Лето не собирается сбавлять свои обороты жары, потому Бэкхён без зазрения совести просыпает завтрак и встает уже после того, как все расходятся. Он предлагает Мираджу скинуть на него какую-нибудь уличную работу, но та ловко отправляет его в город с Чондэ. Это предложение она поясняет тем, что хозяин обычно и так берет кого покрупнее, а раз Бэкхёну хочется поработать, то это будет самый подходящий вариант. Чондэ будто бы никогда не думает о словах, им сказанных, потому никакой неловкости не ощущает с Бэкхёном. Будто и не было ничего. Но Бэкхён точно знает, что, стоит его спросить про любой кусочек их разговора, он не станет его отрицать. Если бы в его словах был хоть какой-то секрет, он бы просто их не обронил. Бэкхён ненавидит эту черту в других рыцарях, а она имеется, но почему-то не может кривить нос от Чондэ в этом плане. Да и сам он, если вдуматься, не ощущает себя странно от того, что они обсуждали.

В город их подвозят на машине, но во между каждой торговой точкой они передвигаются самостоятельно. Да и разговор про тяжелые покупки будто и не существовал, основные заказы Чондэ просто делает на бумаге, используя договоры на какие-то поставки. А что-то единичное он всё же вручает Бэкхёну, чтобы тот не скучал. Бэкхён и не скучает, разглядывая разные прилавки торгового квартала, витрины и простые вывески. А потом теряет Чондэ, не сильно, тот просто отстает, заглядываясь на что-то. Бэкхён к нему возвращается, встает рядом, отмечая, что Чондэ смотрит на маленький магазинчик с вещами, ткань которых выкрашена в разные цвета, очень яркие и плотные, вероятно, безумно дорогие. Чондэ же заглядывается на мужские рубашки каких-то безумно изумрудных цветов с разной золотистой вышивкой. Красиво.

— Вам нравится такой стиль? — спрашивает Бэкхён, а Чондэ удивленно вздрагивает, смотрит на него, а потом ловко разворачивается и возвращается на нужный путь. Ему будто бы совсем не понравилось быть пойманным на таком любопытстве. Бэкхён идет немного позади, но не догоняя. Однако, как только они оказывать достаточно далеко от того магазинчика, Чондэ сам оглядывается на него и будто бы ждет, пока Бэкхён не окажется ближе, что тот и делает.

— Мне безумно нравится.

— Почему бы не взять?

— Потому что я не могу, — отмахивается Чондэ, словно стараясь не казаться таким несчастным, каким себя ощущает. А ему явно эта мысль дается болезненно, — многие вещи, которые я хочу, зачастую просто бесполезны. Мне некуда надеть слишком красивую одежду, да и если покупать, нужен повод. К тому же, у меня и так много таких вещей, нужно бы носить их на важные встречи, а не искать новые.

— Вы ведете себя так, словно не обладаете огромными сбережениями.

— Это вы обладаете огромными сбережениями, а я всё же связан своим производством. Мне нельзя потратиться просто так, если за мной люди. Тем более, всё стало дороже, а чеки - меньше. Не могу рисковать тратами.

— Ваши люди, я заметил, очень хорошо выглядят.

— В правилах всё равно есть обязанность хорошей одежды, даже если рабочей. Никаких дыр и заплаток, я просто обеспечу их нужными и необходимыми вещами, — Бэкхён это еще в прошлый раз заметил. Никаких неопрятных причесок - все волосы были убраны или коротко подстрижены, вся одежда - аккуратная и чистая (по крайней мере, в начале дня), да и сами работники чистенькие и ухоженные. Чондэ, вероятно, не следит за этим постоянно, но потерять работу за отвратительный вид тут явно было легко.

— Ну, вы платите им за работу, не вычитывая при этом ни проживание, ни питание, ни форму одежды. Это огромная растрата.

— Разве рыцари платят за свою жизнь во дворце или форму? А за оружие?

— За оружие - да. Нам предназначалось стандартное, но это не было особо удобно, мы каждый сам для себя заказывали, оплачивая самостоятельно. Там не было правил, что хочешь, то и берешь. Да и форма...если что-то тебе слишком большое, подшивать ты будешь сам.

— Звучит нечестно.

— Но мы и получали огромные суммы за свою работу, можно и потратиться.

— Вот и я могу потратиться на них.

— А на себя? — Бэкхён немного издевается прямо сейчас, что Чондэ прекрасно понимает. В нем было что-то такое, что иногда выдавало в нем совсем юного человека. Яркие детали ему явно нравились. Они привлекали его внимание, а когда он бывал за этим пойман, то старался это скрыть, будто ему стыдно.

— Это мелочи, успею, — он неловко улыбается, — вообще, если бы я мог тратить всё на себя, то покупал бы себе коллекционные машинки.

— Машинки?

— Модели, — Чондэ руками показывает, что предмет разговора маленький, умещается между двумя ладонями. Какой странный выбор, но такой мальчишечий, — они так увлекательно выглядят.

— Неужели вы ни одной не купили? — Чондэ качает головой, — почему же тогда такой выбор?

— У меня есть две, — Бэкхён почему-то не сомневался, — мне подарили в разные моменты жизни, нахожу это умилительным.

— Вам нужна компания друзей, которые могли бы дарить такие вещи на праздники.

— Сейчас безумно сложно заводить друзей, — Бэкхён прекрасно это понимает: как найти себе друга, если тебе уже за двадцать, звучало той еще загадкой. Бэкхён не знал. Он надеялся, что это происходит из-за налета звания рыцаря на нем, но а что делать просто богатому и красивому человеку? Надеяться, что его считают другом не ради выгоды? Едва ли такое случится, — да и тех, кого я привлекаю, выгоднее всё же выводить на деньги, а не на подарки.

— Друзья господина Минсока не являются вашими друзьями?

— Быть в компании его друзей сродни тому, что мама попросила брата посидеть со мной, а никто из нас этого не желает. Половина из них даже про семьи стесняется говорить при мне, словно я маленький. Многие его друзья остались с детства, а потому и я для них остался маленьким братом, при котором стыдно делиться чем-то, вдруг растреплет.

— Никогда не ощущал похожего, — признается Бэкхён, на что получает взгляд, полный сомнений. Чондэ явно хотел бы сказать что-то про то, что такого не может быть, но будто вовремя вспоминает, с кем разговаривает. На самом деле, Бэкхён не уверен, что в его настоящей семьей были старшие дети, но с младшими он точно не водился (возможно, в силу своего возраста), но среди рыцарей, приравненных друг к другу, такого и не почувствовать. Насколько близки Чондэ и Минсок? Как это ощущается: как у Бэкхёна с Кёнсу или совсем иначе?

— С Минсоком в принципе не получалось никогда быть близким из-за разницы в возрасте, — делится Чондэ, неловко улыбаясь, — больше жизни его любил, а он всегда только и делал, что говорил "если будешь умирать, то не при мне". Хотя, всегда меня защищал.

— Однажды Кёнсу мне сказал что-то похожее.

— Что не стоит умирать при нем?

— "Я не могу быть живым свидетелем твоей смерти".

— Романтично, — смеется Чондэ, — они просто не хотят говорить, что очень сильно нами дорожат.

— Иногда мне кажется, что я ни разу не слышал ни от кого, как я им дорог, — Чондэ смотрит на него с неким сожалением, но почти беззвучно говорит: "У меня бывало". Почему-то Бэкхён искренне рад этому признанию: этот человек должен был слышать такое часто. Наверное, даже Минсок, играющий роль недовольного старшего брата, говорил это ему не единожды. Чондэ смотрит куда-то вперед, будто стараясь не указывать на это.

— Вы...у вас нет планов?

— На вечер? Или сейчас?

— Сейчас, — всё же указывает почти без жестов на какую-то компанию людей впереди, — хочу поболтать, но...немного не та история...

— Будет не очень хорошо, если королевские знакомые увидят вас с рыцарем? — Чондэ кивает, а Бэкхён принимает предложение, наверное, из вежливости, а может из-за своих каких-то желаний, которые в тот момент еще не озвучил себе, — есть пара лавочек, на которые я бы еще раз поглазел.

— Спасибо, — улыбается Чондэ, — как надоест, можете вернуться к машине.

— Не волнуйтесь.

***

Бэкхён думает о том, что Чондэ позаботился даже не о своей безопасности, а о безопасности короля и его имени, не показав рядом с собой рыцаря покойной королевы. Бэкхён приходит к водителю раньше Чондэ, но ждать того долго не приходится, он прибегает почти сразу после. С парочкой новых покупок, но вроде как нужных. Они заезжают в еще одну точку, чтобы забрать часть заказа, выслушивая недовольство водителя из-за того, что ему вместе с Бэкхёном нужно таскать тяжелые коробки. Бэкхён не против. А еще Бэкхён не против греть себя мыслью о том, что купил одну вещицу, которую обязательно потом незаметно подкинет Чондэ, чтобы тот хоть немного был доволен. А может и не незаметно. Вылазка оказывается продуктивной во всех смыслах, но тратит безумно много времени из обычного дня.

Когда они возвращаются, начинается дождь. Он несильный, но такой необходимый для жары, что не верится. Работники радостно разговаривают с Чондэ, говоря, что всё сходится с тем, что дождь продлится пару дней. Чондэ же раздает пару приказов для сада, которые работники быстро выполняют. Оказывается, у них есть какое-то удобрение, которое разбрасывается почти под каждым деревом, чтобы дождем размыть. Дождем, который с каждым часов, приближающим к ночи, начинает усиливаться. А перед сном разражается грозой, сверкающей и грохочущей, словно окна трястись начинают. Бэкхён глотает излишне густые слюни и закрывает уши и часть висков пальцами, стараясь не думать. Гроза его не пугала. Просто ощущение было неприятное.

Оно продолжается и на следующий день, потому что гроза пусть и стихает, но ливневый дождь продолжается. Становится будто бы даже холодно. Ни минуты без дождя в этот день, зато другие работники возвращаются. Они разговаривают громко, раз дел на улице нет, находятся в доме и разбираются с мелочами. Чондэ среди громких голосов не выделяется, видимо, настроение у него просто такое, да и приказов особенных нет. Бэкхён пару раз ходит на улицу с работниками, забирая разные вещи или, наоборот, унося их. А еще, не желая этого на самом деле, подслушивает ненужные разговоры. Бэкхён ходит тихо, а в общем, дышащим звуками доме его тихие шаги просто растворяются. Слышит разговор женщин о том, что господин Чондэ ну никак не мог привести в дом рыцаря. Они сетуют, что в прошлый раз видели короля, но не создали с ним полезных связей. Бэкхён бы сказал, что шансов у них и не было.

Чанёлю нравились определенные девушки с определенной внешностью, обычные работницы никогда бы не смогли подойти его стандартам в красотках. Бэкхён прекрасно знал про свидания, на которые принц тихо сбегал, а потому и женщин его знал. Но вот, раз он в список его любовников не входит (хотя в прошлый раз сам шутил тут про это), то сплетницам обязательно нужно придумать его новую роль. Роль, оправдывающую его присутствие здесь, хотя он рыцарь королевы Коын. Девушки в конечном итоге приходят к совсем неудивительному заключению, что Чондэ спит с этим рыцарем, раз дружит с королем. А может быть он дружит с королем лишь из-за того, что спит с рыцарем. Забавно. Бэкхён позволяет себе подумать о том, что они пару раз целовались, но будто бы между ними нет ничего, что заставило бы оказаться в одной постели. Или есть?

Гадать не приходится, потому что в доме такая суматоха, что не до таких гаданий. Утром следующего дня Бэкхёна будит Мираджу, как-то слишком агрессивно, чтобы точно встал. Он будто с ними работает, а не гостит. Девушка оставляет одежду, подходящую для работы, а потом уходит, прося не задерживаться. Просить и не надо, Бэкхён выходит ко всем раньше обычного, даже раньше многих работников. Чондэ раздает приказы, распределяя людей на работу. Дождя нет, но он точно сегодня будет. Спрашивать, почему же решение собирать ягоду в этом всем имеется, Бэкхён не решается сразу. Спросит потом. Тем более, что Чондэ говорит Бэкхёну работать вместе.

Работать вместе немного льстило, но Бэкхён просто рассматривает сад, понимая и слушая, что сад разделен на несколько частей. Разные сорта вишни стоят немного поодаль друг от друга, образуя аккуратные островки, разделенные расстояниями, пусть и небольшими, достаточными, чтобы вишня не опыляла другую. Решение неплохое. Многие вещи тут не кажутся важными, ты их даже не заметишь, если и не озвучить, но всё продуманно до таких мелочей, что никакого лишнего шага. И работа распределена аналогично. Мираджу отдает Бэкхёну маленькое ведерко, у которого вместо ручек веревка, плотная и длинная. Бэкхён вопросительно смотрит на девушку, не зная даже, как спросить. Мираджу смотрит на него в ответ, закатывает глаза.

— Господин Чондэ, вы взяли на работу диверсанта!

— У каждого есть свои недостатки, — смеется Чондэ, мягко подхватывает Бэкхена под руку, захватывая ведро побольше, в котором прячется еще одно маленькое, как у Бэкхёна. Рыцарь бы спросил, какие у него есть достоинства, но почему-то решает отложить этот вопрос на другой раз, совершенно еще не зная, что другого раза для этого вопроса не придется. Работники расходятся по разным частям, а Чондэ как раз заводит Бэкхена в один из островков, сразу поглубже.

— И что делать? — спрашивает Бэкхен, а Чондэ, поставив свою ношу на землю, забирает ведерко Бэкхена, распутывает веревку и накидывает на шею рыцаря. Идея кажется странной, неподготовленная к такому шея не совсем понимаем, что от нее вообще хотят, Бэкхён невольно наклоняется вперед поначалу.

— Так удобнее собирать: в маленькую емкость под рукой, чтобы не таскать огромную или не бить ягоду, пока кидаешь вниз, — рассказывает Чондэ, — да и сам процесс идёт быстрее в таком виде. Веселее.

— Разве ягода не будет биться, пока мы будем ее пересыпать?

— Ну так, достаточно ее просто не швырять, — ворчит Чондэ, как будто это очень очевидная вещь, — вишня плотная. Мы сейчас собираем всё, что не зеленое.

— Даже если не до конца спелое? — Чондэ кивает, — но почему?

— Работы будет много, но ее можно сделать только большим объёмом за раз. Если мы сорвем спелые-спелые, а слегка незрелые оставим, то спелые, дожидаясь других, просто сгниют. Не переживайте, мы не заметим, как соберем уйму, но не продвинемся и на метр.

Это вовсе не оказывается шуткой: не проходит и пятнадцати минут, как они заполняют большую емкость. Чондэ отправляет Бэкхёна унести и высыпать, а сам берется за обе маленькие, которые к приходу Бэкхёна будут полные. Чондэ очень продуктивен, его руки будто и секунду не отдыхают. Но в таком ритме работали абсолютно все тут. Каждый, кто был занят в саду, только и делал, что ссыпал вишню из маленькой емкости в большую, а потом за пару таких действий убегал опустошать тары. Это давалось работникам ловко и легко, потому что работа была привычной. Влажная трава будто бы утоляла жару, стоящую даже после дождя, а потому все действия шли быстрее.

Для обработки ягоды отводился целый производственный амбар, длинный, аккуратный, его и не заметишь с внешней стороны двора. Там вишню промывали, перебирали, распределяя: какая отправится на вино, а какая уйдет в переработку. Воды тратилось на это много, как и сил. Бэкхён смотрит на свои пальцы, отмечая, что подушечки окрасились каким-то серо-зеленым мхом, потому что он держал веточки вишни. Многие деревца были новыми, еще не выросшими в настоящие раскидистые деревья, оставались тонкими высокими кустиками, веточки которых можно было сгибать, удивляясь их податливости. Хотя в некоторых сортах использовались специальные лестницы, чтобы было проще достать, но там и деревья были постарше, усыпанные ягодой так, что ивой свисали книзу.

— Тут так сыро, — ворчит Бэкхён, пробираясь в более укромное местечко в кустах за ягодой, но мокрые веточки так неприятно касаются, заставляя одежду намокнуть. Муслиновая рубашка, которую Чондэ ему отдал для работы, легко впитывала в себя влагу, неприятно охлаждая тело.

— Вишня должна блестеть и быть влажной, когда мы ее собираем. Тем более, после пары дней жары она набирается пылью, дождь ее смывает. Да и собирать во влаге проще, чем в зной. Пусть тут и тень, но от солнца в таком деле не скроешься. Иногда кажется, что даже если неделю будет идти дождь без единого луча солнца, всё равно сгоришь во время сбора.

— Никогда бы не подумал, — признается Бэкхён, — но листья такие яркие из-за дождя, будто всё приобрело свои краски после дождя. Сад такой яркий сейчас.

— Как самочувствие?

— Я не перетружусь от такой работы, — смеется Бэкхён, немного отвлекается, за что получает веткой по лицу, не больно, сам себя же бьет. Морщит нос, возвращаясь к своей работе. Чондэ поглядывает на него, продолжая собирать ягоды в быстром темпе, словно и не смотря на них вовсе. Он останавливается, подбирая слова.

— Я не про это.

— Всё хорошо, — Бэкхён бы сказал, что ничего не чувствует, но его ощущения не похожи на "ничего". Это больше звучит спокойствием, таким необходимым его душе, — мне стало лучше. Нужно было отвлечься.

— Я рад это слышать, — мурлычет Чондэ, возвращаясь к ягоде. Бэкхён задумывает над ощущениями, всё еще пытаясь их описать самому себе. Легче было. И с Чондэ рядом, и без него, но у него дома. Он просто забывал думать о том, что где-то есть другой "дом", что где-то его ждут. Да и ждут ли его там? Чондэ сам себе улыбается, слабым взмахом головы скидывая вьющиеся волосы с лица, — вам идет спокойствие. Вы будто такой легкий, когда не держите спину.

— Почему вы всегда обращайтесь ко мне...на вы?

— Вам не нравится? — удивляется Чондэ, отпуская ветку, которую наклонял, чтобы собрать ягоду, потому что с ней уже закончил. Он передвигается достаточно быстро сквозь аккуратные деревца, почти заканчивая с новым набором, который нужно будет унести на обработку. Бэкхён пока что бежать туда не хочет, пытается отвлечь Чондэ хотя бы немного, но тот даже не смотрит на него, — разве это не вежливость?

— Но к своим работником вы обращаетесь без формальности.

— Но и вы не мой работник, Бэкхен.

– Но я же ниже по званию.

– Ниже? – Чондэ будто бы искренне удивляется, слыша это, — но это вы самый близкий человек к короне, а не я. Кто тут еще выше?

— Это будто бы...немного непривычно. Я нахожусь в другом статусе, нежели вы...

— Мы можем разговаривать без формальности, — предлагает Чондэ, что Бэкхёна смущает: вот этого он точно не ожидал. Разговаривать с Чондэ без формальности было как-то странно и совсем неприлично. Наверное, будь бы между ними что-то более неприличное, то это бы подходило, но Бэкхён и тут не уверен.

— Может быть не будем?

— Тогда не просите о половине, — Чондэ такой умилительный сейчас, как и его немного влажные волосы, откинутые с лица так, чтобы не мешались, кажутся такими игривыми сейчас. Весь он. Самое интересное, это его настроение никак не связано с тем, что он пытается провернуть с другими. Бэкхён его такого любит где-то в глубине души. Но никогда не думает об этом, — я хочу, чтобы мы были в равных условиях друг перед другом. Если вам станет скучно, можете называть меня без формальностей. Но первым я не стану.

***

Какой же тяжелой работой оказывается сбор ягоды, когда ты стоишь весь день, выполняя монотонную работу. Бэкхён начинает маяться через пару часов, а обед и вовсе не способствует отдыху, наоборот, встать на место после него становится невероятным трудом. Как муравьи, работники продвигаются по саду, оставляя все меньше и меньше нетронутых деревьев. Пару раз Чондэ выгоняет Бэкхёна поработать на производстве, но, раз оно проходит долго, особой работы ему не находят. Он помогает принести разные тяжелые емкости, а потом возвращается в сад. Это всё выматывает Бэкхёна настолько, что даже сравнить не с чем. В его обычной работе такой нагрузки не было, а от того, что она появилась, хочется выть. Но с этим желанием Бэкхён через силу борется и не пытается даже делать вид, что не устал. Чондэ понятливо ему улыбается, но не отстраняет от работы.

Заканчивают они позже, чем обычно, но со сбором точно всё покончено. По крайней мере из того, что они должны были собрать. Ужин случается позднее необходимого, но все кажутся достаточно бодрыми, словно и не работали вовсе. Бэкхён помогает убрать посуду после ужина, чтобы отвлечься от усталости, но многие уже расходятся отдыхать. Но сам рыцарь вовсе не уверен, что готов спать сейчас. Он настолько устал, что не уснет просто так. Чондэ это замечает, проходят мимо, а потом жестом зовет за собой. Опять улица.

— Мы так долго были в окружении ягоды, а вы не съели ни одной, — рассказывает Чондэ, пока они идут по улице. Эту дорогу Бэкхен уже знал: они направляются в беседку, где весной были с Чанёлем.

— Это же часть урожая, как я мог, — отмахивается Бэкхён, про себя отмечая, что место изменилось, обросло вьющейся травой, создавая прекрасную атмосферу. В теплой влажной погоде тут какой-то рай, который сложно игнорировать.

— Никто бы не отругал за положенную в рот ягодку, — Чондэ в одежде домашней, сам весь от этого такой мягкий и нежный, ставит на маленький столик чашку с ягодами, самыми красивыми и сочными, — поэтому сам предлагаю.

— Тогда я не могу отказать, — усмехается Бэкхён, вытягивая ягоду из чашки. Она такая плотная, но при этом мягкая, алая-алая, как будто рисунок. Почему-то съедать ее не хочется, Бэкхён глупо смотрит на нее в своих пальцах.

– Она сладкая, не переживайте.

– Догадываюсь.

Бэкхён пробует, раскусывая ягоду во рту. Вишня – ягода сладкая, будто всё еще наполненная солнцем и зноем, хотя ее и мыли в холодной воде, и дождь ее хлестал. Сладкая, как варенье. Вино было острым в горле и на языке, а вот сама ягода - сок. Только вот, представлял этот вкус Бэкхён не так. Совсем. В его сознание она должна быть кисловатой и слегка горчить, а тут такое благословение, что не верится. Чондэ смотрит на него с лёгким вопросом, ему любопытно, как этот вкус ощущает человек, раньше не пробовавший его.

— Я думал, она кислее.

— Сорт, отпускаемый в вино, кислый. Тоже сладко, но кислит немного, будто щиплет, — рассказывает Чондэ, — она обычно мельче и не очень красивая, не захотел такой угощать. Но можем сходить и поесть всех сортов.

— Эта мне нравится, — признается Бэкхён, запихивая еще одну в рот, — но кое-что не сходится.

— Что же?

— Вишня на вкус не такая, как ваши губы, – этот флирт такой дешевый, но такой искренний. Губы Чондэ не были чем-то особенным, это просто байка. Бэкхён слышал ее от других, хотя раньше и не замечал, пока сам Чондэ не сказал.

— Оно и не удивительно, — Чондэ говорит это немного нервно и смущенно, словно пытаясь это смущение скрыть, ест вишню тоже, — я же сам это придумал.

— Разве ложь не влияет отрицательно на продажи?

— Подарочная вишня горькая, — уверяет Чондэ, — как бы...целуя меня можно попробовать мою горечь, а это будет разочаровывающе, если кто-то там ждёт сладкого мальчика.

— И смысл подарка, если он так горек? — удивляется Бэкхён, на что Чондэ просто плечами пожимает, — это уже не вы придумали?

— Сорт старый, было просто жалко его изводить, пришла в голову такая идея, — в плане бизнеса это точно имеет отличную логику. Уловка, работающая безотказно. Чондэ подкупил ей всех, кто мечтает о нем. А Бэкхёна? И его тоже. Но вот они стоят достаточно близко друг с другом, говоря про поцелуи, — у всех свои вкусы, кому-то она и без этой байки нравилась.

— Какие еще есть вкусы в этом саду? — Чондэ усмехается, то ли считывая интонацию Бэкхёна по-своему, то ли самой фразе. Смотрит на рыцаря уверенно, слегка наклоняя голову набок.

— А какие бы вам хотелось попробовать?

— Есть кое-что, — мурлычет Бэкхён, немного нагло улыбается и подходит к Чондэ ближе. Тот смотрит немного удивленно, но совсем не смущается, не отодвигается даже. Особенно тогда, когда Бэкхён целует его. Непривычно быть с ним инициатором, но так приятно. Чондэ мягко хватает Бэкхёна за плечо, словно нужно держаться, легко сжимает. Бэкхён прекрасно знает, что солнце не пахнет, но ощущение, которое исходит от Чондэ, безумно это солнце напоминает. Целовать Чондэ – не сладко вовсе, но так хорошо, пока он не кусается шутливо, слегка отстраняясь, — что-то не так?

— Всё? — Чондэ улыбается, закидывает руки на плечи Бэкхёна, обнимая, тянет немного назад, чтобы спиной опереться о перекладины беседки, — я не хочу себе объяснять это.

— Разве мы не решили, что это ничего не значит?

– А разве не значит? — спрашивает Чондэ, целует Бэкхёна снова, но легко и совсем без продолжительности, — мы же оба понимаем, что значит. Я не хочу думать о вас всё время, что не буду рядом.

— Это признание в любви?

— А что вы чувствуете? — Бэкхён задумывается: Чондэ на него смотрит с просьбой, которая не дает верного ответа. Нет никакого четкого ответа о чувствах, ведь на любовь это не похоже, но и на что-то иное - тоже. Закрывать раны друг друга – самое тупое решение, но почему-то оно кажется таким правильным. Чондэ сейчас в голове Бэкхёна просто играет роль самого лучшего отвлечения от обычной жизни. Вернись он к ней, куда пропадет Чондэ? А что до самого Бэкхёна, разве Чондэ не сам с какой-то особой нежность говорил про совсем другого мужчину, вовсе на Бэкхёна не похожего?

— Разве любовь – не самое громкое слово для нашего состояния?

— А есть лучше? Роман? Любовники?

— Мне нравится, как звучит слово "любовники", но мы же свободны, а значит...

— Я просто хочу понимать, одно ли это чувство, — признается Чондэ, смотрит на Бэкхёна, а потом мягко гладит рукой по волосам, словно кошку, — вы мне нравитесь, Бэкхён. Чувство ни на что не похоже, я не помню такого ни с кем.

— Не похоже на любовь?

— Не на ту любовь, которую я хотя бы раз испытывал, — Чондэ отводит взгляд, говоря это, — это же...как вы назвали, трагедия? Сейчас в моей жизни нет трагедии, а вся любовь была сопряжена с ней.

— А много ли изменится, если мы этому дадим название? — спрашивает Бэкхён, не ощущая никакой уверенности от этого вопроса. Чондэ смотрит на него, думает, а потом медленно расцепляет руки, отпуская их, чтобы больше не обнимать. В эту секунду Бэкхён точно знает, что тот ответит "ничего", но это "ничего" никогда само себя значить не будет.

— Ничего не изменится, — выдыхает Чондэ, — ладно, этот вариант тоже хорош.

— Но вы.., — Чондэ мягко опирается ладонью в грудь Бэкхёна, чтобы отодвинуть от себя, что тот и делает. А сам же Чондэ выбирается и отходит в сторону. Он такой спокойный сейчас, но это ложь, которую Бэкхён прекрасно видит. А как спорить с ней?

— Всё в порядке, Бэкхён. Спокойной ночи, — он начинает уходить, даже выходит из беседки и неторопливо идет в сторону дома. Бэкхёну правда нужно приложить некоторые усилия, чтобы понять, как себя вести. Обижать Чондэ этим не хотелось. Но ведь действительно ничего не изменится? Бэкхён выбегает за ним, догоняя где-то посреди сада, хватает за руку и почти силой разворачивает к себе. Чондэ недовольно закатывает глаза, вроде даже порывается забрать руку, но особых усилий не прикладывает.

— Вам это не нравится, и вы собираетесь держать на меня обиду. Ничего не изменится, если мы не назовем это любовью. Но все пойдет крахом, если не назовем? Мне не нравится такой размен.

— Бэкхён? — Чондэ всё же забирает свою руку, — я не хочу соглашаться на меньшее. Мне под силу свести с ума любого мужчину, даже самых высоких чинов, но я вьюсь перед рыцарем ненавистной мне королевы. Это разные вещи, а потому я не соглашаюсь на что-то, кроме большего. Если же это ничего не значит, то вы просто мой гость и дальше. Но на этом всё.

— Вы же сами знаете, что я не могу справляться с чувствами и их пониманием. Откуда мне знать, значит ли это что-то для меня или нет, – Чондэ тыкает пальцем ему в грудь, да так больно, что становится обидно, – я не...

— Хватит.

— Но...

— Если ничего нет, то и не будет, — Бэкхён искренне желает его взять за плечи и встряхнуть, но будто бы это ему самому нужно такое. Только Чондэ такого не провернет. Он прав: смысла такому человеку на меньший вариант нет никакого. Если Бэкхена надо встряхивать и выпытывать, то он может просто получать внимание, которое ему получить легче. Но ведь Бэкхен искренне желает это внимание ему дарить тоже, — я не собираюсь больше про это говорить.

— Чондэ!

— И что это за тон?

— А как я еще должен с вами говорить, если вы не собираетесь меня слышать? — злится Бэкхён, но Чондэ отходит от него, словно его это пугает. Не пугает, он просто пытается сбежать. Как ужасно, он даже не обижается, просто не слышит его. И не будет. Бэкхён нервно сжимает пальцы, собираясь с мыслями, — делайте, что хотите.

— Ох, ну спасибо, — Чондэ раздраженно взмахивает руками и всё же идет домой. Чертова птица. Зачем Бэкхён вообще в него ввязался? Знал бы кто. А он и сам не знает. Остаться бы тут, с ним, но никто не будет рядом сейчас.

***

Утро начинается с дождя, легкого, но такого освежающего. Солнце светит сквозь тучи, из-за чего дождь кажется каким-то ненастоящим. Бэкхёна работники утягивают в производство, разносить ящики с готовой к транспортировке вишней, а также пару коробок с вишневым материалом, который тоже уходит на продажу. Вино же готовят долго, его заготовки частично уже отправлены в хранение, а часть только готовится. Мешки с сахаром, к слову, Бэкхена тоже просят поносить, но его выхватывает Мираджу, уводя в сад. Там работы-то не осталось, но Бэкхен послушно плетется за ней. Потому что она собирается скинуть его Чондэ. А судя по недовольному лицу того, это она собирается сделать без его приказа.

— Вы не успеете, помощник вам пригодится, — говорит она, — тем более, я уже договорилась на два заказа.

– Я однажды уволю тебя, – вздыхает Чондэ. Он сегодня не относится к Бэкхену иначе, нежели вчера, нет. Всё осталось таким, каким и было. Никакой неловкости, – надеюсь, никаких встреч?

– Только отправка. Вы же сами говорили, что нужно быстро раскидать. Один для Дживу.

– Всё, иди, – отмахивается Чондэ, а потом жестом зовет к себе Бэкхена. Они берут маленькие корзинки с маленького склада инвентаря, а потом Чондэ ведет его к той вишне, что вчера была нетронута вовсе. Ягоды здесь крупные, почти чёрные, переливаются в солнечных лучах. Какие они на вкус?

– Собрать корзинку?

– Да, но только самой спелой, – рассказывает Чондэ, срывает пару и протягивает Бэкхену, – должна быть очень насыщенной и мягкой. Если не подходит, то не трогаем.

– Особый сорт? – Чондэ усмехается, отдавая сорванные Бэкхену, как бы давая попробовать. Тут не откажешься. Бэкхен пробует и невольно морщится: ягода горьчит. Она сладкая, тягучая, словно засахаренное варенье, но горечь отдается на языке каким-то легким покалыванием, которое и не опишешь вовсе. Бэкхен не ожидал. Чондэ смотрит на него, словно не удивлен реакции.

– Всего два деревца, обычно больше пяти корзин и не соберешь.

– Подарочная вишня? - Чондэ кивает, - никогда бы не подумал.

– Подарок должен быть сладким?

– Хотя бы радость вызывать.

– Кого-то радует и горькая вишня, вкусы же разные, – уверяет Чондэ, приступая к работе, – некоторые...уверяют, что вкус этой вишни зависит от рук, которые ее собирают.

– То есть, если я буду собирать ягоду, кто-то узнает, что это не вы? – Бэкхен уже скидал парочку, поэтому немного нервно остановился. Чондэ же улыбается ему и кивает, – и зачем вы меня позвали?

– Таких людей мало, так что для них в любом случае соберу я. А остальное можно уже и соврать.

– Почему вы соглашаетесь на чужую шалость?

– Это же мое лицо. Как я могу? – а то и верно: если его продажи зависят от вкусов богачей, то стоит им угождать. Тем более, если во вкусах богачей ты сам. Бэкхен искренне даже осуждать его за это не может. Да и зачем оно?

Они говорят о чем-то совершенно стороннем и будничном, что Бэкхен даже забывает о том разногласие вчерашнего вечера. Будто это два разных человека. Почему вечерний Чондэ каждый раз отдает ему откровенности и свое сердце, а дневной Чондэ делает вид, словно ничего и не было вовсе. Дневной Чондэ говорит властным голосом со своими работниками, а вот вечерний - полушепотом с Бэкхеном. Какое ужасное чувство, если к нему прислушаться.

Под моросящим дождем Бэкхен время от времени чувствует себя немного тревожно, будто что-то напоминает ему о доме. Доме, в который он совсес не боится возвращаться прямо сейчас. Эта тревога стихает каждый раз, когда Бэкхен смотрит на Чондэ, его увлекательный профиль. Интересно, если целоваться с ним прямо сейчас, пока солнце продирается из-за туч и освещает его лицо, будут ли видны мельчайшие веснушки, прописавшиеся на чужих щеках из-за уличной работы? Бэкхену просто любопытно.

– Кого это там принесло? - Бэкхен выныривает из своих мыслей, когда Чондэ произносит это. Они и так заканчивают - Чондэ помогал с остатками корзинки Бэкхена, давно окончив со своей. А тут гости? Бэкхен слышит машину, заезжающую на территорию перед двором. Чондэ оставляет Бэкхена, выбираясь на тропинку, чтобы пойти туда.

Как любопытно. Бэкхен добирает ягоду, немного спеша, а потом уносит обе корзинки в нужное место. Мираджу там не оказывается, но работники и так знают, куда это убрать. Ради интереса Бэкхен решает пойти к выходу со двора, чтобы утолить свое любопытство, убирает назад пальцами волосы, будто они мешают, отряхивает одежду руками, немного мокрую и мятую. На деле же гостем, совершенно незванным и нежданным, оказывается Минсок. Он не проходит в дом, они разговаривают с Чондэ на улице. Бэкхена замечают, зовут к себе жестом.

– Рад видеть такого ценного человека в хорошем настроение, – бросает Минсок, словно вместо приветствия. Бэкхен учтивый кивок ему отдает, думая, что он в чем-то и правда должен был измениться за эту неделю.

– Рад вас видеть, господин Минсок.

– Не стоит: мало кому нравятся весточки из настоящего мира.

– Настоящий мир мне тоже очень нравится.

– Нет желания в него вернуться? - вопрос звучит так неожиданно, что Бэкхен теряется: как он может туда вернуться? Так скоро? А не для того ли он убежал, чтобы никогда не возвращаться? Ответ не находится сразу, он будто бы даже порывается взглядом посоветоваться и с Чондэ, и с Минсоком, но сразу же себя одергивает, опуская взгляд, – если вы не хотите, никто не заставит.

– Выбрал ты конечно время для вопросов, - вздыхает Чондэ, - что там делать?

- Во дворе так пусто и тихо, будто лето только наступило.

- Или будто там траур, - напоминает Чондэ. Он не хочет Бэкхена отпускать? Не его ли сердцу будет проще его просто выкинуть? Неужели он стал переживать. Бэкхён смущенно улыбается, думая, что всё же должен принять предложение.

- Когда нужно возвращаться?

- Я возвращаюсь завтра, поедем в ночь, - делится Минсок, - времени на отдых правда было мало, на вашем месте я бы повременил. Хотя, тут скорее устанешь, чем отдохнешь. Тем более, с ним.

- Я не способствую отдыху?

- Ты его не превращаешь в мучение? - усмехается Минсок, но Чондэ, совсем необиженно, бьет его ладонью по плечу, - я шучу, не ворчи.

– Мне тут очень нравится, – вмешивается Бэкхен, – но дома осталось так много всего. Разве не лучше будет вернуться и показать всем, что мы поддерживаем нового короля?

– До коронации есть время еще, можно не торопиться сейчас, - напоминает Чондэ, словно отговаривая. Бэкхён не желает от него сбегать, но чем больше он желает остаться, тем больше напоминает ему это о том, что дома так много людей, которым сам Бэкхен мог бы быть нужен.

– Вы же все равно вернетесь сюда завтра? - спрашивает Бэкхен, на что Минсок утвердительно кивает, – могу ли я подумать?

– Конечно, выбор же есть всегда.

***

Между делом Бэкхен узнает, что Минсок приехал сюда в гости к совсем другому человеку. Он называет ее матерью, хотя Чондэ использует достаточно ловкое "эта женщина", говоря о ней. Позже он рассказывает, что матери у них разные, а потому и не испытывает он радужных чувств к той, кто ему совсес незнаком. Зато теперь Бэкхен понимает, что нечто похожее в братьях было похожим лишь со стороны отца, вот эти вроде бы острые черты, но при этом такие мягкие и привлектельные. Должно быть, их отец был тем еще красавцем. На секунду он думает и о том, что где-то такую внешность он уже отмечал: холодная строгость, но впитавшая в себя мягкие завитки, чтобы все вокруг любовались.

Минсок же не остается ни на ночь, ни даже просто в гости на пару часов. Чондэ и не настаивает, отпускает его быстро, ведь у самого так много дел. И не врет, не приседает ни на минуту до вечера, всучивает столько работы каждому в доме, что и спорить с ним некогда. Настолько некогда, что Бэкхен падает без сил в постель, желая уснуть сразу же. Вроде и получается, но просыпается он быстро, всё же моется и переодевается в чистое. В горле стоит пустыня, совсем ночи несвойственная. Бэкхен выбирается на кухню, совершенно не удивляясь тому, что находит там Чондэ. Только вот, хозяин спит, сложив руки на столе и опустив голову на них. Сон его поверхностный и тревожный, он немного неловко и нервно поднимается, слыша тихую активность вокруг. Смотрит на Бэкхена, а потом снова возвращается в ту позу, но не засыпает. Бэкхён же садится напротив.

— Ваши руки в шрамах, будто молния небо очертила, — шепчет Чондэ, а Бэкхен ловит себя на том, что вот с ним он разговаривать не очень хочет. Не о шрамах. Вообще. Мысли о том, что ночной Чондэ - совсем другой человек, его не радовали.

— Иногда непослушных мальчиков наказывают парой ударов молний. А иногда это используют для особо несговорчивых.

— Разве пытки электричеством не приводят к нарушению движений? — уточняет Чондэ, медленно моргает, будто бы это ему снится. Бэкхён в шутку повторяет его позу, чтобы смотреть в лицо с одинаковой высоты. Чондэ это вовсе не смущает. Странно осознавать, что Чондэ и без объяснения ситуации понимает, о чем речь. Как бы Бэкхён не вывернул, он будет знать, что в этом вина только другой стороны, потому что войны приводила к пыткам.

— Пытки были так давно, что уже неправда. Следы после них красные и воспаленные, а мои почти превратившиеся в кожу, белесые. Я просто уже научился ходить.

— Вы не думали сбежать?

— Сейчас? — уточняет Бэкхен, но Чондэ качает головой. Бэкхён говорил ему? Чондэ прекрасно знает, что рыцарям это невозможно сделать , — не смог я тогда от этого сбежать.

— Я про дворец...

— И я, — Бэкхен и так понял: любой бы, кто получил такие сложные травмы на работе, сбежал бы с этой работы. Чондэ смотрит на него так, будто воспринимает как-то излишне медленно и плавно, следит за пальцами, а Бэкхён только сейчас понимает, что едва-едва ими постукивает по столу. Сжимает, пряча, — я не представлял жизнь не в работе на королеву, куда бы мог уйти. Тем более, имея такое прошлое.

— Сейчас королевы нет, но вы не бежите.

— Но я и не остался еще, — напоминает Бэкхен, слегка приподнимаясь, — эта работа правда не имеет смысла без нее. Может быть, я и уйду скоро, но пока нужен, попробую быть рядом.

— Самое удивительное, что Чанель думал обратное именно о вас, — Чондэ поднимается, садится ровно, а потом тянет спину, — он был уверен, что вы уйдете, стоит королеве умереть. Никогда бы не подумал, что его самый страшный враг окажется с ним самым близким союзником.

— Мы никогда не были врагами - работаем-то ради одной страны. Пусть и с разными взглядами.

— Вы уедете завтра?

— Думаю, да, — Бэкхен всё уже решил, он точно поедет. Но смотрит на Чондэ так невинно, словно не врет, выпрямляется, слегка отводя плечи назад. Он не хотел бы уезжать. Но убегать всё время - глупо. Чанёль и так говорил, что рыцари у королевы — те еще трусы, не хотелось подтверждать его слова. Да и что-то ему подсказывало, что Кёнсу остался там, ему будет грустно одному. Но Чондэ смотрит на него с сожалением, которое похоже на что-то очень знакомое ему, — у меня есть подарок.

— Кому? — Бэкхен жестом указывает на Чондэ, что тот воспринимает с улыбкой, — и какой же?

— Пойдемте,— зовет он, выбирается из-за стола, чтобы Чондэ пошел с ним. А ведь идет. Бэкхен заводит его в свою комнату и отдает маленький тканевый пакетик, в котором прячется изумрудная рубашка. Чондэ улыбается, принимая подарок, но, поняв его содержимое, быстро меняется в лице. Он удивлён, но это удивление его вовсе не радует. Смотрит как-то глупо на ткань, а потом на Бэкхена. Смотрит, а потом протягивает обратно Бэкхёну.

— Я не могу принять.

— Это же просто подарок.

— Не просто: дорогой, желанный, а вы о нем знали, потому что я не хотел его получать и всё рассказал. Зачем?

— Я захотел, чтобы у вас было, — Чондэ смотрит как-то растерянно, не зная, как ему сейчас поступить. Насколько значимо для него такое внимание? Как много людей способны заметить его желания?

— Бэкхен, почему вы заставляете меня подозревать вас?

— В том, что я хочу вам понравиться? — Чондэ будто бы смущает этот вопрос, но смущает он его вовсе неприятно, — потому что я вам нравлюсь. Какому-то вам.

— Какому-то?

— Да, вы каждый раз юлите и убегаете, ведете себя по-разному, будто совершенно разные люди со мной говорят. Вы и так со всеми разный, но как-то еще умудряетесь и для одного человека быть разным!

— Зато вы одинаковый в своих попытках меня в чем-то обвинить, — вздыхает Чондэ, явно собираясь уйти, но Бэкхен снова ловит его, — ну что вы хотите от меня? Разве мы не решили?

— А что мы решили? Что я вас люблю, но из-за своей постоянной трусости просто не могу признать это? Или что вы играетесь с моими словами?

— Я не хочу говорить об этом.

— Почему? — настаивает Бэкхен, — почему? Чем я обидел вас?

— Я вам всё вчера четко сказал: полумеры мне не нужны.

— Вы...я не могу быть полумерой, — выдыхает Бэкхен, звуча так, словно это он тут должен обижаться. Только вот, Чондэ смотрит на него серьёзно и строго, словно собирается накричать, что ему совсем не свойственно, — я весь – меньше меньшего. Выбирая среди всех меня, вы выбираете очень малое. Меня никто никогда не выбирал вот так, а когда я не знаю, как это принять, вы срываетесь на мне обидой. Так какой мерой я должен сейчас себя ощущать?

— Иногда ваши слова очень неприятны, — шепчет Чондэ, опуская взгляд. Бэкхен не обижает его, вовсе нет. Колючки в нем просто цепляются за то, что уже ему знакомо. Внимание Чондэ дорогое, от нег все всегда что-то хотят и требуют. Ему не нравится. Бэкхену тоже. Но Бэкхёну не нравится, что от его требований уходят вот так, но почему-то предъявляют свои. Сам же придумал, что относится, как к равному.

— А иногда очень неприятно быть рядом с вами, — Бэкхен тут даже не врет: быть рядом с этим Чондэ, раззадорившим его сознание, но пытающимся сбежать, было очень сложно. Неприятно. И он смотрит удивленно, будто пытается найти шутку. Но не находит ее в Бэкхёне, усмехается грустно. Так может только он.

— По крайней мере, вы можете уйти. Я как бы застрял со мной.

— Могу.

— Я вас и не дер...

— Но я не хочу, — перебивает Бэкхен, — хочу быть тут. Не в этом доме, а с этим человеком. Даже когда с ним тяжело, что хочется выть. И даже когда легко, что не верится в свое же счастье.

— Бэкхен, вы же все равно не останетесь, — в голосе Чондэ эти слова пропитаны такой всеощутимой грустью, хотя его лицо вовсе не выражает ее, — не нужно признаваться мне в любви красивыми речами. Особенно, если оно ничего не значит, а вы всё равно оставите меня.

— Если бы вы приняли это признание, у меня бы всегда был повод вернуться, — Чондэ опускает взгляд, что Бэкхёна не может не смешить: тот собирается снова сбежать от этого всего. Этот мальчишка Бэкхён нервно смеется, привлекая к себе внимание, — все время только и думаю о том, что ваши плечи такие узкие.

— К чему это?

— Вы — вишня, как то горькое деревце, которое почему-то сами оставили у себя. Тоненькое, но такое крепкое, не подобраться, не сломать. Вы пахните, как его ветви и листья, а сам такой же горький и одновременно сладкий, как ягоды, — Чондэ смущенно касается рукой своей щеки, будто проверяя, не раскраснелся ли от таких простых слов в свою сторону. Бэкхён согласен даже поверить в это, если оно просто уловка, — в вашем саду столько сортов, в мире столько сортов - сладких, спелых, совсем не отдающих никакой горечью. А знаете, почему я бы тоже, как люди из списка подарков, выбрал бы именно ее?

— Потому что жизнь без горечи была бы слишком скучной? — предлагает Чондэ, неловко улыбаясь. А ведь точно, жизнь без горечи была бы слишком скучной. В ней легко можно было бы забыть о важности многих вещей вокруг. А Чондэ - безумно важен, в спокойствие и монотонности он будто бы пропадает. Почему-то именно этот человек в этом году появлялся тогда, когда нужен был больше всего. В моменты горечи. И с ним горчит, потому что не дает забыться сладостью хорошей жизни.

— Жизнь без вас была бы слишком скучной.