Целое море звëзд вокруг, звезда внутри – угасающая. Рахиль – одна из этих сгорающих заживо легенд, она тоже однажды исчезнет. Столько лет стремясь к вершине, она выгорала. Вот она, наконец, получает овации, много-много восхищëнного внимания, сияет среди остальных, но это не радует так, как ожидалось, а сама Рахиль так устала, что уже ничего и не хочет. Странно, правда? Она не считает то, чем стала, собой – она стала другим человеком, надела слишком плотную маску и сейчас в ней задохнëтся.

Теперь Рахиль может делать что угодно. Хоть убивать А.А.Куна каждый день, хоть управлять всеми, кого ненавидела, заставить их поклониться ей. Но от этого уже давно тошно, ведь всë неискренне. Вместо этого она идëт в предрассветное поле собрать пару букетов цветов. Сплести венки и один потом накинуть на голову Юре, единственной, кто сейчас вокруг неë настоящий. Юра рада за неë, и Рахиль это знает, чувствует, всë не может понять, как же так получилось, что за неë кто-то рад не по еë велению, а просто. Кто-то был с ней до вершины. Кто-то.. С первыми лучами слышатся быстрые шаги, и улыбка сама оказывается на лице, когда Юра зовëт еë:

— Рахиль, я искала тебя! — Юра улыбается мягко, другие сказали бы, что ей это несвойственно, но Рахиль знает еë другой. Она знает, что так улыбаться больше никто не может. Что в этой улыбке любовь и нежность. Рахиль тянет Юру за руку к себе, на плед на холодной земле, и целует еë куда-то в уголок губ, почему-то смеясь. С Юрой ей даже не думается о плохом. На голову Юре ложится жëлтый венок, сплетëнный аккуратно-аккуратно, словно для короля не то что башни – вселенной. Юра же кладëт лежащий рядом синий венок на голову Рахиль, и они так счастливы в этот момент от такой мелочи, что все мысли пропали, остались лишь радость и желание целоваться.

— Я, кстати, с собой ягод принесла, — говорит Юра, зацеловав Рахиль так, что склонилась на руках прямо над ней и почему-то смутилась.

Рахиль же, прекрасно видевшая румянец и забегавшие глаза, подняла руку, погладив щëку Юры, чем вернула всё еë внимание к себе.

— Мне мало, — почему-то шепчет она.

Юра заторможенно реагирует, медленно возвращаясь к поцелуям. Губы, щëки, лоб, нос, всë-всë лицо, шея. Рахиль прикрыла глаза и так расслабилась, словно начала плавиться. Юра целует под ключицей и тут же отдаляется, садится. Красная-красная, она пытается что-то сказать про то, что ягоды попортятся, и их нужно съесть. Рахиль смеëтся, подавшись вперëд, быстро целует юрину шею и помогает бедной, в конец смутившейся Юре, открыть корзинку.

Юра старается не оставлять Рахиль одну. В такие моменты она всегда зацикливается на плохом и делает себе же хуже, доводит до истерик и депрессивных состояний. Юре больно видеть еë боль, словно бы они – одно целое. Остальные умрут в муках – пускай, но Рахиль почему-то заняла место в еë сердце.

Юра держится с ней за руки, обнимает еë и целует как можно чаще. Говорит ей, как она хороша, как любит еë – открывает своë сердце нараспашку и делится самыми глубокими чувствами, надеясь, что это поможет Рашель чувствовать себя хорошо, чувствовать себя значимой и любимой. Юра шепчет свои самые ужасные мысли, что хотелось бы спрятать далеко и надолго, показывая, что она – такой же человек со своими тревогами, и что она доверяет Рахиль даже больше, чем себе. И этот шëпот звенит в абсолютной тишине космоса, ведь в этот момент здесь лишь они и звëзды. Ветер не колышет цветы и колосья, птицы не поют, а насекомые не ползают, ведь Рахиль хочет слушать Юру, а Юра хочет говорить с Рахиль.

Юре бывает очень тяжело. Очень больно и страшно, грустно и невыносимо; будто бы беспричинно, или она старательно не хочет понимать и принимать, почему. Она всегда, кусая от стресса губы, идëт к Рахиль и, хватаясь за еë руки, словно за спасительную соломинку, просит помочь, словно бы она – единственная, кто способен на это. А Рахиль не знает, что делать и говорить, только обнимает осторожно, поглаживая мягкие синие волосы, и так нежно оставляет лëгкие поцелуи везде, где только может, словно Юру может как фарфоровую куклу разбить касание чуть грубее. И Юра плачет у неë в руках, только в них она может; Рахиль сцеловывает слëзы отчего-то с вязким желанием присоединиться к плачу, и Юре от выпуска эмоций становится легче, а от тëплых ладоней на щеках – очень спокойно. Рахиль всегда словно приносила с собой штиль для еë, Юры, души, успокаивала бушующие шторма и светила так ярко горячей звездой, заставляя приятно плавиться.

У Юры большое эго, у Рахиль оно, возможно, ещё больше, несмотря на все еë комплексы, но почему-то когда дело касается их, они обе готовы переступить через себя ради другой. Но главная странность в том, что им не приходится. Их отношения так нежны, что иногда им хочется стать эфемерными, чтобы ощутить их мягкость и тепло. А они ведь могут, на вершине Башни возможно всë, и когда им хочется, они словно тонут в этом комфорте. Хотя их поцелуи осторожные в уголки губ или глаз, нежные поглаживания рук.. они не сильно уступают отражëнному вершиной Башни комфорту.

Иногда Рахиль кажется, что лучше ей попросить у Башни своего исчезновения. Она оглядывается назад с болью, что столько старалась и страдала ради такого финала. Борется с собой, делает всё больнее и больнее, усиливая этим желание, а потом чувствует руку Юры у себя на плече, заглядывается в звëзды в еë глазах, и отчего-то откладывает эти мысли на потом. Всë же, она успеет их обдумать, а Юру после смерти не поцеловать и не ощутить всем телом под собой..

Иногда Рахиль кажется, что подняться на Башню стоило того.