Питеру казалось, что он встречал Джеймса на каждом шагу. Случайные встречи уже не казались таким случайными, но гадать, почему они вечно оказывались где-то поблизости, он не собирался. Он наслаждался тем, что имел, и хотел получить от этого так много, как только сможет. Когда они умудрились встретиться в Хэллоуин, ЭмДжей заподозрила неладное.
— Ты же сама потащила меня на вечеринку к своему профессору английской литературы, — Питер закатил глаза, когда подруга спросила его о Джеймсе.
Они зажигали на вечеринке в Бруклине. Питер, наверное, был единственным из гостей, кто не надел праздничный наряд, но это не мешало ему напиваться, танцевать и веселиться как перед концом света. Профессор английской литературы оказался симпатичным парнем: светловолосый, светлоглазый и по возрасту не старше Питера, но тот даже не подумал с ним знакомиться.
Позже он заметил Джеймса: выглянул в окно, наливая себе ещё одну порцию пунша. Тот стоял у многоквартирного дома через дорогу и болтал с каким-то парнем, который закуривал уже не первую сигарету. В клетчатой рубашке, джинсовой куртке и дутой оранжевой безрукавке Джеймс выглядел так же хорошо, как и в кожанке. Его образ дополняли простые синие джинсы, безумные кроссовки и скейт. И как же было приятно снимать с него всю эту одежду, избавляясь от следов Марти МакФлая, потому что каким бы классным не был персонаж из научной фантастики (к таким Питер всегда питал слабость), но Джеймс Барнс был в разы лучше.
В первую неделю ноября они встречались через день. Всё ещё случайно, без намерений и попыток найти друг друга, а в воскресный вечер Джеймс просто пришел к нему, а Питер впустил его без лишних вопросов. В тот же вечер он узнал, что рабочую командировку нельзя отложить, просто потому что так захотелось.
Так что отсутствие Барнса в своей жизни Питер старался не замечать. Придать этому значение значит признать — то, что между ними происходит больше, чем секс и уже точно серьёзнее, чем не такая дружба. Паркер переживал об этом больше, чем следовало, и его настоящие друзья не могли это не заметить. Даже Нед спросил, не случилось ли чего, но тот удачно выкрутился, свалив всё на Тумса и консервированный горошек.
ЭмДжей такое объяснение не устраивало. Она неустанно повторяла, что паркеровские отговорки звучат как оправдания первоклассника, но Питер лишь фыркал в ответ, не желая продолжать разговор. Он всё ждал, когда она сдастся и перестанет задавать вопросы, хоть и шансы на такое развитие событий были ничтожно малы.
Подвох и хитрость застали его врасплох после очередной ночной смены в супермаркете, и хоть он прекрасно знал, что любопытство ЭмДжей не знало границ, всё-таки надеялся, что её затормозят моральные принципы и приличия. Тем не менее, когда он встретил подругу на выходе из магазина, на его лице не мелькнула даже тень удивления. Прежде чем она успела сказать хоть что-нибудь, он выставил свои условия.
— Только если ты угостишь меня завтраком где-то вне Бруклина, — сказал он. И ЭмДжей это устроило.
И не то чтобы он не любил Бруклин, нет. Район был неплохой, люди казались добрее, чем в Квинсе, а улицы чище. Вот только двухнедельное отсутствие Джеймса в его жизни давало о себе знать. Питер боялся случайно наткнуться на него и узнать, что тот просто потерял к нему интерес после той разгульной недели, когда они собрали все бары Квинса и истончили его запасы смазки.
Они с ЭмДжей добрались до лучшей пиццерии в Квинсе, где готовили по настоящим итальянским рецептам. Вкусная и недорогая пицца — два очень важных аргумента, когда выбираешь место для завтрака. Питер предпочел столик в углу столику у окна, подальше от солнечного света и толпы спешащих по делам ньюйоркцев. Не то было настроение, чтобы лицезреть довольные лица прохожих, спешащих ухватить лакомый кусок пиццы. Мало того, что он не спал всю ночь, так еще и Тумс всю смену отыгрывался на нём за помятые консервы и пообещал в следующий раз отправить его в секцию с замороженной рыбой.
Как же хорошо, что у ЭмДжей хватило такта и самоконтроля, чтобы дать ему время заполнить желудок и понизить градус злости в крови: хрустящая корочка и тягучий сыр творили чудеса. К тому же в тепле и уюте кафе с джазовой фоновой музыкой напряжение уходило и из тела, а Питер растекался как растопленное масло.
— Ну? — нетерпеливо спросил он, наслаждаясь едой.
Последнее, что хотел делать Питер после ночной смены, это болтать о парне, о котором он не знает буквально ничего и которого не видел по его меркам вечность. Но сил настаивать на том, чтобы отложить разговор до лучших времен (например, до тех, когда все забудут, что кто-то вроде Джеймса появлялся в его жизни) уже не было.
— Почему ты не рассказал, что у тебя есть парень? — ЭмДжей, приготовившись слушать, села удобнее и отодвинула от себя стакан с кофе.
— Потому что у меня нет парня.
— А как же Джеймс?
— Мы не встречаемся. Не переживай, я уточнял.
— Я видела, как вы двое переглядывались в тот раз, когда мы встретили его в кинотеатре. Так что не увиливай и просто расскажи мне, кто он, чем занимается, как долго вы встречаетесь и...
— Мы не встречаемся, — сжав губы, чётко повторил Питер. — Это во-первых. Во-вторых, он работает в безопасных перевозках, и я понятия не имею, кроется ли за этим тайный смысл.
— А в-третьих?
— А в-третьих, это всё, что я знаю.
— И что происходит между вами?
— Не такая дружба, — сказал Питер и, поймав вопросительный взгляд подруги, пожал плечами.
Он не видел Джеймса две недели, но прежде даже не догадывался, что это для него значило. ЭмДжей не требовала многого, даже не пыталась ворошить воспоминания, но отчего-то Питер чувствовал себя так неправильно и ничего не мог с этим поделать. Всего ничего, а он уже впал в отчаяние, о котором не хотел никому говорить, ведь озвучить нелепые мысли вслух все равно что принять правду и найти повод забиться в угол навсегда, спрятаться от страха и надеяться, что в этот раз сердце не пострадает.
— Он тебе нравится? — ЭмДжей, подперев подбородок рукой, прищурилась и внимательно уставилась на него. Питер знал, что это значит: она переключилась в режим детектора лжи, чтобы было проще искать признаки того, что друг врёт ей и не краснеет.
— Да, — сказал он и потянулся к стакану с остатками кофе. — Нравится, и что с того? Это противозаконно? Он красивый, сексуальный и трахается как греческий бог, а как он работает ртом, ты бы знала, подруга, ты бы знала. Конечно, он мне нравится, иначе зачем я так усердно пытался склеить его в баре.
— Ты влюблен в него по уши, да? — отчаянно вздохнула ЭмДжей. Прищур исчез, и она, откинувшись на спинку стула, сложила руки на груди. — Но при этом вы не встречаетесь?
— Он отсосал мне, потом трахнул, а на утро исчез, оставив под банкой с кофе пятьдесят баксов, — продолжал Питер, надеясь ни в чём не проколоться. — И больше я его не видел.
— Ага, и с тех самых пор ты решил сменить тактику и теперь не спишь со всеми подряд.
— Глупое предположение.
— А что, после него ты спал с кем-то ещё?
За секунды перед глазами Питера вспыли все те воспоминания о ночах, проведенных в объятиях Джеймса. Его теплые руки, шершавые от шрамов плечи и губы, срывающие поцелуи так резко, как ветер срывает листву с деревьев. Мурашки прошлись по загривку, и он вздрогнул, приходя в себя.
У него не было ответа на простой вопрос. Точнее, ответ был, очевидный и понятный, но тот, который не хотелось произносить вслух.
— Что и требовалось доказать, — победно произнесла ЭмДжей. — Ты влюбился в него как в своего несуществующего канадского парня.
— Канадский парень был по-настоящему!
— Но даже ради него ты бы не отказался познакомиться с умным и сексуальным профессором.
— Да не в этом дело, — попытался оправдаться Питер, но его собственные сомнения взяли вверх, и голос скрипел как старое кресло. Это и стало его большой ошибкой.
Вот если бы он только сказал всё, как есть, не поделившись лишь своими сомнительными чувствами, он мог бы выиграть эту битву, но, когда у него хоть что-то шло по плану. Ему хотелось провалиться в колодец, чтобы забыть этот кошмар, в котором кроме него виноватых нет.
ЭмДжей, кажется, всё понимала. Но молчала, не отчитывала и даже не требовала объяснений. Как будто все переживания, которые испытывал Питер, излучали радиацию, которая проникали ей под кожу и завладевали и её чувствами.
— Слушай, — продолжил Паркер, напрягаясь. Его голос звучал хрипло, а говорить было больно, как будто во рту застряла рыбная кость. — Да, он мне нравится. И да, последние два месяца я сплю только с ним, но это всего лишь случайность. Встречи в самых странных местах, как в тот раз в торговом центре... У него даже нет моего номера! Но мы всё ещё не встречаемся, и всё это моя инициатива.
Питер не верил ни единому своему слову. Как бы он не пытался звучать уверенно, как бы не пытался убедить себя, что всё это взаправду, ничего не получалось. Он слышал дрожь в собственном голосе, и она так громко выделялась, что заглушала любые слова. И это каких-то две недели, чёрт подери.
— Ты в порядке? — тихо спросила ЭмДжей.
Питер допил остатки кофе. Легче ему не стало, он только больше накрутил себя и не знал, как теперь быть. Но вопреки всему, он устало улыбнулся и кивнул. Он знал, что ЭмДжей всё понимала, но продолжал делать вид, что ничего особенного не случилось.
***
Тумс был ужасным начальником. Грубым, мелочным и вытряхивал душу каждый раз, когда вставал не с той ноги. Но Диллон был ещё хуже. Как обычно вечером по четвергам Питер разъезжал на арендованной машине и развозил пиццу. Он работал доставщиком в «Dillon’s pizza» уже девять месяцев, но никак не мог привыкнуть, что здесь его ни во что не ставят.
Последние пару месяцев начальник — внучатый троюродный племянник самого первого Диллона — не удостаивал внимание ни одного доставщика, работающего на сеть пиццерий, и Питера это больше, чем устраивало. Потому что если босс проявлял к тебе интерес, увольнения было не избежать, и не нужно оканчивать Гарвард, чтобы понимать, что теперь настал его черед.
Он пытался оттягивать момент встречи с начальником так долго, как только мог. Поэтому, когда перед сменой ему сообщили, что троюродный Диллон хочет с ним поговорить, он едва не схлопотал паническую атаку. Заскочив в туалет, он умылся и убедился, что руки не трясутся. Перед тем, как зайти в офис своего начальника, Питер вдохнул полной грудью.
— Мистер Диллон, вы хотели меня видеть?
Мистер Диллон был немногим старше Питера, чуть шире в плечах. Его кожа по цвету напоминала кофе с молоком, ежик темных волос разделяла светлая полоса прямо по середине. Светло-желтая футболка с эмблемой пиццерии совершенно ему не подходила, но, как и всех начальников, такая мелочь его не смущала.
— Паркер, — весело подхватил Диллон, закинув ногу на ногу и замахав руками. — Проходи, садись. Дело у меня к тебе есть.
— Срочное? — Питер застыл у двери. — Вы знаете, мне на смену пора.
— Садись, — настоял Диллон и звучал уже не так дружелюбно. — Давай, не робей, зад свой на стул положь.
Поджав губы, Питер послушно сел на стул. Неудобный, продавленный и не соответствующий имиджу компании. Диллон, сложив руки перед собой, серьёзно посмотрел на него. Ещё бы чуть-чуть, и он бы заорал как чайка, потому что вся эта ситуация выходила за пределы его зоны комфорта. Мысли о возможном увольнении и о перспективах поиска новой работы заставили желудок сжаться. Спазм был такой сильный, что Питер прикусил губу.
— Что ж, мистер Паркер, — Диллон перешел на официальный тон, — у меня для вас есть отличное предложение.
— Какое предложение? — замешкался Питер.
— Нам нужен доставщик в другой район, и ты как никто подходишь на эту роль. Зарплата больше, два дня в неделю.
— Что во мне такого особенного?
— Минимальный процент опозданий и жалоб клиентов, — Диллон откинулся на спинку кресла. — Ну, что скажешь?
Нервничая, Питер потер переносицу. Он был не дурак, знал рынок и то, за что платят больше. Предложение Диллона звучало привлекательно, но брать конфетку из рук незнакомца то же самое, что и броситься на дорогу, не посмотрев по сторонам. Он просчитал два возможных сценария, и, если один из них был вполне приемлемым, второй был ужасным. Шестое чувство подсказывало, что на удачу рассчитывать не следовало, но он не терял надежду.
— О каком районе речь?
Диллон широко улыбнулся.
***
Разговор с Диллоном не мог закончиться иначе. Питер знал это с самого начала и сейчас винил себя за надежду. Его захлестнуло волной разочарования, и он, если честно, понятия не имел, что будет делать дальше. Мысли о поиске новой работы и попытках втиснуть её в своё расписание подогревали ту ярость, которую обычно будит алкоголь. Но даже это было лучше, чем доставлять пиццу по всему Манхэттену.
Ноябрьская прохлада напоминала о зиме. Питер шел по поднимающемуся вверх тротуару мимо малоэтажных домов старой застройки. Кроссовки проваливались в неглубокие лужи и нещадно промокали. Его взгляд был устремлен прямо вперед, как будто он надеялся найти ответы на все свои вопросы в темноте улицы. Изредка попадавшиеся ему прохожие и ехавшие в унисон с ним машины не привлекали внимания, и он очень жалел, что до сих пор никто не изобрел прибор, который вмиг переместил бы его домой в мятую, пустую постель.
Поэтому, когда кто-то подбежал к нему и постучал по плечу, он, развернувшись, едва не пустил в ход кулаки. Будь у него опыт в настоящих драках, этот вечер закончился бы в больнице, но с его грацией лесного дерева единственным пострадавшим оказался он сам — Питер наступил левой ногой на правую. С широкой улыбкой и в дурацкой шляпе перед ним стоял Хэппи Хоган с очередным конвертом в руке.
— Нет, — твердо сказал Питер.
План побега от Хэппи созрел сразу. Всего-то нужно было обогнуть Хогана и со скоростью бенгальского тигра найти ближайший бар, в котором можно спрятаться. Медлительный Хэппи на своих двоих никогда его не догонит, и, пока тот будет залезать в машину и искать место для разворота, у Питера будет фора. Но стоило ему кинуть взгляд за спину раздражающей мартышки Старка, как сожаление ударило его по лицу, отчаяние напало со спины, а потом стало так больно, что он забыл, как дышать.
В тридцати метрах от них с Хэппи был припаркован электрокар Ауди R8, а рядом, опершись на крышу машины и сжимая губами сигарету, стоял тот, кого Питер надеялся никогда больше не встречать. Его прическа была всё такой же идеальной, борода аккуратной, а плечи поднимались в такт дыханию. Он смотрел прямо на Питера, изучал, выискивал слабости, прекрасно зная, где те обычно прятались. Всё тело сковало невидимым льдом, горло жгло сильнее, чем от крепкого алкоголя. Руки затряслись, и ярость вспыхнула так же ярко, как фитиль бомбы хитрого койота.
Та самая причина, по которой он отказался работать на Манхэттене, нашла его здесь, в Квинсе.
— Привет, — бессмысленное слово, бессмысленный кивок и улыбка. Пальцы, сжимающие сигарету, даже не дрогнули.
Его ночной кошмар словно обернулся в бронежилет. Их встреча не беспокоила его от слова совсем и это бесило. Питер ненавидел себя за все те чувства, которые накатывали на него сейчас, и с которыми был не в силах справиться. Хотел бы он иметь суперсилу, чтобы в один миг избавиться от страданий и заставить страдать его, курящего и улыбающегося. Хотел бы отыграться за все бессонные ночи, пьяные сквернословия и рыдания в подушку. Наслать бы проклятие на этого ублюдка прямо здесь, стереть эту ухмылку с его губ и сделать так больно, как он никому и никогда не делал. Вот только Питер — простой парень и не обладает ни даром, ни специальным инструментами.
И почему же оказалось так сложно просто отвести взгляд?
Тот, кто сделал ему больно, кто размазал его по стенке и отправил в эмоциональную кому, выглядел до тошноты счастливым и всё таким же идеальным как модели в глянце. Сколько раз он пытался найти изъян во внешности не сосчитать, и только потом понял, что искал не там. Всё то время, что они встречались, его единственным изъяном была ложь, которая из его губ звучала, как журчание ручья.
Питер хотел кричать о несправедливости, о лжи и предательстве, хотел ударить это идеальное лицо и заставить его съесть чертову сигарету, чтобы и внутри у него были ожоги и шрамы, чтобы и внутри он был таким же гнилым как его душа, но не сдвинулся с места.
— Мистер Паркер, я вас прошу...
Хэппи Хоган ничего не замечал. Стоял, что-то болтал и даже не потрудился глянуть за спину, когда Питер не отрывал от его тыла взгляда. Это было ещё одно доказательство, что несмотря на то, что когда-то Хэппи был частью их с Мэй семьи, судьба уже выросшего сорванца его не очень-то и заботила. Ему бы только заработать денег и угодить Старку, а чувства и прочее — просто мелочь под ногами.
— Простите, м-мне надо идти, — с трудом выговорил Питер, наконец посмотрев на Хэппи.
— Только не выбрасывай, хотя бы вскрой конверт и посмотри, что там, — сказал Хэппи. — Доброй ночи.
Резко развернувшись, Питер зашагал вверх по улице, всё ещё чувствуя прожигающий нутро взгляд. К горлу подступал ком, но он не мог позволить себе сорваться и расплакаться. Он ещё помнил, какие бывают последствия у его истерик. Зайдя за первый попавшийся угол, он, прижавшись, сполз по стене и, сунув конверт в карман, уткнулся лбом в колени.
Его трясло. Во рту пересохло, голова раскалывалась, а мысли путались в комок. Он так хотел нажраться, набраться вином или чем-нибудь покрепче, но сил встать и идти дальше просто не было. Электрокар скрылся вдалеке дороги, так что никто и не знал, что он вообще был здесь. Сколько он так просидит? Пару часов или сутки? Или до тех пор, пока бдительные граждане не примут его за наркомана и не вызовут полицию?
Он знал, что ему нужна помощь. Сдержав очередной поток отчаяния, он достал телефон, но вместо того, чтобы по привычке набрать ЭмДжей, сделал неожиданный для себя самого выбор. В кошельке всё ещё покоилась визитка с номером телефона, который ему стоило набрать ещё в сентябре. Гудки шли долго, звучали так безнадежно, что в какой-то момент Питер не выдержал и всхлипнул.
— Кто это? — обеспокоенный голос Джеймса донёсся из динамика. В груди кольнуло теплотой. — Алло?
— Джеймс, — сглотнув подходящий к горлу всхлип, сказал он.
— Питер? Что случилось?
— Т-ты не мог бы меня забрать?
— Где ты?
С минуту Питер молчал, оглядываясь по сторонам. Он всё ещё всхлипывал, дышал тяжело и часто, и Джеймс спокойно ждал ответа. Не торопил, не требовал. Как же он отличался от всех тех, с кем Питер когда-либо встречался. Отличался по-хорошему, а Паркер вел себя с ним как последний козёл.
— Н-недалеко от бара, где всё начиналось. По-моему, тут Бургер Кинг напротив и аптека.
— Сможешь сам дойти до бара?
— Да, думаю, что смогу.
— Закажи что-нибудь и жди меня.
— Х-хорошо.
— Если вдруг поймешь, что ты не там, позвони снова. Понял?
— Да, я понял.
Положив трубку, Питер поднял взгляд к небу: отсюда невидно звезд, поэтому вместо привычной всем Большой Медведицы, он представил, как выглядел бы на звёздном небе значок-кадуцей.
До бара он дошел без проблем. Вошел, занял столик в дальнем углу, но ничего не заказал. Сидел, дрожал как суслик и надеялся, что его никто не заметит. Всё тело казалось чужим, и заливать в него алкоголь — ужасное решение. И без того его бросало в пот, а руки тряслись как у заядлого пьяницы. Ожидание казалось таким долгим, что впору было проститься с жизнью по старости. Бесконечный круг мыслей и воспоминаний крутился как заезженная пластинка, единственной мелодией на которой было вскользь брошенное, улыбчивое приветствие.
Время ни черта не лечит, но только почему-то об этом все молчат.
Питер не знал, сколько прошло времени, когда Джеймс всё же нашёл его в баре. Он коснулся его лба, осмотрел лицо и шею и только потом взял его ладони в свои руки.
— Да ты ледяной, — охнул Джеймс.
Значок-кадуцей блеснул в свете свисающей с потолка лампы. Питер с трудом улыбнулся. Джеймс выглядел неважно: круги под глазами, какие бывают после бессонных ночей, и синяк на щеке. Волосы взъерошены и грязные, а дышал он ничуть не лучше Питера. Усталый, измотанный, сорвавшийся с места по первому зову. И Паркер ненавидел его за это. За эту надежду, за надежность, которой он светился, за беспокойство.
— Я отойду до бара и вернусь, хорошо? — спросил он, и по тону голоса было понятно: ему важно, чтобы Питер понял каждое слово. — Две минуты.
— Хорошо, — согласился Питер.
Бросив свой телефон на столик — видимо, как залог, за которым он обязательно вернется — Джеймс оставил его одного. Паркер не смотрел ему вслед, а глядел на свои руки, которые, оставшись без поддержки, снова мелко задрожали. Он знал, что самое ужасное уже позади, но никак не мог унять дрожь.
— Вот, держи, — Джеймс поставил перед ним стакан. — Выпей.
— Это плохая идея. Я не смогу остановиться, я знаю, такое уже было.
— Не переживай, я за этим прослежу.
Первые несколько глотков дались ему с трудом, потому что дрожь никуда не делась. Несколько капель попали на одежду, остальные — прямо ему в рот. Джеймс ничего не говорил, просто был рядом и ждал. И снова этот контраст, который казался невозможным. На него не наседали, не желали, да и не требовали объяснений, не вынимали из него щипцами никаких признаний, при этом действительно беспокоясь.
На пятый глоток Питер понял, что Джеймс принёс ему Джин-тоник. Стал пить смелее и не остановился, пока не опустошил стакан. Как ни странно, но мучившая его дрожь постепенно сошла на нет. Теперь потряхивания походили на нервный тик и повторялись не чаще, чем раз в тридцать секунд.
— Почему у тебя глаза красные? — тихо заговорил Джеймс. — Принимал что-нибудь?
— Нет, — прохрипел Питер. — У меня нет денег на наркотики.
— Я так и думал, просто решил уточнить.
— А у тебя опять синяк на щеке. Тебя как будто бьёт всегда один и тот же человек.
— Работа такая. Тебе лучше?
— Немного, — Паркер кивнул и посмотрел на пустой стакан. — У меня нет денег, чтобы заплатить за Джин-тоник.
Джеймс понимающе кивнул.
— Пошли, я отвезу тебя домой.
***
Питер не знал, что Джеймс водит машину. В этом не было ничего удивительного, но после всех их совместных путешествий по городу на мотоцикле он находил это странным. А тот факт, что это была не крутая, гоночная машина, а Форд Эксплорер — солидный внедорожник белого цвета, озадачивал ещё больше. С виду автомобиль казался огромным, но, оказавшись в салоне, Питер понял, что недооценил масштабы. В этой машине без труда можно было бы спрятать Луну, если бы вдруг кто-то задумал её похитить. Уже по пути к дому, сидя на переднем сидении и рассматривая всякие мелочи, украшающие салон, он узнал, что эта машина рабочая, и вопросы, возникшие при её виде, исчезли сами по себе.
Все, кроме одного. Неужели Джеймс сорвался к нему с работы?
Только эта мысль и держала его в здравом уме, отгоняя болезненные воспоминания.
В машине Питер согрелся. Время от времени глядя на себя через зеркало заднего вида, он подмечал, как следы истерики постепенно покидали его. Глаза пришли в норму, краснота сошла со щек, не оставив следа. Губы и руки окончательно перестали дрожать. И только левая нога время от времени дергалась как у проклятого невротика.
С пассажирского кресла любоваться Джеймсом было по-настоящему приятно. Тот выглядел сосредоточенным, занятым, но изредка поглядывал на Питера и едва заметно улыбался. Его руки всё время находились на руле, и он то крепко хватался за обвитое кожей рулевое колесо, то легко постукивал пальцами по его шероховатой поверхности.
Тревожный звоночек звенел в ушах, но Паркеру было плевать ровно до тех пор, пока этот взгляд успокаивал и являлся причиной, по которой в груди становилось тепло. Впервые за долгое время Питер почувствовал, что хочет поцеловать кого-то не в качестве прелюдии к сексу и даже не потому, что это кто-то выглядел чертовски сексуально. Ему хотелось поцеловать Джеймса просто так, как если бы он был бы его настоящим парнем. Но он только улыбался в ответ и не предпринимал никаких попыток к исполнению своих желаний.
Через каких-то двадцать минут Питер глядел в окно на здание, в котором жил. Джеймс всё так же сидел в водительском кресле, нервно сжимал руль и чего-то ждал. Одинокий фонарь, возвышаясь подобно могучей сосне, светил в салон сквозь лобовое стекло.
— Доберешься сам или помочь? — спросил Джеймс, когда Питер перестал пялиться на дом.
— А ты? — взволнованный Паркер заерзал на кресле. — Не пойдёшь со мной?
— Питер, я только из командировки. Пара недель в нечеловеческих условиях. От меня несет, как от свалки с медицинскими отходами и...
Питер устал его слушать. Все эти оправдания не значили ничего, они не имели веса, и Паркер понял это, когда, сев на колени, потянулся к Джеймсу и поцеловал его. Пальцами вцепившись в шею, он старался не наседать и не упорствовать, потому что боялся переусердствовать. Целовал легко, кротко, осторожно, касаясь только губ. Когда он почувствовал чужую руку на своей талии, то понял, что всё сделал правильно.
— Пошли, я сделаю тебе горячую ванну, — и хоть его голос подрагивал, Питер чувствовал себя значительно лучше.
— Ты еле держался на ногах, когда мы выходили из бара.
— Вот и повод к тебе присоединиться во время водных процедур.
— Для такого тебе не нужен повод.
Джеймс и правда не соврал, когда сказал, что Питеру не нужен повод, чтобы провести с ним лишнюю минуту. До квартиры Питера они добирались, кажется, вечность, совсем как в тот первый раз, только сегодня Питер молчал, не забивая тишину ненужными фактами.