Годы проскальзывали между пальцами Джорно, пока он оставался рядом с Мистой, волна Империи отступала, и Рим больше не чувствовал себя центром мира. Джорно в основном проигнорировал его падение, решив посвятить своё внимание чему-то гораздо более простому. Ведение войны больше не имело того очарования, которое имело раньше, не без того, чтобы Аббаккио не совал туда свой нос при каждом удобном случае, не теперь, когда у него был Миста, чтобы заполнить его разум глупыми историями и суевериями.

Что делал римлянин, его не касалось, но когда Константин поднял свою уродливую голову, Джорно обнаружил, что цепляется за обычаи старой Империи.

— Они строят башни, куда я не могу ступить ногой. Храмы, которые обжигают меня там, где я ступаю. От христиан одни неприятности, — пожаловался он Мисте, — а теперь у них в кармане император.

Миста пожал плечами и отправил в рот ещё одну виноградину.

— Я уверен, что все пройдёт. Дай ему ещё пару сотен лет.

Джорно вздохнул.

— Если бы я не тратил так много времени, игнорируя дела Империи, все никогда бы не стало так плохо. Знаете ли вы, что религиозный лидер сует свой нос в политику? Это именно то, о чём меня предупреждали, когда впервые начали появляться христиане. Домициан ворочается в могиле.

— Кого все это волнует? В любом случае, ты проводишь здесь большую часть времени со мной, — сказал Миста, набив полный рот винограда.

— М-м-м. Мне все ещё кажется неправильным позволять всему этому ускользать у меня из рук вот так. Я и не подозревал, что был таким лентяем.

— Лентяй? После всего, что мы построили? Ты не лентяй. Просто у тебя чётко расставлены приоритеты.

Вероятно, Миста был прав. Коттедж, ставший их жилищем, был построен из деревьев Мисты построенных — в основном — собственноручно Мистой. Джорно знал, что ему не нужен дом, лес был его домом, и он был волком, но Миста построил его для него. Джорно прожил здесь достаточно долго, чтобы получать всевозможные богатства, но для него это было самым ценным.

— Я так мало сделал, Миста. Это твоя работа… ты знаешь, что значит иметь долг, а я не справляюсь со своим… — Хотя Джорно стал холодно равнодушен к этой ответственности.

— Нет никакой магической силы, которая связывала бы тебя с твоим долгом. Кроме того, я думал, ты сказал, что у тебя нет цели.

— Я… — начал было опровергать Джорно, но был прерван внезапным удушающим чувством, тошнотворным ощущением божественности, пробивающимся на периферию его чувств. — Не стоит, — закончил он уклончивым тоном, а глаза его остекленели.

— Джорно? Что случилось?

Сотни лет прошло с тех пор, как Джорно испытывал нечто подобное, и это не уходило. Он почувствовал тошноту, прежде чем понял, что это не просто приглашение, а ожидание и ТРЕБОВАНИЕ.

Джорно снял колпак с собственной силы и наблюдал, как краска отхлынула от лица Мисты от абсолютной величины этого.

— ДжоДжо…

Прежде чем Миста успел сказать что-то ещё, он был прерван внезапным появлением двух ангелов посреди кухни, поразительных и замечательных своей торжественной божественностью. Внезапно поднялся сильный шум, когда незнакомый человек сдвинул вещи с их захламлённого обеденного стола, чтобы освободить место для раненого тела Аббаккио.

Да, Джорно потребовалось некоторое время, чтобы осознать все, так как его голова была затуманена ангельской пылью или чем-то там ещё, что делало их присутствие таким опьяняющим. У Аббаккио текла сильная кровь, похожая на колотую рану в груди. Другой осторожно уложил его на кухонный стол и бросил на Джорно суровый синий взгляд.

— Похоже, он был убеждён, что ты сможешь ему помочь, — голос нового ангела звучал повелительно, и что-то в нем заставило Джорно подчиниться его прихоти.

Вернее, он сделал бы это, если бы мог.

Джорно посмотрел на истекающего кровью ангела. Он не мог отрицать, что изображение было ужасным, но его большие зелёные глаза снова встретились с глазами незнакомца.

— Но он же ангел. Даже если бы я мог помочь… Это не имеет значения, если он потеряет тело, ему выдадут новое. Он холодно переводил взгляд с одного ангела на другого.

Взгляд ангела не изменился.

— Не в этот раз. Если небеса узнают об этом, будут последствия. Они не должны знать. Когда я ничего не мог сделать, Леоне поверил в тебя. Должно же быть что-то, иначе он не стал бы проситься к дьяволу.

В его голосе звучала не злоба, а что-то другое, что подчёркивало натуру Джорно. Недоумение, может быть, какое-то предательство, но это была не ненависть.

Аббаккио доверился ему? Это звучало неправильно. Джорно уже очень давно ничего не слышал от ангела, несмотря на то, что обращался к нему несколько раз в одиночестве, когда хотел лучше понять, что значит быть божественным существом, и напомнить себе, каково это — быть превзойдённым существом с совершенной противоположностью его способностям.

Шестеренки все ещё крутились у него в голове, пока незнакомец давил на грудь Аббаккио, пытаясь остановить кровотечение. Человек был в полубессознательном состоянии, глаза его потускнели, кровь отхлынула от лица. Он посмотрел на Мисту, который коротко покачал головой и прижал руки к груди, словно советуя не делать этого. Он посмотрел на незнакомца и увидел, что взгляд его стал умоляющим.

Он потянулся к одному из полотенец на вешалке у двери, прижал его к груди Аббаккио и позволил другому ангелу надавить. Джорно посмотрел на Аббаккио, напряжённый взгляд которого встретился с его собственным. Он открыл рот, его губы побледнели от потери крови, но они были окрашены в малиновый цвет кровью, которая пузырилась.

Джорно посмотрел на него в замешательстве, его глаза метались по Аббаккио, пока он пытался сообразить, что делать.

Аббаккио изо всех сил старался не кашлять и ещё больше старался говорить.

— Джорно, — выдавил он почти неразборчиво, — я видел это в тебе. Надеюсь, ты уже все понял.

— Джорно, — голова дьявола резко поднялась навстречу словам другого ангела, — он не может развоплотиться. Что бы он от тебя ни потребовал, делай это сейчас.

В этом мире было не так уж много вещей, которые заставляли его искренне думать, что я не могу. Казалось, Аббаккио был одной из тех сил, которые всегда сдерживали его. Когда он заговорил, в его голосе слышалось жалкое напряжение, как будто он не хотел признаваться в этом даже самому себе.

— Я не могу ему помочь, я дьявол. Я не могу ему помочь, я не знаю, как.

Аббаккио заговорил, его тело лежало на столе, как животное для жертвоприношения.

— Я последний, кто хоть что-то знает о том самоуничижении, которое ты культивируешь в своей голове, — он сделал паузу, чтобы сделать несколько затруднённых вдохов, — но тебе нужно как можно скорее понять, что твоя ценность не связана с этим лошадиным дерьмом.

Похоже, он хотел сказать что-то ещё, но тело отказывало ему, и он замолчал.

В комнате стояла пугающая тишина, все затаили дыхание, но голоса Аббаккио все ещё были слышны сквозь влажное напряжение, сдавившее комнату.

Ценность Джорно — его ценность — ничто. Аббаккио сам сказал ему в тот день в саду, что цель Джорно — причинить вред смертным, что он ничего не стоит. Или, может быть, он путает свою цель со своей ценностью?

Как демон, его целью было распространять плач и смерть, чего это стоило?

Он смотрел на Аббаккио: ангел лежал, истекая кровью, распростёртый перед его силой, и все, что он мог делать, это смотреть, его собственный холодный взгляд затвердел в угасающем свете на кухне.

Он взял голову ангела в руки, и жемчужно-белые волосы оказались такими же шелковистыми, как он и ожидал. Глаза Аббаккио были открыты, но он сомневался, что они все ещё видят, потому что он, казалось, смотрел прямо сквозь Джорно, пытаясь наполнить лёгкие воздухом, но вместо этого они наполнились кровью.

Джорно поискал в этих умирающих глазах смысл слов Аббаккио. Было что-то в его силе, что-то, что Аббаккио думал, что он знает лучше Джорно о том, что он может сделать, как он может использовать эту силу, чтобы спасти умирающего ангела, но все, что Джорно умел делать, это убивать, и он даже не испытывал этого на реальном человеке, так как смерть никогда не была его решением. Он не был похож на Аббаккио, он не мог перемотать назад, пока все не наладится.

Теперь это была бы полезная способность для него, но, конечно, Аббаккио не мог использовать её на себе.

Конечно, это не могло быть так просто.

Демон был беспомощен, когда Аббаккио иссох.

Кровотечение замедлилось и остановилось, вероятно, потому, что сердце больше не билось достаточно сильно, чтобы выталкивать кровь на поверхность. Дыхание остановилось, и Аббаккио замер. Тело было мертво.

Блядь.

Незнакомец холодно отступил от пропитанного кровью полотенца, его руки и одежда были выкрашены в ярко-малиновый цвет. Прежде чем заговорить, он сжал челюсти.

— Есть шанс, что он не вернётся после этого, — его голос был жёстким, с оттенком печали. Он повернулся к Джорно. — Кем он был для тебя?

— Я принесу тебе выпить, — начал Джорно.

Бруно Буччеллати, как представился ангел. Джорно рассказал ему несколько подробностей о характере своих отношений с Аббаккио, как он их понимал. Злобное руководство, как он объяснил это, то, что он понимал не больше, чем остальные вопросы жизни.

— Это имеет смысл, потому что я был дьяволом, потерявшимся в этом мире, а он был ангелом, поклявшимся защищать его, но, похоже, это было все. Я мало что знал о нём. — Миста давно ушёл подышать свежим воздухом, так что Джорно справился с этим в одиночку. — Мне нужно знать, почему ситуация стала такой серьёзной?

— Все очень просто, Джорно. Аббаккио нарушил закон, и это то, к чему на Небесах относятся очень серьёзно. Аббаккио нарушил закон, потому что его мораль стояла на пути, а это все равно что пасть в глазах архангелов. Они могут убить его за это.

— Что ты теперь будешь делать? У него все ещё было так много вопросов, но невозможно было задать их все сразу.

— Как его начальник я буду нести ответственность за ведение его дела, если оно ему будет предоставлено. Ангел редко подвергается какому-либо испытанию, но я буду бороться за него. Я не против его действий, но это останется между нами, — Буччеллати отпил вина. — Если он покинет Небеса живым и все ещё будет в такте ангела, пройдёт много времени, прежде чем он сможет вернуться в царство смертных. Я не понимаю, что между вами произошло, но не ждите, что тот же Леоне вернётся. Они знают, как изменить тебя.

Джорно превратился в бесчувственную пустоту. Информация поступала, но к тому времени, когда она должна была появиться, вся она была потеряна. Не было никакой возможности истолковать, что он чувствует. Злость? Это неправильно. Грусть? Может быть, немного. Раскаяние? Сожаление? Печаль? В животе у него образовалась яма, которая послала эти слова ему в голову.

Аббаккио был ангелом, почему Джорно должен был что-то чувствовать?

Он кивнул, прекрасно понимая что-то в этом роде. О том, как они могут изменить вас.

— Буччеллати, в чем разница между Раем и Адом?

Буччеллати выглядел усталым, таким усталым, что ему понадобились бы тысячелетия, чтобы отоспаться.

— Ты уже слышал ответ по сценарию. Ты хочешь знать правду?

Джорно кивнул.

— Для нас? Но его нет. Небеса делают ту же самую работу с другой точки зрения, потому что только Бог действительно может сказать, что правильно, а что нет, и мы больше не отвечаем Богу. Мы не делали этого с тех пор, как родилось человечество. Чем глубже мы вползаем в эту войну между Небом и Адом, тем более ублюдочной становится наша первоначальная миссия. Для нас нет никакой разницы, ни хорошей, ни плохой стороны. Для тех из нас, кто сомневается в системе, вы на своей стороне, не позволяйте им узнать, — Буччеллати допил вино. — Похоже, Леоне втянул тебя на эту сторону, нравится тебе это или нет. Счастливого пути, демон, и удачи.

А потом они исчезли, оба, и Джорно почувствовал себя опустошённым. Он уставился на оставшееся вино, которое мешалось в его кубке, а Миста вошёл на четвереньках, его волчья форма была намного больше, чем у обычного волка. Дух наклонил свою лохматую каштановую голову и любовно прижал её к изгибу шеи Джорно, мягкая твердь успокаивала смятение внутри.

Миста молчал, он должен был молчать в волчьем обличье, и это было к лучшему. Миста не проявил себя лучшим словесником в щекотливой ситуации. Джорно сидел на подушке скамейки в их гостиной, огромное открытое окно сливало их коттедж с природой. Миста был слишком велик, чтобы поместиться с ним на скамейке, но он, конечно, пытался, и Джорно обнаружил, что теряется в массе тёмного меха и длинных пушистых ног.

***

Буччеллати не нужно было ничего сообщать дьяволу. Он действительно не знал, Джорно уже несколько столетий не получал новостей от Аббаккио, но ангел все ещё делал это за него. Может быть, он и не стал бы этого делать, если бы дело не было таким странным.

Джорно положил подбородок на скрещённые руки, положил голову на низкий подоконник и стал смотреть на осенний лес. Ветерок холодил лицо и трепал волосы, но не настолько, чтобы это беспокоило его. Кроме того, запах свежего хлеба, доносившийся из кухни, помог ему успокоиться, пока он вспоминал то, что сказал ему Буччеллати.

— Не было никаких фактических доказательств того, что его ударили ножом, так что было легко провести расследование. Каким-то образом рана затянулась ещё до того, как мы попали на Небеса… Это было, мягко говоря, удивительно.

Буччеллати больше ничего не сказал, но Джорно знал, что у него на уме. Он думал, что дьяволу удалось каким-то образом закрыть рану, и именно поэтому Аббаккио пришёл к нему в трудную минуту. Буччеллати знал, что лучше не выпытывать подробности, и Джорно был благодарен ему за это.

У него тоже не было ответов.

Он заглушил эти мысли, сосредоточившись на звуках из кухни.

— Ми-и-и-иста, — закричали пикси, — когда будет готов ужин? Мы умираем с голоду!

Миста закатил глаза, хлеб был у него в руках, и он как раз вытаскивал его из печи.

— Он почти на месте, ты не съёжишься и не умрёшь, если тебе придётся подождать ещё несколько минут!

— Да, будем, Миста! Оно уже начинается! — пикси изобразил падение с неба, приземлившись прямо на свежий хлеб и прикрыв глаза руками для эффектной вспышки. — Такой… тёплый…

Миста отнёс хлеб на стол и начал резать его на куски для шумных пикси.

— Ну вот, смотри, Джорно даже принёс тебе немного сыра, разве это не мило с его стороны? — Миста срезал ножом несколько ломтиков сыра и для пикси.

Пятый окликнул Джорно.

— Спасибо, Джорно!

Что, конечно же, вызвало волну пронзительных «спасибо» с кухонного стола. Он почувствовал, как рядом с ним опустилась подушка, когда Миста подошёл и села у окна.

— Ты снова думаешь об этом ангеле, — начал он, слишком уверенный в своём утверждении, чтобы не встревожиться.

Джорно не ответил, только нахмурил брови, вглядываясь в золотистый осенний лес.

— Почему ты так уверен, что не сможешь спасти его, Джорно?

Джорно вздохнул.

— Дело сделано, Миста. Я не мог спасти его, я не хочу думать о том, что могло бы случиться, если бы я это сделал.

— И я понимаю, что мне тоже не хотелось бы об этом думать. Но что, если, — Миста неловко поёрзал, — что, если есть способ спасти его в следующий раз? Или кто-то другой, как я? Что, если мне понадобится твоё спасение?

— Ты думаешь, я смогу это сделать?

— Да.

Несколько мгновений они молчали.

Джорно устал отвечать одно и то же, поэтому промолчал.

— Ладно. Я сделаю это. Я что-нибудь придумаю. — Джорно оттолкнулся от подоконника.

— Подожди, правда? — все поведение Мисты горело как пламя.

— Да, я отказываюсь говорить, что больше не могу, когда всем и так ясно, что могу. Я постараюсь ради тебя, Миста.

«И для себя, — подумал он, — потому что если у меня есть решимость сбежать из глубин ада, то у меня есть все необходимое, чтобы сделать что-то большее со своими силами».

Миста смотрел широко раскрытыми глазами и глупой улыбкой, как Джорно надел сандалии и вышел на улицу. Миста последовал за ним босиком, оставив пикси заканчивать трапезу в одиночестве. Он никогда не пытался работать со своими силами, учитывая их природу, особенно после того, как пообещал Мисте, что не начнёт разрушать свой дом. Нет, эта роща была скорее домом Мисты. Это было продолжение его самого. Он никогда не говорил с Мистой о своих способностях, и у волка хватило ума не приставать к нему по этому поводу.

— Ты ведь знаешь, чем я занимаюсь? — спросил он, не уверенный, что Миста смог соединить точки за те годы, что они прожили вместе.

— Я… Да. Кажется, я все понял. Хотя на самом деле меня это не беспокоит. Если ты пытаешься сделать что-то лучше с помощью дарованной тебе силы, что ж, это стоит того, чтобы попрактиковаться, не так ли?

— Даже если это означает несколько мёртвых растений? — Миста кивнул. — А что, если это означает мёртвый лес? — Голос Джорно звучал мрачно и горько.

— До этого не дойдёт, Джорно.

Бровь Мисты дёрнулась, как будто он был удивлён, что Джорно зашёл так далеко, чтобы так думать. Они стояли на поляне, трава колыхалась на прохладном ветру, когда они смотрели друг на друга.

— А если так? Что, если бы у меня была сила сравнять этот лес с землёй, это убило бы тебя, Миста.

В голосе Джорно было холодное отсутствие эмоций, и Мисте пришлось дополнить его своим.

Голос у него был добрый.

— Тогда это ещё одна причина не провалиться, идиот.

Джорно почувствовал, как воздух покинул его лёгкие, когда его охватило удушье.

— Ты мне доверяешь? Даже если ты знаешь, кто я, что я могу сделать?

— Да, — голос Мисты звучал как ни в чём не бывало. — С моей жизнью, разумеется. В тебе есть что-то, Джорно, что-то счастливое. Золото. Как будто, что бы ты ни делал, ты не можешь потерпеть неудачу. Я слышал, что ангел, ты действительно спас Аббаккио. А если нет, то что же это за совпадение? Его собираются снять с крючка, и это из-за тебя.

Джорно молча уставился на Мисту. Что нужно человеку, чтобы изменить то, как он видит себя?

Он разжал челюсти, которые, сам того не сознавая, сжимал, и сглотнул.

— Ладно.

Джорно присел на корточки там, где родниковая вода сталкивалась с землёй, где увядший оранжевый лист в последние дни жизни изо всех сил цеплялся за куст. Жизнь и смерть были естественным процессом, но в том, что он был готов сделать, не было ничего естественного. Он обхватил лист ладонями, стараясь не дать ему окончательно отделиться от стебля. Он скрыл цветок из виду, сосредоточив струйку энергии в его венах.

Он затаил дыхание, боясь взглянуть. Когда он разжал руки, это было именно то, чего он ожидал. Лист оборвался, его естественный жизненный цикл оборвался, пусть всего на час или два.

Джорно нахмурил брови и нашёл ещё один лист, но с тем же результатом. И ещё один, и ещё. Он сказал Мисте, что собирается это сделать, так что его решимость не поколебалась, но когда он встал с четвёртого мёртвого листа, то ничего не почувствовал, глядя на его сухую коричневую форму.

— Может, ты слишком много об этом думаешь, — пожал плечами Миста. — Просто думай о том, что тебя мотивирует, вот что я делаю.

Это казалось очевидным. Навязчивые мысли Джорно снова растянули тело Аббаккио на кухонном столе. Джорно обхватил ладонями ещё один лист, его горло сжалось от воспоминаний, когда его сила влилась в него.

Он не хотел этого снова. Сколько бы раз он ни видел внутренности смерти, ничто так не вонзало свои когти в его живот, как совершенное лицо Аббаккио, бледное и умирающее, прекрасное по-своему, не сводящее глаз с Джорно, пока тело боролось, чтобы уцепиться за ту драгоценную жизнь, что вытекала на стол.

Он убрал руки, и Миста заметила это раньше Джорно.

— Эй, вот ты где.

Джорно моргнул, чтобы сфокусировать взгляд. В оранжевом и коричневом море цеплялся за жизнь один-единственный зелёный лист. Яма в животе только усилилась от этого зрелища, а горло сдавило ещё сильнее.

Он сел на короткую траву и уставился на неё. Как будто его разум пытался отключиться, чтобы переварить последствия этого откровения, так что все, что он мог чувствовать, это онемение на лице, которое он распознал как предвестник слез.

Он подавил их.

Он кивнул в ответ на слова Мисты, но глаза его не отрывались от зелёного листа.

***

1099 год нашей эры

Потребовалось много проб и ошибок, прежде чем Джорно понял, что его сила вовсе не в том, чтобы оживлять вещи. Это было естественное предположение, учитывая, что предыдущая сфера его власти включала в себя высасывание жизни, естественно, обратное должно состоять в том, чтобы позволить этой энергии течь обратно в живое существо, чтобы оживить его. Нет, его сила позволяла ему давать жизнь на фундаментальном уровне. Как только это откровение пришло к нему, сфера его власти расширилась на трансцендентном уровне.

Он мог делать то, о чём никогда не мечтал для такого человека, как он. Он мог вырастить кусты из грязи, он мог сделать маленькую птичку почти из ничего. Сила производить жизнь помогла ему понять и свою силу брать её. Все оказалось не так просто, как он думал вначале.

— О чём ты думаешь?

Джорно лежал на спине в своей постели. Тёплое тело Мисты лежало у него на груди. Обычно они спали в одной постели, но обычно Миста был в своей более естественной волчьей форме. Не было ничего ненормального в том, что они лежали рядом друг с другом, прежде чем были полностью готовы ко сну. В конце концов, волки — существа социальные.

— Миста, слезь с меня, ты тяжёлый.

Миста не сделал ни одного движения, чтобы слезть, а Джорно не сделал ни одного движения, чтобы заставить его слезть. Вместо этого он нежно провёл пальцами по волосам Мисты, но по текстуре они больше походили на грязный мех, чем на человеческие волосы.

— В кои-то веки я ни о чём не думаю. Может быть, ты передаёшь это мне.

— Ха, самое время. По-моему, ты слишком много думаешь, — Миста уткнулся лицом в грудь Джорно.

— И о чём ты думаешь? Очевидно, это что-то, иначе ты уже был бы волком, крепко спящим. Может быть, это я на тебя влияю.

— Нм-мн, — Миста покачал головой. — Я всего лишь собака с простыми мыслями. Здесь ничего не происходит.

— Ты недооцениваешь себя, Миста. Я кое о чём думаю. Помнишь тот день, когда я впервые применил свои силы?

Джорно не дрогнул в своих ласках, но Миста поднял голову и посмотрел на дьявола.

— Это было много веков назад.

— Ты помнишь его?

Миста помолчал.

— Да. Очень хорошо. К чему ты клонишь?

— Ты велел мне думать о том, что меня мотивирует. Я подумал о умирающем Аббаккио и сделал это. Вы сказали мне, что делаете то же самое. Что движет тобой, Миста? — спросил Джорно.

— Ишь ты, о таких вещах думаешь? Я рад, что ты ещё не передался мне, — Миста снова опустил голову.

— М-м-м. Отвечай, — Джорно не нуждался во сне, но все равно предпочитал дремать каждую ночь, когда это делал Миста.

— Мой ответ был один и тот же с тех пор, как я застал тебя купающейся в родниковой воде. Ты — моя мотивация, — сказал тот.

Джорно вздохнул.

— Как ты мог так легко сказать что-то важное?

— Я не знаю. Мне он не кажется таким уж большим.

— Интересно, ты получаешь это от того, что ты собака, или собака получают это от тебя, — поддразнил Джорно.

— Не издевайся надо мной, мои чувства к тебе реальны. Я хочу, чтобы ты остался со мной навсегда. И если все это исчезнет, и я уйду, я хочу, чтобы ты все ещё думал обо мне, где бы ты ни был, мне все равно, даже если это из-за звёзд.

Джорно почувствовал, что последнее заявление давит ему на грудь. Он заглушил сердцебиение и дыхание… трудно было принимать всерьёз мужественный энтузиазм и преданность Мисты, но то, что он только что сказал, было настолько далеко от того, чего Джорно ожидал от него, что он был вынужден признать это правдой.

Было время, когда его ответом на подобное признание было бы:

— Но я дьявол, — но Миста пришел, чтобы показать ему, что в нем есть нечто большее. Миста всегда знал, что природа дьявола не равна его ценности. Миста научил его, как перестать оправдывать своё самоуничижение признанием своей природы.

Если Миста и Аббаккио видели его, то он должен быть там.

Джорно долго не отвечал.

— Миста, — начал он, и голос его едва заметно дрогнул, — давай помолимся, чтобы ничего подобного никогда не случилось.

Затем на них опустилась тишина, и через открытое окно не было слышно ничего, кроме отдалённых звуков ночной фауны. Вскоре Джорно почувствовал, как дыхание Мисты замедлилось. Волк по-прежнему был похож на человека, его руки цеплялись за Джорно, пока тот погружался в сон без сновидений.

Что ж, большую часть ночи он провёл без сновидений.

Когда крошечный монохром света начал освещать верхние слои атмосферы, перед Джорно предстало яркое и яркое изображение. Тела в кольчугах валялись на полу, красные и белые ткани покрывали их тела, а из изуродованной плоти торчали копья. Багрянец окрасил каменный пол здания, похожего на храм, а на алтаре сидела сутулая фигура. Длинные пепельные волосы прилипли к его лицу, окровавленные и изуродованные, совсем не похожие на ту красоту, которой оно когда-то обладало. Он изо всех сил пытался двигаться, но не от боли, на его теле не было ран, кроме печали и усталости.

Его голова была низко опущена, волосы скрывали лицо, но он медленно поднял голову, и раненые, одухотворённые глаза Аббаккио посмотрели прямо на невидимого зрителя, на призрак, бродящий по храму.

Глаза Джорно распахнулись. Его дыхание было прерывистым, и человеческое лицо Мисты склонилось над ним, глаза затуманились от беспокойства.

— Джорно… — начал он, но не смог закончить.

Миста смотрел на него со всей любовью на свете, но мысли Джорно были где-то далеко. Он чувствовал, как ангельская энергия отчаянно зовёт его, но ничего похожего на головокружительные миазмы смерти, которые встретили его в прошлый раз. Это было то, что все ещё питало надежду. Это было то, что он наконец-то мог исправить.

— Мне нужно кое-что сделать, Миста, мне очень жаль.

Затем он исчез из-под руки Мисты, тепло быстро уходило из того места, где он когда-то отдыхал, его отпечаток исчезал, пока не превратился в пустое пространство, отражающее то, что когда-то было.

Миста сухо и тяжело вздохнул.