— Мой Бэкхён, подойди сюда, — если бы у него были собачьи уши, вот те, которые обычно есть у доберманов, то каждый раз, когда королева говорит тихое "мой Бэкхён", одно из этих ушек поворачивалось бы игриво в ее сторону. Но Бэкхён не собака, а просто ее рыцарь, потому совсем невозмутимо, почти медленно, поворачивается всем корпусом в ее сторону, после чего начинает достаточно тихо идти. Как обычно, совершенно спокойно, бесшумно, плавно, но стремительно, потому что так нужно. В этом имении все происходит так, как нужно. Нужно ей.

Королева Коын смотрит на него достаточно строго, но с какой-то странной нежностью, с которой она не смотрит ни на кого из своих подчиненных. Мужчина, стоящий рядом с ней, кажется безумно знакомым, но Бэкхён точно видит его впервые. Гостей в последнее время, особенно новых, у королевы не бывало, незнакомое лицо кажется чем-то безумно удивительным. Удивительными кажутся и его черты, чем-то напоминающие бывшего короля - Бэкхён помнил его смутно, тот умер давно, даже не угадаешь сразу, сколько лет прошло. Иногда память вела себя так, словно того и не было никогда, Бэкхён не придумал, но ощущал себя так.

— Хочу вас, наконец, познакомить друг с другом, — говорит она, стоит Бэкхёну оказаться ближе. Он слегка опускает голову, но сейчас происходит что-то, что должно быть приветствием, стоит посмотреть на оппонента. Королева едва-едва взмахивает кистью, заставляя Бэкхёна посмотреть прямо, потому что знает: он смотрит на ее руки, когда те опущены ниже груди. Это она и придумала, если честно. И сейчас указывает на гостя жестом, — мой сын и единственный наследник, Чанёль.

— Ты всё же выбрала наследником меня? — Чанёль язвит королеве вместо приветственных ритуалов, что Бэкхёна искренне удивляет, он теряет свою невозмутимость, слегка приподнимая бровь. Только вот, саму Коын это не удивляет нисколько. Она снисходительно опускает руку Чанёлю на плечо, мягко гладит два раза, как будто играет с ним.

— Не могу же я выбрать кого-то другого, — она улыбается, но улыбка эта такая холодная, совсем не несет в себе ничего доброго. Бэкхён предпочитает, чтобы она не улыбалась ему. Чанёль, похожий больше на отца, сейчас держит лицо строгим, совсем так, как и она обычно, только его более открытые черты не скрывают раздражения. Видимо, в чем-то он похож на Бэкхёна - улыбку королевы в свою сторону он бы не хотел видеть, — а это мой лучший рыцарь, Бэкхён.

— Рад знакомству, — осторожно говорит Бэкхён, стараясь не разглядывать Чанёля, потому что он всё равно часть королевской семьи, не стоит в лишний раз на него взгляд поднимать. Бэкхён знакомству не рад. Чанёль тоже. Только вот, Бэкхён никому никогда про это не скажет, а вот принц:

— Ты знакомишь меня со своими псами, чтобы что? — Бэкхён прекрасно видит, как Чанёль слегка откидывает голову и закатывает глаза, чтобы показать свое раздражение матери. Он выше ее настолько, что Бэкхён не возьмется придумывать цифры, потому что Чанёль выше и его. Но всё его поведение сейчас кажется таким, каким Бэкхён представляет себе избалованных детей. Только Коын едва слышно выдыхает, мягко смотрит на Бэкхёна, позволяя уйти. Тот чуть кивает и отходит, оставляя их вдвоем, чтобы не слышать разговоры.

Со стороны видит, пока не встает боком, как королева достаточно строго что-то говорит Чанёлю, но тот скалится в улыбке, недоброй, но смотрит на Бэкхёна. Неприятно. Он смотрит и тогда, когда сам Бэкхён их не видит. Они обсуждают рыцаря королевы, потому что это один из важных пунктов ее власти. Наверное, дело во всей череде ее рыцарей, преданных настолько, что скорее умрут вместе с ней, чем будут служить другому. А королева умирает. Об этом никто не знает из подчиненных, кроме Бэкхёна, потому присутствие здесь ее сына кажется настораживающим. Он наследник, ему достанется не только власть, но и подчиненные. Познакомить Чанёля и Бэкхёна - лучшее решение, чтобы и подчиненные, и власть верили друг другу.

Только вот ситуация такая, что не будут. Может быть другие подчиненные королевы и будут служить королю, сам король с ними считаться не станет. "Псы" явно будут отчислены со службы, как только у Чанёля появится такая возможность. Бэкхён на секунду думает "лишь бы не убил", но потом одергивает сам себя, решая, что лучше бы убил. У него не возникло отвращения к наследнику из-за минутного знакомства, нет. Он может быть и не был бы против работать тут дальше и с ним. Просто, если работы не останется, Бэкхён понятия не имеет, как жить не жизнью рыцаря. Перспектива не радужная, ее бы он искренне хотел избежать. Смерть королевы - тоже, но это уже решенный вопрос, который просто осталось ждать.

Бэкхён почти вздрагивает от неожиданности, когда Чанёль пролетает мимо него. Бэкхён смотрит ему вслед пару секунд, думая, что цветовая гамма его одежды похожа на форму самого рыцаря. Темно-красная рубашка на его стройном теле пересекается с нашивками на форме Бэкхёна, иссиня-чёрной, не выцветающей никогда. У формы плотная ткань, ее очень тяжело порвать, в ней обычно даже жарко, потому под черным кителем всегда что-то слишком тонкое. А это шелк на принце? Не понятно, ткань переливается излишней дороговизной от света окружения, но Бэкхён не разглядывал, не разглядывает и сейчас, осторожно поворачивается к королеве.

Та вздыхает и едва заметным кивком головы показывает, что нужно идти за ней. У нее еще столько дел сегодня, Бэкхён просто будет сопровождать ее везде и всюду. Его работа в последнее время в этом и заключалась: просто быть рядом. Каждого из ее личных рыцарей натаскивали так, чтобы они были ее тенью, но в разы более опасной физически, чем она сама. Бэкхён, помимо того, что сильный, еще и быстрый, совсем незаметный, он нравится Коын в том числе за это. И если раньше она позволяла ему участвовать в простой рыцарской жизни, то теперь он ее сопровождение в каждом углу. Может быть, из-за болезни, забирающей ее жизнь, королева стала слишком мнимой, не позволяет отходить от себя, пока не находится в своей комнате.

— Он будет кусаться первое время, — она говорит это достаточно неожиданно, Бэкхён не собирался обсуждать принца за его спиной. На самом деле, не собирался обсуждать вообще. Но подходит ближе, чтобы можно было говорить вполголоса, — переживает, вот и ведет себя глупо.

— Вы не говорили ему ранее?

— Не посчитала нужным, — Бэкхёну это непонятно: сам он знает о болезни своей королевы около полугода, почему же она не сообщила об этом сыну сразу, — он не хотел бы быть королем, мне показалось хорошей идеей просто бросить его перед фактом.

— Вы не боялись, что он обидится? — Коын оглядывается на него, слегка прищуривается, будто бы игриво, Бэкхёну не совсем нравится такое. Многие ее эмоции просто пугают его. Строгость его устраивала немного больше.

— Он обижен. Но его присутствие здесь как раз из-за того, что я хотела смягчить и эту обиду, и его участь, — Бэкхён бы поспорил, потому что ничто не смягчит королю его правление, если он не хочет быть королем, особенно, умирающая мать. Но с ней Бэкхён никогда не спорит.

***

Невероятно увлекательным оказывается наблюдать за Чанёлем, пусть Бэкхён и делает вид, что ему совсем не интересно. Теперь он точно знает, что Чанёль относится ко всем подчиненным матери слишком предвзято, излишне настороженно. Всё тут он делает настороженно. Даже что-то с рук самой Коын берет излишне аккуратно, словно не верит. Не верит. Бэкхён старался уши не греть, но слухи говорили о том, что принц не был здесь даже больше, чем был мертв его отец, потому что родители вместе решили отнять у него право престола. Почему, правда, никто не знал, даже гадать не брался. Но, ходя за ними попятам, Бэкхён начинал в эти слухи верить, потому что Чанёль не был готов к власти абсолютно никак.

В принце не находилось ни каких-то управленческих навыков, ни излишней гениальности, ни физической силы, ни коммуникативных особенностей. Он не особенный. Просто человек. Бэкхён пару раз думает, что даже сам он в разы способней, чем Чанёль. Правда, сам Чанёль едва ли его таковым считает. Спрятанный в ножнах меч ему явно казался чем-то несерьезным на поясе Бэкхёна, о чем он даже говорит матери, но та скептически его оглядывает, не соглашаясь играться. Только вот Бэкхён не собирается играться на самом деле, морщит нос в недовольном жесте и закатывает глаза, когда Чанёль оглядывается на него. Его, Бэкхёна, поведение было вопиющим, тягаться с замечаниями будущего короля ему явно не стоило. Но и терпеть это бесконечно он не мог, сам удивляясь своей ранимости, позволял себе терять серьезное лицо. Чанёлю это не нравится.

— У нас такие теперь отношения? — спрашивает он, видя это. Бэкхён сразу же делает вид попроще, примеряя свое серьезное лицо обратно, но не скрывает раздражения. Он чувствует, как от напряжения пальцы подергивает, но сжимает их резко пару раз в кулак, заставляя хоть как-то отвлечься.

— Не собираюсь с вами считаться, — достаточно строго произносит Бэкхён, — моя работа - не шутки.

— Ты идешь справа, меч у тебя тоже справа. Как ты будешь защищать, если со стороны размаха у тебя предмет твоей защиты? — Бэкхён сначала собирается грубить, но осекается, понимая, насколько это мелкая деталь. Этого никто не замечал никогда. Бэкхён может идти с любой стороны от королевы, просто ее новый спутник сейчас справа, рыцарю это не имеет особого значения. Но как он это заметил? Вероятно, даже при его незначительных на вид навыках, он был осведомлен о многих вещах.

Бэкхён едва ему улыбается, ощущает себя как-то излишне довольно от того, что его кто-то вот так рассмотрел. Он слегка отходит назад, чтобы левой рукой вытянуть меч наперед. Если бы справа был человек, меч бы его не достал, тем более, когда Бэкхён отводит его влево и почти игриво перекидывает в руке, чтобы взять крепче. Чанёль смотрит на это, не скрывая своего удивления, потому Бэкхён через спину перекидывает себе меч в правую руку и ловко убирает обратно в ножны. Он разводит руками, как бы показывая, что в этом нет никаких проблем. Мужчина достаточно мягко улыбается, смотря на него.

— Я поражен.

— А я обижен, — язвит Бэкхён, что заставляет Коын посмотреть на них обоих. Бэкхён сразу же делает строгое лицо, как будто он вообще ничего не делал тут. Она слегка прищуривается, как будто собирается ругать его, но потом переводит взгляд на Чанёля.

— Не обижай моего Бэкхёна.

— Твой Бэкхён сам кого хочет обидит, — Чанёль это говорит совсем беззлобно, будто бы даже с какой-то теплотой, что Бэкхёна могло бы расслабить, но он уже напряжен для того, чтобы не попасться своим непривычным настроем королеве. Что это? Бэкхён обычно не из тех, кто обижается или пытается быть игривым. Он прямо сейчас не понимает, как себя чувствует, потому что это нечто необычное.

— Было бы неплохо, если бы ты тоже мог кого-то обидеть, — она ворчит, всучает Чанёлю какую-то небольшую стопку бумаг, как бы прося с ними разобраться. Тот недовольно цокает, но отходит подальше, чтобы проверить, что от него хотят, — хочу, чтобы ты отправился на завтрашний вечер вместе с Бэкхёном.

— Мне необходима защита?

— Бэкхён более привычный в обществе, чем ты, — Чанёль поднимает взгляд на Бэкхёна, совсем беззлобно, словно просто удивлен слышать это: рыцари кажутся теми, кто только и делает, что на страже стоит или в войне участвует. Так оно и было, но Бэкхён и не был обычным рыцарем, потому в высшем свете был той еще рыбой в воде, что королеву безусловно радовало, — к тому же, оба твоих друга там присутствовать не будут, не за кем прятаться.

— Они не приглашены? Что-то случилось?

— Не вдавалась в подробности, но Ким сам отказался, он же у нас занятой, — последнее она говорит с неким пренебрежением, как будто не может этот человек быть занятым. Бэкхён не очень понимает, о ком они говорят, но улавливает, какое разное отношение у королевской семьи к одним и тем же людям, — Бэкхён - человек презентабельный, значит, всякий мусор к тебе не подойдет. Для нужных людей он знакомый, покажет твою морду, чтобы запомнили, как ты вообще выглядишь.

— Как король, — Чанёль фыркает, говоря это, сразу же скалясь, что Коын видит, — ах да, его же тоже уже никто не помнит. Вот это картина получается веселая.

— Получается, у тебя шанс создать новое воспоминание в чужой памяти.

***

— Рыцарь Ее Величества, Коын, но без самой королевы? — Бэкхён едва-едва улыбается, мягко, почти неощутимо, ловит Чанёля за рукав рубашки, чтобы далеко не отходил. Сам Бэкхён, как и обычно на таких вечерах, в своей форме, немного отличающейся от той, в которой он ходит по двору, но никто не знает об этом, кроме рыцарей и королевы. Чанёль оборачивается к мужчине, подошедшему к ним, немного кланяется, а тот, едва кивнув, протягивает руку, — Ли Доен.

— Пак Чанёль, — осторожно произносит спутник, вызывая у Бэкхёна хоть какое-то ощущение спокойствие: Чанёль не вызывал доверия, словно его поганый рот только и будет, что ронять неуместные словечки. Бэкхён не слышал за ним злоупотребления таким, но почему-то такое ждал. А сейчас, весь такой с иголочки, с убранными назад волосами, он вызывает некий восторг, который равнодушное лицо Бэкхёна даже не выразит. Рыцарь в принципе на встречах ничего не выражает, стараясь думать о чем-то стороннем, например, о том, как же безумно он голоден прямо сейчас и завидует тому, что будущий король может свое это чувство утолить. Наверное, ему и кусок в горло не полезет в такой обстановке, но прямо сейчас его лицо кажется достаточно приветливым, — сын Ее Величества.

— Да неужели, — Чанёль пожимает плечами, не решаясь доказывать, но мужчина ему верит и так, поглядывая на Бэкхёна. Тот совсем безучастно моргает, но позволяет себе кивнуть, — теперь вы заменяете королеву?

— Нет, позволяю Бэкхёну прогуляться в люди, делая вид, что он тут для защиты, — Бэкхён вопросительно приподнимает бровь, сжимая за спиной пальцы в кулак, но не спорит. Не задает вопросов. Он всегда молчит, когда находится в людях. Господин Ли усмехается, разглядывая сначала его, а потом уже Чанёля, совсем не стесняясь этого. Был ли кто-то в этом мире, кто мог общаться с королевской семьей, но при этом не стеснялся быть настырным? Наверное, только Бэкхён, старающийся всё время смотреть в пол, но ему по званию не положено.

— Бэкхён всегда ведет себя так, словно выгуливает хороший костюм в виде человека, — он шутит, немного грубовато, но Бэкхён знаком с его разговорами, потому совсем не удивлен. Однако удивлен Чанёль, оглядывается на Бэкхёна, тот бы подумал, что его оценивают, но его лицо кажется взволнованным. Что? Бэкхён неловко отводит взгляд, стараясь не терять лица. Принц переживает о нем? Эта мысль греет также сильно, как пугает до темноты перед глазами. О чем тот думает, когда говорит следующее?

— Я бы попросил вас не оставлять замечания в сторону рыцарей Ее Величества, — Чанёль становится серьезным, достаточно настойчивым. Его голос такой невероятный, почти несопоставимый с тем образом, к которому сам Бэкхён привык. Бэкхён вообще не привык, чтобы кто-то одергивал людей, говорящих мерзости в его сторону: королева закрывала на это глаза.

— Не берите в голову, это же прост...

— Я попрошу, — перебивает Чанёль, строго, не желая спорить, — рыцари королевы гостями не являются, а потому и трогать их в лишний раз не стоит. Мало ли, вдруг они безумно обидчивые.

Бэкхён бы сказал, что он еще и безумно злопамятный, только лица не запоминает, но даже не смотрит в их сторону в момент этой легкой перепалки. К счастью, они приходят к общей мысли, совсем не задерживаясь на ней. Они говорили с Доёном еще о паре отвлеченных вещей, прежде чем доходят до того, чтобы разойтись. К Чанёлю подходят еще пару людей, разговаривают о совсем разных вопросах. Он старается не говорить о том, что он сын королевы, но наличие рядом Бэкхёна заставляет объясняться каждый раз, каждому новому человеку. Бэкхён выгуливает новый костюм. Этот костюм такой высокий, тонкий, невероятно красивый. Бэкхён бы любовался им только сам. Но это будущий король, его нужно выгулять, всем показать. Как прекрасно.

— Не защищайте меня, — говорит Бэкхён достаточно тихо, когда они остаются без лишнего внимания. Чанёль удивленно оглядывается на него: рыцарю делать равнодушное лицо сегодня почему-то излишне тяжело, можно сказать, что головокружительно, — это я защищаю королевскую семью.

— Разве это не раздражает тебя?

— Ее Величество хочет наблюдать за этим и получать удовольствие: внимание к рыцарям позволяет людям задерживаться рядом с ней и делиться сплетнями, — спокойно рассказывает Бэкхён, не смотря на своего спутника, — вы так закрываете им ходы.

— Они забыли, что у тебя есть меч? — Бэкхён не может не улыбнуться, немного резко и чуть с оскалом, потому что это больше похоже на усмешку. Приходится выдохнуть, чтобы сбить это, но Чанёль прекрасно это видит, — охраны нет ни у кого, кроме королевской семьи, я бы не нарывался на неприятности.

— Господин Ли...любит симпатичных мальчиков, — это почти не сплетня, Бэкхён говорит это совсем буднично, чуть приподнимая уголок губ, но Чанёль слегка прищуривается, слыша это, — я не в его типаже, комплименты и колкости в мою сторону тут получаются такими, но ничего не значат. Я не слышу их обычно даже, тем более, что разговоры не подслушиваю.

— Не подслушиваешь, но вкусы знаешь, — Бэкхён едва кивает, стараясь оставаться равнодушным: ему не очень интересно то, что происходит в жизни людей, которые никак на него не влияют. По сути, он не знает совсем ничего о мире вне двора, но знает абсолютно всё, — большинство людей, которые могут с ней разговаривать, на самом деле те еще ублюдки.

— Некоторые из них это даже не скрывают, — Бэкхён чуть поворачивает голову, показывая, что к ним кто-то собирается подойти. Чанёль смотрит в нужную сторону, а потом показательно отворачивается, начиная уходить в другую область зала. Бэкхён неспеша идет за ним, на секунду расслабляя плечи, стараясь сбить усталость. Начало весны выдалось раздражающе тяжелым, вокруг та еще мерзость в погоде, а тут и умирающая королева, и ее недовольный сынок, если спина хотя бы на минуту расслаблялась, то Бэкхён не уверен, что это бывало не во сне.

— Ты достаточно болтлив для цепного пса, — шепчет Чанёль, когда находит новую точку безопасности. Бэкхён смотрит на него пару секунд, пытаясь понять, как бы ответить ему, но рукой проводит перед своим лицом, как бы показывая, чтобы тот сделал также. Чанёль убирает выпадшую прядку волос, как будто от этого что-то зависит. Убранные назад волосы его украшают, черты его лица становятся такими привлекательными при такой прическе. Бэкхён на секунду ощущает себя как-то неловко несоразмерно с ним, думая о том, что его волосы собраны в низкий короткий хвост, почти незаметный из-за высокого воротника, но делающий его излишне приглаженным. Мысль приходится сбить через какое-то невероятное усилие внутри.

— В первую очередь пес, а потом уже цепной, — ворчит он, прекрасно осознавая, кто кем его считает, — если вам нужен кто-то молчаливый, просите в следующий раз Кёнсу пойти вместо меня.

— Он слишком несговорчивый.

— А я-то.., — Бэкхён решает не грубить и пререкаться, тем более, что его принца всё равно ловят для разговоров. Обсуждать что-то о рыцарстве ему не слишком хотелось. Особенно, Кёнсу. Среди всех рыцарей только они вдвоем могли работать с королевой Коын так, чтобы сопровождать ее везде и всюду, остальные больше отвечали за общую безопасность. Брать с собой кого-то, кроме них двоих, на встречи она тоже не собиралась. Спустя столько лет работы чаще стала эта участь доставаться именно Бэкхёну.

— Она создала такую устаревшую историю, как рыцари, но среди всех выбрала вас двоих, совсем не заметив выдающихся по всем фронтам личностей. Удивительно, что так получилось, — говорит Чанёль, стоит им снова остаться одним. Бэкхён пожимает плечами, потому что это его не удивляет ни этот вопрос, ни решение королевы вовсе, — тебе не нравится Кёнсу?

— Не обсуждаю, как и решения королевы, — отмахивается Бэкхён, надеясь, что этот разговор прекратится сам собой. Только вот, Чанёль так не думает. Смотрит на него с подозрением, словно хочет за что-то зацепиться, это заставляет подавиться своей уверенность и попытаться перевести тему, — Кёнсу мой напарник, просто другой.

— Не обсуждаешь, потому что она запретила?

— Потому что я не для того тут работаю.

— Обе войны были частью твоей жизни? — Бэкхён кивает, ощущая легкий приступ тошны - говорить про войну он не хотел никогда больше. Наверное, даже если будет участвовать в новой, никаких обсуждений, просто факт. Чанёль фыркает, — не думаешь, что всегда был выход без них?

— Они уже случились, — напоминает рыцарь, — я не могу это изменить. Тем более, в среднем считается хорошим результатом, если за десять лет правления правитель имеет за плечами одну войну. Без войн долго у власти не удержаться, их отсутствие может поставить страну в невыгодное положение.

— Ты...

— Не похож на того, кто разбирается в политике? — Чанёль кивает, немного неуверенно, но Бэкхён едва-едва морщит нос, показывая, что это его не радует, — поэтому я и не обсуждаю ничьих решений.

— Во всей среде рыцарей у тебя...

— Привилегированное положение, — перебивает Бэкхён, делая тон слишком снисходительным для своего положения, — среди всех рыцарей есть те, кому подчиняюсь даже я, ведь там не идиоты собраны. Мы разбираемся не только в политике, а вообще во всем.

— Неудивительно, что она за вас так держится.

***

На самом деле, всё подразделение рыцарей было не больше, чем обычной обложкой, ярким фантиком, чтобы весь образ королевы Коын был таким необычайно возвышенным и неприкосновенным. Такая стройная, хрупкая, а рядом с ней верные рыцари. Она была окружена охраной еще в то время, пока был жив король, рыцари тогда были просто приближенной охраной, свое название получили уже с началом ее правления. Их она поставила в особое положение, выбрав самых верных, самых способных и отчаянных. Бэкхён всегда был близко с ней, сначала в череде других охранников, а потом и стал личным. Наверное, она просто избавилась от тех, у кого были пути отступления, выбрав для себя самых необходимых.

Что у Кёнсу, что у Бэкхёна, не было ни семьи, ни дома, ни отдельной жизни, потому оба они идеально подходили на роль ручных защитников. Став отличаться от остальных, они остались вдвоем друг с другом, оставшись без других связей. Иногда Бэкхён думал, что это был четкий, с самого начала продуманный, план Ее Величества. Кёнсу старался почти не разговаривать ни с кем, кроме Бэкхёна, даже с королевой молчал в основном. Бэкхён же болтал много, но никогда по делу, потому что это было частью его работы, а ее он старался не обсуждать. В последнее время их отношения с Кёнсу были немного...никакими? Если раньше они просто сменяли друг друга каждый день, то теперь Кёнсу занимался общей работой, заменяя Бэкхёна только в случаях, когда тот не мог быть с королевой. Вероятно, весь вечер, что Бэкхён был с принцем, Кёнсу пришлось ходить молчаливой тенью королевы. Удовольствие он не испытывал.

Возможно, это можно было бы посчитать ревностью к работе, но Кёнсу всё равно был таким же мягким с Бэкхёном, шутливо мял его плечи руками и улыбался, говоря, что день был тяжелым. Но что-то изменилось в корне. Наверное, в том моменте, когда сам Кёнсу сказал "от королевы пахнет смертью, не могу с ней находиться", чуть раньше, чем Бэкхён узнал о ее болезни. С того времени он стал всё реже и реже находиться с ней, всё больше отмалчиваться. Бэкхён ощущал себя странно, будь то королева рядом с ним, ее сынок или другие рыцари, но всё равно не так остро, как его друг. Кёнсу так беспрепятственно понимал, что сегодня случится что-то плохое, как Бэкхён понимал, насколько холодно завтра будет на улице. Только Кёнсу пугал своими выводами до пелены перед глазами.

Но Чанёль сейчас смотрит на него с каким-то странным прищуром, словно задумал какую-то мерзость. Бэкхён старался заставить себя подозревать его во всех бедах чуть-чуть меньше, но почему-то прямо сейчас это чувство просто взрывалось внутри него. Из-за болезни королева реже передвигается по имению, скидывая всю работу на Чанёля, если это требует много движений. Бэкхён к Чанёлю прилагается, видимо, из-за того, что Кёнсу отдавать принцу она побаивалась. Бэкхён бы хотел оказаться в этом положении, а не здесь, с Чанёлем. В прошлый раз они сцепились из-за ерунды, вроде, обсуждая схему нового имения. Но за это принц теперь не перестает называть его цепной псиной, что не может не нервировать. Бэкхён старается изо всех сил не показывать, что злится и обижается на каждое слово, но сил этих не очень много. Особенно сейчас. Нужно возвращаться, а он тут ждет, пока этот непослушный сынок решит, что хочет сделать еще.

— Пойдем в другое место.

— Мы же всё сделали, — напоминает Бэкхён, но Чанёль слушать его не собирался, разворачивается и идет в другую сторону. Бэкхён позволяет себе тяжело выдохнуть, но потом срывается и достаточно быстро нагоняет своего господина. Волосы Чанёля пушистые, они безумно густые, их тяжело укладывать в нужном виде, поэтому к середине дня половина прядей выбивается и завивается, порой так глупо. Ему не идет. Многое в Чанёле совсем не подходит ему. Ходят слухи, что принц долгое время был с длинными волосами, Бэкхён думает, что это бы ему больше к лицу смотрелось. А с этой длиной, не длинной, не короткой, он такой непрезентабельный. Хотя, не Бэкхёну про это говорить, его волосы, словно для встречи с этим человеком в своей жизни, сейчас только приходили в себя после безжалостной расправы над ними.

— Почему каждый из рыцарей считает, что я от них избавлюсь? — спрашивает Чанёль, замечая рядом с собой Бэкхёна, потерявшегося совсем немного. Тот пожимает плечами, потому что сам не смог бы этого объяснить, даже если бы хотел. Чанёль не находит его молчаливый ответ ответом, потому настойчиво осматривает его, — хотите уйти вместе с королевой?

— Мы служили ей столько лет верой и правдой...

— Столько людей убито за эти годы, да? — Бэкхён почти щетинится, но вовремя останавливается, потому что это правда, — думаешь, стану выкидывать вас по количеству шрамов?

— Я либо первый вылечу, либо последний, — отшучивается Бэкхён, на самом деле, без колкостей: едва ли кто-то из рыцарей побит так сильно, как он. Последняя война оставила так много шрамов, что Бэкхён искренне ненавидел ее вспоминать, но свое тело отлично напоминало о ней, — не думаю, что смогу отойти от ее идеалов. Если соберетесь их менять в корне, придется избавляться от устаревших вещей, вроде рыцарства и его частей, самих рыцарей.

— Ты так ей верен, потому что она тебя подобрала, да? — Бэкхён сжимает губы, не зная, как на это отвечать, — каждый, кого она выхаживала, потом становился ее верным псом. Только вот, никого не осталось из прошлых лиц, будто даже среди них шла выборка.

— Все рыцари хорошенькие на лицо, — фыркает Бэкхён, скорее от самого факта, что это так, а не темы их разговора. Ему не особо нравилось думать о том, что многим хорошим ребятам просто не повезло не быть смазливыми мальчиками, чтобы оказаться рыцарем после таких ужасных отборов, — среди высоких громил королева выбрала нас с Кёнсу под руку, чтобы всем хвастаться, как мы гармонично с ней смотримся.

— То есть, с этим ты не споришь?

— Рыцарство — раздражающая часть прошлого, которая ничего не значит. Я бы предпочел.., — Бэкхён осекается, замечая, что Чанёль поглядывает на него, словно ждет чего-то, за что может зацепиться. Только вот, Бэкхён останавливается и оглядывается по сторонам, — старый двор...нам нельзя сюда.

— Нам? Мне и тебе? Или рыцарям? — Бэкхён задумывается, а можно ли Чанёлю здесь находиться. Наверное, старый двор на то и старый, чтобы Чанёль о нем знал лучше, чем о новом. Только вот, Бэкхён, словно ведьма, солью обведенная, не может идти дальше. Он уже оказался тут, стоило бы просто развернуться и уйти, но он и ни назад не может, ни вперед, ощущая себя как-то ужасно прямо сейчас. Чанёль это видит, мягко, но достаточно настойчиво, хватает Бэкхёна за рукав и тянет за собой, заставляя перешагнуть эту невидимую линию. Глупо, она тут везде. Хочется сбежать.

— Никто, кроме королевы не ходит сюда.

— Причины?

— Не знаю, запретила, мы не оспаривали, — на секунду он ловит себя на мысли, что завести с Чанёлем заговор было бы, как минимум, интересно. Способен ли он на восстание? Сейчас, конечно, в этом нет никакого смысла, власть и так будет его. А Бэкхён? Если кто-то его позовет? Откуда такая мысль? Отсечь ее в своей голове не получается и вовсе, он прослушивает пару замечаний Чанёля, пока тот ведет его по длинным пыльным коридорам, прослушивает и слишком долгое молчание. Приходится пару раз моргнуть, почти жмурясь, чтобы прийти в себя и смотреть вопросительно через плечо на принца, что его ведет, как слабую девчонку, за собой.

— Где она тебя нашла?

— Это так важно?

— А Кёнсу?

— Я не спрашивал.

— Спишь с ним в одной комнате, но не спрашивал? — Бэкхён щетинится, сжимает руки в кулаки, что смотрится совсем нелепо с тем, как Чанёль парой пальцев держит его за рукав. Как же он раздражен прямо сейчас. Ощущение немного странное, сковывающее дыхание, словно стены здания, в которое они перешли, забирают у него кислород из легких. Всё внутри было настроено враждебно ко всему, что могло бы как-то задеть имя Кёнсу.

— Не сплю, на ночь оставаться вместе нельзя.

— Тоже ее правило?

— Только для нас двоих, — Чанёль удивленно оборачивается на него слыша это. Смотрит на Бэкхёна, пытаясь подобрать слова, слегка наклоняет голову набок, что рыцаря невольно смущает. Бэкхён теряется, слегка выставляя руки вперед, словно защищаясь, качает головой, — это не...ну...мы просто...

— Я ничего не сказал.

— Да вы одинаково думаете, — защищается он, даже не скрывая, что поймал чужие мысли быстрее, чем их владелец, — все вокруг считают, что мы любовники, не собираясь вообще считаться с нашим мнением. Хотя, о чем это я, раз мы тут, едва ли мне стоит жаловаться на наличие мнения.

— Теперь ты так заговорил? — Бэкхёну страшно, потому что он совсем забыл, где он. Вот это то самое чувство. Он бывал в этом месте, так давно, что не помнил в нем ничего, кроме скрипа полов и запаха, который его пугал настолько, что кружилась голова. И тон Чанёля, которым он начал разговаривать совсем неожиданно для расслабившегося Бэкхёна. Тон, которым обычно отдают приказы, слишком властный, чтобы с ним спорить. Бэкхён бы вжал голову в плечи, но это не то, что он хотя бы раз в жизни делал, — кусаться ты со мной удумал или место специфическое?

— Тема для разговора.

— Вот как, — фыркает Чанёль, отправляясь дальше, уже не тянет за собой Бэкхёна, но тот всё равно идет рядом, немного позади, — значит, тебя задевает, когда кто-то обсуждает ваши отношения с Кёнсу. Но при этом ты делаешь всё, чтобы его защищать.

— Я не хочу про это говорить.

— Почему?

— Мнение, — напоминает Бэкхён, сжимает губы, пытаясь проглотить ком в горле. Тут всё пахнет ветошью, хочется убежать, но Чанёль заводит его в крошечное помещение, которое кажется смутно знакомым. Если бы Бэкхён был чуть-чуть более мнимым, он бы начал паниковать. Пока что ему просто страшно: тут нет дверей, как было раньше, комната просто маленькая, внутри пустота, пыль, парящая на фоне солнца, пробивающегося сквозь огромные окна. Всё это здание медленно, почти незаметно, разбиралось изнутри, чтобы стереть следы прошлого, но этот процесс был остановлен слишком давно, чтобы были продвижения. Крайняя война вырвала из страны огромные средства, было не до роскошных решений даже во дворе, потому всё, что было направлено в улучшение, просто простаивало, ожидая лучших времен. Интересно, Чанёль сделает с этим старым домом что-то?

— Я ненавидел это место всё свое детство, — говорит Чанёль, почему-то держа более серьезный и тяжелый голос, Бэкхёну совсем не по себе, — все комнаты для наказаний одинаковые?

— Я не знаю, — шепчет Бэкхён, но скрипучий пол снова начинает жить свою жизнь, заставляет вздрогнуть с судорожным вздохом, обернуться испуганно. Чанёль негромко смеется, видя это, Бэкхён почти скалится, смотря на него, — не смешно.

— Что, боишься шагов?

— В комнатах для наказаний маленькие окна, — Бэкхён говорит это излишне агрессивно для ситуации, — а если ты и доберешься до них каким-то чудом, то встретишься с решетками, чтобы не сбежать.

— Видимо, мне везло не оказываться там, — Чанёль не кажется воодушевленным этим место, но, видимо, хотел показать именно это. Складывает руки на груди, немного недовольно, но Бэкхён просто не может считать эту эмоцию иначе, — она брала мальчишек с улицы, чтобы те были не старше десяти - одиннадцати лет, дрессировала их, чтобы они боялись каждого шороха, кроме нее самой.

Бэкхён это знает. Не помнит совсем ничего, в его памяти это осталось огромной вспышкой боли, но прекрасно понимает, о чем речь. Всё, что было связано с прошлым до правления королевы, вызывало боль где-то под ребрами, не в груди вовсе, от этой боли тошнило, кружилась голова. Бэкхён однажды говорил Кёнсу про то, что прошлое ощущается бессилием от голода, но тот сравнивал это ощущение с усталостью, когда нельзя засыпать, потому что утра из-за этого не будет. По-разному, но страшно. Страшно. Комната для наказаний была его обычной комнатой жизни в прошлом, вселяющей только страх и ненависть. Бэкхён невольно сжимается, стискивает пальцами левой руки локоть правой, сквозь форму чтобы болело. Чанёль это замечает, становится будто бы более мягким в лице, а потом и в голосе. Он не собирался как-то глумиться, это было не больше, чем какое-то омерзительное по своей болезненности откровение.

— Она превращала мальчишку в зверька, а потом начинала дрессировать, заставляла общаться с людьми, вести себя, как хорошеньким мальчикам полагается, отправляла на уроки. Стоило им стать чуть смелее, отправляла учиться бою, — Бэкхён кивает, едва заметно, но этого достаточно, — а потом выбирала, оставлять человека у себя или нет. Тех, кто оставался, потом по красивому личику распределяла между военными и рыцарями. Я не застал момента, когда рыцари появились, но ты точно был среди этих детей.

— Да. Никто из рыцарей не появился просто так: мы никогда не обсуждали это, но точно знали, — не совсем хотелось признаваться, но почему-то они тут, в месте, в котором никто не узнает, поэтому легкая слабость заставляет поддаться на этот разговор, — это было похоже на ад.

На самом деле, Бэкхён плохо помнил, что было до этого. Он точно знал, что был тем еще беспризорником, хотя семья там значилась. Был дом, были взрослые, но с этим всем был какой-то абсолютный вездесущий голод и холод. Бэкхён точно знает, что его подобрали случайно, не выбирая, хотели кого-то другого, но под руку попался этот никчемный щенок. Наверное, дело было в том, что он маленький, но королева Коын оставила его, видимо, из жалости. Он помнил четко то время, когда вырвался из отстающих в обучении, а потом перешел к практике. То, что было до этого момента, было будто бы стерто, то ли подсознанием, пытающимся сохранить рассудок в приемлемом "в порядке", то ли чем-то еще более травматичным, вроде войны, а потом и последовавшей за ней второй. Остальное, мирное служение под рукой у Ее Величества, уже казалось осознанным, немного пугающим, но уже настоящим.

Оглядываясь на этот кошмар, рыцари понимали, что это всё было жесточайшим отбором, который обычный мальчишка с улицы никогда бы не прошел, а потому каждый из них уже мог считать себя лучшим. Если кто-то был в отстающих, не смотря на свой возраст, от него избавлялись. Если кто-то был просто таким, как планка, то в рыцари он не попадал. Чтобы стать рыцарем, нужно было быть лучше основного состава, который, чаще всего, был старше любого из таких детей. Бэкхён преуспевал на каком-то чуде, потому что всё время ощущал себя отстающим. Просто выбыть ему было страшно. Настолько, что он просто вырвался в лучшие, никто не мог его догнать. Кёнсу, наверное, лучше него в чем-то, но они на то и работают так, чтобы заменять друг друга. Бэкхёну нравилось быть рыцарем, но путь становления был каким-то болезненным и ужасным.

— Ты не помнишь деталей? — Бэкхён кивает, — я бы тоже старался это забыть. Теперь понятно, почему ты так относишься к королеве: твой единственный лучик света в то время. Она говорит о вас с Кёнсу, словно вы младше других, дороже. С вами был еще кто-то, да?

— Кёнсу младше всех, — Чанёль вопросительно вскидывает бровь, слыша это, — мне было семь, когда я тут оказался. Наверное, Кёнсу появился только спустя год? Он младше меня на года два, мы уже начали учиться, а он только оказался тут, бедный маленький мальчик, весь такой комок цветков и синяков. Наверное, поэтому я переживаю за него так сильно.

— Куда вы дели третьего?

— Нас было четверо - мальчишки под рукой Ее Величества, — исправляет Бэкхён, невольно расслабляясь, даже начинает осматриваться, будто это место ему знакомо. Он не уверен, что это та комната, где его держали первое время, но всё кажется таким понятным, будто даже царапинки на полу от мебели - его руками, — один умер в самом начале первой войны Ее Величества: самый лучший из нас умирал у меня на руках. Ужасно, но в тот день Кёнсу сказал мне, что кто-то из нас двоих умрет. Оказалось, не я.

— Мать говорила, что Кёнсу спасал ее пару раз тем, что просто куда-то не отпускал.

— Не думаю, что это...предвидение? Но он почему-то ощущает, что людям осталось мало жить, — Бэкхён неловко опускает взгляд в пол, — поэтому то, что Ее Величество Коын убьет четвертого, Кёнсу понял сразу, как мы с этим столкнулись.

— Сама? За что? Он предал ее взгляды? Такое для вас возможно? — чужое удивление такое чистое, честное, оно легко рассыпается среди пыли, Бэкхён его будто бы видит блестками солнца. Усмехается, изо всех сил старается съесть улыбку на своих губах, но четко ощущает, как тянется вправо, поэтому слегка отворачивается этой стороной от Чанёля.

— Мы с ним сделали всё, чтобы она приняла такое решение. Он был угрозой для нас с Кёнсу, я извернулся изо всех сил, чтобы она узнала и встала на нашу сторону.

— Ты можешь ей манипулировать?

— Тоже так думал, — Бэкхён наконец выдыхает усмешку и снова делает лицо попроще, смотрит на Чанёля достаточно честно, — но она с самого начала всё знала. Не уверен, но это будто бы с самого начала была ее уловка, чтобы мы пережили обе эти потери.

— Очень на нее похоже.

— Почему мы тут? Разодрать раны?

— Хотел узнать, что мы не так и отличаемся друг от друга, чтобы быть врагами.

***

На самом деле, отношения между ними лучше не становится. Бэкхён не верит ничему, что связано с Чанёлем. Ни тому, как он себя ведет - слишком мягко к другим и к матери. Ни тому, что он говорит. Это какой-то странный внутренний бунт, который Бэкхён не может стерпеть. Чем больше Бэкхёну кажется, что он начинает понимать этого человека, тем сложнее понимать его становится. Действия наследника будто бы не всегда поддаются какому-то логическому объяснению, а уставшее от холода и изнурение сознание не планирует сотрудничать с рыцарем и приводить к каким-то выводам. Кёнсу стрижет себе волосы ножницами, которые предназначены для бумаги, смотрит в зеркало не на себя, а на Бэкхёна, который нервно расхаживает по его комнате. Бэкхён не знал, как на это пожаловаться. На самом деле, за всё время работы здесь, было слишком мало моментов, которые его могли бы так сильно завести. Он и не понимает на самом деле, что его злит.

— Я забрал сушеные сливы, съешь, а то выгоню, — говорит Кёнсу, срезает еще одну прядь и убирает ножницы, чтобы руками попытаться расчесать. Бэкхён ищет сливы, находит в милой коробочке на крошеном столике, когда Кёнсу как раз выкидывает отрезанные волосы, — ты какой-то странный, что произошло?

— Ощущаю себя странно с будущим королем, — признается Бэкхён, запихивая в рот две сливы, сладкие, такие липкие, потому что нужно их сохранить для такого вида. Кёнсу едва улыбается ему, берет себе одну, а потом указывает на постель, предлагая сесть. Бэкхён забирает коробочку со сливами, лениво забирается на высокую кровать и смотрит на Кёнсу так, словно пытается оценить его прическу. Ничего нового, просто короче. Самому следует обрезать всё к черту, но почему-то рука не поднимается.

— О нем много говорят в последние дни, — вспоминает Кёнсу, как-то неловко пытается поправить волосы, не попадая рукой, привыкшей к другой длине, с первого раза, — я только со стороны видел, не понял еще. Но настроения такие, как будто...он тут менять всё собирается.

— Знаешь, что меня раздражает? — Кёнсу вопросительно поднимает брови, — что он не собирается. Его взгляды достаточно острые, но только потому, что быть королем он не планировал, а на саму королеву безумно обижен.

— Не хотел бы я быть членом их семьи, — Бэкхён старается не усмехнуться, слыша это, ведь отчасти они уже в этой семье, но Кёнсу смотрит на него задумчиво, — я не помню его при жизни короля.

— Насколько я понял, его и не было никогда при нас, когда мы стали рыцарями.

— Ну, он неплохо пускает пыль в глаза, думаю, справится, — рассуждает Кёнсу, смотрит на Бэкхёна, а потом как-то по-родительски улыбается, убирает что-то с его лица, мягко теребит за щеку, — только мы с тобой не увидим этого.

— Тоже думаешь, что он избавится от нас?

— Не сразу, — Кёнсу лениво падает набок, смотрит на Бэкхёна снизу, слегка прищуриваясь. Бэкхён невольно смущается, как раз в этот момент трет ладонью место, где прикасался Кёнсу. Наверное, их взаимоотношения не совсем в порядке прямо сейчас, но Бэкхён не может с этим ничего сделать. Он честно скучал по тому Кёнсу, которого любил до болезненных бабочек в животе, из-за которого получал не менее болезненные тычки от всех вокруг и даже самой королевы. Бэкхён скучал и по себе тому, который это всё ощущал. Сейчас, совсем чужой, взрослый и тихий Кёнсу пугает его меньше, чем собственное отражение, которое, кажется, еще немного и выть начнет от ужаса, который испытывает. Только вот, получается просто тупо смотреть на Кёнсу, совсем не помня, что тот сказал.

— Что?

— Он избавится от самой идеи рыцарства, как только у него руки дойдут. Нам он предложит остаться, но из его личной охраны мы рискуем выпасть в первый же день после коронации.

— Не уверен, что хочу заниматься чем-то другим, — признается Бэкхён, на что получает кивок. Он хочет спросить у Кёнсу обратное, но тот что-то вспоминает и почти вскакивает с места, чтобы подсесть к Бэкхёну близко, чуть ли не лицом к лицу, почти кожей касаясь.

— Ее Величество сказала, что ее "любимый сынок" устроил ей торг, поэтому сейчас она должна ему одну длительную поездку в какое-то очень важное место. Но так как она не хочет терять его из виду, она хотела бы отправить с ним тебя, — Бэкхён удивленно моргает, слыша это, но Кёнсу фыркает, — или меня, но я сразу отказался.

— Я бы тоже отказался.

— Знаю, поэтому и сделал это на месте, — Бэкхён недовольно морщит нос, что заставляет Кёнсу лениво улыбнуться ему и мягко по носу щелкнуть. Отстраняется, смотрит куда-то в сторону, а потом вздыхает, — попробуешь потерпеть его вне общества знатных особ. Может вам повезет, найдете общий язык.

— Хотел бы я на это надеяться.

— Он что-то скрывает, может быть, только от нас, но это не то, что нам понравится, — замечает Кёнсу, а Бэкхён понимает, что это вовсе не их глубокий семейный конфликт. Друг оценивающе на него смотрит, а потом мягко наклоняет голову набок, немного взволнованно приподнимая брови, — ты в порядке?

— Наверное, я просто напуган.

— Ты хотя бы спишь? — Бэкхён кивает, потому что единственное, что он мог себе позволить в полной мере сейчас - сон, всё остальное же просто уходило на второй план, — а ешь?

— Иногда забираю холодный ужин, — Кёнсу, вероятно, волнуется за него, но Бэкхён просто улыбается, стараясь отбиться от этого, — я встаю раньше, чем обычно, пока приду в себя, уже времени не остается на завтрак. А потом провожу весь день с кем-то из королевской семьи, не всегда успеваю даже на ужин. Мне не сложно, ты же знаешь. Просто сейчас...как-то особенно остро ощущается.

— Зима была безумно холодной, я удивлен, что тебя не трясет от каждой мелочи, — смеется Кёнсу, хотя его опасения никуда не исчезают. Он не принимает правила игры Бэкхёна, но ничего не может с этим сделать: привычный график жизни изменился, вымотанный холодами Бэкхён с ним не справлялся.

— Надеюсь, мы переживем этот переворот.