— У тебя инста есть?

— Возможно. Я не пользовался ей со школы, кажется. А, нет, с того момента, как… работал на предыдущем месте.

— Напиши юз.

Рюске принимает чужой телефон с разбитым экраном и находит свой старый аккаунт. Сам-то забыл, как он выглядит. Вернув телефон, он снова почти боязливо отходит от кровати и садится в голубоватое кресло. Пусть комната не такая большая, но мебель здесь расставлена со вкусом. Широкая двуспальная кровать стоит прямо напротив длинного горизонтального окна, чуть спрятанного занавеской. Справа на стене, на выпуклом углу, висит телевизор, а слева — мягкое кресло, которое Рюске и присвоил. За спинкой кровати стоит стол с резными ножками и парочкой странных ламп — туда Раши и скидал все немногочисленные вещи. 

— Серьёзно? Три фотки? Прятать такую мордашку — преступление против человечества, — Раши с недовольством лайкает каждое фото: светлое небо с ярко-зелёными ветками, рыжую кошку на лавочке и облачную Землю на фоне черноты космоса. На последнем, самом новом, он надолго спотыкается. — Погодь… это ты фотал?

— Да, — кивает Рюске, предвкушая следующие вопросы. — Я работал на орбитальной станции.

— В космосе?!

— Да. На земной орбите.

Лицо Раши за все два дня их знакомства ещё не делало такое мощное удивление. Он даже для верности бросает взгляд в окно, будто там найдет станцию с её экипажем. В его глазах медленно разрастается масштаб личности, которую он ещё вчера пьянющий терроризировал сомнительными предложениями, и всё больше вопросов стремятся на кончик языка. Выхода, конечно, всем сразу он дать не может.

— А зачем вернулся? Это ж космос!

— Ну так… Земля намного красочнее. В космосе совсем ничего нет — даже воздуха.

Кривая шутка вполне удовлетворяет Раши, все ещё заполненном удивлением до краёв. Рюске и самого смущает несоответствие: если так рвался на Землю, зачем сидеть в номере отеля, как в комнате на станции? Даже хорошо, что слово “космос” заставляет забыть обо всём.

— Дурак ты. Жесть. А я ведь…

Раши замолкает и роняет голову на подушку. Чистейшую. Он таких давненько не видел — тут же принимается внюхиваться в стиральный порошок и под конец морщится, оставив на ней затылок. Боковым взглядом Рюске снова и снова натыкается на оставленный на столе томик, на зарядник у кровати и шоппер на ручке двери — их они купили по пути, ведь у Раши только телефон с собой и был. И на спинке кресла Рюске лопатками чувствует потертые джинсы и розовую толстовку. Удивительно, как за пять минут этот парень превратил номер отеля в свою комнату.

— Тебе здесь нравится, я погляжу, — улыбается Рюске, приметив до кучи выстиранные носки на раковине в ванной. — В другой номер не хочешь?

— С чего бы? — Раши ревностно сжимает бежевую ткань, не сразу понимая, к чему вопрос. — И ты не хочешь. Кровать-то большая — плюс, не первый раз. Так что не думай даже.

— Да всё нормально, — отсмеивается Рюске. 

Раши морщится — вспомнился взгляд администраторов, которым они любезно одарили нового гостя. Явно сидят и сплетничают там о целях его визита. Не хочется к ним Рюске пускать — он-то даже не заметил. Хотя это не единственная причина.

— Только бы деньги спустить. Правда, что ли, тратить некуда?

Рюске кивает больше в шутку. Раши сдается — только косится на телефон на коротком проводе, до которого еще ползти и ползти. В окошке видно только совсем тёмное небо и огрызки небоскрёбов вдалеке. Да уж, от центра далековато. Ничего не остаётся, кроме как перебирать в голове бредовые идеи. С пришествием одной из них Раши подскакивает.

— Точно. Давай закажем что-нибудь в номер! Я бы выпил.

— У тебя же и так с утра голова болела, — радость медленно сползает с лица Рюске. Уж моральных наставлений Раши выслушивать не желает. Хотя из его уст услышать их даже как-то странно.

— Вот и пройдёт. Я вообще-то поиграть хочу.

— Во что? 

— Смотри, короче… — Раши рывком садится на кровати и двигается к краю, в сторону кресла. Рюске заговорщически наклоняется ближе с лёгкой улыбкой. Фирменной. — Я задаю вопрос, ты отвечаешь. А если не хочешь отвечать, пьёшь. Потом ты задаешь вопрос. И так далее. Единственное — нам нужна бутылка чего-то противного, чтобы пить не хотелось. Ну, хотя бы тебе. И не закусывать!

Уже через полчаса они усаживаются на кровати с подносом и бутылкой рома между двумя рюмками. Рюске долго пытается устроиться удобнее, медленно ёрзает, даже пытается сесть по-японски, но снова приземляется на задницу — чувствует, что делает всё слишком официальным. А Раши увлечённо разливает ром, делая вид, что не видит чужих мучений.

— Давай на КНБ, кто первый.

— На что?

— Камень, ножницы, бумага. Точно, вспомнил. — Он сжимает кулак и трижды стучит им по воздуху. — Дзян, кей, пон.

— Только “кен”, — исправляет Рюске и протягивает ладонь над подносом. В голову лезут воспоминания о том, как этот нехитрый способ всегда выручал с решением важнейших вопросов на станции.

— Да похер. Дзян, кен…

— Пон.

Рюске со вздохом наблюдает за пальцами Раши, разрезающими его “бумагу” из ладони. Что-то с годами не меняется — даже в такую игру ему везёт только на проигрыши. А руки у Раши холодные, хотя они так давно сидят в номере. И ладонь Рюске в сравнении с чужой выглядит совсем тёмной.

— Давай хвастайся. Кто тебя в Японии ждёт? А то никому не звонил весь день — я так надеялся подслушать.

— Вообще-то… никто, — не сразу решается Рюске, сжимая рюмку в пальцах. — Только родители. Но не уверен, что поеду к ним.

— А что это так? 

Он медлит дольше, но по итогу залпом вливает в себя ром и морщится. Раши почти хмурится в возмущении, как скрюченное лицо Рюске сбивает его с мысли.

— Я вообще-то второй вопрос подряд задал — это нечестно, мог и не пить. Задавай теперь ты два.

— Можно… — он прокашливается — горло слишком жжёт. — Можно спросить про глаза? Почему они чёрные?

— Да это тату. Не видел таких, что ли?

Раши наклоняется ближе, почти к самому носу Рюске, позволяет ему разглядеть ближе. Тот впервые позволяет себе пялиться в чужие глаза, но всё же не выдерживает взгляда и отстраняется. Ярко-красные зрачки на чёрном фоне белка напоминают красную луну.

— А почему решил сделать?

— Да просто. Я одержим демоном.

Наконец-то Рюске вполне уверен, что он шутит. Слишком уж у Раши серьёзное лицо, когда придуряется.

— Та-ак, мой вопрос. У тебя был кто-нибудь? Девушка, парень. 

Рюске наполняет рюмку и выпивает. Вторая заходит ещё хуже, он снова прокашливается. 

— О-о? — Раши расплывается в хищной улыбке. — Реально, что ли? А я-то думаю, чего это ты такие милые рожи корчишь на мои подкаты. Впервые вижу, чтоб взрослый мужик так смущался.

От стыда или от рома, но Рюске и правда краснеет. И вот снова — воспоминания. О конкретном человеке, которого никак нельзя обозначить. Он не может ответить на вопрос.

— Чем бы ты хотел заниматься? В смысле — работать.

— Кто вообще хочет работать? — усмехается Раши, поглядывая на бутылку. Слишком уж ему простые вопросы попадаются, чтобы наконец пригубить. — Не знаю, я не умею ничего. Бесполезный. Только — ну, ты сам уже понял. Вот и занимаюсь чем могу.

— Это неправда, — тепло улыбается Рюске. — У тебя хорошие коммуникативные навыки, ты легко сходишься с людьми. Ты молодой, значит тебе проще учиться. Многие профессии можно освоить только благодаря этому. И ещё ты знаешь два языка.

Раши усмехается, прикрыв глаза. Всё его существо говорит, что чужие слова совсем его не пронимают. И не верит он им. Но озвучивать это почему-то не хочется.

 — Знаешь, иногда ты мне папу напоминаешь. Когда он меня хвалил, тоже такое лицо делал. И голос.

— Как давно… ты их не видел?

— Больше десяти лет, — чеканит Раши тише и выдыхает, с деланным недовольством ловя взгляд Рюске. — Вообще-то моя очередь. Ты бы мог переспать с парнем?

Вопрос застает Рюске врасплох, но ещё сильнее, чем предыдущие. Было бы у него во рту что-то, кроме воздуха, он точно задыхался бы сейчас, а не представлял себя в… новой ситуации. Ему стоит больших усилий отогнать мысли о вчерашнем предложении Раши и о том, куда оно могло завести другого человека. А то как-то неловко.

— Не знаю… Думаю, я асексуал. Мне сказали, такое может быть.

— Серьёзно? 

Раши с ног до головы осматривает Рюске как в первый раз. Останавливается на широких плечах, особенно впечатляющих под жёсткой рубашкой с парой расстёгнутых пуговиц. Ещё раз пробегается по очерченным скулам, чуть скрытым длинными чёрными волосами. Вселенская несправедливость.

— Полный пролёт. 

Рюске снова не понимает, но выжидает немного, прежде чем задать новый вопрос.

— Если бы тебе дали много денег, что бы ты сделал?

— Вопрос из списка “о чём говорить на первом свидании”? — неприкрыто едко отвечает Раши. Он хватает чужую рюмку и увлеченно наполняет её, больше не глядя в глаза. — Не знаю. Точно сначала выпил бы. Смотря сколько денег и захотелось ли бы мне их взять.

Рюске берёт в расчёт правила и молча кивает в ожидании. А Раши больше не выглядит весёлым, как в начале игры. Кажется, следующие вопросы такими шокирующими не будут.

— Сколько денег у тебя на счёте?

Рюске тянется за телефоном и, открыв приложение банка, показывает экран Раши. Тот недолго изучает цифры и залпом отпивает из рюмки.

— И правда некуда тратить.

***

С самого утра Рюске находит на телефоне сообщения. Как ни странно, не по работе. Почти.

Эрика: Сегодня последний день, да? Не хочешь погулять?

Рюске: Извини, я занят.

Она недолго медлит с ответом, но вскоре снова начинает печатать. Рюске кажется, будто он может чувствовать её эмоции через чат. 

Эрика: Просто скажи честно, что собираешься весь день сидеть в номере до самого отъезда. Тебе правда совсем не интересно погулять по новому городу? 

Рюске смотрит на сообщения еще несколько секунд, но так и не придумывает ответа лучше извинений. Девушка опережает его и начинает набирать новое.

Эрика: Ты всегда скрытный. Такое чувство, что у тебя совсем нет эмоций. Что тебя на самом деле ничего не волнует достаточно, чтобы просто на улицу выйти. К тебе все так хорошо относятся — хоть бы раз куда сходил с нами.

Новых сообщений не следует, и Рюске всё же извиняется. Ему следовало бы обидеться или разозлиться на её слова, если бы он не считал, что заслуживает их. Что в любое другое время он согласился бы с ней. Но теперь — он правда занят. Он правда нашёл причину выйти на улицу.

Вчера они продолжали играть, пока Рюске не отрубился прямо на постели. Осознал он свое состояние, только когда сделал безуспешную попытку дойти до туалета. Под звонкий от того же алкоголя смех Раши провожает его, будто сам не пил вовсе. Потом Рюске возвращается и — всё. Память как отшибло.

Последние вопросы он тоже едва ли помнит. Ещё немного поговорили про родителей, но ему стыдно было признаться, почему свёл их общение к перечислению им денег каждый месяц. В какой-то момент он зацепился за пирсинг в ушах Раши и попросил показать все — Рюске отчётливо помнит, как он без промедлений задрал толстовку и оголил проколы в сосках. Ещё он спросил про тату, и здесь тоже не обошлось без смущения Рюске. Кроме и без того видной змейки, ползущей от предплечья к тыльной стороне ладони, на спине, в самом низу поясницы, он находит заманчивое сердечко. 

На вопросы Раши он старался не пить.

— Болит? — усмехается он на сморщенное лицо соседа. Только теперь Рюске вполне осознаёт, что они действительно спали в одной кровати, но на неловкость почти не остаётся сил. — Так и знал, что тебя легко набухать.

Для Рюске это тоже не новость. Пьёт он редко… лучше сказать, совсем не пьёт, если не приходится. Пару раз во время работы коллеги устраивали внезапные корпоративы, и ему приходилось принимать пару бокалов, прежде чем появлялась возможность улизнуть. С Раши уж точно не сравнится. 

— Гуляем или отлёживаемся? — тычет он в бок Рюске. Тот с запозданием уходит от прикосновения, но только будит в ногах лёгкую боль от усталости. По ощущениям вчера они обошли добрую половину Нью-Йорка. Но всё это мелочи.

— Гуляем. Только отлежимся немного.

Раши такой ответ вполне устраивает, и он падает обратно на подушку с банкой пива. Хотя они просыпаются вместе только второй день, Рюске странно осознавать, что тот встал раньше. Даже одеться успел и пиво раздобыл. Неужели он тоже жаворонок? 

— Пошли сегодня на пляж, — предлагает Раши, резво скролля что-то в экране. — И в парк аттракционов. Любишь?

— Я только в детстве ходил.

— Чего? — через пару нажатий выдаёт он.

Скинув с ног одеяло, Раши подлетает к окну и ведёт глазами медленную линию вдоль дороги.

— Вот тварь. Только что ведь на улице был.

Рюске решает не спрашивать, но разъяснений так и не получает. Вместо них говоряще сгущаются тучи, и за плотным окном едва слышится шипение свежего дождика. На него Раши недовольно цыкает и, подобрав что-то со стола, укладывается прямо на одеяло. 

— Держи. Ты же вчера так хотел купить мне лекарство. 

И правда, вместе с таблетками от похмелья он протягивает бутылку воды. Рюске принимает их с большим наслаждением. Только теперь, усаживаясь, он чувствует, что брюк нет. Даже задирает одеяло незаметно, чтобы проверить. Трусы на месте — и на том спасибо. Брать Раши под сомнение не хочется, так что он решает просто смириться.

— Когда у тебя самолёт?

— В пять утра где-то, — опустошив полбутылки жадными глотками, вспоминает Рюске. Проверить точнее у него нет сил. 

— Спать собираешься?

— Если получится.

Раши глубоко задумывается и принимается с нечеловеческой скоростью печатать на экране. Затем он не вчитываясь пролистывает текст и наконец хмыкает.

— Если не пиздят, вечером будет солнце. А пока — включим телек? Или тебя дождь не пугает?

Рюске наконец садится, чтобы выпить таблетки, и после длительных и интенсивных раздумий приходит к решению.

— Давай спустимся, поедим, а там посмотрим. Если не кончится, пойдём так.

— Не сидится тебе дома, — усмехается Раши. Он мельком оценивает состояние соседа и резко садится на кровати. — До ванной-то дойдёшь?

Рюске совсем в этом не уверен. Если задуматься, даже странно, что он так легко согласился на, можно сказать, заведомо проигрышную игру. Выйти чистым тут возможно только не имя секретов, а это не про него. Хотя о главном Раши так и не спросил.

Может, есть в нём что-то, чему Рюске не может отказать? Глаза его красные, обрамленные чернотой белка, кажутся добрыми? Или после двукратного излияния желудка на одежду между ними образовалась новая, крепкая и нерушимая связь? 

В любом случае, на выходе из ванной Раши уже ждёт его в полной готовности.

***

После завтрака солнце изгоняет из воздуха последние капли и даже немного заметает следы нежданного дождя. Нельзя сказать, что влажность воздуха не завьет на голове Рюске пару кудрей, но вполне возможно, что к вечеру аттракционы в парке совершенно высохнут. Раши дожидаться вечера не собирается, поэтому они берут такси и едут к набережной. Середина дня — самая тёплая, нельзя упускать такой шанс погреться.

Раши удивляет неожиданной живостью. Не без презрения он рассказывает о случайных зданиях, попадающих под его сканирующий взгляд. Но его едкие комментарии смешат даже водителя. Рюске улыбается, даже когда не понимает.

Он замечает колесо обозрения издалека, намного раньше запаха океана. Красное кольцо мелькает между стеклами небоскребов играючи, привлекает внимание, будто уже предвкушает радость. Рюске не отрываясь следит за ним, как если бы боялся потерять. Но, хоть колесо, кажется, то приближается, от отдаляется, оно неизменно становится больше. 

Рюске делает пару фото из окна и переводит камеру на Раши. Ещё с появления колеса обозрения он перестал болтать и забыл о выпуклости городского пейзажа. Теперь его взгляд направлен в окно бесцельно. Рюске делает фото — привлекает чужое внимание. Уже на следующем снимке Раши корчит мордочку, высунув язык. 

***

Конечно, когда Рюске вернётся в Японию, он не будет жалеть о походе в парк аттракционов. Но сейчас, в моменте, после марафона по всевозможным горкам вперемешку с тиром и машинками, заканчивающегося на огромной змейке рельс, он задумывается. А ведь он проходил подготовку на центрифуге, летал в космос, пилотировал робота… Неужели ром настолько портит самоощущение человека?

— Если будет страшно, закрывай глаза, — предупреждает Раши перед самым запуском вагончика. Рюске смутно припоминает, как подмечал кусочки горки на разной высоте по всему периметру парка. — Ну, или руку бери.

Этим советом пользуется только сам Раши. Когда они замедляются, не спеша поднимаются вертикально, целятся в самое небо, он хватает пальцы Рюске, сжимающие собственный подлокотник. Но пугается он не падения. Над ними и вокруг них нет ничего, кроме неба, ещё немного облачного, пропихивающего лучи солнца к мокрой земле. Кажется, оно так близко. С лица Раши слезает чуть хитрая улыбка, с которой он приветствовал все горки, и он совсем не смотрит вниз. Рюске жалеет, что через какие-то пару секунд они упадут в новые витки воздушных рельс.

Сначала они слышат крики, а потом падают. Раши только матерится — не кричит и не смеётся. Перед самым падением Рюске замечает розоватый отблеск заката за далёкими небоскребами.

— Поедим? — предлагает он после приземления. 

Раши кивает мутно, будто его укачало. Внезапная вялость явственно бросается в глаза, особенно при воспоминании обо всех дурацких фото, которые Рюске сделал в перерывах между очередными горками. И теперь, когда взгляд его занят поиском мест для перекуса, а не камерой телефона или разговором, он замечает, что они привлекают много внимания. То есть чужие глаза задерживаются на них, точнее на Раши, дольше, чем может считаться вежливым в Японии. В особенности этим грешат дети, но их винить не за что.

Не успевает Рюске догадаться о причине такого внимания, перед ними останавливается мальчик лет семи в жёлтой курточке и в красиво завязанных кроссовочках. Его большие глаза с выражением интереса и готовности в любой момент сбежать протирают в лице Раши дыру. Но тот только вскидывает брови и садится на корточки. Несколько секунд они молча обмениваются изучающими взглядами.

— Что, малыш? Думаешь, я демон? — Мальчик тихонько кивает. — Так демоны же в аду водятся, что я тут забыл? Вот, потрогай. 

Раши протягивает ему руку, и ребёнок осторожно щупает её своими крошечными пальчиками.

— Холодный.

— Ну. А в аду разве холодно? 

Малыш качает головой. Раши треплет его по волосам и, наклонившись к пухлым щёчкам, говорит тише:

— На самом деле я ангел. Те, кто потрогает меня, забирают мою удачу на весь день себе.

Мальчик округляет ротик и кладёт ладошку на плечо Раши. Все трое, включая Рюске, так увлечены таинством передачи силы, что не замечают женщину, слишком уж похожую на любопытного малыша.

— Извините, пожалуйста, — бросает она не глядя, перехватив маленькие пальчики. — Ты зачем убежал опять?

Пока они не теряются за киоском с фастфудом, Раши продолжает улыбаться и махать на прощание. А Рюске в очередной раз жалеет, что такое милое взаимодействие осталось без запечатления в памяти его телефона. Ему и в голову не приходило, что Раши может… так. Легко и просто болтать с детьми, которые его боятся. В его случае внешность и правда мало о чём говорит.

— Ты любишь детей? — не сдерживается Рюске. 

— А чего их не любить? Они ничего не сделали. Буквально — родились. 

Он в очередной раз задирает голову и ловит взглядом кабинки колеса обозрения. Недолго думая Раши кивает в сторону очереди за хот догами, и они занимают в ней своё место.

— У нас ещё колесо осталось.

***

— Вот и место для поцелуев.

Раши плюхается рядом с Рюске и вытягивает ноги. Рядом с чуть пыльными ботинками его кеды кажутся ещё более умирающими. Угрозы попасть под поцелуи Рюске не чувствует — Раши давно уже перестал сыпать реальными подкатами, за которыми стояло намерение. Теперь же он разлёгся на сидении, навалившись плечом на чужую руку. Ещё одна новая деталь — Раши, оказывается, очень тактильный. Уж точно не вздрагивает от каждого случайного прикосновения, как некоторые.

— Ты когда-нибудь целовался на колесе обозрения? — с отстранённой улыбкой продолжает он, но быстро вспоминает: — А, ой. Ты ж ни с кем не мутил. 

Не менее спешно улыбка слетает с лица Раши. Рюске замечает тень воспоминания в его глазах и отворачивается от наступающего неба.

— Я тоже тут не целовался. — Он снова молчит, пока кабинка слегка раскачивается над крышами палаток с едой. — Знаешь, вообще-то я недавно с парнем расстался. 

Новость больно колет Рюске. Это простое, но совершенно неожиданное откровение объясняет многое. А ещё доказывает, что не он один тут хранит секреты. Или хранил.

— Мы знакомы со школы. Встречались несколько лет. Я думал, всё идёт охуенно. Ну, нормально. Мы съехались, часто гуляли. И сюда ходили. Но не на колесо. Потому что… — Раши щурится, будто не хочет продолжать. — Вообще-то он незрячий. Нет смысла особо. Зато на горках мы катались.

Рюске не решается спросить о главном — даёт Раши молчание, готовность слушать. Если он захочет рассказать.

— Он сказал, что воспринимает меня только другом. Всё время, что мы встречались, он… Хотя какая разница. Такое чмо, как я, его не заслуживает всё равно. Я… короче, я проебался перед ним тоже, но тот факт, что он решил расстаться со мной, даже не зная этого. В общем, поэтому я пил. 

Кабинка проходит четверть пути, близится к самому верху. За время их перекуса и ожидания в очереди солнце успело явственно раскраснеться, распустило красные лучи прыгать по железякам аттракционов. И теперь они из последних сил цепляются за детские щёки, растянутые в улыбках, и полосят розовую толстовку Раши кроваво-красным. Рюске не решается смотреть на него.

— Со временем всё изменится. Тебе станет легче.

— Я сейчас хочу.

Рюске нечего на это ответить. Ведь единственный способ свыкнуться с печалью — жить дальше. Ожидание тоже многое меняет. Только поэтому он сам всё ещё жив.

— Знаешь, что подумал? — Он резко поворачивается и продолжает с простой, почти детской улыбкой: — Мы с тобой как будто из ада и с небес. Я демон, а ты космонавт.

Рюске легко усмехается, не вполне понимая, серьёзно ли он так про себя. С одним он согласен — Раши и правда будто неземное создание. Всё в его внешности, в поведении приковывает к себе чужое внимание. И Рюске — не исключение.

Они молча смотрят в окно кабинки. За ней — море, океан. Справа тянутся розовые лучи. Вдалеке плетутся запоздавшие тучи. Небо бесконечно уходит во все стороны, будто им стоит подняться чуть выше — и они ухватятся за пушистость облаков. Но кабинка начинает спускаться.

***

— Тебе не нужно ехать со мной в аэропорт. Я и так слишком тебя задержал. Тем более меня встретят коллеги.

— Всё равно делать нехер.

Раши закуривает прямо в номере, хотя не раз курил по дороге. Рюске не решается сделать замечание, ведь через каких-то пять минут они всё равно оставят номер, а окна они уже открыли. Они заражаются вялостью друг друга, но на Раши, кажется, влияет не только недосып. 

Теперь, после целых двух дней вместе, его фраза не кажется голословной. За всё это время его телефон не зазвонил и не пропищал уведомлением. Более того — Раши не написал ни одного сообщения. По крайней мере, при Рюске. Всё же есть на свете люди ещё более одинокие, чем он сам.

— Слушай, Раши… — наконец решается Рюске, закрыв полупустой чемодан. — Если тебе некуда идти, можешь пока остаться здесь — я продлю бронь номера. О деньгах не беспокойся. Пока не найдёшь работу, можешь жить в отеле, а потом…

— Погодь, — смеётся Раши, округлив глаза. Рюске сотню раз проигрывал в голове этот диалог, представлял, куда он может повернуть, а теперь получает совсем новый вариант. — Ты реально подумал, мне негде жить? У меня так-то квартира есть. Просто я не хотел в эту залупу возвращаться.

И надо же так ошибиться. Рюске застывает на месте, а уши его заливаются краской стыда. Посмотрите на него — герой. Захотел помочь, хоть раз в жизни сделать что-то хорошее, поступить правильно, искупить грехи. Неужели к нему вернулась прежняя самонадеянность? Она в его личность значится первой пропавшей после возвращения на Землю.

Раши не сдерживает парочки убийственных для Рюске смешков, но быстро заталкивает их обратно. 

— Так ты разрешил мне остаться с тобой только поэтому? Вау, и правда рыцарь на белом коне. Такой добрый Рю-чан.

Давненько он не чувствовал себя настолько глупо. Даже новое прозвище пропускает мимо ушей. Хотя, стоит Рюске подхватить чужой смех, приходит осознание: он совсем не жалеет о решении помочь Раши. Иначе он и правда не вышел бы из номера в эти два дня. 

— А где ты живёшь?

— Недалеко от бара, где мы встретились. Ну, минут двадцать пешком.

— Пригласишь в гости в следующий раз?

Раши впечатлённо усмехается. У него-то таких радужных ожиданий совсем не имеется. Признаться, он и на второй день их знакомства не ждал продолжения завтрака. Просто повезло, что Рюске такой мягкий.

Да и есть ли толк ждать, сохранять знакомство? Они же не подростки какие-то, чтобы играть в интернет-дружбу. Да и Раши никогда не запоминал лиц тех, с кем провёл ночь, а с Рюске они даже не спали. Чем он лучше?

Хотя, если подумать, всем. С ним даже хотелось говорить. И хочется до сих пор. Весь он какой-то… другой. Странный. Как из другого мира. И, может, ему Раши разболтал то, что обычно доверяют только собутыльникам, он не жалеет. Продолжать общение смысла нет, но эти два дня прошли очень даже неплохо. Лучше, чем любые предыдущие.

Стоит Раши проследить, как самолет превращается в точку на небе, он слышит звук сообщения. Фото из иллюминатора: совсем очистившееся тёмное небо с проблесками рассвета вдалеке. И подпись — “солнце оттуда приходит”.

Раши: все японцы такие?

Рюске: Какие?

Раши: смешные

В ответ Рюске присылает неуместный смайлик с глупой улыбкой.