В окнах темно. Он толкает дверь – и слышит, как на кухне что-то тяжело шлёпается на пол.
– Кайя! – Кли в одной пижаме, громко топая, выбегает в тёмный коридор и утыкается лицом ему в живот, едва не сбив с ног. И вдруг начинает реветь.
Кайя стоит пару мгновений, растерянно подняв над ней руки, пока её плечи трясутся и вздрагивают, а потом осторожно опускает ладонь на её растрëпанную голову.
– Детка, эй, – шëпотом говорит он, – Тише. Ты чего не спишь?
Кли всхлипывает, держась за его рубашку.
– Мама вдруг ушла и не сказала, куда, – сквозь слёзы отвечает она, – Кли испугалась.
Кайя вздыхает и опускается перед ней на колени.
– У мамы сегодня важные дела, милая, – он обнимает Кли, позволяя ей уткнуться мокрым носом в плечо, и поглаживает её по волосам, – Она скоро вернётся домой.
– А Альбедо? – Кли поднимает голову и смотрит на Кайю, хлопая слипшимися от слëз ресницами. Рубиновые глаза – отражение взгляда Алисы. – Кли давно не видела Альбедо.
В груди что-то больно укалывает – и тяжесть, немного отступившая на воздухе, вновь возвращается. Кайя мгновение молчит, ища слова.
– Альбедо уехал в далëкую экспедицию, – наконец отвечает он. Потом встаëт с колен, поднимая Кли на руки. – Хочешь поспать сегодня у нас, пока его нет?
– Угу, – Кли утыкается ему в плечо и шмыгает носом. – У стенки?
– У стенки.
Он несёт Кли в спальню, и, едва ступает на последнюю ступеньку лестницы, глаза у неё начинают слипаться. Кайя осторожно укладывает её на кровать – на место Альбедо, у стены, – и зажигает огарок свечи на столе. Потом подходит, чтобы укутать её плотнее.
– А что Альбедо исследует? – сонно спрашивает Кли, пока Кайя подтыкает ей одеяло. – Камушки? Он привезёт Кли камушки?
– Наверное, – и Кайя улыбается ей в полумраке. – Спи, детка. Ни о чём не беспокойся.
Кли заворачивается в одеяло, что-то бурча, и через секунду уже глубоко спит. Он смотрит на неё немного, чувствуя, как вымученная улыбка уходит с лица. Потом устало опускается в кресло у окна.
Тишина ночи вмиг обрушивается на него. Яблоня шелестит ветвями по стеклу, тëмной громадой качаясь на фоне затянутого тучами неба. Тень его, огромная, вытянутая, подрагивает на стене.
И это кажется…
Знакомым.
Однажды такое уже происходило. В день, когда умер Крепус, он уехал с винокурни – сбежал без оглядки, – снял номер в городе и так же сидел у окна, всю ночь глядя на собственную тень, пока усталость окончательно его не сморила.
Кайя подпирает щёку рукой и усмехается себе в ладонь.
Вот какие воспоминания пошли, значит.
Одиночество всегда было знакомым. Когда он только-только оказался предоставлен сам себе, с этим было сложно мириться, но постепенно оно снова стало привычным. Словно так и должно было быть. В самом деле, кем он был здесь, в Мондштадте – подкидышем, приëмышем, странным одноглазым мальчиком, которого никто нигде не ждёт. Чужаком, несущим в себе истории погибшей страны.
А потом появился Альбедо. Такой же странный. Такой же неприкаянный – и ведущий за собой тени их общего прошлого.
Свеча оплывает. Кайя наблюдает, как срываются и падают в подсвечник капли воска.
Никто не знал, кто он. Никто, кроме Кайи, не пытался узнать. У Альбедо в глазах не было звёзд, но звезда была на его шее, выжженная в коже родовым знаком. Бледный, как все люди из-под земли. Красивый, как первая ночь на поверхности.
Он был нитью, связавшей его жизнь по частям.
Кайя потирает саднящие от усталости глаза. Пустота, которую он так старался отогнать от себя в последние недели, снова обступает его со всех сторон – даже пока Кли тихо посапывает, уткнувшись носом в подушку.
Сегодня не спасает даже она.
Он зачем-то встаёт и прислоняется бедром к подоконнику. Из приоткрытого окна тянет холодом, и Кайя ёжится.
…Мне стоило быть более благодарным…
Альбедо всегда казался неуловимым. Не оставляющий за собой следов, едва ощущающийся присутствием. И сейчас – вряд ли скажешь, что в этой комнате живут два человека. На столе аккуратно разложен письменный набор, словно его никогда и не трогали. На крючке у двери – плащ только Кайи, на сундуке – стопка только его рубашек, кружка из-под кофе, забытая на тумбочке уже дни назад – тоже только его.
Это болит где-то внутри рëбер.
Знакомое, привычное чувство – но в последние недели, сегодня – оно ощущается чужим, словно приставленный к обрубку руки протез.
Он срывается и выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь, спускается на тёмную пустую кухню и долго сидит за столом, опустив голову на руки.
//
– Кайя!
Он приоткрывает глаза. Маленькая серебряная птичка скачет перед ним – с руки на стол, со стола обратно на руку, подлетает, маша крохотными крылышками, тащит клювиком за рукав – и тихо звенит голосом Алисы:
– Кайя! Срочно приезжай в штаб! Альбедо пришёл в себя!
И он тотчас же просыпается.
Небо за окном ещё тёмное. Кайя поднимается по лестнице осторожно, стараясь пропускать скрипучие доски, и птичка, позвякивая, летит за ним.
– Как думаешь, Кли стоит знать? – шепчет он, останавливаясь у двери в спальню.
Птичка задумывается на мгновение, присев Кайе на предплечье. Крутит головкой, а потом отвечает:
– Не нужно. Я сама ей расскажу.
И улетает прочь в приоткрытое окно.
Кайя какое-то время стоит в дверях, глядя на спящую Кли. Она разметалась по кровати – голова сползла с подушки, одеяло скомкалось под спиной. Её личико, всё ещё опухшее от слёз, спокойное и ясное.
Потом он подходит к столу и задувает свечу.
Как только он добираются обратно до Мондштадта, тучи, собиравшиеся весь вечер, разражаются ливнем. Он бежит к штабу, застегнувшись на все пуговицы и накинув капюшон – и всё равно промокает до нитки. Утро спускается серое и мутное, и свет больше не горит даже в окнах таверн.
У дверей его встречает Алиса. Её лицо будто светится в полумраке – настолько она счастлива.
– Как я рада, что не посмела ей поверить, – начинает тараторить она, стаскивая с сопротивляющегося Кайи мокрый насквозь плащ, – Как хорошо иногда быть недоверчивой дрянью, верно? Как же я...
– Что с ним? – Кайя, наконец, выпутывается из её хватки и забирает свой плащ обратно. Он складывает руку у груди, чтобы Алиса за неё взялась.
– Мисс Пегг пророчила мне страшные вещи, – продолжает Алиса, берясь за локоть Кайи, и её звонкий голос широким эхом разносится по пустынному фойе, – Что, мол, он не выживет, что будет парализован, что никогда больше не придёт в себя и прочие ужасы, но мой мальчик очнулся! Теперь всё будет хорошо, и…
Она продолжает напевать, когда они входят в длинный узкий коридор лазарета. У дверей в одну из палат стоит Барбара со страшно усталым видом. Она замечает их – и склоняет голову, сложив руки.
– Господин Альберих. Я могу дать вам десять минут, не больше.
Алиса стоит за его спиной, но даже так он может чувствовать её широкую сияющую улыбку. Она подталкивает его в плечо.
– Иди. Меня он уже видел.
Кайя нервно сглатывает, берясь за дверную ручку.
Может, на нём так сказывается то, что он едва спал этой ночью – но что-то настойчиво кажется ему неестественным.
В палате – такой же полумрак, как и во всём остальном штабе. Шторы чуть приоткрыты, и через них просачивается блёклый утренний свет. Слышно, как шумит на улице дождь. Кровать Альбедо стоит в дальнем от окна углу, укрытая тенью; его лица не видно. Кайя медлит – и заходит, прикрывая за собой дверь.
– Привет?
Альбедо молчит немного. Потом отвечает:
– Привет, – и голос его хриплый и надтреснутый.
Кайя выдыхает, словно до этого момента не совсем верил, что он жив.
Он шагает ближе к кровати. Альбедо полусидит, руки безвольно лежат по сторонам. Его голова перевязана, под сползшим с груди одеялом – плотные тугие слои бинтов. Альбедо откидывает голову на подушку и смотрит на Кайю.
– Привет, – повторяет он.
Бледный свет падает на его лицо. Сглаживает тени на заострившихся скулах.
Кайя покусывает губу.
Вот что не так.
Это неправильно – то, что произошло. Так не должно быть.
Он ищет слова – но ничего не кажется достаточно верным.
– Ты должен был сказать мне, – говорит он наконец и крепче перехватывает мокрый плащ. – Или хотя бы взять кого-нибудь с собой. Ты же знаешь, какая обстановка сейчас вокруг города, Орден Бездны…
Альбедо вздыхает.
– Это было не слишком важно, – отвечает он.
– Не... – Кайя осекается от неожиданности, – Не слишком?
Альбедо медленно моргает. На отёкшей нижней губе – маленький шов, у виска темнеет кровоподтёк. Зашитый порез на ключице, так близко к шее – кто знает, что его оставило в этой лавине.
Так не должно быть. Кайя чувствует, как воздуха становится меньше. Так не...
– Почему? – тихо спрашивает он.
Альбедо молчит немного. Дождь набрасывается на город волнами – то усиливается, то сходит на мелкую морось. Утро сереет в просвете между шторами.
Кайя шагает ближе.
– Я же просил рассказать, если у тебя есть проблемы.
– Никаких проблем, правда, – Альбедо качает головой, – Я просто…
– Альбедо, – говорит он с горечью в голосе, – Кого ты пытаешься обмануть.
Альбедо смотрит на него. Потемневшие зелёные глаза – муть после шторма. Он дышит привычно мелко, так, что в шелестящей дождём тишине его дыхание едва можно поймать – но теперь в его выдохи закралось свистящее похрипывание.
– Ты прав, – говорит он наконец.
Кайя прикусывает губу. Пальцы невольно впиваются в ткань плаща.
– Я просто сорвался, – продолжает Альбедо, отводя взгляд. – Мне нужно было одиночество. Ненадолго убежать и остаться совсем одному. Всё это…
Он коротко морщится, словно что-то вдруг причинило ему боль – и вздыхает.
– Всё, что случилось – мой просчёт, – говорит он. – Я не думал, что это обернётся… так.
– Я всё равно не...
– Ты-то как раз и понимаешь.
Кайя замирает – словно от удара.
Что-то внутри против его собственной воли соглашается с ним. Как будто он не сбегал и не прятался от всего мира десятки раз, не оставляя и весточки о себе.
Действительно, кто ещё, как не он, может понять Альбедо.
Он колеблется немного – а потом медленно подходит и садится на колени перед кроватью. Альбедо кладёт ладонь ему на голову, опуская её на одеяло, и ерошит волосы. Его пальцы холодные.
– Прости, – Кайя слушает, как вибрирует голос в его перетянутой груди. – Я мог сказать, и не стал.
Кайя вдруг чувствует, как усталость этой ночи наваливается на него снежным комом, отнимая у него силы спорить. Он сжимает в пальцах одеяло и зарывается в него лицом.
– Ты просто идиот, – говорит он.
– Верно, – бесцветно отзывается Альбедо.
Кайя сидит так некоторое время, прислушиваясь к дыханию Альбедо и шороху дождя. Звуки плывут мимо него медленно и тяжело, как тучи за окном.
Рука Альбедо, ослабевшая и тонкая, сползает с его головы, пальцы путаются в прядях.
– Я проклят Бездной, – говорит он вдруг. – Драконья кровь попала в мою, когда я упал в ущелье.
Кайя усмехается.
– Я знаю. Добро пожаловать в команду.
– Алиса тебе рассказала?
– Ещё до того, как ты очнулся.
– Что же… – он вздыхает, перебирая его волосы, – Хорошо, что не я первый.
– И что ты будешь делать?
Альбедо молчит немного.
– Мы что-нибудь придумаем, – говорит он, вздохнув.
Кайя невесело хмыкает.
– Она тоже так сказала.
– Тебе не стоит её недооценивать, – и в голосе Альбедо скользит блёклая улыбка, – Может, она и творит странные вещи порой, но она всё же великая ведьма.
Кайя протягивает руку и находит ладонь Альбедо своей. Поглаживает пальцем его запястье. Под кожей бьётся тонкая жилка.
Живой. Живой и в порядке. Это главное.
Всё остальное можно перетерпеть.
Кайя закрывает глаза.
И дверь вдруг скрипит, заставляя его вздрогнуть.
– Время, – говорит ему уставшая Барбара. Тени под её глазами глубже, чем в самом тёмном углу палаты.
Кайя тяжело поднимается, и Альбедо ловит его за рукав.
– Постой, – он тянет его к себе.
Кайя наклоняется. Альбедо берёт его лицо и невесомо целует лоб.
– Теперь иди, – говорит он и слабо улыбается. – У меня всё будет хорошо.
Кайя колеблется немного – но всё равно позволяет себе поверить.