Из Нью-Йорка в Японию Рюске привозит с собой сотни фото и приподнятое настроение. По такому случаю он даже вспоминает пароль от инстаграма и делает пару постов. За эти два дня он настолько привык наводить камеру на любую красоту вокруг, что теперь его не остановит даже японская стыдливость. А она у него сильно выражена.

Уже в Японии, в такси, он впервые пролистывает инстаграм Раши. Фото много — аж со школы, как оказалось. Последние посты, правда, уже давние. Чья-то тень под неоновой вывеской. Раши в той же толстовке на улице с сигаретой в одной руке и со средним пальцем на другой. Карусель тёмных фото в большой компании из разных людей. Пальцы с чёрным лаком на ногтях гладят белую уличную кошку. 

Рюске легко подмечает изменения в чужом лице. Раньше (два года назад, судя по фото) щёки его были пухлее, улыбка чуть шире, волосы короче. А взгляд у него всё такой же хитрый, соблазнительный. Только тут — искренний. 

Ещё Раши очевидно любил открытую одежду. Рюске даже сказал бы — готическую, неформальную. И откровенную. Вот, например, несколько фото с блондинистой девушкой, и на всех он в сетчатой майке. Иногда на неё накинута короткая черная толстовка, иногда ее дополняют не менее сетчатые колготки, выглядывающие из-под рваных джинсов. Девушка одета… так же незначительно.

Многие лица, которые получали Рашины поцелуи, не повторялись. Кроме одного парня — тоже блондинистого, с длинными волосами. К фото с ним Раши неизменно приписывал сердечки. Особенно Рюске понравилось то, где он держит того парня, сидящего вдалеке, как бы в пальчиках, а тот об этом и не подозревает. 

Вернувшись к началу, он замечает новый пост. И фото теперь — вполне знакомое. Эти высунутый язык и средний палец Рюске запечатлел на фоне набережной, где они гуляли после колеса обозрения. И внизу — смайлик самолёта. Сложно сдержать улыбку при воспоминании.

Стоит Рюске вернуться на работу, он тут же натыкается на Эрику и получает от неё слёзные извинения. Признаться, он и так почти забыл о произошедшем. И, конечно, простил. Даже благодарит за заботу.

Теперь, после встречи с Раши, он старается не думать о том, заслуживает ли радость, которую получает в маленьких моментах. Осенний дождь, запах асфальта, шум листвы под ветром и машин, полосящих лужи, приобретают особую красоту. Главное — жить сейчас и делиться радостью с другими. Ради Раши Рюске стал больше смотреть по сторонам.

Оказывается, в отеле, где он поселился, есть спортзал. Беговые дорожки, бассейн напоминают ему о времени учёбы в академии, где упражнения были обязательной частью каждого дня. Одна из лучших вещей — беговой клуб. Студенты объединялись на пробежки по кампусу или за его пределами, и каждое утро начинали в компании. Рюске не сказал бы, что нашёл среди бегунов друзей, но заниматься вместе любимым делом, хоть и в молчании, довольно весело. Может, стоит вернуться к тренировкам?

Всё вокруг постепенно меняется. Первым меняется сам Рюске. И доказательства этого Раши должен увидеть обязательно.

***

Рюске: Раши, привет. Как ты?

Раши: да всё ок. потихоньку. сам?

Рюске: Всё хорошо.

Он присылает фото из окна машины: чуть смазанные движением бесконечно рыжие деревья. Ответ — молниеносный.

Раши: лучше б хоть раз свою фотку прислал

Сообщение почти ставит Рюске в тупик. Ведь себя на фото запечатлеть он не додумался. Ситуацию спасает шикарный вид из окна номера — одиннадцатый этаж отеля в самом центре Хоккайдо, среди гор и леса, создаёт идеальный фон. Правда, с освещением приходится постараться, чтобы и себя видно было, и белые горы под пушинкой вечерних. Ответ ждать не заставил.

Раши: секси

Рюске: Скоро прилетаю в Америку. Пригласишь в гости? :)

Раши: уже? чё-то ты быстро

Раши: месяц же только

В этот раз Рюске повезло — нужно было только спроектировать улучшения роботов-ремонтников. Как раз с ними он работал в космосе, постоянно перебирал их и прекрасно понимал, чего им не хватает. Видимо, к хорошему настроению приложением идёт везение. А может, он настолько сильно хочет вернуться в Нью-Йорк.

Рюске: Работа была несложная. Теперь взял отпуск.

Раши: круто. приезжай, встречу

Конечно, Рюске не признается, что каждый выезд стоит ему настоящих бюрократических истязаний. Хотя запрет покидать страну давно отменён, выбить поездку не по работе — то ещё задание. Рюске даже спрашивал о работе в Штатах, но обошлось. Коллеги же пинками отправляют его в отпуск.

Хотя на самом деле Рюске всё ещё страшно. Остаться без дела. Столкнуться с собой. Снова окунуться в прошлое и вспомнить о проступке. Если не будет Раши, который утянет за собой в неизвестность, Рюске уверен — он снова потеряется.

***

— Ну чё у тя там?

Рюске пытается сложить звуки вместе, потом делит их на слова, даже телефон ближе к уху прикладывает, но так и не понимает их смысла. Всё же он никогда не был хорош в английском.

— Я в аэропорту, — отвечает наугад.

— Я, короче, у входа. Какого-то. Не знаю, в общем.

Рюске улыбается.

— Я найду тебя.

— Звучит крипово, — без веселья в голосе — оттого ещё смешнее — отвечает Раши. — Только быстро давай. Сопли мёрзнут.

Уже издалека, за окном огромного аэропорта, Рюске видит маленькую фигурку. Она, светлая сверху, тёмная снизу, одиноко маячит в стороне от толпы других встречающих. И выделяется Раши не только нелюдимостью, но и толстовкой — остальные прячут носы за куртками, а не лёгким капюшоном. Рюске и сам ёжится от зимнего ветра на улице. Пока он не спеша подходит, таща за собой чемодан на колёсиках, Раши успевает навернуть два круга вокруг мусорки.

— Привет, — машет Рюске. 

Прямо за его спиной девушка, бросив чемоданы, с прыжка бросается на шею парню. Радость заражает Рюске, но Раши быстро отворачивается к пешеходному переходу.

— Пошли быстрей. Тут курить нельзя.

В беспокойных пальцах Рюске сразу замечает сигарету — слегка смятую, с влажным фильтром, но не жжёную. Хотя сильный запах сигарет всё равно чувствуется. Лучше не мучить его больше. 

— Вон тот обсос, — Раши тычет сигаретой в охранника вдалеке, — доебался до меня. Типа, курить нельзя, штраф миллион тысяч бачей. Я даже не зажёг. Что за тупизм?

— Не теряют бдительность, — только улыбается Рюске, не решаясь давать оценку. Раши отмахивается и привычно быстрым шагом переходит улицу. — Как доехал?

— Да никак, — он чуть не матерится, но зачем-то обрывается. — Хер доберёшься. Ещё и вставать в ранищу.

— Извини, — смеётся Рюске. Раши, правда, воспринимает японскую вежливость за настоящее сожаление.

Гостя раннее время совсем не смущает. За годы перелётов он легко обучился высыпаться в сидячем или полусидячем положении. Десятичасовой маршрут через океан его вполне взбодрил. Даже грустно смотреть на парня, невыспавшегося в постели.

Они переходят дорогу и движутся по тротуару, который уходит вдоль моста с поездами. Его колонны многоножкой утыкаются по всей длине моста, становятся больше с каждым шагом. Рюске надолго засматривается на попытки всех этих конструкций казаться белыми, когда сами чуть не сливаются с серостью неба.

— Хочешь, сфотаю? — как бы в шутку предлагает Раши. 

Рюске оборачивается — за его спиной, под открытым небом в стороны раскидываются крылья аэропорта Кеннеди. Голубые стёкла лениво переливаются на ошмётках солнца. Нос, вытянутый над главным входом, с угрозой смотрит на гостя, как дикий орёл. 

— Давай.

Раши отходит подальше, наступает на газон, но не замечает. Он быстро настраивает камеру телефона и наводит на Рюске. Тот с перепугу встаёт столбом — ну вылитый эмоджи стоящего человека.

— Ты, конечно, секси, — Раши изгибает бровь, выглядывая из-за телефона, — но попозируй, что ли.

Рюске послушно кивает и совсем теряется. Его максимум — знак мира, смена серьёзного лица на улыбку. Раши звучно вздыхает и сам встаёт в позу: поворачивается в профиль, опускает руки и чуть подается вперед, будто в процессе ходьбы. Рюске повторяет. 

Следующая поза: Раши встаёт прямо, чуть отклоняется назад, суёт руки в карманы джинс и приподнимает подбородок. Это Рюске тоже повторяет, но вместе с откинутым пальто и выглаженными брюками смотрится в разы эффектнее.

Ещё одно фото: Раши снова встаёт полубоком, наклоняет голову и собирает невыбритые волосы в крошечный хвостик на затылке. У Рюске выходит лучше — хвостик у него и так присутствует, причём более заметный, так что он просто легко поправляет его. 

Так они делают ещё пару фото, пока Раши совсем не передёргивает от холода.

— Может, на такси? — предлагает Рюске, не в силах смотреть на угрозу простуды.

— А на метро кто глядеть будет? — отмахивается Раши и нечеловечески быстрыми шагами направляется к станции. — Так-то достопримечательность. 

— Тогда, может, домой к тебе съездим? Возьмём куртку.

Раши опять хмурится, выдыхает облачком пара. Его костяшки, спрятанные в карман толстовки, краснеют прямо под цвет глаз.

— У меня нет. Проебал где-то. Забей.

Рюске останавливается и с шумом пододвигает свой чемодан. Прямо на асфальте он расстёгивает молнию, неспешно перебирает идеально сложенные вещи и находит куртку. В разложенном виде она увеличивается раз в шесть. Хоть и выглядит тонкой, на деле — зимняя. Её он протягивает Раши с лёгкой улыбкой.

— Да забей, блин.

— Не хочу, чтобы ты из-за меня заболел.

Раши сдаётся, рывком подходит и почти суёт руки в рукава, но вовремя понимает: Рюске слишком по-джентльменски держит для него куртку. Принимать такой жест он не хочет — забирает одежду и в два резких движения надевает. И это тоже смешит Рюске. Его куртка всё-таки великовата.

— Спасибо. Только учти, что курить я в ней буду.

Рюске кивает. Скоро они заходят на станцию и слышат грохот отъезжающего поезда. Раши внимательно изучает вывески, затем без слов встаёт у одного из выходов. Он больше не ёжится, хотя прохладно даже в здании. Со спокойной душой Рюске осматривается, делает пару быстрых фото — не каждый день увидишь станцию на втором этаже. 

Их поезд тоже приезжает быстро. Раши плюхается на ближайшее сиденье — вместе с ними заходит лишь семья с чемоданами больше некоторых её членов. Рюске знает: этот поезд довезёт их до метро вне аэропорта, и придётся пересаживаться. Хоть они и не договорились о месте назначения.

Окружение в поезде мало отличается от японского — разве что сидения жёлтые и шумит погромче. Больше в глаза бросается сам Раши. Раздвинув колени чуть шире, чем Рюске позволяли приличия, он немного скатывается с сидения и выглядит то ли расслабленным, то ли уставшим. Напоминает бандита из фильмов или рэпера, по экспертному мнению Рюске. Глаза-то у него вот точно поглощают пустоту вместо мелькающей за окнами серости. Один кулак он суёт в карман, а в другом, на коленке, — телефон. Ужасно разбитый, даже марку не разберёшь. Половина экрана будто молит о побеге, одна из трёх камер треснута. Удивительно, как он вообще работает — Рюске даже интересно. Ну, как механику. 

— Ты куда на такси-то собрался? — вдруг вспоминает Раши, наклоняясь вперёд и глядя теперь снизу вверх. 

На самом деле Рюске без разницы, куда идти. Главное — не одному. Нью-Йорк ведь большой, можно просто идти вперёд до бесконечности.

— Заселиться в отель. А потом — даже не знаю. В центр, наверное.

— В Японии на высотки не насмотрелся, что ли?

Рюске подхватывает чужую усмешку — оба вспоминают первую встречу. Ему и правда неинтересно.

— Тогда, может, твои родные места?

— Районы для бедных, что ли? — хмыкает Раши, резко откидываясь назад. — Тебе там не понравится.

— В прошлый раз мы были не там?

Раши кивает — сам забыл. Но не спрашивает, понравилось ли. Никому там не понравится. 

Они опять молчат. Рюске бросает взгляд на попутчиков. Родители и старший сын молча смотрят в стороны, пока младший мальчик то и дело подпрыгивает с места, выглядывает в окно на мелькающие балки и небо за ними. Через пару попыток прощупать границы, за которыми ему запретят беситься, он залезает на сиденье коленями и тычется носом в стекло.

— Значит, отель снял, — едва слышно заговаривает Раши, вернув в глаза пустоту. Будто поняв, что сам же подал голос, он промаргивается и продолжает с почти улыбкой: — Я ж тебя в гости звал. У меня бы и поселился — бесплатно.

— Не хочу тебя стеснять, — с нужной дозой вежливости отнекивается Рюске. 

— Я бы вот тебя потеснил. С тобой можно?

Раши смотрит на него нечитаемым взглядом и улыбается с ожиданием. Но пока Рюске пытается вспомнить, одноместная ли в номере кровать, Раши прыскает и отмахивается.

— Да шучу, блин. 

А Рюске почти согласился.

***

— Голодный?

— Немного.

Они останавливаются чуть дальше отеля, у магазина, и заходят в переулок. Полоснув взглядом по стенам вверх, Раши убеждается в отсутствии камер — вытаскивает пальчики из длинного рукава и кладёт в зубы сигарету.

— В мак хочешь?

— А я думал, мы смотрим то, чего нет в Японии.

Раши ухмыляется — его уделали. Сделав пару затяжек, он бросает сигарету в бак и кивает в сторону перехода. В отеле они пробыли от силы минут десять — Рюске только и успел, что получить ключ, бросить чемодан и закрыть дверь. Раши всё это время нетерпеливо выгонял его на улицу, а потом пулей вылетел из отеля. Может, так сильно хотел курить?

По всей улице вокруг них блестят вывески ресторанов, названия которых не могут прочитать они оба. Только через пару кварталов, за углом, Рюске замечает пиццерию. Но народу в ней — уйма. Общий галдёж под дребезжащую музыку у кого угодно способен вызвать мигрень. Парни садятся напротив и совсем друг друга не слышат. Так и не говорят почти до самого ухода.

Зато появляется время подумать. Если вспомнить, в прошлый раз Раши начинал говорить сам, вёл их диалог, разбавлял молчание хотя бы бессмысленными фразами. Сейчас он тихий. Почти не смотрит на Рюске, уткнувшись в пиццу. Ну, хотя бы её сметает в два укуса — точно не простудился. 

Да и, признаться, Рюске сам не чувствует себя спокойно. Будто первая неловкость с еле знакомым человеком. И ведь подумать не мог, что соскучится по чужой бесцеремонности. Вот бы его личные границы немного понарушали.

— Раши, скажи, ты не устал? — гадает Рюске, как только они возвращаются на улицу. Стало чуть теплее, но чужой носик пару раз шмыгает. На белой коже ясно видна обветренная краснота.

— Так мы только встретились, — хмурится Раши. Он недовольно блестит догадкой в глазах и уже почти сдаётся.

— Просто… — всё же Рюске передумывает — нужно быть более уверенным. Раз он согласился, значит, хотел этого. — Ты не замёрз?

— Не-а.

— Может, пойдём в парк?

— Погнали.

Погода, конечно, к прогулкам не располагает. Но выбора у них особо нет — прогноз цифрами повыше не радует и в другие дни. Зато навстречу им попадаются одни бегущие работяги. Раши молчит, и Рюске приходится усердно думать над темами разговора, в который он его обязательно втянет. Но, не успевают они вдохнуть местную зелень, тот снова говорит первый:

— Я хлебну пивасик, не против?

Рюске кивает, и он забегает в неприметный продуктовый в соседнем здании. Вместе с банкой они не спеша проходят в парк. Асфальт спускается вниз, с холма, в остатки свежего воздуха между деревьями. Вдоль забора облупившиеся скамейки, почти все пустые, манят их отдохнуть, но пока рано. После пары глотков Раши резко выдыхает, будто набравшись сил.

— Хоть бы снег уж выпал, а то такая холодрыга и просто так.

Под улыбку Рюске он немного ёжится и прячет свободную руку в широкий карман куртки.

— Ты с детства живёшь здесь? — спрашивает Рюске. Сегодня самому стоит проявить инициативу.

— Не. Родился в Японии, потом мы переехали сюда. На родину мамы. Потом я жил в приюте до восемнадцати. Так себе детство, скажи? А по тебе, кстати, видно, что в семье рос. Так ещё и полной.

— Как проницательно, — улыбается Рюске, опустив взгляд. — Так и есть. 

— А братья-сёстры есть?

— Я один.

— Та же хрень. — Раши рывком вливает в себя половину бутылки. — Так лучше. Пришлось перебиваться только мне. А ты вот единственный сын, значит, продолжатель рода. Сто проц от тебя внучат ждут. Лет эдак с двадцати.

— Ты уже всё про меня знаешь, — смеётся Рюске.

Он недолго наблюдает, как Раши совсем опустошает бутылку и с первого раза попадает ей в мусорку. Может, это и есть его залог свободного разговора? Рюске даже интересно, не был ли он пьян в прошлые дни. Ну, кроме первого. Хотя бы идти быстрее не начинает.

— Расскажи, что ли, про космос. Там реально красиво или всё врут?

В улыбку Рюске закрадывается мечтательность, а во взгляд — холод. 

— Там очень темно. И звёзд на самом деле не видно. Зато Земля очень большая и красивая.

— Как всегда, приукрашивают — звёзды везде подрисовывают, чтоб красиво смотрелось. Черти. А станция как?

— Удобная, просторная. Белая. У членов экипажа есть свои комнатки — маленькие и уютные. В них есть иллюминаторы, я так каждый день на Землю смотрел.

Такой ответ ему явно больше нравится — Раши корчит признательное выражение. Вопросы напомнили Рюске о собственных подростковых ожиданиях до поступления в академию. Конечно, тогда ему и мехи пилотировать хотелось, и на другие планеты слетать, и бороздить просторы космоса на световых скоростях. Во время учёбы ожиданий поубавилось, но космос всё ещё был совершенно особенным местом — мечтой, главной целью. На деле же там оказалось скучно. И пусто. Он будто тянул за собой дальнейшие разочарования и ошибки.

— Ну вот это кайф, я понимаю, — кивает Раши. Для людей, всю жизнь прикованных к Земле, даже пустота показалась бы удивительной. — И чё ты там делал? С космическими монстрами воевал?

— Ну почти. Выходил в космос на роботах и ремонтировал станцию. Иногда ремонтировал роботов. Всякое такое. 

— Работа мечты. Даже странно, что ты свалил. С остальными, что ли, не подружился? 

В животе у Рюске сжимается, и для беззаботного вида приходится прикладывать усилия. Они проходят мимо площадки с выключенными фонтанами. Из-за деревьев грозно торчат блестящие высотки — ни на шаг не отступают в этом городе. 

— Подружился, — только отвечает Рюске в надежде увести разговор в сторону. Как назло, от волнения в голову ничего не лезет.

— А как вы видитесь? Они ж там все.

— Мы не видимся, — выдыхает Рюске. — Как-то все разными путями пошли. 

— Так это после той херни с Луной?

Рюске кивает. Неприятные воспоминания лезут так активно, что приходится отбиваться. Он с надеждой смотрит на Раши, но тот и сам переводит тему:

— У вас там все такие сурьёзные, как ты, что ли? Ясно, почему не общаетесь.

Со стороны может показаться, что он недоволен чужой молчаливостью, но Рюске знает — это его обычная грубоватость. Даже немножко смешно.

— Как раз наоборот. С ними было весело. Хотя, может, это просто ко мне приклеился образ клоуна, вот все и подшучивали.

— К тебе-то? — Раши округляет глаза и даже останавливается на мгновение, чтобы ещё раз убедиться — да, перед ним всё тот же Рюске. Медленный, сдержанный и молчаливый.

— Трудно представить? — улыбается тот, без ответа понимая, что да. Крайне трудно. — Я заложник первого впечатления. Когда меня только взяли на станцию, мне хотелось побыстрее всем понравиться, так что я дурачился. А потом не мог перестать. Теперь даже не знаю, как показался бы им на глаза… такой. Как будто если кто-то заметит, что я изменился, это навредит мне. Тебя такое, наверное, не волнует?

— Да, мне было бы насрать, — кивает Раши, отвернувшись.

Его взгляд скользит по голым веткам, полосящим серость неба, но не задерживается ни на чём. Будто пытается поймать между ними образ смешного космонавта Рюске.

— Трудно заставить себя поменять что-то в поведении. С тобой я тоже вряд ли начну дурачиться.

— А ты попробуй, — бросает Раши, резко заглядывая прямо в глаза. Он долго изучает чужое лицо, будто пытается высосать из него что-то новое, но опять спотыкается о сдержанную улыбку.

— Обязательно попробую.

Раши жмёт плечами.

— Злые у тебя друзья, раз ты так боишься их.

“В том и дело, — думает Рюске, — они слишком добрые”.

Поднимается сильный ветер. Он чуть не до травы опускает ветки, свистит внутри балок на детской площадке. Приходится укрыться за киоском с хот-догами.

***

— За срач не извиняюсь.

Раши наступает на пятки кед и тут же залетает в комнату, ткнув на выключатель. Из трёх лампочек загораются полторы. Уже из прихожей размером едва ли с метр он видит кровать с несложенным одеялом и промятой подушкой. Туда Раши и плюхается, подложив под голову ладони.

— Еды нет. Чая тоже. Добро пожаловать.

Рюске тихо усмехается и неторопливо проходит в комнату. Справа мелькает проход в крохотную кухню шириной с плиту и два ящика. Обеденный стол он находит за той же стеной, напротив кровати. К нему приставлен облезлый деревянный стул, а на поверхности сияет грязноватая пустота. Под кроватью мелькают тени брошенных вещей. Левее от неё — приоткрытая дверь на балкон. У другой стены старый комод завершает картину.

— Напоминает японские квартиры в четыре с половиной татами, — улыбается Рюске. Слишком ему нравится родная схожесть.

— В чего?

— Татами — это такой прямоугольник. Грубо говоря, девяносто на сто восемьдесят. Четыре с половиной татами — получается квадрат.

— Значит, семь с лишним квадратов? Да у меня больше. 

— Ты быстро считаешь, — восхищается Рюске. Стыдно признавать, но он все еще ошибается в расчётах на работе. На пару с калькулятором. Иногда. 

— Да херня. Чё будем делать?

— Даже не знаю. Можно? 

Рюске тычет пальцем в дверь балкона, и Раши кивает. Стоит ему ступить за порог, как в нос ударяет какой-то едкий запах. Навскидку — будто в помойке кто-то помер. Пару месяцев назад. Бегло оглядев такие же домики, он возвращается. И прикрывает дверь чуть плотнее.

— Там всегда воняет.

А с другой стороны дома совсем не чувствуется. Совсем другой Нью-Йорк. От парка они шли до метро, потом ехали с пересадками полчаса, потом шли пешком… дольше, чем ехали. Не то чтобы дорога сильно удивляла Рюске, но живет Раши далековато от отеля. В следующий раз нужно выбрать другой.

— Ты не устал? — спрашивает Рюске. — Может, посидим пока тут?

— И чё будем делать? — повторяется Раши.

— Поговорим.

Раши долго следит за выражением Рюске, пока тот подходит и медленно садится на край кровати. Но тем, что он ждёт, и не пахнет. Зато по комнате разошёлся запашок с улицы. Раши только и остаётся, что пожать плечами.

— Ну давай.

***

Чтобы успеть на следующий проект, Рюске приходится выехать через четыре дня. Каждое утро он пораньше выходит из отеля и, позавтракав, неспешно прогуливается по бешенству будничных улиц Нью-Йорка. Ближе к обеду он разглядывает карту и наконец направляется к месту встречи с Раши — каждый день новому. Примерно к часу дня он и просыпается.

Вместе они обошли не одну выставку, где Рюске выслушал кучу непонятных, но, кажется, дельных слов. Сам он в искусстве разбирается слабо, поэтому поддакивал Раши. 

Ещё они сходили в секонд-хенд. Раши ужасно не нравится вкус Рюске — точнее его отсутствие. Чёрные брюки, однотонные рубашки, галстуки и неизменно чёрные носки. Даже синих нет! В своё оправдание Рюске заявил, что галстуки не носит. 

— И не вздумай, — хмурился Раши.

Хорошо, что он знает места. Недорогие. Так Рюске обзавёлся толстовкой, парой футболок с абстрактными принтами и брюками, но лёгкими и на завязках. И в качестве подарка на дорогу Раши уступил ему синие носки с зелёными динозаврами. Оставшиеся дни Рюске ходил исключительно в обновках.

Спонтанно они заглянули и в маленький кинотеатр. Звук неприятно дребезжал временами, под сиденьем валялся стакан из старбакса, а экран был слишком уж большим. Раши набросился на попкорн из соседнего круглосуточного (в кинотеатре же еда дорогая) и чуть не кидался им в экран. Главный герой, к сожалению, был глуповат для хоррора. Хотя Рюске и не заметил, пока Раши не принялся комментировать: слишком уж пугалки тут внезапные. 

В последний день Раши встаёт пораньше, чтобы проводить гостя до самолёта. Точнее Рюске сам приезжает к нему, чтобы разбудить. Тот рвение не одобряет — разрешает только с отговоркой, что ему всё равно нечем заняться перед отъездом.

— Спасибо, что провёл со мной время, — неизменно улыбается Рюске, стукнув чем-то об стол.

Раши поднимает сонную голову и видит белую коробку. Явно слегка тяжёлую. Прямоугольную. С небезызвестным логотипом.

— Ты ебанулся? Это чё?

— Подарок. 

Раши вскакивает на край кровати и тянет шею к столу. Нет, не кажется. Только если внутри не хомяк.

— Да ну нахуй. Забери, не надо мне.

— Я украл у тебя несколько дней, и мне неловко, — Рюске вспоминает заученные аргументы. — Оставлю его здесь. Можешь делать с ним что хочешь. Я просто заметил, что твой смартфон очень разбит.

Он легко хлопает ладошкой по коробке и отходит в сторону, к окну. Раши рассеянно переводит взгляд с него на телефон и обратно. 

— Рюске… — почти молит он, тяжело вздохнув. Непривычно видеть от него такие эмоции. К счастью, Раши быстро возвращает брови на место и, хмыкнув, звонко отмахивается: — Ладно. Невыносимый ты. Возьму, ты ведь богатенький. Надо же тебе куда-то тратить свои мильоны.

Рюске не сдерживается и смеётся. Прошло даже лучше, чем он думал, — он и не надеялся, что Раши примет подарок. Слишком уж он гордый. Оплатить его билет в кино или на выставку, купить ему сигареты — мелочи. А смартфон предпоследней модели…

Зато Раши собирается с чуть более резкими движениями и чуть ниже сдвинутыми бровями. Ещё пару раз под нос ругает Рюске, но уже на улице в привычном бешенном темпе топает к метро.

— Я буду скучать, Раши, — тихо говорит он в аэропорту. Его слова почти заглушают бесконечные объявления рейсов. — Только здесь, с тобой, я смог расслабиться. И немного скинуть груз с плеч.

Раши вздрагивает — возможно, от холода, ведь ещё и куртку он принять никак не может — и криво усмехается. На взгляд он отвечает только бегло.

— Тогда жду твоего отпуска.

— Если что, я всегда на связи, — улыбается Рюске, склонив голову на бок. Раши отвечает на взгляд, будто делает одолжение.

— Да у меня всё кайфово, было и будет, не парься.

Жаль, что Рюске такой наивный.