Ко дворцу омеги, впрочем, особенно не спешили - прошли торговой улочкой, на товары полюбовались, себя показали. Тэмин не показывал, что нервничает, потому что толку в том не было никакого, Кенсу сочувственно улыбался, пытаясь отвлечь друга, показывал на красивые безделушки, внимание к которым привлекали продавцы. Вскоре им это удалось: Сокджин остановился купить пудру у одного омеги, пудра была в красивой пузатенькой коробочке, пахла персиком, и очень понравилась ванджа, так что Сокджин купил две, поделившись с другом. К воротам они подошли, без умолку треща о том, каким весёлым будет праздник на день рождения Вана, как Чимин ждёт его, так как был заказан специально к событию дивный ханбок, и все прочие омеги дворца покрылись коркой зависти к старшему ванджа-омеге, а папа ходил гордый, как павлин...
- Увидит молодой господин Мин вас в нем - окончательно голову потеряет и наверняка решится к отцу пойти, чтобы руки вашей просил, - улыбнулся лукаво Сокджин.
- На то и надежда, - запыхтел Чимин. - Я уже совсем большой! Сваты со всех уголков страны приезжают к отцу, из Цинь тоже, все меня хотят, - Тэмин закатил глаза и с улыбкой покачал головой, слушая эту похвальбу. - И если молодой господин не поспешит, Ван отдаст меня какому-нибудь циньскому мандарину, - надул ванджа губки.
- Жаль, я вмешаться не могу, - вздохнув, посетовал Сокджин.
- Вот был бы ты Вана фаворит, тогда мог бы, - улыбнулся Чимин.
- Есть у Вана фаворит при дворе, и дороже мне уважение и благосклонность его дружескую видеть, хотя и смело с моей стороны говорить о таком, только о месте фаворита, душа моя, не мечтаю, даже ради тебя, - с улыбкой ответил омега.
- Знаю, о чем мечтаешь, - захихикал Чимин, обняв его талию.
- Только мечты и остаются, - улыбнулся Сокджин.
- Что поделать, коли альфа слепой! - проворчал ему в спину Кенсу.
- Кенсу, перестань...
- За вас душа болит, господин, знаете сами!
- Знаю, но не надо...
Спор господина и слуги, которому вполне дозволялось вмеру перечить иногда, прервали голоса стражи у ворот - и не заметили четверо путников, как дворцовых стен достигли. Прервав беседу, посмотрели они в ту сторону, откуда крики неслись, и увидели, как из отворившихся ворот выезжают стража, а посредине - сам Ван, да с наследным принцем.
- Ба! - сказал тот, заметив Чимина, и разумеется сразу брата признав. - Вот где ты ходишь, а уроки?! Учитель розги мочит, тебя ждёт! - рассмеялся.
- Веду домой, учиться, - вступился Сокджин за ванджа, что обиженно насупился. Перевел взгляд на Вана. - Государь, доброго дня.
- Доброго дня, Сокджин, - улыбнулся тот, тепло на омегу глядя. - Опять сына моего защищаешь?
- Опять, ваше величество, виноват, каюсь, но измениться не обещаю, - рассмеялся омега.
- Ты должен быть в чайном доме и к моему приходу готовиться, - оборвал его веселье наследный принц, сверкая глазами.
Лик его красивый часто был злобой изуродован, вот и теперь, непонятно с чего, разозлился наследный принц, зубами заскрипел.
- Вышел пудру купить, - показал Сокджин ему коробочку. - Уже домой идём с Кенсу. Вот только ванджа Чимина проводили. Удачной поездки, ваше величество, ваше высочество, - изящно склонился омега в поклоне.
Чимин глянул на брата недобро.
- Ты чего им командуешь, он не в твоём гареме! Нельзя ему со мной погулять?! Запретили в чайный дом ходить, я слушаюсь, но видеть его я могу!
- Нет никаких вопросов к вашей встрече, только к тому, что учебу прогуливаешь, - покачал головой Ван. - Доброго дня, Сокджин. Поедем, наследный принц.
И альфы поехали дальше, и нечего делать было Хосоку, как за отцом вслед направиться. Проезжая мимо Сокджина, он склонился щеки его коснуться.
- Вечером жди.
Омега не ответил, лишь кивнул, спокойно в ответ посмотрев. Дождавшись, пока альфы подальше отъедут, Чимин заворчал:
- И что за судьба мне, с таким братом от одних родителей родиться?! В кого только он такой неотёсанный грубиян?! Отец приятный и добрый человек, справедливый и мудрый, папа наш так вообще милейший омега, нежный и ласковый, так откуда это чучело?! Уж на что в гареме интриги плетут эти наложники, уж на что в постель отца метят, а все сходятся, что к брату в гарем не хотят, не завидуют тем, кто попадет, когда брат начнет его собирать!
- Он ещё не омежен, даже жених не определен, - улыбнулся невесело Сокджин.
- Звездочеты никак не найдут из кандидатов подходящего, - фыркнул Чимин. - Уж Хосок их подгоняет, но все никак...
- Все равно омежат, - заметил Тэмин, сочувственно на Сокджина глядя.
- Да, - мрачно буркнул Кенсу. - Бают городские Звездочеты, что мой господин ему по гороскопу подходит!
- То они скандала ради, то не взаправду же, - вздохнув, остановил их речи Сокджин. - Ванджа, душа моя, иди домой, час поздний, учителя загневаются. Увидимся вскоре, не грусти.
Кивнув, обнял его Чимин и, сжав в пальцах коробочку с пудрой, пошел к воротам, кои стража перед ним с почтением отворила. Посмотрев ему вслед немного, Сокджин так же в сторону чайного дома шаг направил. Высоко солнце светит, день теплый, и вроде на душе бы солнцу сиять.
Но бледно лицо омеги. Не красит губы его улыбка.
***
Утром накануне дня рождения государя Хичоль вышел из своих покоев и голосом оракула сообщил слугам, ожидавшим его:
- Сегодня вечером будет мало гостей, так как все будут беречься к завтрашнему веселью. Поэтому не готовьтесь так уж усердно, и мы сможем поберечь хорошее вино и закуски, и пусть омеги не сильно рвут струны инструментов, и даже не выносят сяо, все равно некому будет их слушать!
Слуги поклонились, соглашаясь с господином. К вечеру все омеги были в лучших нарядах, к столикам гостей вынесли лучшие кушанья, домики выскребли до блеска, слуги сбились с ног, подтаскивая к гостям вино - гостей же набралось так много, что у ворот столпилась очередь из брюзжащих Альф, с завистью прислушивающихся к смеху и музыке за надёжным высоким забором.
Хичоль в сопровождении слуг и учеников вышел на башенку над воротами полюбоваться этим и позлопыхать. В чайном доме конкурента Джиена, что улицей ниже, никаких очередей отродясь не бывало. Дар оракула никогда Хичоля не обманывал.
Несмотря на середину сентября, в чайном доме царил ароматный и томный летний вечер. Играла веселая музыка, лаская слух Альф, игравших в кости, болтавших за яствами и вином, танцевали омеги, все это при свете маленьких красных фонариков на всех скатах крыш, а небо было ясным, стемнело позже, и все в розовом, все пахнет цветами и фруктами.
Несмотря на то, что на следующий день с самого утра Сокджину, а так же ещё двоим омега из числа лучших музыкантов и танцовщиков надлежало отбыть во дворец, их всех троих выставили прислуживать гостям. Разумеется, по той же причине, их освободили от нижних залов чайного дома, где собиралась самая разношёрстная масса гостей, - только видные альфы могли насладиться обществом этих омег, и по этому поводу пыжились и ходили павлинами! Лучший павильон второго этажа, в главном доме, был отдан гостям наследного принца, который не преминул явиться к своему личному кисен.
Хосок ужасно ревновал, что завтра не только его внимание будет приковано к Омеге, и ничего он не поделает, так как праздник - Вана, и ему будут все улыбки, все танцы, все песни. Так как он мог упустить прийти? Был бы гарем, Хосок отвёл бы душу в нем, и Кенсу с самого утра ворчал господину, что, верно придется до Будды дойти, чтобы и гарем у принца появился, и Сокджина в нем не оказалось.
- Полно, лучше помоги пояс утянуть, - с улыбкой ответил Сокджин.
И так все утро он ворчание слуги терпел и отвлекал его. На самом деле Сокджин бы тоже хотел поворчать, и даже покапризничать, а лучше всего и бежать куда подальше и от принца, и от чайного дома, но - что он мог? Он кисен, зависит от Хичоля, да и друг ему Хичоль, друг давний, как же бросить?! Да и куда омега двинется? Деньги есть, но путешествовать омеге, да ещё и кисен, одному, страшно, Кенсу принадлежит чайному дому, ...да и как уехать, коли сердце надёжно в Сеуле поселилось? Хоть украдкой любимого альфу видеть тут мог Сокджин. Хотя и понимал, что глупо все это, и мысли, и мечтания, и думать нечего, что что-то может измениться в его жизни: и не потому даже, что кисен, так как и кисен выкупали, брали в дома наложниками, и не потому, что наследный принц на него права иметь хочет. Просто не замечает альфа омегу, не люб он ему, то ли брезгует, серьезно к кисен не относится, то ли просто...
- Должен я попытаться полюбить наследного принца, - сказал Сокджин верному Кенсу, пока слуга одежды на господине расправлял.
Тот аж в ногах запутался, глаза вытаращил, руками всплеснул.
- Заболели?! Господин мой заболели! - побелел омежка.
- Ну, а что остаётся? - рассмеявшись, пожал плечами Сокджин. - Раз уж одна мне судьба - в гарем наследного принца...
- Да как его полюбить можно?! Этот изверг вас бьёт, чуть заревнует, он самовлюблённый, завистливый, как такого альфу вы сможете в сердце принять?! Вы, с вашим вкусом?
- Ну, ведь он сын Вана, а Ван - хороший человек. Может, и принц Хосок станет хорошим?
- Вы сами не верите. Вы сами не верите в это, и не пытайтесь себя и меня уговаривать. Как, отдав сердце такому достойному альфе, как... Сами знаете, кто! Как вы можете говорить, что полюбите того, кто его полная противоположность?! Да вы себя унизите!..
- Я кисен, мне ли о унижении печься? - погладил его плечо Сокджин.
- Вам! Кому как не вам?! Вы разве по прихоти своей в кисен пошли?! И кабы были вы дурной, так век свой в среднем ранге и кончали, где не прав ваш Кенсу?! - слуга снова принялся за работу, но ворчал без умолку. - Вы сразу, едва папенька вас продали господину Хичолю, сразу себя благородно поставили, и господин Хичоль, да продлят боги его года, да дадут ему здоровья и денег, вас воспитывал как сына, и учителей хороших пригласил, и помог вам в доме освоиться, был с вами ласков, и остаётся! Вы белая кость, господин, как же вам так опуститься, что про унижение не думать? Вы белой костью и остались, хоть и тут, в глазах Кенсу, в глазах ванджи, в глазах всякого, кто глазами хорошими не обделён, и душой. В судьбу эту вас рукой чужой забросило, не мог папенька содержать вас, и маленького замуж выдать не мог, не имея приданого для вас...
- Все так. Прости, не плачь. Опять я рассиропился, и тебя расстроил. Знаю, не на что мне жаловаться, Кенсу, не на что, а главное мое сокровище - Хичоль, что был мне папой и стал другом, ванджа, чья дружба душу греет, и ты, мой самый важный друг и заступник, - стараясь не плакать, обнял Сокджин омежку.
- Я за вас кого угодно разорву, - пробубнил тот в грудь господину. - Меня к вам ребенком приставили, в жизни от вас зла не видел, обиды не терпел...
- Ну все, а то оба распухнем, - расхохотался Сокджин, утирая его слезы. - Спасибо, что на место меня ставишь и отучаешь ныть, мой Кенсу. Не к лицу это, жалобы да стенания, не к чести. Давай лучше готовиться, чтобы принц вечером не гневался сильно.