Много сил потратил Сокджин в последующие дни на то, чтобы подстроить себе общение с молодым господином Мином наедине, и получилось это лишь накануне Чусока. Не имея возможности устраивать свою жизнь, очень хотелось омеге помочь другу. И вот, применив хитрость, добился того, что все вечерние гости оказались заняты с другими кисен, а он, заранее условившись с заинтригованным альфой, провел его к себе.
- Прошу простить меня, молодой господин, но нужно переговорить с вами без лишних ушей, - задвинув двери за собой плотно, проговорил Сокджин. - Снаружи мой Кенсу, он в курсе дел и не даст нас подслушивать.
Чонгук вытаращил глаза и приоткрыл рот. Все эти дни, что он вечером навещал чайный дом, кисен неустанно стремился оказать подле него, так и эдак перетасовывая других омег, ловко сводя в беседах гостей, чтобы не вязались к нему, и эти манипуляции растравили в альфе любопытство несказанно. Сначала он ждал, что причина всего будет заявлена, едва Сокджин просто сядет возле него в зале, но вечно мешали вездесущие Джехен и Егем (ладно хоть наследный принц, наказанный за излишние возлияния на пиру, был отлучен отцом от походов в чайный дом). Чонгук уже начал пытаться и сам отшугнуть приятелей, но те были не слепые и так же омежьими действиями заинтересованы, так что упрямо сидели подле него. В моменты, когда омеги не было рядом, друзья наперебой гадали, что ж ему так упорно надобится от Чонгука, предполагая самые абсурдные вещи, чем растравили самого юношу донельзя.
Ну и вот, наконец, звёзды сложились так, как надо Сокджину. В тот вечер Джехен остался дома, так как к первому министру приехало много родни, и старший сын и наследник не мог отлучиться от исполнения домашних обязанностей. Егем остался дома, потому что провалился на очередных соревнованиях, и отец, выбранив, запер его в покоях учиться. И только Чонгук, ничем перед отцом не провинившись, родни не привечавший (так сложилось, что генерал с родственниками покойного мужа и своими не знался), оказался в чайном доме и - попался тепленьким в руки кисен.
Усадив юношу за накрытый столик, налив ему вина и пододвинув плошки с печеньями, Сокджин улыбнулся и сложил руки на коленях. Интрига, таким образом, достигла своего апогея, Чонгук смотрел совершенно зачарованный, дышал через раз. Перебарывая желание спросить, как там генерал поживает, Сокджин сразу взял быка за рога:
- Позвал я вас, молодой господин, обсудить очень важное дело, но, впрочем, вам оно известно. Мой друг, его высочество, - омега сделал паузу, так как альфа ахнул и дернулся вперёд. - Не является для вас тайной, что каждый месяц присылают его величеству портреты, - альфа хмыкнул пасмурно, - и чем дольше вы тянете поговорить с отцом, тем больше шансов, что Ван в один непрекрасный день...
Умолкнув, кисен склонил голову на бок, выжидая. На лице его всяк желающий мог прочесть несказанное:
" Если, конечно, вы не передумали быть супругом моего друга, в таком разе, дайте уже нам с ним это понять честно, иначе, терзаемые волнением, можем мы с ним на вас осерчать и отомстить, ненароком подослав убийц".
Вздохнув, Чонгук выпил вина и кинул в рот ореховое печенье. Кенсу за дверьми насторожился, замерев в неудобной позе. Сокджин старался не давить на альфу взглядом, но выходило откровенно плохо.
- Я пытался несколько раз за эти недели, с нашего с вами последнего разговора. Должен сказать, хоть отец мой и строгий человек, мы все же близки, любим друг друга, и в целом я не опасаюсь, что он мне откажет, хотя точно знаю, сильно удивится. Дело вовсе не в том, в чем вы подумали. Но так сложилось, что эти дни попали на начало подготовки к грядущим учениям, затем отчётный период в военном ведомстве, а отец у меня из высшего офицерства, как вам известно. Затем, он ходит на консультации к его величеству на советы с этой осени, выступая как военный советник министра, моему отцу грозит большое повышение в следующем году. Хотя Ван всегда к нему прислушивался сам с собой, - было заметно, как сын гордится отцом, и Сокджин улыбнулся, - по этим всем причинам, приходя вечерами домой, отец очень уставший, его сил хватает поесть и принять ванну, он у меня всегда купается перед сном. Мне никак не удается поймать момент, когда он дома и не занят. Сам я учусь и служу.
Озадаченно покачав головой, кисен вздохнул.
- Плюсом к этому, - продолжал Чонгук. - После пира во дворце, по случаю дня рождения его величества, отец вернулся почему-то в растерянности. Я ещё на пиру заметил, что он задумчив, ну и дома это усугубилось. И так, и эдак к нему я поступал, но он отнекивается.
Кисен напрягся, Кенсу за дверьми вообще дышать позабыл.
- Что, по-вашему, могло произойти на пиру? - сделал вид, что удивился, Сокджин.
- Да что угодно! - отмахнулся юноша. - Видите ли, ко мне тоже сватаются, и есть омеги из вдовых, кто хочет за отца, вот, возможно, кто-то из них к нему на празднике и привязался.
Сокджин поджал губы и раздул ноздри.
- Не знал, что генерал ищет второго мужа...
- Он не ищет, он прямо наоборот - хочет отвязаться, - улыбнулся Чонгук. - Видите ли... Не должно мне, как сыну, так говорить, однако, папу своего я почти не помню, а вот отец о нем говорит скорее как о друге, чем о муже. Словом, не тоска его по папе держит во вдовстве, а просто нежелание снова вступать в брак. Я у него есть, наследник, в целом детей он не очень жалует, и вольная жизнь ему вполне по душе, знаете, не отвечать никому, почему в казарме засиделся, почему снова вызвался ехать на границу... Отцу важно, чтобы никто на его шею не садился. Однажды, - юноша рассмеялся, - он сказал, что, будь нужда, искал бы омегу без семьи, и чтобы не домосед. Но нет нужды, - завершил юноша речи, коими, сам того не зная, сердце Сокджину раскрошил и ещё потоптался. - Мне кажется, он из тех Альф, что в любовь не верят. Я вот не таков! - спохватился.
Справившись привычно к очередным ударом судьбы, Сокджин шлёпнул губами и вздохнул. Мда, подумал он, мечты мои - сплошь химеры, и как же так угораздило...
- Я сигнал ваш понял, - сказал Чонгук затем, с приязнью улыбнувшись. - Всегда вы о его высочество пеклись, любите его. И я люблю. Очень люблю и скучаю. Так что постараюсь, до конца этого месяца постараюсь поговорить с отцом. Возможно, в ближайшие дни и срастётся, думаю, надо сначала просто сообщить ему о моих чувствах, затем, когда он все обдумает сам с собой, уже и время на обстоятельную беседу отыщется. Я поговорю с ним, Сокджин, обещаю. Скажите его высочеству, прошу вас, и дальше портреты отправлять обратно.
Смутившись, улыбнулся юный альфа.
- Скажите, что любит его молодой господин Мин и обязательно станет его мужем.
Проводив молодого господина Мина, Сокджин уселся у зеркала поправить макияж и прическу. В комнату вошёл Кенсу, тихо присел за спиной кисен и стал раскачиваться, с боку на бок, затем вперед-назад, ничего при этом не говоря. Сокджин покосился на него в зеркало, взглядом давая понять, что можно уже перестать томить и рассказать, что же на уме.
- Знаете, я что подумал, господин Сокджин, - вздохнув, сказал Кенсу. - Я подумал, что очень удачно, что наследный принц побаивается генерала Мина.
- Эм... Ну да, наверное, это удачно, а почему? - озадаченно обернулся кисен.
- У меня из головы не идёт тот момент, когда вы в объятия генерала прыгнули...
Сокджин нахмурился.
- ...случайно угодили, - невозмутимо исправился Кенсу.
- И что же? Всяк видел, что это случайно, - пожал плечами кисен, вернувшись к своей красоте.
- Да, так оно и так, - кивнул Кенсу, но раскачиваться не перестал. - Однако, если бы его зверство генерала не боялись, и если бы авторитет генерала в столице и армии не был так велик, что даже Ван к нему прислушивается, кажется, ждать бы вам и генералу бед на голову.
Сокджин замер, не донеся пуховку до лица.
- Потому что наследный принц взрыл бы носом землю, аки крот, но генерала бы со столицы живенько перевели бы куда подальше и где всего опаснее, - продолжал Кенсу.
Пуховка упала на пудреницу, подняв немного ароматной пудры, что засыпала рукав кисен. Не заметив этого, Сокджин резко обернулся.
- Но очень удачно, что всего этого не случится, так как у генерала больше влияния на Вана, чем у всех принцев Чосона вместе взятых, верно, мой Кенсу?! - взволнованно спросил он.
- Так-то оно и так, - согласился тот без особенного энтузиазма. И опять умолк.
Сокджин подвинулся к нему поближе. Кенсу покосился на двери за собой, многозначительно вытаращил глаза и зашептал так, что волосы на челе кисен стали дыбом:
- Генералу совершенно ничего не угрожает от ревности принца, и даже я вам скажу, нет там ревности, так как всякому известно, что генерал душой замкнутый и в желании омежиться не замечен уже многие годы, с той поры, как овдовел, а вот другие, - он запнулся, глаза округлив. Сокджин едва дышал. - А вот молодой господин Мин, его сынок!..
- Что - молодой господин Мин?! - перепугался кисен.
- А то, что к нему наследный принц вас, господин, более всего ревнует, будто вы не знаете, и то, что вы не преминете с молодым господином словом перемолвиться на вечерах тут, принц так же замечает, и бесится, о чем вам было им неоднократно сказано! - выпалил единым духом Кенсу. - В последний раз грозился он из вас дух вышибить, разве нет?!
Сокджин застыл, выпрямив спину неестественно прямо. Кенсу зловеще пророкотал:
- Не ровен час, донесут наследному принцу, что вы теперича молодого господина в свои покои водили и тут с ним шушукались, и что тогда мы с вами будем....
Он не договорил, так как в коридоре за стеной послышались торопливые шаги, причем, шел не один человек, а толпа. Переглянувшись испуганно, Сокджин и Кенсу рванулись к дверям и распахнули их как раз в тот момент, когда на пороге появился никто иной, как сам наследный принц. Глаза альфы были налиты кровью, щеки покраснели, на шее вздулись жилы. Альфа был неимоверно и испепеляюще зол.
- Ааааа! - проревел он, отталкивая от себя Хичоля и слуг чайного дома. - Сидишь?! Милуешься тут со всякими!!!
- Стража! - взывал Хичоль. - Зовите стражу, хватит стоять!!! - но окружающие кисен и гости были слишком увлечены зрелищем, и не двигались с места.
Не слушая увещеваний Хичоля и слуг, Хосок вошёл в покои кисен и без разговоров отвесил ему пощечину. Вскричав, Кенсу кинулся принцу на грудь, не особенно понимая, что творит, и принялся колотить маленькими кулачками. Хосок был так изумлен этим, что даже отступил.
- Господин, бегите! - кричал Кенсу.
Сокджин поднялся, шатаясь. С разбитой губы его текла струйка крови. При виде нее, а так же услышав, что омега вот-вот опять улизнет, Хосок ударил Кенсу, и слуга упал, постанывая от боли.
- Кенсу! - вскричал Сокджин, кинувшись к нему.
Видя, что принц замахнулся для нового удара, уже ногой, по телу слуги, кисен, не помня себя, бросился на него, хватая альфу за ноги, руки, оттаскивая от корчившегося от боли друга.
- Господин, ваше высочество, не надо! - плакал кисен, глядя в безумные глаза.
- Умоляю вас, ваше высочество, пощадите! - кричал Хичоль, дёргая Хосока за плечи. - ДА ГДЕ ЭТА ЧЕРТОВА СТРАЖА?!
Принц зарычал, схватил кисен за горло и поднял над полом. Хоть Сокджин не уступал принцу ростом, был легче и слабее, и повис, болтая ногами, хрипел и задыхался, альфа же ударил кулаком ему в живот и бросил к ногам.
- Закрыть двери! - прогремел его голос.
Хичоль перетаптывался у дверей, высматривая охрану чайного дома - он слышал, как топают их ноги. Слуги верещали, но не оказывали никакой помощи. Увидев же, что Сокджина бьют, сначала кулаком в живот, затем, швырнув на пол, принялись пинать, Хичоль не стерпел - закричав, он бросился на спину принца, хватая его за волосы и одежду, оттаскивая, проклиная все на свете.
Но Хосок был очень силен, отчасти потому что от природы был крепок, отчасти - от ярости. Он сильно прибил Сокджина ногами, затем сбросил Хичоля на него и без слов, распихав охрану чайного дома, в ужасе взиравшую на происходящее, вышел в коридор. Оглядевшись, он увидел ближайшего кисен старшего ранга, схватил его за локоть.
- Где твои покои?! Сегодня твоим гостем буду!
Он посмотрел на тяжело дышащего Сокджина торжествующе и сплюнул.
- Смотри, как я поступаю, когда мне дерзят! Сиди сегодня без ласки, омега!
И ушел, волоча за собой омегу, распихивая гостей и кисен, попадавшихся ему на пути. Проводив его злобным взглядом, Хичоль поднялся и бросил слугам:
- Очистите коридор, сюда лекаря! - поднявшись, он тяжело задвинул двери, и в покое кисен воцарилась тишина.
Сокджин лежал на боку, обхватив живот крепко, и смотрел залитыми слезами глазами на Кенсу. Слуга, тяжело дыша, побитый много меньше, но плачущий громко, обнимал своего господина, причитая что-то неразборчивое.
- Ну все, - выпалил Хичоль, усевшись возле них. - Это была последняя капля!!! - взревел он. - Нечего плакать, Кенсу! Работа наша тут такая - альфий характер терпеть!!! Проклят день, когда альфы над омегами власть взяли такую, что вещами им мы заделались, и прокляты омеги, что им это позволили!!! Чертов мир и чёртовы порядки!
Он выдохнул, затем погладил дрожащего слугу по голове, утер ему слезы. Пришедший спешно лекарь помог уложить Сокджина и принялся врачевать его синяки. Хичоль смотрел на плачущего тихонько Кенсу, сидящего у дверей.
- Мой любимый кисен. Мне как сын. Который раз уродует. Который раз как собаку бьёт. Да в кисен моем ума и образования больше, и воспитания, чем во всех принцах этой страны...
- Что уж ты сделаешь? - покачал головой лекарь.
- К Вану пойду!
- Ходил уже.
- А я с другими песнями пойду! - оскалился Хичоль. - Последняя капля терпения вышла, сколько могу я сносить это?! Мой чайный дом - лучший в Чосоне. Значит это, что такие тут гости бывают, что омег бить не станут! Учёные, чиновники, высшее военное начальство, сам Ван некогда был моим гостем. Я не привык к трактирным мужланам, не для них я терпетно забочусь о моих цветочках. Сокджин, мой пион, мой драгоценный агат, - прошептал Хичоль, чей голос сорвался.
Взяв руку лежавшего молча кисен, Хичоль посмотрел в его пустые равнодушные глаза и сказал твердо:
- Я пойду и решу вопрос раз и навсегда, теперь уж точно. Ван может какими угодно правилами от меня спасаться, но неумолим буду. Будь спокоен, больше этот изверг тебя не тронет.