
Темнота.
Когда Ариша наконец по-настоящему согрелась, в решетчатое окно били солнечные лучи. Зимой солнце, хоть и не тёплое, но какое-то особенно острое. Наверное, это потому что снег. В котором медведи. Спят до весны.
— Лисёнок? — Над ней тут же навис встревоженный Лёшик. Его растрёпанные волосы забавно мерцали в лампах, смешавшихся с солнцем. Правую руку как-то противно тянуло, потому Ариша подняла левую, ткнула пальцем.
— Лёшик-ангелочек. Све-е-етишься…
Аришу увезла скорая помощь. Оказалось, что, наверное в снегу, она простудила почки, и от этого чуть не умерла — даже какое-то время лежала в реанимации. Брат и родители тоже чуть не умерли.. Только не из-за почек, а от страха, когда им позвонили из школы и из больницы.
— Не дёргайся, у тебя капельница. — От Лёшика пахло сигаретами, хотя в отличии от мамы курил брат редко. Только если нервничал. Вот, как сейчас. Это всё из-за глупой Ариши. — Папа скоро приедет. Он позвонил из поезда.
Ариша медленно перекатила голову из стороны в сторону.
— Слушай, Лёшик, а долго ещё этой капельнице, а? Там в школу зоопарк сегодня привезут, с лисой и совой. Может, я как-нибудь успею?
Но Ариша не успела ни к приезду зоопарка, ни ко дню влюблённых, ни даже к восьмому марта. Она провела в больнице почти два месяца, и вернулась в школу только на последнюю четверть.
Пропущено было так много, что Ариша, которая и раньше не могла похвастаться хорошей успеваемостью, стала теперь вообще совершенной тупицей. И, самое страшное, что она не знала, как правильно нужно поступать дальше. Стоило засесть за учебники, навёрстывая упущенное, как одноклассники, которые и без того успели от Ариши значительно отдалиться, называли занудой, заучкой и зубрилкой; а как только Ариша захлопывала все книжки и, наплевав на предстоящие контрольные, бежала гулять во двор, тут же начинали ругаться и воспитатели, и мама по телефону.
Ариша отстала ото всех не только по учёбе — вообще по жизни. Будто целый большой кусок взяла, скомкала, и в мусорку выкинула. Обидно — словами не передать.
Вот, например, в марте начался ремонт флигеля, и случилось знаменательное событие — класс переехал в святая святых, главный корпус. А Ариша тогда в ус не дула — хлебала себе больничную кашу и по десятому кругу слушала аудиоспектакль «хроники Нарнии». Теперь в новой спальне ей достались самая неудобная кровать в самом холодном углу, а в классе — самая поганая парта.
Конкурс по вязанию Ариша тоже пропустила. Записываться уже было поздно, и исключений ни для кого не делали.
А ещё всему Аришиному классу предложили создать оркестр. Да не простой, шумовой! И все уже успели выбрать себе инструменты, и, более того, выучить всякие ритмы, и выступить с первым номером успели, и даже снять мерки для костюмов… Ну а Ариша что?… Ариша с боку-припёку.
— Будешь на маракасах играть?
Да зачем вы, Ольга Денисовна, спрашиваете, если больше всё равно ничего не осталось?
Но вслух этого Ариша, разумеется, не сказала — боялась, что, если начнёт канючить, её вовсе в оркестр не возьмут, и будет она… единственная из класса, которая и не в музыкальной школе, и не в оркестре, и не в театральной студии, и вообще… никому не нужная.
Такая вот всё-всё проболевшая, невезучая дурочка-Ариша.