— Рю, смотри, бабуля с мамой и папой.

Раши поворачивает фото слишком круто — Рюске приходится придержать его, чтобы разглядеть. В центре, на фоне бабушкиного дома, стоит отец, высокий и крепкий в сравнении с женщинами рядом. Он улыбается сдержанно, но весь сияет радостью. Обе ладони он положил на их плечи. Мать Раши склонила голову к мужу, и улыбкой всем и каждому показывает бездонное счастье. Одежда на них такая светлая, что почти слепит. Бабушка стоит рядом почти по-армейски прямо и смотрит мимо камеры. 

— Ты похож на маму, — признаётся Рюске, не задумываясь. Раши звонко усмехается и с новым энтузиазмом листает толстый альбом. Вряд ли он успел осмотреть все карточки, разбросанные на полу у колен.

— Сейчас найду, где мы прям одно лицо. Видел как-то фотку.

Рюске аккуратно подбирает выцветшие фото и складывает их обратно в заляпанную сахаром коробку. Большая их часть — какие-то родственники, совсем не похожие на Раши, друзья или сама бабушка в молодости. Хотелось бы разложить их по тематике или хронологии, но едва ли где есть подписи. Так что Рюске позволяет себе не спеша оглядывать их и строить теории.

Пока Раши с нечеловеческой скоростью изучает альбом, изредка низко склоняясь над фото, чтобы рассмотреть, Рюске замечает бумажку под шкафом. Он рискует сунуть пальцы в черноту пыли — и не зря. На фото отец Раши. Рядом с уж слишком знакомой академией. И в слишком знакомой форме: белой с черными полосами. Только дизайн старый. 

— Во, нашёл! — радуется Раши, приставляя фото к щеке для сравнения. Рюске восхищённо вздыхает.

— Не отличить. Надо же.

Только Рюске хватает находку, как на весь дом раздается скрип, отдалённо напоминающий звонок.

— О, доставка, — Раши в момент подскакивает на ноги и на ходу вздыхает: — Я жесть какой голодный, умер бы через секунду.

Что ж, видимо, новость о том, что Рюске с его отцом — коллеги, он оставит на потом.

Раши разглядывает фото матери, пока они едят лапшу.

— Ещё не решил, что хочешь? — осторожно спрашивает Рюске. После вчерашнего вопроса Раши так и не выдал конкретики, кроме желания осмотреть содержимое ящиков. Первый же шкаф оказался забит фотоальбомами.

— Да тут и так круто, если убраться, — Раши оглядывает выцветшие обои и облупившиеся деревянные ящики. — И, может, мебель переставить.

— Сделаем ремонт? — улыбается Рюске. В ответ он получает с брызгами опущенную в тарелку ложку и пронзительный взгляд.

— Да щас. 

Они знают друг друга достаточно хорошо и знают — это начало денежного спора.

— Я же должен платить аренду.

— Ты уже за сорок лет аренды на меня потратил.

— Это не в счёт. — Раши выразительно хмурится, и Рюске решает схитрить. Чуть ли не впервые. — Может, я бы хотел жить в более современном доме. 

А ещё чтобы Раши сам обустроил свой дом. Его квартира в Нью-Йорке выглядит не новее этой. Вряд ли у него были средства на ремонт. Рюске обеими руками хватается за возможность взбодрить Раши, дать ему чувство контроля над жизнью и личное пространство размером с дом. Но этого он вслух не скажет.

— Ну ты и… — выдыхает Раши. — Ладно. Но на деньги из наследства. 

Рюске довольно кивает. До конца обеда он прикидывает, что из техники подарит Раши на новоселье.

***

— Помню я мелкий часто гулял с родителями по огромным магазам, — начинает Раши, всем весом навалившись на ручку тележки. — Как-то подарили мне пару долларов, и я хотел накупить вкусняшек. А полки как будто бесконечные. Засмотрелся на конфеты, зашёл за угол, а родителей нет. Сначала думал — ну всё, пора плакать. И вспомнил, что мама хотела рыбу пожарить вечером. Пошёл к рыбному отделу и встал там. Скоро нашёлся, даже без паники. Потом конфетки ей и папе купил.

Пустым взглядом он водит по полкам с кистями и шпателями, затем доходит до по-разному бежевых панелей и дарит им то же отношение. Рюске и сам заблудился ещё на входе. В здание бы парочка человекоподобных мех поместилась бы.

— А себе?

— Себе нет. Они мне что-то другое купили всё равно.

Тележка резко встаёт, и Раши тянет с крючка фиолетовые уголки. Кажется, он видит такие впервые. А может, в принципе уголки. Рюске терпеливо даёт ему наглядеться.

— А я помню, как гордился, когда с первых зарплат на станции купил родителям машину, — вздыхает Рюске как будто виновато. — Думал, наконец-то отблагодарил за воспитание и заботу. Сейчас кажется, я так пытался откупиться, чтобы не чувствовать себя должным.

— Ты ж не просил, чтоб тебя рожали, — жмёт плечами Раши, отвернувшись. Рюске старается осторожнее подбирать слова.

— Да. Но они это сделали. И теперь просят от меня отдачи. Им теперь хочется внуков. Зато хотя бы подарки могу позволить.

— Какое-то хреновое у них представление о родительстве. Ну а ты? Хочешь? Чё это?

Раши хватает белую банку с мелким текстом и водит по нему взглядом, ни за что не цепляясь. Рюске подходит ближе.

— Это клей. Даже не знаю, — продолжает он, зная, что если бы не ответил, Раши не стал бы переспрашивать. — Наверное, я не очень… подхожу для семьи.

Это было самое мягкое из кучи вариантов в голове Рюске. Самое точное — “не заслуживаю”. 

— Если даже ты не подходишь, то кто? — бубнит Раши под нос и вглядывается в надпись. — Ну да. Написано — “клей”. 

С момента, как они вошли в магазин, взгляд Раши ни на чём не остановился. Дизайнерских предпочтений он тоже не высказал. Рюске и сам мало понимает в отделке, но надеется найти то, от чего у Раши загорятся глаза. С техникой он справился легко: то, что чинится, он починил, остальное выбросил и уже заказал замены. Хоть Раши и не обо всём догадывается.

— Может, начнём с обоев?

Они оглядываются и по вывескам замечают отдел с обоями. Даже огромная тележка — в ней бы оба поместились — не замедляет шаг Раши. Он то и дело проводит ладошкой по затылку, ероша отросшие волосы — вспоминает о бирюзовом периоде.

Обои Раши выбирает более внимательно, но всё ещё бегло. Рюске и сам не видит большой разницы между жемчужно-белым и молочно-серым, кроме цены. А когда Раши тычет в самый дешёвый рулон, кажется, что он тоже.

— Не смотри на цену, — мягко настаивает Рюске. В ответ — вздох. Сдаётся без боя.

Раши бросает тележку и ходит между рядами рулонов. Бежевые он пропускает сразу, на серые засматривается ненадолго. Останавливается и основательно погружается в какофонию узоров он в отделе детских обоев. Или вроде того.

— Смешные, — он трогает рулон с мультяшными динозаврами и пробует его на ощупь. Трогает соседние, со звёздочками — светлые, потом тёмные.

— Хочешь?

— Глупо как-то.

— Это же твой дом.

С каждым новым отделом, с каждой новой мелочью Раши всё глубже погружается в представления о том, какой дом он хочет видеть. Обои он выбирает бледно-серые, без рисунка — вполне дешёвые, но теперь Рюске всё-таки кажется, что на цену он не смотрит. В гостиную они покупают бежевые обои, похожие на родные. И в глазах Раши уже отблескивает расстановка мебели.

Если по отделке нужно менять только обои и всякую мелочь, то почти вся мебель оказалась непригодной. Диван в древних следах от когтей кого-то маленького и с неприятными впадинами — Рюске опробовал его прошлой ночью. Шкафы с визжащими петлями, да и те не всегда работают. Кровать, не менее громкая, занимает всю спальню. Да и комната у двери полностью завалена старыми стульями, подушками и каким-то хламом. Только при взгляде на мебель у Рюске чешутся руки заказать вывоз мусора.

Поэтому сразу после они едут за мебелью. Раши легко пролетает по отделам и долго разглядывает столы, совпадающие с его воображаемыми. Диван и кровать он выбирает первым делом, хоть и делает попытки привлечь Рюске к дизайнерству. Для вида он поддакивает. Нечасто увидишь Раши таким воодушевлённым. В гостиную он покупает рабочий стол со стулом, журнальный столик и шкафы. Всё в тёмных тонах.

— Не хочешь кресло для чтения? — предлагает Рюске, глядя на уютную расстановку. Раши резко останавливается и задумывается.

— К нему надо лампу тогда купить. И книги.

— Купим.

Это вполне убеждает Раши.

На следующий день они клеят обои по туториалу из интернета. Раши схватывает быстрее и сам бросается объяснять Рюске, когда тот в пятый раз перематывает к началу. В гостиной они сдвигают диван в центр, а шкафы в виде сложенных досок бросают вдоль кухни. Теперь комната выглядит слишком большой для них двоих. Особенно для поклейки обоев. 

— Может, вызовем мастера? — сдаётся Рюске. В этот раз работа руками его не прельщает.

— Я только во вкус пошёл.

Так, за день, они заклеивают обе комнаты и гостиную. Первое, что делает Раши, — падает на пол и смотрит в потолок. 

— Я устал, — признаётся он на японском, но решает, что нужно выразиться точнее по-английски: — Я заебался.

В дверь звонят. Рюске проверяет телефон — японская точность.

— Доставка? Уже? — хмурится Раши, привстав.

Рюске спешить открыть дверь первым. В комнату он возвращается с коробкой. Раши замечает рисунок на ней и роняет затылок на пол. В этот раз он даже не одаривает Рюске ругательствами, ведь и правда — бесполезно. Теперь у Раши есть ноутбук.

— Поздравляю с новосельем. И началом ремонта.

Раши не даёт ему сесть — встаёт сам. Долго смотрит на протянутый подарок, нахмурившись, но хватает не его, а чужую ладонь. 

— Спасибо. Правда. За всё это.

В глаза он заглядывает мельком. Сжав руку, Раши рассеянно отворачивается и смотрит по сторонам, будто ищет что-то. Странная, но милая попытка замять серьёзный момент. Рюске слишком сложно сдержать улыбку. От прикосновения вверх, к груди, приливает тепло.

Разве благодарность не значит, что он поступает правильно? Может, здесь начинается его путь к искуплению?

— Рисоварка живая? — резко спрашивает Раши. Рюске кивает. — Пошли тогда ужин делать.

Может, здесь начинается его путь к счастливой повседневности?

***

Начинать жизнь с нуля сложно. Рюске прекрасно это знает, поэтому спешит подсказать план действий для потерянного Раши. Потенциально потерянного. О своих мыслях и чувствах он привычно умалчивает — от отсутствия алкоголя или нежелания. Как говорил Раши, незнакомцу открыться проще. А теперь они — кто? Рюске хочет верить, что друзья. Или соседи. Если это говорит о близости, кроме физической.

— Не хочешь постричься? — спрашивает Рюске, когда Раши в очередной раз откидывает чёлку с лица. Тот на секунду собирает глаза в кучу, пытаясь разглядеть волосы, и жмёт плечами.

— Да можно.

Внешность — неплохое начало. В своё время Рюске и так выглядел иначе — в двадцать восемь его лицо совсем осунулось, и выглядел он старше. Даже старее. Набрались мешки под глазами. Озорная улыбка, с которой он любил корчить рожи в зеркале, сменилась плотно сжатыми губами с опущенными уголками. О ровной осанке он и не вспоминал. А главное — отросшие волосы давно касались плеч. Стригся он последний раз перед второй встречей с Раши, так что сейчас чуть завитые кончики то и дело приходится вытягивать из-под ворота.

— У тебя была такая интересная причёска, — вспоминает Рюске, — хочешь снова покраситься?

Но изменения — это ещё не всё. Важно сохранить баланс между новым и старым, чтобы избежать стресса. Рюске вспоминает лекции по практической психологии для работников космоса.

— Найти бы краску.

И с этим они справляются легко. Не так уж и сложно найти товары одной развитой страны в другой. Но Раши радостно этому удивляется.

Следующий этап — найти занятие. Работу или хобби. Рюске прекрасно понимает, что от жизни за чужой счёт Раши лучше не станет, даже если совсем не будет напрягать. Есть в нём доля гордости, которую сам не берёт в счёт. Так что Рюске первым делом спрашивает:

— Попробуешь найти работу? Чем бы тебе хотелось заняться? 

Раши молчит слишком долго, чтобы можно было угадать уверенность. Не то чтобы его смутил сам вопрос — скорее он бы подумал о работе сам, если бы не пытался избегать этих мыслей. Но для Рюске молчание расшифровывается проще.

— Я ничего не умею. Да и я тут как турист.

— Думаю, можно найти дистанционную работу, — готовый к любым аргументам, предлагает Рюске. — С временной работой и подработкой не должно быть проблем.

Закинув голову на спинку дивана, Раши снова опускает долгое молчание. Телевизор приглушённо поёт рекламами, но оба не понимают ни слова. Раши теребит завязки на поясе штанов и грызёт губы. Рюске давно заметил, как он соскоблил весь лак с ногтей, а затем и от них самих избавился. Сгрыз под корень и сменил цель на губы. 

— Ладно. Поищу.

Он тут же пересаживается за стол и открывает ноутбук. Рюске решает не мешать. Ведь Раши и сам знает, что всегда может попросить помощи?

Но со временем становится ясно, что он, кажется, прав. Пару недель Рюске спрашивает, как продвигаются поиски, но Раши видит только отказы. Не говорит, куда отправлял резюме, не признаётся, куда метит. Не принимает предложение Рюске о помощи. А тот почему-то уверен, что попытки должны однажды окупиться. Если они будут.

Если не выходит с работой, то можно искать хобби. С этим Раши справляется в первые дни пользования ноутбуком. Рюске замечает несколько цветных иконок с играми на рабочем столе. Да и Раши нередко залипает в экран по несколько часов в день. Один беглый взгляд Рюске даёт понять, что сам он никогда не смог бы так быстро и, главное, эффективно тыкать по клавишам, чтобы игра работала. Его легко впечатлить.

Но в остальное время, когда Раши не играет, они гуляют. Изучают новый город вместе — ходят по паркам, зоопаркам, кафе, библиотекам, книжным и букинистическим. Они вместе ищут книги на английском, но быстро понимают: все иностранные книги — классика в оригинале. Изредка им попадаются технические издания и учебники языков. Раши быстро теряет интерес к поискам, а заказывать книги специально, не на рандоме — не в его привычке. Рюске больше не видит его читающим.

Но весь этот прогресс — первый месяц. Скоро у Рюске кончается отпуск, и приходится вернуться к работе. Он впервые берёт дистанционные задачи, хотя для конструкторов это совсем обычно. Рюске был уникален в желании присутствовать на объектах с момента их проектирования. В обеих спальнях слишком мало места, чтобы вместить столы, так что ему приходится расположиться на диване. Вместе с ноутбуком и альбомом, который никто не видел.

— Чё это? — при виде потрёпанных по углам листов Раши плюхается на диван рядом. Он бегло поднимает взгляд на соседа, решив, что тот не против, и листает крупные страницы.

— Тетрадь для… рисунков.

— Ты рисуешь?

— Лучше назвать это чертежами.

Раши перекидывает бумагу к началу и рассматривает полусмазанную модель станции. Её Рюске рисовал по памяти уже на Земле. Он помнит, как тяжело было решиться на этот чертёж. Как странно было пытаться поверить, что имеет право делать что-то без практической пользы. Делать что-то для себя. Он смотрит, как легко Раши проводит пальцами по тонким срезам обшивки, по схеме дока и модели жилого блока. Детали надолго приклеивают его взгляд, прежде чем он листает дальше.

— Так подробно… — тянет Раши под впечатлением. Между страничками мелькает рыжий корпус уж очень старой мехи. — И ни разу не сказал, что так умеешь. Жесть. Это с работы?

— Не совсем. Точнее отчасти. Обычно я просто так рисую…

— Это слишком круто. 

Раши ещё долго листает альбом, нахмурившись. Рюске так и не понимает, злится ли он из-за скрытности. Больше он ничего не говорит.

Постепенно Раши теряет интерес к прогулкам. Когда большая часть мини-достопримечательностей была пройдена, на новые он перестаёт соглашаться. Когда наступает май, Рюске сваливает вину на солнце — вредное для альбиносов.

Каждый день Раши начинается с подъёма в обед. Он выходит из комнаты и сразу плюхается за стол, одной кнопкой пробуждая ноутбук. Рюске часто застаёт его смотрящим поверх экрана, в окно с густой зеленью перед забором и кусочком голубого неба под треск цикад.

За время прогулок они поделились многими воспоминаниями из детства и теперь будто исчерпали все темы для разговора. Кроме обсуждения быта. Поэтому Рюске решает давать ему больше личного пространства. Пару раз уезжает на испытания длиной в неделю. Уходит на долгие прогулки. Возвращается к пробежкам. К ним он приучился в старшей школе, а на орбите заменял их беговой дорожкой. 

Но многого Рюске не замечает. Например, что консультанты отказываются говорить с Раши. Что прохожие пытаются перейти на другую сторону дороги от него. Что общительный, даже болтливый Раши ни разу не смог заговорить с соседями. Что он не хочет говорить даже с Рюске.

В командировку он собирается неохотно. В этот раз — на месяц, в Канаду. Конечно, объективных причин для волнения нет. Не считая сюрприза в Америке. Рюске и сам понимает, как странно выглядит его беспокойство. Может же он оставить Раши одного. И даже не просить звонить каждый день. Хотя бы писать. 

Может же?

***

Но Раши пишет реже, чем Рюске надеялся, и намного реже, чем рассчитывал. Говорит, что всё в порядке, делится фото обеда по просьбе, но больше ничего. Почти как тогда. Рюске игнорирует вопросы коллег о том, кого он постоянно высматривает в телефоне, и спешит скорее доделать работу. Но вернуться раньше срока не выходит.

Он заходит в дом, который можно назвать своим. Он не спеша разувается под звук воды — дверь в ванную прямо у входа. 

— Раши, я вернулся.

В ответ ничего не слышно. В щель под дверью лезет вода. Может, слив засорился. 

Рюске включает свет и видит, что вода слегка красная.

Дверь не заперта. Сыростью не пахнет — вода льётся недавно. Раши лежит в ванне. С ещё более красной водой. Босиком Рюске подбегает к нему, носками чувствует, какая вода ледяная. Видимо, горячая давно кончилась. Одна рука свисает с бортика ванны. Колени, торчащие из воды, белые. Очень белые. Вторая рука под водой.

На полу Рюске находит нож. 

— Раши?

Его голова упала на бортик у стены. Губы — белые.

— Раши.

Рюске прикасается пальцами к щеке. Она тоже холодная, холоднее воды под ногами. Он берёт его за плечо и поднимает руку. На ней — длинная и глубокая рана вдоль запястья. Приставляет палец к губам. Дыхание есть.

Рюске складывает его руки вместе, на живот. Берёт его тело. Голова тут же закидывается обратно — на секунду кажется, будто отвалится. Идёт медленно, слишком легко поскользнуться. Рубашка у него теперь розовая. Из раны вытекает кровь.

Дверь в комнату Раши закрыта, и он несёт его в гостиную. Кладёт на диван. Расправляет конечности, кладёт под голову подушку. За ним по серому полу тянется лужа. В два шага Рюске находит на кухне аптечку и возвращается. Хорошо, что не выкинули. Хоть бинты и вскрыты.

Он бинтует руку ровными движениями, как когда-то бинтовал манекены в академии. Он знает, как действовать в условиях Земли и космоса. Только тогда рука не была такой холодной, а бинт — красным. А вот искусственное дыхание кажется более действенным.

Дрожащие пальцы не сразу попадают по цифрам на экране. Приходится вслух описывать то, что он видит. То, чего боится. Скорая выезжает.

Рюске накрывает его одеялом. Сжимает ладонь, хочет согреть, хотя и сам замёрз. Раши в ответ не сжимает. Сильно пахнет аптечкой. Глаза у него ещё красные. Вот бы они не были закрыты.

Не чувствуя слёз, Рюске оседает на пол.