Быстрыми ответами Раши больше не радует. Сообщения с задержкой в несколько дней Рюске с надеждой списывает на то, что он нашёл работу. Ему и самому подкинули сложный проект — не до слежки за заокеанским другом. Да и было бы неправильно слишком уж вторгаться в чужую жизнь. Даже если она кажется такой хрупкой.

Рюске долго думает, можно ли звать их друзьями. Что для него значит общение с Раши? Он многое поменял в жизни Рюске, хотя внешне всё по-прежнему. Он может доверить ему многое, но не рассказывает главного. Хотя ему — можно. Даже про свои ошибки. Кажется, если рассказать про события на Луне, Раши скажет что-то вроде “ну и треш, чел”. Этим мыслям Рюске улыбается. 

Такой отличный, но всё же близкий. Ничего не понимающий, но легко принимающий. 

Пролетает много времени, прежде чем намечается возможность отпуска за границей. Рюске поздравляет Раши с Рождеством, потом, через месяц, с днем рождения и извиняется, что не может приехать. В ответ — сплошное принятие.

В один день Рюске покупает билеты в Нью-Йорк. Не в силах сдержать улыбку, он открывает переписку с Раши и долго выбирает слова. Написать прямо? Попросить угадать? Сказать, что есть хорошая новость? Идея получше — приехать сюрпризом.

Тем более, что непрочитанным висит странное фото. Раши снял себя лёжа. Но лица почти не видно. Пустая, но заманчивая улыбка мелькает на первом плане, а всё остальное — едва прикрытый сетчатой футболкой торс и полоска более крупной сетки, выглядывающей из-под штанов и стягивающей ступни. Большим пальцем он приспускает пояс, так что видно полоску трусов.

И подпись: “нравится? одному скучно”.

Рюске стыдно задерживать взгляд — он отчаянно пялится на клавиатуру в попытке придумать ответ. В голове совсем пусто.

Наверное, Раши опять пил.

Рюске: У тебя интересный наряд. Купил новые вещи?

Раши: старые

Раши: хочется снять

Через долгие минуты Рюске решает бросить бессмысленный смайлик и получает похожее фото. Теперь Раши лежит на спине, но теперь без штанов. Всё-таки снял. Рюске не отвечает.

Утром он видит уведомления. Около трёх часов ночи Раши настрочил уйму односложных сообщений.

Раши: пиздец

Раши: господи забудь

Раши: я такую хуйню нёс

Раши: наверное спутал номер кароч

Раши: я чуть выпил просто

Раши: забей

Хотел бы Рюске облегчённо вздохнуть. Ведь это просто немного алкоголя. Нет причин волноваться, ведь так? Даже его коллеги постоянно ходят в бары.

Рюске: Ничего страшного. У тебя всё хорошо?

Раши: канеш

Волнение, что Раши не будет рад их встрече, накрывает Рюске после переписки. Всё-таки они не виделись с осени, а теперь уже март. Многое могло поменяться там, в Нью-Йорке. Ведь Раши есть кому писать и с кем встречаться. Хотя и без него Рюске приятно вспомнить, как гулял там впервые примерно полгода назад. Хочется сравнить, узнать, могут ли большие города тоже расцвести весной.

И Рюске приезжает.

Ещё в самолёте он едва сдерживается, чтобы не проверять телефон каждые пять минут. Связи-то нет. А на земле его вообще ничего не останавливает. Но нельзя же так глупо спалиться, написав что-то двусмысленное. Ещё вчера он отправил пару сообщений с простыми вопросами, но Раши так и не прочитал. Если он не дома, придётся отложить сюрприз. Или вообще прямо написать. Обидно, но всё это ради встречи с Раши.

Пробки выбивают из Рюске остатки терпения и почти смазывают с лица улыбку. Куда делось его фирменное монашеское спокойствие? Он без конца стучит пальцами по крышке телефона и выглядывает в окно. А при виде дома Раши он по-детски неловко вылетает из машины.

Узкая лестница снова напоминает Рюске о японских двухэтажках и возвращает на лицо улыбку. Вот бы и Раши как-нибудь показать родной дом. Ведь он родной для них обоих. Наверняка Раши скажет что-то смешное, как только увидите японскую красоту. Гору Фудзи, например. Из мыслей его выбивает мутный парень, с размаху врезавшийся в его плечо. Из Рюске вырываются японские извинения, а парень исчезает на улице. Ну и ладно.

Рюске жмёт на звонок — звука не следует. Хочет постучать, но замечает, что дверь не заперта. Даже приоткрыта. Разве в этом районе можно позволить себе такую роскошь, как сон с открытой дверью? Тревога расплывается по спине Рюске ещё до того, как он медленно заходит в квартиру. В нос бьёт страшная вонь — будто всё виды испражнений слились в один цельный запах. Но есть в нём и странно приятные нотки, перекрытые горьким душком спирта. 

Не глядя можно подумать, что тут кто-то умер.

Одна эта мысль даёт Рюске решимости скорее зайти. Без света он тут же спотыкается о те самые кеды, только теперь совсем грязные и с зияющими дырами по краям. Рядом берцы — кажется, поновее, но тоже заношенные. На вешалке огромная куртка. Пару секунд Рюске колеблется, разуться или добавить пару крупиц к толстому слою грязи. Вежливость побеждает.

Из коридора видно, что окно нараспашку, а в кровати тело. На полу валяются одежда, пустые бутылки (иногда с разлитым содержимым рядом), разные упаковки, рваная бумага, спички. Всё это Рюске осторожно обходит и нависает над Раши, одетого только в грязную толстовку и трусы. Дышит. Просто спит.

— Раши?

Он легко трогает его плечо и с задержкой получает костяшками по щеке. Не больно, но неожиданно. 

— Нахуй иди, — еле связно тянет Раши. — Нет больше.

— Это Рюске, — с небольшого расстояния продолжает тот. — Как ты себя чувствуешь?

Раши с трудом раскрывает глаза, но только на пару миллиметров. Даже через них можно следить за гостем. Правда, увиденное до него всё равно не доходит.

— Кто?

Он устраивается удобнее на спине и раскидывает конечности, как звёздочка. Одна рука бьётся о колено Рюске и, нащупав тепло, тянется к нему пальцем. Тот в неловкости отступает. Ещё раз осматривает комнату, полную мусора. Хотя бы мебель на местах. 

И что ему делать?

Где-то слышится звонок. Раши недовольно мычит и снова складывает ноги вместе. Из-под одеяла выглядывает кусочек света от телефона. Рюске тянется и видит незнакомый номер.

— Раши, тебе звонят.

— Заебали… 

Рюске еле уворачивается от проворного пинка в сторону звонка и решается отключить звук. Для собственной безопасности. К удивлению, видит свой подарок. Совсем не разбитый, в чехле. 

— Понравился телефончик? — хихикает Раши, приподнявшись на локтях. — Видишь, как хорошо сосу? Не зря меня в школе звали Королём минетов.

Смысл доходит до Рюске с трудом, пока он совсем не решает отвлечься. В общем. Очевидно, оставлять его в таком состоянии тут нельзя. Не похоже, что Раши просто пьян — на столе рассыпано что-то сухое, похожее на чай. Первым делом Рюске закрывает дверь и снимает пальто. Вторым — пытается осмотреть Раши.

— Не надо, — тот сразу отворачивается, — не хочу.

— Я просто посмотрю, — тихо уверяет Рюске, опускаясь на колени у кровати. — Можешь посмотреть на меня?

Раши сворачивается и прячет голову руками. Громко шмыгает и бубнит что-то. Поймав момент, Рюске собирает пропахшее, местами мокрое одеяло, складывает вдвое и накрывает голые ноги.

— Я уродец. Не смотрите никто. — Он с силой лохматит грязные волосы, будто пытается выдернуть пару клочков. — У меня причёска хуёвейшая просто. Поэтому Ясу меня бросил.

Зачем-то Рюске вспоминает волосы Раши, когда они виделись в последний раз. Короткий горшок с выкрашенными в бирюзовый бритыми висками теперь отрос и, вероятно, был неровно острижен. И цвет полностью белый, будто ненатуральный. А Рюске такая причёска вполне симпатична. Хотя это всего лишь бред. 

— Давай сходим к парикмахеру. 

— Отъебись. Мне плохо.

Это-то заметно. Но как именно? Рюске осторожно тянется к запястью проверить пульс, и, на удивление, у него выходит. Раши снова ложится на спину, отпинывая одеяло. Запястье тонкое, будто кукольное. Пульс ровный, а вот кожа — нет. Рюске замечает пару свежих царапин и невесомо задёргивает рукав. Там — пара десятков таких. А между ними выглядывают шрамы, ещё белее, чем его кожа. На долгие секунды Рюске совсем теряется и тупо смотрит на порезы.

 Вдруг Раши смеётся. Сначала просто содрогается, потом заливается вслух. Рюске отпускает руку и боязливо просит:

— Раши, посмотри на меня.

Не сразу, но он слушается. Смотрит то ли насквозь, то ли просто не узнавая. Видимо, в мире, где он сейчас летает, Рюске не существует. Как и ожидалось, зрачки широкие.

— Сам смотри. А я полежу.

Раши снова заливается хохотом, пока не закашливается. Сильно, хрипло. Надолго. Отворачивается, и Рюске приходится следовать за ним. А вдруг — кровь? Его бы к врачу, когда придёт в себя. Всё ещё сидя на полу, Рюске опирается на кровать и чувствует влагу под пальцами. Так вот откуда запах.

— Раши, надо помыться, — в пустоту объявляет он, убедившись, что крови нет. Кашель неохотно прекращается.

— Не хочу есть.

Раши возвращается на спину, вздрагивает и застывает. Пустые глаза с трудом находят Рюске. Будто хочет что-то сказать. Правда, уже через мгновение содержимое желудка Раши снова оказывается на его рубашке.

Что-то со временем не меняется.

***

К моменту, когда Раши просыпается, Рюске переделывает кучу дел. Меняет простыни, меняет грязную одежду на засоне, убирает мусор, моет полы, даже бежит в прачечную неподалёку. Вспоминает, как тогда, в отеле, Раши насмешило, что он сам убрался в номере. На самом деле Рюске просто нравится уборка. Очень успокаивает. Да и не может же он бросить Раши в таком состоянии. Никто бы так не поступил. Ведь так?

Кажется, будильником служит запах жареной курицы. Раши чуть не сваливается с кровати в направлении кухни. На полу, у кровати, он находит стакан воды и залпом опустошает его, пролив часть на подушку. 

— Рюске, — хрипло озвучивает Раши. Наконец узнал. Сегодня так ярко, что глаза его до конца не открываются.

— Привет, — тихо, еле слышно говорит тот. Все его усилия не зря — голова Раши точно лопнула бы от громких звуков. Да и не громких. Само существование для Раши — тяжесть под черепом. — Как самочувствие?

— Хуёво.

Сигнал микроволновки разрезает его виски, и Раши выдыхает матом. Рюске неторопливо ставит на стол две совершенно разные тарелки с рисом и курицей.

— Она ж не работала.

— Там просто провод отошёл.

Раши безразлично привстаёт на кровати и выглядывает на стерильно чистый стол. Совсем ничего не осталось. Предложенную тарелку с некрасивыми цветочками по краям он легко принимает. Рюске разворачивает облезлый стул к кровати и тоже принимается за обед. Взгляд у него совсем тусклый, Раши сразу замечает. 

Едят они молча. Несмотря на очевидную вялость, Раши заканчивает первым, откидывается на заботливо взбитую подушку и оставляет взгляд на родном коричневом пятне на стене напротив. Он даже не помнит, откуда оно. Похоже на соевый соус.

Рюске незаметно выхватывает из чужих ладоней тарелку и моет со средством. Сам его же и купил. Да и губку. А на полу пятна ещё виднеются. Значит, всё-таки он не человек-клининг. Посмеяться у Раши нет сил.

Рюске возвращается на стул и с неловкой тяжестью, помедлив, говорит:

— Почему ты ничего мне не сказал? Ты мог попросить помощи. 

Раши морщится. Лучше бы говорил с наездом или обидой, чем так… виновато. Будто сожалеет, что не заслужил доверия. 

— И ты такой: “Да-а, Раши, бегу!”. Приехал — я в дровищи пьяный. О себе думай. — Рюске хочет заговорить, но Раши отворачивается. — Я тебе не нужен, ты мне не нужен, мы никому не нужны. Ну, ты нужен, конечно, на работе своей. А я — нет. Бесполезная жизнь. Нихера не умею, кроме питья, ширяния и ебли. Этим и занимаюсь, как видишь. 

— Прости, что лезу, — помедлив, извиняется Рюске. Раши закатывает глаза.

— Чё извиняться-то? Уже залез.

Смотреть на его пристыженный, беспомощный вид — невыносимо. Раши оглядывает комнату как чужую. Слишком уж чисто. Да и грязным как же он ненавидит это место. Он опускает тусклые глаза на собственные ладони.

— Я и сам от себя устал. Каждый день либо хуй пойми где, либо тут, где нет жизни. Где я всегда был один. Не могу больше.

А Рюске ни о чём думать не может, кроме как о том, что снова не может помочь. И остаться в стороне тоже. Если бы было что-то в его силах, он бы не раздумывая согласился. Искупил бы собственную вину. Если не поменять что-то сейчас, то и потом не выйдет.

— Только… — будто хватаясь за соломинку, спрашивает Рюске, — почему ты говорил, что всё хорошо?

— Ну сказал бы: хуёво. Что дальше? Как будто если б я попросил тебя, ты бы, не знаю… в Японию меня увёз.

Рюске думает всего пару мгновений. Совсем скоро начнёт цвести вишня. 

— Я бы увёз.