— Я нашла для тебя хорошую работу, — Бэкхён поводит плечом, слыша это от королевы, потому что работа у него и так неплохая. Смотрит на нее, слегка наклоняет голову набок, стараясь предугадать, хотя уже знает, о чем будет разговор. Королева загадочно улыбается, полной сил улыбкой, — тебе нужно приглядеть за кое-кем в поездке.

— Спасибо за "кое-кто", — фыркает Чанёль, заставляя Бэкхёна усмехнуться: он об этом с Кёнсу и говорил, — почему это должен быть Бэкхён?

— Потому что я не доверяю Чондэ, — Бэкхён не знает, о ком они, но по контексту понимает, что это кто-то, кого будущий король мог бы назвать другом. Вероятно, доверяет ему больше, чем Бэкхёну. Но не королева, — а вот Бэкхёну более чем. Придется либо брать его с собой, либо не ехать.

— А у самого Бэкхёна не хочешь спросить? — Чанёль это делает явно не из-за переживаний о рыцаре. Только вот, если у Ее Величества Коын есть подозрения, то лучше выполнять ее приказы, не споря. Бэкхён бы искренне хотел это всё избежать.

— Я не против.

— Туда нельзя ни в форме, ни с оружием, а еще март месяц, холодина, северная же часть, — Бэкхён искренне хочет проскулить, потому что ему не комфортно без своей шкуры рыцаря, а тут еще и холод. В марте и тут было прохладно, зависимому от погоды Бэкхёну счастья было не сыскать, что уже говорить про северную часть станы, где вечный ветер и пустыри, — есть более универсальные люди, даже среди рыцарей.

— Вопрос закрыт, — напоминает королева, а Бэкхён вымученно улыбается Чанёлю, не получая от него попыток быть милым в ответ. Дорога будет ужасной. Бэкхён хотел бы какой-то ясности в этом всем. Его пугает и сама идея поездок, потому что он давно не был где-то вне столицы, и то, что она может предполагать. Кёнсу его не подставил, лишив выбора, но почему-то прямо сейчас становится безумно обидно из-за этого. Мысли о севере заставляют на секунду откинуться назад, расслабляя плечи и запрокидывая голову, пока никто не видит.

Королевская чета продолжает решать свои личные вопросы, занимается работой, даже не споря друг с другом. Бэкхён вымерзает, думая о каком-то Чондэ и его доме, без особых движений он просто озяб, жмурится, излишне часто одергивает плечи, чтобы прийти в себя. Чанёль время от времени поглядывает на него, как будто хочет что-то выяснить: ему бы зацепиться за любой повод не брать рыцаря с собой. К сожалению, не находится такого. В какой-то момент он с королевой достаточно тихо обсуждает, что Чондэ не сотрудничает с Ее Величеством, это кажется настораживающим, но Чанёль говорит тихое "а ты чего хотела?", но не получает ответа. Во всей стране должен быть хотя бы один человек, который будет на стороне нового короля, но что тот будет делать, если этим единственным человеком будет кто-то такой далекий и отверженный? Бэкхён надеется, что это обойдет его стороной.

***

— У тебя нет обычной одежды? — Бэкхён хочет тяжело вздохнуть и усмехнуться, но просто едва-едва поднимает уголок губ, пытаясь подобрать ответ на вопрос. Они уже выезжают, Чанёль разглядывает его, словно впервые видит. Как же неприятно. Утро настолько раннее, что даже не пытается светать, Бэкхён и так страдает утром, а тут еще раньше. На самом деле, он даже не спал, просто дожидался нужного времени, иногда прикрывая глаза и роняя голову, но не больше. Он тревожился. Кёнсу, словно специально, еще вечером сказал, что в этой поездке никто не умрет. Бэкхён знает, что тот бросил это просто так, а от того ему еще тревожнее.

— Это обычная одежда.

— Это часть формы без нашивок, — замечает Чанёль, а Бэкхён искренне пытается не ответить ничего о том, что ему просто холодно. На самом деле, у него не было вещей, более подходящих для чертового марта, чем форма. Зимнюю одежду и не наденешь, а что-то попроще брать было слишком рискованно, если из дома всё же придется выходить. А судя по этому активному будущему королю (и его влюбленности в этого самого Чондэ), им придется безумно много двигаться. А если учитывать то, как отвратительно устроены знатные имения на севере, то перебежки через улицу вообще ничем хорошим не грозят, — если хочешь, могу дать тебе свои.

— Я взял с собой, — Бэкхён огрызается, больше тоном, чем значением, что Чанёля явно смущает, как будто это его король отчитывает, а не он пытается поддеть подчиненного, — это просто теплая куртка. К тому же, я всё еще еду работать, а не развлекаться, поэтому, будьте добры, не делать мне замечаний.

— Мне-то без разницы, но с Чондэ даже королева не спорит, постарайся ему угодить.

— Это приказ выполнять сторонние приказы?

— Просьба быть послушным перед правилами.

Спорить и так не хотелось, но почему-то сейчас это кажется таким бессмысленным. Нужно было зацепиться за эту куртку, когда у Бэкхёна буквально меч с собой? Наверное, в дороге он не был противопоказан, хотя на месте его явно заберут. Заберут же? Бэкхён не был уверен, но совершенно не собирался оставаться безоружным. Конечно, он будет сильнее того же Чанёля, даже если учитывать их разницу в росте, но это совсем не способствовало самоощущению безопасности. Снег, который обязательно выпадет вечером, ломает кости кистей рук, Бэкхён пытается сбросить это ощущение с себя каким-то нервным сжатием и разжатием пальцев пару раз подряд. Чанёль кажется немного необычным, не таким колким, как будто может спокойно выдохнуть. Должно быть, Бэкхён просто волнуется за двоих.

— Меня выгонят, если я не буду слушаться? — вдруг спрашивает Бэкхён, находя эту мысль безумно забавной. Чанёль смотрит на него с каким-то странный чувством (рыцарь просто надеется, что это не жалость), а потом качает головой, — то есть, можно не слушаться?

— Не хочу, чтобы выгнали меня, — улыбается он, а Бэкхён забирает его чемодан, достаточно легкий для поездки знатного человека, — ты же тоже стараешься угодить Кёнсу и сделать так, чтобы другие не вызывали у него проблемы...

— Кёнсу сам может...сделать так, чтобы никто не вызывал у него проблемы, — парирует Бэкхён, идет впереди, чтобы выйти на улицу. Сразу становится излишне зябко, приходится вздрогнуть от холода, но этого достаточно, чтобы отмахнуться. Чанёль неторопливо идет за ним, кутается в длинное пальто, идеальное для его фигуры, темное, тяжелое, — ваш друг тоже способен?

— Его способы избавления от проблем достаточно своеобразные, — Бэкхён на секунду думает, что их там ждет головорез в пару метров ростом, но решает оставить эту мысль на потом. Рыцарь оглядывается, смотрит на принца, а тот мягко улыбается ему, — многие люди хотят быть теми, кто защищает Чондэ, стелются перед ним.

— Неужели у вас в друзьях припрятан бриллиант? — Бэкхён даже не язвит, его отчасти удивляет это, ведь встречать таких людей часто не приходилось. Многие из тех, кто оказывался в окружении его королевы, были внушительными людьми из-за того, что просто пугали, что просто были богаты и влиятельны. Был ли среди них кто-то, кто вызывал приступы поклонения просто собой?

— Тебе понравится и он, и его дом, — обещает Чанёль, — только сначала нужно быть послушным.

Послушание не было каким-то чуждым Бэкхёну чувством, но почему-то именно сейчас ему хотелось отказаться. Чанёль не был тем, кто вызывал у рыцаря беспрекословного уважения или восторга, поэтому и его предположительные друзья казались достаточно сомнительными для этого. Наверное, если бы принц был членом дворцовой жизни, Бэкхён бы видел его в рамках этого мира, то вся картина была бы совсем другой. Но он чужой. Он не кажется светской личностью, а от этого его друзья кажутся еще меньше светскими личностями. Бэкхён старается не гадать, особенно тогда, когда водитель начинает разговор с наследником, обещает прекрасную поездку. Атмосфера перестает быть напряженной, особенно, когда они уезжают из двора. В машине теплее, чем на улице, Бэкхён кутается в огромнейшем шарфе, который ему отдается водителем, раз он сидит сбоку.

— Ваше Высочество, — Бэкхён вздрагивает, когда слышит голос водителя, обращенный ни к нему. Он успел провалиться в сон? Отправляться куда-то на машине - говорить о том, что дорога будет долгой. В рамках правил члены королевской семьи не могли садиться на переднее сидение, потому Бэкхён осоловело моргает, смотрит на водителя, сидя рядом с ним, пока тот даже не оглядывается на принца, — почему вы не попросили Бэкхёна быть за рулем?

— Не слишком ли много ответственности для одного Бэкхёна? — спрашивает Чанёль, удивляя скорее рыцаря, чем водителя, — он и так останется со мной на долгое время, было бы неприлично заставлять его еще и вести, хотя он даже дороги не знает.

— Зато не пришлось бы ждать обрат...

— Мы никуда не торопимся, — перебивает Чанёль, совершенно не желая продолжать этот разговор. Бэкхён отчасти ему благодарен за это, ведь вести поездку он бы просто не смог. Помимо того, что он не знал дорогу, он просто засыпал, было безумно опасно такое затевать. Водитель обменивается с принцем парой мыслей о северной части страны, но Бэкхён сначала просто не вслушивается, а потом будто и перестает слышать их вовсе.

***

Просыпаться от ощущение, что выспался, кажется как-то странно, совсем непривычно. Кажется, что Бэкхён спал бы и дальше, но вокруг становится слишком тепло и тихо. Машина остановилась, а в ней никто не разговаривает. Эта мысль пугает, заставляет открыть глаза, чтобы проверить, не приснилась ли ему эта поездка. На улице светит солнце, проливающее свет сквозь стекла машины, нагревая всё внутри. Пусто. Бэкхёна оставили одного, не пытаясь даже разбудить. Чужой огромный шарф сейчас кажется жарким тяжелым одеялом, рыцарь убирает его вбок, трет лицо руками, пытаясь проснуться, но лучше не становится, только слюни по щеке размазывает. Как же долго он спал? Судя по положению солнца, уже больше полудня, а место остановки кажется смутно знакомым - окраина города, почти пустая и безлюдная. Где чертов принц?

Бэкхён испуганно подрывается с места, почти вываливаясь из машины, заглядывает назад, не находя там ни единого намека на свою пропажу. Место-то такое, что никто не бежал, оставив Бэкхёна одного, они явно остановились по договоренности. Меча рядом со своим местом Бэкхён не находит. Потряхивает то ли из-за внезапного волнения, то ли из-за переизбытка сна, который был необходим, но не в таком количестве. Так жарко, что приходится расстегнуть верхние пуговицы куртки, Бэкхён нервно обходит машину, пытаясь решить, куда ринуться проверять. Решения не находится, он просто наклоняется вперед, опираясь руками о колени, стараясь прийти в себя. Волосы свисают на лицо, потому что никто утром не собрал их в хвост. Бэкхён видит свои посеченные кончики, кричащие об этом в свете солнца, аж тошно становится.

— Прекрати трястись, — просит сам себя Бэкхён, закрывает глаза и делает глубокий вдох, чтобы на выдохе продолжить себя успокаивать, — кошмар кончился, всё хорошо.

Он выпрямляется, открывает глаза и смотрит вперед. Всё в порядке. Сам принц обладал хоть какими-то навыками самозащиты, тем более, никакой человек, работающий при королеве, не будет профаном, а потому даже водитель способен защитить наследника в случае неудачи. Один из них взял меч Бэкхёна, а потому переживать за них не стоит. А еще не стоит из-за того, что место выглядит совсем безопасным, простым и осознанным. Машины не были чем-то редким в этой части страны, тем более, если это проезжий город, никто бы на них не напал ради такой вещи. Бэкхён тянется, разминая тело, уставшее от сна в неудобной позе. Кисти всё еще тихо-тихо ноют, почти незаметно, если не прислушиваться к ощущениям, а Бэкхёна больше удивляет такое яркое солнце в такой боли. Еще его бы удивила собственная улыбка, наверное, совсем случайная, когда он замечает Чанёля, идущего в его сторону. Вот и нашлась пропажа.

— Думал, ты проспишь до вечера, — говорит мужчина, когда подходит ближе. Бэкхён пожимает плечами, не зная, что ответить на это. Вероятно, Ее Величество не просто бы поддела его за это, а отодрала, как следует, но от принца нет никакой угрозы, — как самочувствие? Ты не простыл?

— У меня сильный иммунитет, — уверяет Бэкхён, что является правдой, ведь обычные простуды ему были несвойственны. Только вот, правдой является и его помятое бледное лицо, что тот ощущает, но прямо сейчас решает игнорировать, не оправдывая, — прошу прощение, чт...

— Эй? — Чанёль перебивает слишком неожиданно, Бэкхёну остается только смущенно моргать, открыв рот на полуслове, — ты хотел всё утро просидеть струночкой? Успокойся, это выходной.

— В мой выходной я бы пролежал в постели, а не был с вами, Ваше Высочество, — Бэкхён улыбается излишне виновато, ощущая себя не лучше, когда лицо принца кажется каким-то взволнованным. Оправдания придумывать еще для него? Наверное, тот сам спал большую часть дороги, а с профессионалам им всем не грозило ничего особенного, — мне за эту поездку еще и заплатят, поэтому не слишком-то оправданно спать на работе.

— Не верьте ему, Ваше Высочество, — Бэкхён и не заметил, как к ним пришел водитель, неловко осекается, глядя на него, — досуг рыцарей сводится ко сну, стоит им хотя бы секунду спокойствия найти. Если бы мы не остановились, он бы спал до самой конечной остановки.

— Ты не выставляешь меня в лучшем свете, — скрывать свое возмущение тут не стоило, но Чанёль только посмеивается, слыша это. Он стягивает с пояса меч своего рыцаря и возвращает. Бэкхён довольно морщит нос, но забирает, не пытаясь даже спросить причину такого решения.

Эти две пропажи разговаривают о планах пути, а Бэкхён бессовестно разглядывает небольшой ящичек, поставленный водителем на багажник машины, с продуктами, завернутыми так, чтобы можно было пообедать. Эта ситуация даже кажется немного романтичной: перекус посреди пути, будто у них невероятное путешествие. В голове пробегает какое-то мельчайшее сравнение с войной, но Бэкхён выкидывает его куда подальше. Молча жует хлеб, будто бы даже приходя в себя, набираясь какой-то бодрости. Он тихонько ходит кругами, пока ест, стараясь остыть. Чанёль замечает это, сначала просто поглядывает, продолжая разговор, а потом всё же окончательно уделяет этому внимание.

— Ты правда в порядке?

— Да, просто разминаюсь, — отчасти это было правдой, ведь он и так устал сидеть, а тут еще часть пути, обещающего быть менее комфортным. Пара часов без движения скажутся на нем особенно сильно где-то к ночи или новому утру, хотелось минимизировать потери. Однако, основной идеей было вовсе не это.

— У него морская болезнь: его будет тошнить, если он поест, но и будет тошнить, если не поест. Его даже во сне укачало, вон, только сейчас щеки порозовели, — замечает водитель, а Бэкхён просто кивает. Он отвратительно переносил дороги, потому моряком ему было не стать. Машины были самым приятным из всего, что помогало передвигаться на большие расстояния. Кареты были похожи на ад, но не такой, как корабли или поезда. Чанёль усмехается, но совсем беззлобно, словно ему просто стало понятнее что-то безумно очевидное.

— Поэтому ты такой вымотанный после политических встреч?

— В том числе: дорога туда и обратно не вызывает у меня восторга, особенно, если я провожу ее спиной вперед.

— А вы хорошо знакомы, да? — спрашивает Чанёль, указывая то на водителя, то на Бэкхёна, но последний качает головой. На самом деле, Бэкхён не часто сталкивался с этим человеком, хотя выбор транспорта королевой в последнее время становился всё более очевидным, но Бэкхёна обходил стороной.

— Все рыцари между собой похожи, — отмахивается водитель, — я бы скорее удивился, если бы Бэкхён переносил дорогу хорошо, чем обратному.

— Как так получилось? — удивляется Чанёль, но Бэкхён просто разводит руками, — неужели Ее Величество позволила собрать вокруг себя таких...неустойчивых?

— Это, наоборот, из-за лишней устойчивости: голова не понимает, как это ноги стоят, а мир движется, — рассказывает Бэкхён, не помня точной формулировки, — чем лучше мы владеем телом, тем хуже переносим такое его положение. Говорят, что есть специальные тренировки, после которых можно крутиться вверх тормашками сутками, чувствуя себя хорошо, но никто из нас не пробовал.

— При этом ты умеешь водить?

— Оу, я много чего умею, — смеется Бэкхён, наверное, впервые честно, как-то кокетливо, но без подтекстов. Он правда много умеет, прямо сейчас хвастается немного игриво, — водить, верхом скакать, но это мелочи во всем моем арсенале. Но вот дорогу переносить, увы, не могу без сложностей, приходится сидеть ровненько, смотреть прямо и пытаться дышать.

— А я хотел позвать тебя сплетничать на заднем сидении, — Чанёль будто бы берется заигрывать с совсем расслабившимся рыцарем, говоря это. Бэкхён делает самое серьезное лицо, на которое способен человек, кусающий последний кусочек своего суховатого обеда. Он не сел бы ни при каком условии. Возможно, хотел бы посплетничать, но не при других людях. Не сейчас.

— Вам придется оставить меня своим рыцарем после смерти Ее Величества, чтобы со мной сплетничать, не боясь за свою голову.

— Надеюсь, ты и дальше будешь спать.

***

К сожалению, в дороге приходится провести еще шесть часов, что совсем не может не огорчать. Пару раз приходится останавливаться, в том числе просто для того, чтобы подышать. Бэкхён безумно благодарен этой учтивости, пусть эта спевшаяся парочка и делает вид, что оно не для него, он прекрасно осознает, что его бледный вид не способствует радужной атмосфере в коллективе. А еще эта дорога совсем не способствует молчанию: разговаривать приходится обо всем, стараясь обходить разговора про королеву, про рыцарей конкретно, а также почему-то нежно беречь личность хозяина их конечной точки. Ее приближение не радует своими пейзажами, потому что, чем ближе они были, тем реже становились леса, тем сильнее был завывающий ветер. Кисти у Бэкхёна переставали болеть, словно они убегали из мест, где сегодня пойдет снег, но при этом картина становилась всё холоднее и холоднее.

Само понятие "северная часть страны" было достаточно обширным, не всегда оно включало в себя холод и пустоту. Но то, куда они направлялись, было именно тем самым, что описывало слово "север" во всех возможных красках. В разговоре Бэкхён выяснил, что имение располагалось за самым северным городом страны, что после него только гектары необработанной тяжелой земли и граница с другим государством. В этом месте не было холоднее всего, вовсе нет: весна, лето и даже осень тут были благоприятными, теплыми и мягкими. Но из-за влажности и ветра зима казалась невыносимой. Высокие деревья тут не росли, вокруг не было гор, но было очень много воды, отчего мороз становился острым, кусаясь и просто, и вместе с порывистым ветром. Здесь даже постройки были невысокими, крепкими, спроектированными так, чтобы ветер будто бы обтекал их, не создавая проблем жизни.

В марте тут уже не было снега в огромном количестве — его уже выдуло, а потому пустая земля казалась совсем негостеприимной. Бэкхён знал, что в летнее время этот регион приносит огромное количество сельскохозяйственного продовольствия, да, обычного, без теплых изысков, но сейчас на это не намекало совсем ничего. Последний город провожал их в сумерки своей серостью и еще незажженным освещением, создавая ощущение какой-то таинственности, но вовсе не сказки. Наверное, Бэкхён лучше других понимал, почему тут нет никакой сказки, но от этого становилось просто грустно, никаких других вариантов. Та часть страны, где он ни разу не был.

Само же имение встречает их простором и какой-то жухлой пустотой. Территория была большой, огромную ее часть занимал сад, сейчас еще зимующий, местами укрытый специальными тканями, чтобы не вымерз. В деревьях Бэкхён совсем не разбирался, а потому и понять, какая именно это плантация, не мог. Зато мог понять, что где-то за ним тянется крошечный прудик, сейчас совсем серый, окруженный сухими кустарниками по кругу. Постройки, являющиеся чем-то хозяйственным, скорее всего, складом, два здания из крепкого камня. Видимо, это дома, в одном из которых жили хозяева, а в другом - слуги, такое было частой практикой у знатных людей. Только вот, стоит им оказаться ближе, то становится ясно, что один из этих домов не в самом лучшем состоянии, будь то заколоченные в некоторых местах окна или несрезанный вьющийся массив по стенам, сейчас сухой и серый. Какое-то уныние.

Всё вокруг как бы аккуратное, чистое, ухоженное, но такое печальное. Камень, которым выстлана вся дорога в этом имении, тоже был сейчас излишне серым, хотя за ним точно ухаживали. Эта трава, совсем солома, короткая, желто-серая, просто осталась без снега и мерзла, не добавляя красоты. Уже было достаточно сумрачно, фонари горели вдоль дороги, чтобы никто не заплутал в этом пространстве. Им открывают тяжелые ворота в приветствии, а Чанёль достаточно живо объясняет водителю, как лучше проехать, чтобы и их высадить, и машину оставить в нужном месте. Он тут не впервые. Настолько не впервые, словно жил тут много лет. На само деле, Бэкхён вовсе не удивится и этому. Не удивляется и тому, что их встречает девушка, когда они выходят из машины. Она одета в теплое пальто, делает не низкий поклон, мягко-мягко улыбается им.

— Рада вас видеть, господин Чанёль, — говорит она, получая похожий ответ от принца, а потом смотрит на Бэкхёна, — ваш спутник?

— Бэкхён, — представляет его Чанёль, следом указывает на девушку, — а это Мираджу.

— Я ответственная за дом, вы можете спрашивать у меня разные вещи, — говорит она, протягивает руку Бэкхёну, которому приходится осторожно сжать ее ладонь и уронить еще более осторожное "приятно познакомиться". Она вся дышит уверенностью и каким-то невероятным жаром, который с этим местом будто бы совсем не сходится. Зовет за собой, чтобы отвести в дом, а потом, словно случайно, бросает, — господин Бэкхён, вам, наверное, не сказали, но в доме запрещено оружие.

— Не могу же я кинуть меч вот тут, посреди дороги, — улыбается Бэкхён, ощущая себя совсем немного виноватым, как будто он нашкодивший ребенок, но не со всей силы. Девушка оглядывается на него, смотрит с нескрываемым оцениванием, а потом пожимает плечами.

— Оставите в подставке для зонтов.

Бэкхён не спорит, хотя совсем не думает этого делать. Подставка для зонта? Возможно, никто не знает, что он рыцарь королевы, потому такое легкое пренебрежение. А может и из-за обратного. Мечи рыцарей были безумно дорогими, будь то средства или память, потому такое предложение кажется даже оскорбительным. Но мало ли что ему там кажется, потому что в доме тепло и сухо, а подставка для зонтов и в самом деле имеется. Мираджу ловко скидывает с себя обувь, а вот гости и попытаться не успевают, потому что их встречает уже хозяин. Бэкхён соврет, если скажет, что представлял Чондэ более красивым. Он не представлял. Но и Чондэ красивее, чем казался по разговорам. Что там говорил принц? Даже королева не спорит с ним? Четкого ответа, почему, не появляется, но возникает то самое ощущение, которое это объясняет.

— Ты уже старый, а всё растешь и растешь, — голос Чондэ четкий, немного резкий и низкий, но такой сладкий. Сам он улыбается не менее сладкой улыбкой, обнимает Чанёля в приветствии, привставая на носочки. Такой легкий, плавный, он делает шаг назад, словно по облакам ступает, смотря на Чанёля с такой нескрываемой любовью. Бэкхён на секунду позволяет себе уронить мысль, что на него никто так не смотрел.

— Это ты таешь, а я не такой и старый, — ворчит Чанёль, снимает пальто, как раз в момент, когда Мираджу отдает ему увесистую вешалку, — давно я не видел тебя таким сияющим.

— Гости в это время тут редки, — улыбается Чондэ, после чего смотрит на Бэкхёна, слегка поводит бровью, словно указывает назад, — я знаю, что рыцари Ее Величества не могут расслабиться, но дом не принимает у себя оружие. Вам стоит остав...

— Оставить меч в подставке для зонтов, — продолжает Бэкхён, получает кивок от хозяина, после чего ставит оружие в указанном месте, — без разницы.

— Прошлый раз, когда тут были вооруженные люди, встреча кончилась кровопролитием, — лицо Чондэ кажется совсем равнодушным, но Бэкхён успевает уловить, как едва-едва тот морщит нос, говоря "кровопролитие", а потом указывает на тапочки, стоящие подле входной группы, — дом сейчас жилой, нужно и раздеться, и разуться здесь.

— Вы еще не занимались старым зданием? — спрашивает Чанёль, стягивает ботинки, а его примеру следует и Бэкхён, расстегивая перед этим куртку, — ты бы мог неплохо заработать, проводя у себя встречи.

— Основные траты всё равно ушли на сад, мы справляемся малыми потерями, — рассказывает Чондэ, а Бэкхён понимает, что между этими двумя будет безумно много контекстов, которые он может никогда не узнать, — старое здание не входит в планы ближайших двух лет. Поэтому дом здесь.

— Иронично.

— Я тебя за иронию выгоню отсюда, — Чондэ говорит это совсем беззлобно, даже не с угрозой, но звучит всё равно внушительно. Гости оставляют верхнюю одежду, обувают тапочки, а потом Чондэ ведет их за собой окончательно в дом.

Просторный коридор, выходящий в гостиную с мягкой мебелью, кажется светлым, совсем приветливым. На стенах нет убранства, но и простым это место не кажется, как и сама гостиная. Ее Чондэ описывает местом для всех, кто в доме, но Бэкхёну почему-то кажется, что тут совсем никого не бывает, если нет гостей. Место пустое по своей сути, его никто не собирается обживать на самом деле. Зато обеденный зал уже звучит иначе, будь то большой стол, а может быть немного неровно задвинутые рядом стулья, но тут точно часто встречаются жильцы. Туда они заглядывают мельком, Чондэ просто показывает расположение таких помещений. Целенаправленно их он ведет в ту часть дома, где жильцы остаются ночевать. Небольшой коридор, ведущий в комнаты, расположенные по обеим его сторонам: они используются жильцами, гостям особо внимания тут уделяться не будет.

— Ваши комнаты эти, — Чондэ указывает на двери, пропуская гостей вперед. Он будто бы жестом говорит, для кого какая приготовлена, всё в его движениях будто бы более понятное, чем в словах, — утрами бывает шумно, но что поделать. Если понадобится что-то, можете попросить, но основные вещи всё равно уже на месте.

— Будешь воровать у своих работников одежду? — Чанёль дразнится, потому что их отношения позволяют такое. Бэкхён решает просто молчать, заглядывает в комнату, понимая, что она достаточно маленькая, но будто бы исчерпывающая все потребности, даже если ты знатная особа. Та же кровать кажется безумно мягкой, — еще обидятся на тебя.

— Тебе даже полотенце не дам, — Чондэ это мурлычет, приветливо, будто скрывая улыбку, — а вот Бэкхёну и мои вещи будут по плечу, так что...

— Всего достаточно, спасибо, — уверяет Бэкхён, немного смущаясь такому вниманию. Если подумать, Чондэ кажется похожей комплекции с ним, если не учитывать его узкие плечи, но вряд ли это проблема, если рубашка на нем безумно широкая. Вероятно, она будет широкой даже Бэкхёну, но для принца такие вещи будут несоразмерными хотя бы из-за роста.

— В любом случае, если что-то понадобится, даже не вещи, мы все к вашим услугам, — уверяет Чондэ. Он рассказывает про девушку, которую нежно называет "Лолочка", что живет с ними по соседству. По словам Чондэ, у нее можно попросить любое лекарство, что кажется простой предосторожностью. Шутливо рассказывает про горячую воду, а Бэкхён понимает, что дом обустроен так, чтобы каждый, кто в нем остался жить, чувствовал себя больше, чем просто комфортно. Это было похоже на то самое, что можно было описать словом "дом", вкладывая в него самые теплые смыслы.

Теплые еще и из-за того, что было тепло на самом деле. Чондэ говорит о том, что ночью может быть жарковато, но не советует открывать окна с этой стороны дома. Бэкхён не уверен, что у него будет такая мысль вообще, если учитывать то, что он промерз от усталости. Хозяин рассказывает и про то, что в конце этого крыла есть выход на улицу, маленькую террасу, на которой явно бушует мартовский ветер, но вид неплохой. Поспорить не получается, не хочется, но в весеннем пейзаже этого места едва ли есть что-то, что можно назвать "вид". Чондэ кажется излишне самоуверенным, но при этом таким мягким и добрым. Он иногда позволяет Чанёлю себя перебивать, дразнится с ним, словно они ближайшие родственники, иногда мурлычет некоторые фразы, то ли случайно, то ли флиртуя с ними. С таким же мурлыканьем он зовет их на ужин, говоря о том, что не будет их нагружать таким поздним вечером.

Правда, зовет он их не в обеденный зал, а в саму кухню, где и плиты, и разные шкафчики, и так жарко-жарко, но безумно уютно. Небольшой столик, не больше, чем на четверых, мягкие стульчики, корзинка с хлебом на столе. Чондэ отправляет их устраиваться, а сам помогает своей кухарке, что разливает суп гостям. Он отдает гостям приборы, пару закусок, пахнущих уксусом и пряностями, а Бэкхён сиротливо стягивает кусок хлеба из корзиночки, чтобы пожевать. От вкуса тошнит, как будто отдыха после дороги не было никакого. Не было. Приходится медленно прожевывать уже взятый в рот кусочек, неловко держать остальной в руке, пока Чанёль умилительно смотрит на хозяина и его работницу.

— Супом встречаешь гостей?

— Из вариантов еще варенье, — торгуется Чондэ, как раз ставит тарелку рядом с Бэкхёном, а потом возвращается за другой, — мы думали, вы приедете в ночь, не стали ничего готовить, кроме того, что ели сами. Как говорится, чувствуйте себя, как дома, а дома вот суп.

— Ну господин Чондэ, — кухарка мягко одергивает его, берет за руку так, чтобы показать мокрый рукав, — Мираджу говорила вам, что такая рубашка — не лучший выбор для дома.

— Это просто в...

— Давайте я сама уж поставлю всё...

— Вы сюсюкаетесь со мной? — Чондэ, флиртующий всем своим видом, голосом, духом, вдруг совершенно меняется в лице, отчего Бэкхён искренне давится воздухом, видя его черные глаза. Он будто соткан из какой-то ночи, а замечаешь это лишь вот в такие моменты. Он серьезен и безумно раздражен, отчего женщина сконфуженно убирает руки от него, будто бы даже отходит немного, — вон.

Женщина едва-едва кивает и почти убегает из кухни, оставляя хозяина наедине с гостями. Чондэ устало вздыхает, трет пальцами глаза, как будто ему совсем не по душе эта ситуация. У него рубашка безумно красивого цвета, глубоко-зеленого, такого невероятного, безумно подходящего его светлой коже. Ткань плотная, немного блестящая, а широкие рукава кажутся каким-то особенным выбором. Она такая выходная. Хотя весь Чондэ — парадный, излишне красивый для дома. Даже его волосы, завитки которых он убирает с лица, кажутся такими невероятно красивыми. Сам Чондэ как-то неловко улыбается, не чтобы скрыть ситуацию, а скорее для самого себя, ставит оставшиеся вещи на стол, а сам садится напротив Чанёля.

— У тебя очень сильно изменился состав людей?

— Наверное, всего трое осталось из тех, кого ты в последний раз видел, — задумывается Чондэ, — оно и к лучшему, половина из них засмеяла бы меня за то, что я позволил себе пустить человека королевы на порог.

— Как будто я счастлив, — ворчит Бэкхён, не ощущая озвученного чувства скорее из-за тошноты и голода, который не получится утолить из-за первого. Но и ощущение того, что ему тут ни рады, совсем не способствовало поднятию настроения.

— Ничего личного, — Чондэ шутливо поднимает руки, как будто сдается захватчику, а Бэкхён сейчас замечает, что весь его флирт никуда не делся, он просто стал совсем другим. Будто кто-то взял пуховые подушки в начале пути и запрятал ими колючие лозы. Пленительным он и остался, но не сладким, а каким-то безумно горьким, острым, а от того и привлекательным, — укачало? У меня есть хорошее средство, не ешьте.

— Я узнал, что это особенность всех рыцарей, — смеется Чанёль, как раз в моменте, когда Чондэ поднимается с места и что-то ищет в шкафчиках, — к слову о рыцарях...

— Никто не знает, что ты из королевской семьи, — понимает Чондэ, достает что-то, наливает воды в стакан, — ну, кроме тех, кто и так знал. А про Бэкхёна вообще никто, будем надеяться, что считают его твоим телохранителем.

— Я достаточно популярен в определенных кругах, — делится Бэкхён, а Чондэ ставит перед ним стакан и впихивает в руку то, что достал. Оказывается, некие травы, имеющие форму то ли огромной таблетки, то ли слишком ровного печенья, — это что?

— Просто жуйте, как кончится, запейте, — рассказывает хозяин, — вкус специфичный, поэтому не вдумывайтесь.

— Рубашка и вправду дурацкая, — Чондэ прищуривается, слыша это от Чанёля, но тот будто специально пытается сместить фокус внимания с рыцаря. Травы оказываются травами, сухими до хрусткости, спрессованными так, что даже кусать тяжеловато, — где ты ее выцепил?

— Она подарила, — Чондэ произносит "она" как-то безумно нежно, особенно даже, и как-то неловко смотрит на рукава своей рубашки, расшитые какой-то тонкой нитью другого зеленого оттенка, а лицо Чанёля становится полным понимания, словно ему даже стыдно за вопрос, — сказала, что мне такая ткань подойдет. Лежат две штуки без дела, я случайно достал, а потом подумал, мол, никуда не надо, не испорчу, да и что беречь, всего-то кусок ткани.

— Прости, не подумал, что этот человек может остаться в твоей жизни всё еще.

— Она думает, что мы с ней в одной лодке.

— Какое ужасное наименование для этой ситуации.

— Так и она идиотка, — Чанёль невольно давится смешком от удивления, а Чондэ равнодушно пожимает плечами и смотрит на Бэкхёна, как раз пьющего воду, — лучше?

— Так сразу? — удивляется он, получая кивок. Приходится прислушаться к ощущениям, чтобы понять, что тошнить перестало чуть ли не с первого укуса. Средство отдавало каким-то безумно горьким насыщенным деревом и яблочными косточками, во рту стоял этот мерзковатый привкус, но будто даже жить легче стало, — да. Спасибо.

— Поешьте, а то до утра будете с ветками во рту ходить, — Бэкхён послушно кивает и берется есть, про себя думая, что у супа такой домашний вкус, будто он помнил, что вообще такое дом. Чондэ с ними не ужинает, даже чай потом не пьет. Конечно, у этого всего оказывается очень веская причина, что он уже ужинал со своими людьми.

На самом деле, приехали они достаточно поздно, особенно, если вокруг все встают рано, работающие люди, а потому из жителей больше увидеть и не удается никого. Общая тишина дома не кажется угнетающей, наоборот, в этом тепле всё ощущается каким-то мягким и обволакивающим. Чанёль с Чондэ обсуждают людей, которых только они знают, какие-то такие события, которые Бэкхёну ничего не говорят. Он просто узнает, что Чондэ имеет вес во многих вопросах, связанных с внутренней торговлей, что он знаком очень многим важным людям, в том числе королеве. К слову о королеве, они совсем равнодушно обсуждают, что та едва ли доживет до осени. Бэкхён бы возмутился, что об этом еще никто не знает, но Чондэ сам про это начинает разговор, значит, он и вправду близок к власти.

Они не желают ей смерти, для каждого из них это всё же достаточно тяжелое событие, которое они бы хотели избежать. Но и глубокой скорби тут не чувствуется, словно у всех вокруг королева вызывала только кошмар, сковывала, а тут есть какие-то шансы на свободный выдох. Правда, все они трое понимали, что это будет кромешно недолго: свобода без королевы будет мнимой, потому что появится новая власть. Власть быть свободной не смогла бы. Особенно, если этой властью будет Чанёль. Грустно это всё. Бэкхён ощущает себя чужим в этом доме, но не таким чужим, как порой находит себя во дворце, ощущает себя чужим среди этих двоих, но они так свободно говорят при нем, что никто не говорил. Всё кажется таким ненастоящим, особенно остро, когда Чондэ очень мягко ему улыбается, всучивает излишне большую чашку с каким-то травяным напитком и желает спокойной ночи.

***

Самым странным в этом дне оказывается наличие бодрости. Бэкхён не ощущает себя как-то иначе, он всё еще находится в той выматывающей испепеляющей усталости, которая преследует его так долго, но не может уснуть, потому что уже выспался в дороге. Его даже не тошнит, возможно, этому способствовала какая-та волшебная трава хозяина этого дома, а может вся его атмосфера, может быть и времени достаточно прошло. Сначала Бэкхён вымывается в прохладной воде, делает слабую зарядку, стараясь хоть как-то напрячь расслабленные за день без движения мышцы. Он даже какое-то время просто лежит в постели, не двигаясь, но находит себя за тем, что крутится, не находя себе места. Идея ходить по чужому дому кажется странной, но Бэкхён всё же натягивает рубашку и выходит в коридор, не надеясь ни на что.

Во мраке приходит осознание, что дом на самом деле совершенно небольшой. По разговорам Бэкхён понял, что дом должен был быть гостевым, но из-за послевоенных трудностей восстановить хозяйский было тяжело, все жили тут. В этом месте можно было провести хороший вечер, но свободной просторной жизни не предусматривалось. Работников было не слишком много, они справлялись, но после дворца Бэкхён ощущал себя как-то странно. Давно он не был в таких местах. Теплых? Вероятно. Темновато, но есть слабое освещение, Бэкхён возвращается на кухню, вспоминая, что им разрешили тут брать всё необходимое. Необходимостей не было, но бодрость была. А еще на кухне был Чондэ. Бэкхён даже растерялся, встретив его, замер в проходе. Хозяин заполнял какой-то журнал, разложенный на столе, где они до этого ели. Тут достаточно света, но будто бы не для такой работы. Чондэ прищуривается, поднимая взгляд на гостя.

— Не спится?

— Наверное, я выспался в пути.

— Обычно после сна в дороге я засыпаю за пару минут, — улыбается Чондэ, собирает свои бумажки в журнал, чтобы закрыть его, — пойдемте прогуляться?

— Ночью?

— Там штиль, — уверяет Чондэ, поднимается с места, выбираясь из-за стола, а потом подходит к Бэкхёну и мягко-мягко берет его за руку, уводя за собой. Прямо сейчас рыцарь решает не сопротивляться. Чондэ выводит его в коридор, вручает с вешалки теплое пальто и толкает обуваться, пока сам одевается.

Только выходя на улицу, Бэкхён приходит к осознанию, что ему тут не холодно. Вся эта продроглость, ломающая где-то глубоко в костях и мышцах, пропала уже как-то давно, наверное, с момента, как он зашел в этот дом. Прямо сейчас, стоя на улице ночью, он не сталкивается с холодом марта, который его так сильно раздражает в последние года. Наверное, проблема была далеко не во времени года, не в погоде вовсе, но думать об этом не хотелось. Внимание занимали узкие плечи Чондэ, который сейчас потягивается, словно только этого весь день и ждал. Он ежится и запахивает свое пальто, а Бэкхён понимает, что ненавидит март, потому что последняя война началась в марте.

— Последняя война началась в марте, — тихо говорит Чондэ, удивляя Бэкхёна. Он не читает мысли, но и повода этого говорить не было, что кажется совершенно странным прямо сейчас. Чондэ смотрит на рыцаря, а потом указывает куда-то вперед, в мрак ночи, — за горизонтом ничего нет.

— Там чужая страна...

— Там тоже холодно в первое время по весне? — спрашивает Чондэ, совершенно безобидно, его голос звучит так просто, что даже не поймешь, что на самом деле он хочет такими разговорами, — погода тут всегда отвратительная, мне всегда холодно, как будто хоронить кого-то собираешься.

— Я не был в этой части страны никогда, тем более, у соседей, — признается Бэкхён, удивляя собеседника, — обе мои войны прошли на западном фронте, а когда все силы перебросили на северный, я уже как год был списанным без возможности ходить. Погода разная, порой и раздеться хочется, только мне всё равно всегда холодно, самое оно для похорон.

— Всё же мы жители одной страны, — усмехается Чондэ, всё еще безобидно и беззлобно, не подразумевая под этим ничего колкого, — здесь любой может чувствовать себя, как дома. Я бы не хотел, чтобы вам было сложно тут находиться. Помимо того, что я переживаю, что враждебное настроение может быть считано моими людьми, мне бы хотелось, чтобы вы...отдохнули. Впереди еще столько трудностей, не нужно пытаться быть кем-то, просто быть дома.

— Почему ее Величество вам не доверяет?

— Она.., — он задумывается над ответом, будто бы у него нет какого-то взвешенного и доступного для озвучивания. Или есть, но он совсем не хочет им делиться. Пожимает плечами и как-то излишне наивно смотрит на Бэкхёна, — потому что я не боюсь ее, а она меня - более чем. Я обладаю очень гибкой властью, ей бы хотелось ограничить меня от важных для нее людей. Но как бы это странно не звучало, я стою на ее стороне, словно подрабатываю рыцарем между делом. Чанёль мне доверяет, разве это не пугало бы?

— Почему ее Величество может бояться кого-то, кто будто бы стерт из череды ее людей?

— У меня нет на это ответа, — Чондэ разводит руками, а потом улыбается немного виновато, но скорее просто глупо, — хотя, однажды я выгонял ее из своего дома, приставив дробовик к ее голове.

— Что? — самое удивительное, что вместо ответа Чондэ просто смеется, пожимает плечами, потому что ответа у него и вправду нет. Бэкхён не верит. Не собирается. Сколько ему лет? Двадцать? Двадцать пять? Он щуплый и слабый, едва ли у него найдутся устрашающие силы против королевы. Но эта его улыбка и неловкие смешки кажутся такими честными сейчас, такими...настоящими? Как бы себя вел Бэкхён, уничтожь бы война и его дом? Королева страшна уже не была бы.

— Я шучу, — самое отвратительное, что он точно не шутит, может быть недоговаривает, но шуток тут не было. Как давно Бэкхён чувствовал вот таким безоружным? Как давно он видел кого-то живого? Улыбка на лице Чондэ такая честная, что Бэкхёну кажется, что даже он бы встал на его сторону, если бы тот попросил, — никто никогда не узнает, каким вы человеком были, пока были у меня, поэтому можете расслабиться.

— Спасибо.

***

Отдых оказывается настолько странной вещью, что Бэкхён теряет ощущение реальности, пока спит. Просыпается оттого, что устал спать. Слегка свесившись с кровати, он видит мелкие пылинки, летающие в лучах солнца, почему-то может представить, как они пахнут. Может быть не они, а солнце. Солнце пахнет? Бэкхён через силу садится, немного осоловело смотрит по сторонам и неловко поправляет волосы руками, как будто знает, как сильно они помялись и вспушились. Слишком хорошо. Это ощущение становится каким-то легким головокружением, пока он умывается, пытается уложить пушистые волосы мокрыми руками, но потом просто делает низкий хвост, решая не выделываться. Приходится одеться и выбраться из комнаты, почти никого не встречая, ведь все уже заняты своими делами. На кухне он встречает вчерашнюю женщину, а с ней мальчишку, едва ли чуть старше шестнадцати, который удивленно смотрит на Бэкхёна, едва-едва кивает, очень скромно и напугано. Приходится кивнуть в ответ.

— Впервые вижу кого-то из прислуги, кто так долго спит, — говорит женщина, а Бэкхён без зазрения совести пожимает плечами и наливает себе кофе, ведь еще со вчера выяснил, где тут что находится. Милые кружечки, такие простые, но будто бы в разы дороже и приятнее всего того, из чего ему удавалось пить этот напиток. Работники кухни сейчас разбирают посуду, видимо, собравшуюся после завтрака.

— У меня такая оплата труда, что я скорее шлюха, нежели прислуга, — совершенно спокойно бросает Бэкхён, а потом смотрит на женщину, — мне можно что-нибудь съесть?

— Господин Чондэ попросил оставить вам завтрак, — она немного раздражена. Бэкхёну не интересно, самим им или фактом, что для него кто-то попросил сделать что-то такое. Бэкхёну на самом деле давно не интересно, как к нему относится прислуга. Атмосфера во дворце была всегда отвратительной, если вопрос касался твоего происхождения и положения внутри королевских подчиненных. Бэкхён всё же был подчиненным, нежели прислугой, в его обязанности не входили функции, вроде мальчика на побегушках. У него, в отличие от прислуги, даже был контракт с королевой, в котором и его обязанности были прописаны, и плата работы, и даже сроки службы. Это было частью жизни всех рыцарей. А что было у прислуги?

— Я тебе уже сто раз про этого говорил, — Бэкхён вздрагивает, слыша, как сюда приближаются другие люди. Голос Чондэ вне вечерней дымки кажется резким и острым, он говорит громко, грубо и с оборванными концами слов. Бэкхён уже доедает завтрак, состоявший из божественно вкусной каши и маленьких закусочек, которые и остались, чтобы дожевать их с остывающим кофе. Работников кухни и вовсе тут не было, они ушли заниматься своими другими делами. А вот хозяев тут Бэкхён точно не ждал, — ты каждый раз это пропускаешь, а я потом что должен с этим делать?

— Потому что нужно записывать всё, я не могу полагаться на то, что вы записали у себя в голове! — ругается Мираджу, заходя вперед Чондэ, смотрит на Бэкхёна едва ли, потому что ей нужны какие-то бумаги из маленького выдвижного ящичка в гарнитуре, — приятного аппетита.

— Спасибо, — шепчет Бэкхён, девушка как раз вытаскивает всё необходимое и раскладывает на столе, почти не влезая в пространство Бэкхёна, но и совершенно не пытаясь его как-то жалеть. Чондэ недовольно подходит к ней, смотря за ее действиями, но не больше. Он кажется совершенно спокойным, но при этом настолько непреступным, словно не принимает никаких возражений. На нем плотная водолазка, горло и длинные, почти прикрывающие часть пальцев, рукава которой выглядывают сквозь плотную широкую серую рубашку. Это рабочий вид? Бэкхён не уверен, но не может отделаться от ощущения, что не понимает фигуру человека перед собой. Чондэ бросает на него взгляд, совершенно ничего не значащий, но сразу же смотрит на Мираджу.

— В прошлый раз мы оставили всё на месте, потому что ничего не сошлось, — рассказывает она, протягивая хозяину две какие-то слегка мятые квитанции, которые он рассматривает, — не получится это убрать лишь из-за экономии, мы каждый раз будем оказываться в этой точке. Нужно либо пересмотреть весь список, либо сократить вообще всё.

— Я кормлю два лишних рта, а они еще и умудряются объедать моих людей в самое затратное время года, — он всучивает ей квитанции обратно, как-то слишком грубо, прямо в ладонь, — объясни мне, дорогая, почему мы всё еще не выкинули их?

— Потому что нам придется уволить и полезных людей, — она огрызается, раздражаясь таким тоном разговора, но Чондэ всё еще выглядит так, словно не примет никаких сопротивлений, даже руками разводит. Мираджу вздыхает и немного смущенно раскладывает квитанции по разным категориям, — чтобы найти новых работников, придется потратиться на их обучение, а пока оно будет происходить, вам придется и смириться с тратами, и с лишними людьми в доме. Не одинаковые ли затраты для весны?

— Мы дожили до момента, когда ко мне не идут уже готовые специалисты?

— Готовые специалисты — взрослые мужики, — Бэкхён соврет, если скажет, что Чондэ не морщит нос на "взрослые мужики", как будто он их всей душой ненавидит. Хотя, Бэкхён всё еще удивлен, что его никто не выгнал за подслушивание таких разговоров, а скрывать, что он греет уши, смысла будто и не было. Этим двоим явно было не до него, — да и не каждый будет мириться со спецификой дома. Так, мы выводы озвучиваем вслух и записываем!

— Я считаю, — отмахивается Чондэ, выглядя при этом сосредоточенным. Мираджу смотрит на него с подозрением, но не спорит. Она кажется очень напряженной из-за сложившейся ситуации. Они считают деньги? Скорее похоже на какой-то продовольственный вопрос. Бэкхён же замечает нового человека этого дома, невысокую девушку, что заглядывает к ним, а потом ловко подходит к Чондэ со спины, ловко всучивая ему в руку что-то, — спасибо.

— Я Лола, — говорит она, смотря на Бэкхёна. Тот тихо представляется, не ощущая никакой власти в данной ситуации, что ее явно веселит, — приятно увидеть тут нормального человека.

— Ты ни к месту, — Чондэ говорит это так по-доброму, как будто хвалит ее прямо сейчас. А потом кладет в рот то, что она ему дала, недовольно жует, пока вытягивает из квитанций нужные ему, чтобы отдать Мираджу, — я иду принимать, у тебя десять минут, чтобы распаковать тринадцатый чек, но учти, что я буду делать отказы.

— Мы это выпишем им? — Чондэ качает головой, — а что делать с лишними?

— Ты находишь мне новых работников, сразу рассказывая, в чем проблема работы, чтобы не тратить время, а потом увольняешь этих двоих к чертовой матери. Записывай - не записывай, но сделай, пожалуйста, так, чтобы я не то чтобы не прикасался к этому, а даже не видел. Мираджу, ты тут не за "спасибо" работаешь.

— С этим что делать? — она указывает на квитанции, которые держит в руках. Чондэ смотрит на нее с таким пониманием, будто всё и без того было решено. Откуда у него такой взгляд?

— Я вычту из зарплаты каждого из вас. До единого.

— И даже меня? — спрашивает Лола, умилительно приподнимая свои тонкие светлые бровки, что с ее чернющими волосами кажется таким комичным. Чондэ смотрит на нее, а потом улыбается так нежно, словно она самая главная ценность в его жизни, сам же отходит немного от девушек.

— Спросишь у своего работодателя, я ушел, — он правда сбегает, оставляя девушек друг с другом и притихшим Бэкхёном. Мираджу убирает квитанции в карман кофты, а остальные складывает в аккуратную стопочку, чтобы убрать на место. Лола же милейше улыбается и садится рядом с Бэкхёном.

— А мы не транжирим? — спрашивает она у Мираджу, а та устало вздыхает и трет лицо руками, — ой, не мы?

— Это седьмой чек за два месяца. Я иногда удивлена, что он не уволил меня.

Бэкхён даже удивление скрыть не может, когда слышит это. В чеки обычно принято было закладывать пятьдесят тысяч син, что было баснословной суммой. Бэкхён получал один чек за месяц работы и один чек за три выезда из дворца, в год зарабатывая не больше двадцати. Обычная королевская прислуга получала не больше двадцати тысяч син за месяц, что было одной из самых высоких заработных плат людей рабочей специальности. Если даже не брать в расчет то, что Бэкхёну не на что было тратиться, ему было сложно представить, на что можно было потратить чек так быстро. Один чек - огромная сумма. Например, оплата обучения одного месяца в высшем учебном заведении была от двух тысяч син, а это считалось одним из самых сложных в плане оплаты направлением. Куда тратят такие деньги знатные люди? Девушки не выглядят удивленными такими тратами, а потому вся эта ситуация ощущается какой-то обыденной. Но это не так.

— Нам повезет, если он остынет до вечера, — смеется Лола, после этого очень кокетливо смотрит на Бэкхёна, — он казался воодушевленным приездом гостей, может быть господин Бэкхён растопит его сердце.

— Там господин Чанёль пчелкой кружится, у него больше шансов, — Мираджу издевается над ним? Бэкхён ощущает укол какой-то странной ревности, словно ему бы хотелось быть лучше принца. Или лучше для этого дома? Ему разрешили отдыхать, но какая-та обида поддевала так, хоть задание проси. Не сейчас. Особенно, когда Мираджу всё же уходит.

— А вы из важных гостей, — делится Лола, — я вас ни разу не видела, но если господин Чондэ позволяет кому-то видеть дом таким, какой он есть, то гости точно из лучших. Вы старые друзья? Почему он вам так доверяет?

— Господин Чанёль — его друг.

— А, вот оно, — улыбается она, совсем не смущая Бэкхёна. В ней есть что-то очень доброе и располагающее к себе, что Бэкхён не может не расслабиться, — они немного шумят, но обычно очень хорошенькие. Мираджу кажется, что господин Чондэ сейчас похож на человека, который запасается перед войной.

— Но ей только кажется?

— Он больше...будто предчувствует что-то хорошее. Может быть, что-то произойдет?

***

Удивительно, но Лола оказывается той еще болтушкой. Она будто бы излишне доверяет кому-то, вроде Бэкхёна, а потому самого Бэкхёна эта пугает. Она не выдает глубоких тайн дома, но рассказывает, что оплата работников в стране выше только в столице, а еще и то, что работать с Чондэ — мука, если ты не знаешь, как он работает. В подробности она не вдается, но работы здесь много. Бегать и торопиться нельзя, наспех сделанная работа обычно карается, как и работа, выполненная не до конца. Вся деятельность этого человека сосредоточенна вокруг огромного сада, вишневая плантация которого обеспечивает вином огромный процент экономики страны. Обхват сада огромный, но его результата не хватит для таких показателей количеством, они забирают качеством. Вино с птичкой на пробках Бэкхён видел, а еще он видел его цену. Вопрос, откуда у этого Чондэ такие баснословные деньги, сам на себя отвечает.

Основные работники суетятся на улице, не смотря на лютый мартовский холод, им пора разбираться с последствиями зимы, готовиться к новому сезону. Помимо сада у них есть и обычные культуры, необходимые для выживания, небольшое хозяйство и погоревший дом. В свете дня неиспользуемое здание кажется частью какого-то апокалипсиса. Лола говорит, что его эксплуатировали и до войны, и во время, и после, а потому и времени на его починку не было, запустили. Еще Лола рассказывает, что работников на самом деле не много, рук крайне не хватает, но способных найти оказывается той еще трудностью. Особенной трудностью это оказывается, если учитывать, что внимание Чондэ охватывает каждого и полностью. Вот Бэкхён с нескрываемой усмешкой смотрит на то, как два высоченных работяги получают нагоняй от этого маленького человека, виновато кланяются и принимаются разносить коробки из продовольственной машины. Один из них — Чанёль. Забава и только.

Лола предлагает поработать, на что Бэкхён шутливо отвечает, что поработал бы только у нее, прекрасно зная, что в ее обязанности тяжелый труд не входит. Очень тяжело напоминать, что он не прислуга. Очень тяжело, если нужно умалчивать, что рыцарь. Бэкхён не умеет вообще ничего из обычной работы прислуги, даже завтрак себе не приготовит. Наверное, он сгодится только для работы принеси-подай, может быть и чего потяжелее в прямом смысле, но и то без каких-то монотонных напряжений спины, кроме прямых. Такой себе работничек. Но он же сюда не для того приехал. Эта мысль с такой силой бьет куда-то под живот, что даже не верится. Он приехал, чтобы Чанёль был в безопасности. А Чондэ ему и подзатыльники раздает, и коробки таскать заставляет. Это...безопасная ситуация? Бэкхён не уверен.

— Не скучаете? — Чондэ заглядывает в дом уже в другом настроение, совсем мягком и улыбчивом, он кажется снова таким же игривым, каким был вчера. Смотрит на Бэкхёна осознанно, не так, как утром. Сам рыцарь же чистосердечно прячется в кабинетике Лолы, которая просто книжку читает, раз у нее нет никакой своей работы сейчас.

— Не уверен, — признается Бэкхён, — но выбираться на улицу я не хочу.

— Чанёль пошел от обратного — быть дома не намерен, — смеется Чондэ, кажется таким домашним сейчас, будто не гневом пылал какое-то время назад, — бестолочь, толку-то никакого.

— Разве он не помогает?

— От него была помощь, когда он тут жил. Теперь же, являясь гостем, он только смущает моих людей, сбивает с обычного ритма, пусть и пытается помочь. Лучше бы куда выбраться предложил.

— Тут жил?

— Так мы же...вы не знаете? — Бэкхён качает головой, не понимая, о чем речь. Чондэ смотрит на Лолу, будто проверяя, при ком из них ему нужно говорить разные вещи, — родители Чанёля отправляли его в качестве наказания к моему деду, вот он и был тут порой работничком. А теперь деда нет...

— Вы тот еще дед, — бросает Лола, заставляя Чондэ просто недовольно фыркнуть. Они пара? Бэкхён не понимает, как ощущает себя между ними, но ему совсем не по себе. Почему никто не может ему перечить, а ей это позволено? Кому-то еще?

— Ну да, держу у себя всякий сброд, — он огрызается даже беззлобно на нее, а потом смотрит на Бэкхёна, — я бы тоже на улицу не выходил. Но если скучно, можно попытаться выпытать работу на кухне, как раз скоро обед.

— Я...там не помощник?

— Они к еде и не пустят, так, порядок навести. Но я не заставляю, на вашем бы месте вообще целый день валялся в постели.

— У меня иногда бывают выходные, таким можно заняться и дома. А тут, даже если вы хотите называть отпуском, всё равно другое, — признается Бэкхён, получая кивок от Чондэ. Интересно, а у него бывают отпуска? У Бэкхёна их, если признаться, их никогда не было, может быть однодневные, но таких, выездных, и не найдешь.

— Пойдем, — зовет Чондэ, жестом будто заставляет подняться. Бэкхён не спорит, поднимается и выходит из кабинета, чтобы плестись за ним, — всё в порядке?

— А не должно? — спрашивает Бэкхён, слыша в чужом голосе беспокойство. Чондэ пожимает плечами, будто должно, но он не хочет вытягивать. Приходится прислушаться к ощущениям, чтобы ответить, — всё хорошо.

— Я не стал говорить никому, что вы "охрана" Чанёля, просто назвал помощником, многие могут посчитать...прислугой?

— Говорите, что я с ним сплю.

— Что, простите? — Бэкхён улыбается самой глупой улыбкой, на которую способен, но будто не может сделать это нормально. Возможно, дело в том, что он забыл, как вообще улыбаться, а может во взгляде Чондэ, которому совсем не смешно. Бэкхён возвращает себе строгий вид и вопросительно смотрит на него, — он будущий король, будьте осторожнее с высказываниями, которые могут вас похоронить.

— Никто не заметит.

— Рыцари безумно популярны, не думал бы так.

— Разве не все мы понимаем, что они перестанут существовать, стоит смениться власти? — Бэкхён не спорит и не язвит, он более чем уверен, что Чондэ думает также. Точнее, что Чондэ знает этот факт лучше него. Только вот, не думает. У него на лице ни одной эмоции, которая показывала бы согласие.

— На рыцарях держится очень много вещей в королевском дворе, кто, если не вы, будет лучшим атрибутом королю?

***

Во время обеда собираются все работники, громко переговариваются, обсуждая сделанное за сегодня. Бэкхён устраивается рядом с Чанёлем, но не ощущает себя нисколько голодным. Он бездельник. Если даже упустить тот факт, что он совсем недавно встал, в привычку уже вошло пропускать обед. Зато чужая усталость и ранний подъем позволяет всем быть в своих ритмах, которые не вызывают внимание в сторону гостей. Они будто всегда тут были. Так страной и непривычно. Но Бэкхёну нравится, ведь быть невидимкой - часть его работы. Так еще и Чанёлю безумно идет быть обычным человеком. Он и в образе короля красив, и в таком, совершенно простом и рабочем. У него волосы убраны назад, так привлекательно. Но не так привлекательно, как у Чондэ, который игриво болтает с Мираджу, а потом ловко откидывает прядки своих вьющихся волос назад.

Чондэ очень сильно отличается от своих работников, хотя работает наравне с ними, у него будто даже черты лица другого сословия, не говоря уже про манеры и речь. В основном среди его работников - женщины, жилистые, плечистые и сильные. Стройных и маленьких от силы две, одна из которых белоручка Лола, а вместе с тем и ни одной с лишним весом. Мужчин Бэкхён насчитывает четверых, все они высокие и широкоплечие, физические данные точно играли огромную роль при выборке. При выборке, из-за которой Бэкхён смотрит на мужчину рядом с Чондэ и точно знает, что видел это лицо на войне. Этот мужчина точно был среди врагов, Бэкхён почему-то остро его запомнил. Они убивали людей друг друга. Тот смотрит на Бэкхёна, словно чувствуя взгляд, а потом его лицо становится удивленным, но это удивление совсем неприятное. Бэкхён едва-едва качает головой, прося не говорить ничего об этом. Тот качает в ответ, соглашаясь. Вот так встреча.

— Ты не ешь, птичка, — Бэкхён втягивает воздух носом от неожиданности, смотрит на Чанёля, вдруг тихо заговорившего с ним. Он заметил чужое напряжение? Даже если заметил, то сделает вид, что ничего не видел. Бэкхён пожимает плечами.

— Я обычно пропускаю обед, а тут еще и встал недавно. Вы меня бросили.

— Ты знал, где я, мог и прийти.

— Улица - фу, — Бэкхён улыбается, говоря это, Чанёль кажется дружелюбным прямо сейчас, — но я и не нужен был, да?

— Всё в порядке. Мне было просто скучно, — отмахивается Чанёль, а потом чуть пододвигается и почти шепчет, — нас вечером позвали пить вино на улице, надо пойти.

— Нас?

— Меня никогда не звали, а с тобой соизволил. Давай, пойдем.

— Я же не могу отказать? — Чанёль кивает, — тогда пойдем.

— Не вздыхай, — Бэкхён пытается, но не испытывает никакого удовольствия от предложения. Ему искренне не хотелось ни на улицу, ни вино пить. Что за странное предложение? Чанёль, правда, кажется польщенным от такой идеи, отказать почти что невозможно, — ты не умеешь отдыхать. Не чувствуешь себя странно тут?

— Беззащитно, не могу отделаться от этого ощущения.

— Удивительно, что ты никогда тут не был, — выдыхает Чанёль, но такое замечание не особо радует Бэкхёна, что тот замечает, — какое-то время родители часто сюда приезжали, да и мать потом одна не единожды.

— Долгая дорога со мной не стоила безопасности, для этого есть другие рыц...другие.

— Ну да. Но твоя личная дорога точно этого стоила.