Фуго рухнул на кровать, как пришёл в квартиру. Джорно накрыл его пледом и отправился к Буччеллати, чтобы сообщить о происшествии.
— У Фуго есть нервное расстройство?
— Зачем тебе это надо? — Буччеллати не понравился этот вопрос.
— Мне нужно знать об этом, чтобы понимать, каких сюрпризов от него ждать, — Джорно нажал на слово «сюрпризов».
Буччеллати вздохнул — да, Паннакотта в последнее время отжигал, хоть стой, хоть падай.
— Что вообще стряслось?
— Паннакотта передал предупреждение, и один парень набросился на него. Он сказал мне бежать и сам расправился с ними, но выполз оттуда напуганный до смерти.
— А противник просто на него набросился?
— Вообще-то нет, — Джорно отвёл взгляд, что-то припоминая, — облапал его и сказал, что с ним можно будет позабавиться.
— Разгадка проста, — Буччеллати скорчил злобную гримасу, — в тринадцать лет педагог-извращенец пытался над ним надругаться.
— Пытался?
— Пытался. Паннакотта его убил, но ужас перед домогательствами остался, потому что первое время он хоть и не шарахался от прикосновений, но было видно, каких усилий стоило ему терпеть их. Потом привык.
— А с виду и не скажешь, что такой… ранимый.
— Жестокий, но весьма нервный молодой человек.
***
Неприязнь Аббаккио не вызывала удивления — Паннакотта бы сказал, что это досталось от предков, которые предпочитали держаться от всего непонятного. Но Фуго был слишком расчётлив, чтобы невзлюбить человека просто так. Даже поначалу симпатизировал Джорно, когда защитил его от подставы Аббаккио. Чтобы потом подставить самому.
«Не, в его действиях есть какие-то соображения, — думал Джованна, — он словно бы пресекает возможность построить с ним дружеские отношения. Только зачем? Почему он не хочет дружить именно со мной?».
Паннакотта спал и хмурился во сне. Джованна провёл по его волосам. Парень подался навстречу руке.
«И всё равно ко мне тянется».
«Почему меня это задевает? От антипатии Аббаккио мне ни тепло ни холодно. Ну и пусть Паннакотта не дружит. Я же не пряник сахарный, чтобы всем нравиться».
— Фуго, вставай, ужин проспишь! — Наранча ворвался в комнату.
Фуго встал рывком на постели. На лице уже знакомое раздражённое выражение.
— На надо так орать, у меня со слухом всё нормально. Я не буду ужинать.
— Но ты же целый день не ел!
Джорно почувствовал, как парень начал закипать.
— Ничего страшного с ним, если он один день не поест. Пожалуйста, оставь его в покое, — Джованна произнёс ласково, но твёрдо.
— Ладно, — Наранча покинул комнату.
Паннакотта облегчённо выдохнул. На вежливость у него не осталось сил.
«Я просто предотвратил скандал. Ничего личного, не хочу разборок на сон грядущий».
***
Фуго сорвался с катушек.
Первым это ощутил Наранча. Паннакотта знал, что он хреновый педагог. Одним из важнейших качеств хорошего педагога является терпение, которое не было его добродетелью. Но он продолжал учить Наранчу из упрямства, потому что чувствовал ответственность за него. Да и кто будет этим заниматься? Миста? Его бы кто поучил! Буччеллати занят, а Аббаккио не станет возиться с мелюзгой.
Наранча снова стал ныть, что ему не хочется учиться, а Фуго свирепеть. Он теперь понимал, почему школьные учителя были такими злыми. Если от одного такого ученика просыпается жажда убийства, то представь себе возиться с целым классом таких же ленивых оболтусов. Он силком усадил за стол и заставлял постигать тайны математики. Обучение шло из рук плохо, и Фуго то и дело награждал его оплеухами, а то и вовсе сыпал изощрёнными оскорблениями. Наранча, привычный к альтернативной педагогике, не выдержал и отказался заниматься, «пока этот долбаный псих не начнёт пить валерьянку или какая ещё трава успокоительная?».
На задании Паннакотта едва не ввязался в драку, ладно ещё в боевой двойке был Буччеллати. Неизвестно, послушался бы Фуго Мисту или ещё кого другого. Вот тогда командир и задумался. Да, у Фуго паршивый характер, но раньше с ним можно было иметь дело. Но как только в бригаде появился новичок — Паннакотта взбесился и стал неуправляемым.
Буччеллати приказал Джорно разобраться с ним. На недовольное ворчание, что Джованна вообще-то не психиатр, чтобы психов успокаивать Бруно отрезал, что не желает слушать возражения. Язвительное, что хороший командир учитывает возможность совершения маневра, он гордо пропустил мимо ушей.
ДжоДжо вздохнул и превратил ручку Фуго в бабочку. Паннакотта любил гулять в одиночестве, вот он сейчас он сидел на пляже и смотрел на водную гладь. При виде Джорно он оскалился, как цепная собака при виде незнакомца:
— Чего тебе надо?! — прорычал юноша.
— Фуго, что с тобой происходит?
— По-моему всё нормально. Я не знаю, с чего вы решили, что что-то не так.
— Кажется, только слепой не видит, что ты бросаешься на всех, как раненый зверь, рассвирепевший от боли. Вот только проблема не решится, если ничего с ней не делать.
Фуго решил, что с него хватит. Он был готов вытерпеть любую боль, лишь бы избавиться от зависимости.
Пусть Джорно поиздевается над его чувствами.
Пусть он скорчит брезгливую гримасу от того, что в него влюбился парень.
Пусть он сделает равнодушное лицо.
Пусть его чувства растопчут.
Пусть на сердце вырастет келоидный рубец, в котором нет нервных окончаний.
— Нравишься ты мне.
— Что? — Джорно сделал непонимающее лицо.
— Ну не могу я произнести дурацкое слово на букву «л»!!! — Паннакотта пнул песок, заставив высоко взлететь.
Джорно и в самом деле стоял, как громом сражённый. Фуго уставился на него, ожидая приговора. Ну давай же, не тяни!
— Знаешь, Фуго, ты мне тоже нравишься.
Паннакотта напрягся всем телом.
— Что?
— Я тоже не могу произнести дурацкое слово на букву «л».
Паннакотта ощутил, как его стискивают в крепких объятиях. Он ожидал удара в уязвимое место и готовился терпеть жестокую боль, и вместо этого получил… ласку?