Несмотря на то, что супругу Вана это категорически не нравилось, у Хичоля была своя, пусть не слишком большая, не всеобъемлющая, но всё-таки власть над ваном. По юности эти двое знатно куролесили, доставляя некоторые хлопоты тогдашнему государю, впрочем, уже в бытность наследником, Намджун был человеком рассудительным и толковым, и излишне отца не нервировал, но все же поволноваться приходилось. Однако, никаких опал Хичолю не упало: ван понимал, что с кисен наследника связывает больше дружба с привилегией, чем чувство, и со спокойной душой спускал ему эти гулянки в чайном доме, где Хичоль служил лучшим кисен. В последствии, когда наследник омежился и завел гарем во дворце, его отношения с Хичолем переросли в дружбу, крепкую, взаимовыгодную дружбу, и супруг Вана, по первости обрадовавшись этому, вскоре понял, что от прежней дружбы она ...скажем так, несильно отличалась. С годами, правда, привилегии интимного толка из той дружбы ушли, но влияние Хичоля на Вана только усилилось, так как омега он был умный, интересный, а так же верность свою государю доказывал не раз, мудрым советом помогая решать различные вопросы. Супруг Вана скрипел зубами, строил козни, но Ван неизменно привечал Хичоля и доверял ему, и пришлось августейшему навернуться.
Посему, когда Хичоль сказал, что заставит, наконец, Вана к себе прислушаться, Сокджин мог быть уверен - не пустая бравада это, может, может хозяин чайного дома воззвать к государю так, чтобы тот именно прислушался.
Отметить стоит, что Хичоль был единственным главой чайного дома, кто вообще мог получить аудиенцию у Вана, не только в столице, но и всем Чосоне.
Так что, на следующий день после памятного вечера поднявшись с ложа, Хичоль навёл все доступную красоту (а доступно ему было немало, годы Хичоля берегли), захватил верного слугу, двоих стражников для солидности, уселся с паланкин и поехал "пред очи". Солнце сияло яркое, день обещал быть прохладным, но приятным, но душу Хичоля все это не радовало, так как дома лежал лицом к стенке и страдал от различных болей его обожаемый кисен, которого Хичоль почитал за родного сына, а утром этот демон, этот паршивец, что его побил, ушел от другого кисен, вымучив его страшно, и даже не уплатил! Каналья, сказал на это Хичоль своему управляющему делами, затем ещё пару слов непечатных добавил и ещё рьянее в путь засобирался.
- Вот как ждал супруг Вана эту образину на свет родиться, так Звездочеты говорили: дурная звезда светит принцу, дурная - и где неправы оказались?! Вся разумность Вана досталась вандже Чимину и другим сыновьям, а этого как демоны опутали! - ворчал Хичоль себе под нос, пока трясся в паланкине.
Оказавшись у ворот и предъявив именной жетон нефритовый, выступил омега из паланкина, щёлкнул стражникам и слуге и с важным видом на территорию вошёл. Слуга семенил рядом, над Хичолем зонтик придерживал, глазами по сторонам немножко зыркал - вдруг интересное увидится! И как же красиво, как же величественно все, и ярко! Омеги из фрейлин ходят важные, одеты пригоже, украшены богато, стража грозная, на Хичоля почтительно поглядывает - знают папку чайного дома во дворце, знают! Хичоль же уверенно топал по знакомой дорожке к главному дворцу, там слуга нижайше к страже обратился, дескать, где - земель владыка?
- В парке гуляют, одни пока, - ответ был.
Хичоль плечами пожал и двинулся в парк. Краем глаза заметил личного евнуха супруга Вана, самодовольно улыбнулся при мысли, что тот сейчас, сверкая пятками, помчит докладывать, и супруг Вана будет нервничать - что и говорить, утро Хичоля уже удачно начиналось.
Выйдя в парк, кисен сразу увидел Вана - тот стоял посредине лужайки и читал какой-то свиток, весь важный и статный, словно совсем ещё молодой юноша, а не гордый отец нации и непутёвого принца Хосока. Евнух Вана заприметил Хичоля, удивился, но не раздражился, так как был при Ване с юных лет и тоже к Хичолю благосклонен. Прошептав государю о прибытии кисен, евнух просеменил навстречу.
- Его величество вас не ждали, но рады видеть! - расплылось в улыбке полное лицо его. - Прошу вас, господин Хичоль.
Ещё бы ты не рад был, поди, видел поутру своего безобразника и знал, что я приду, проворчал про себя Хичоль. Надев на уста улыбку, он двинулся к Вану, велев стражу в начале тропинки дожидаться.
- Мой Чоль пришел, - улыбнулся Ван нежно, позволив себе руку омеги пожать, затем отдал свиток евнуху. - Ну, доброе утро, что привело тебя ко мне? Рад встрече, рад, но вижу, что лицо твое в тревоге.
Оно не в тревоге, оно в ярости, солнцеликий ты мой, подумал Хичоль.
- Доброго утра и приятного дня вашему величеству, - склонился он, затем снова на Вана воззрился, по давнему праву глядя прямо в лицо. - Как здоровье Вана? Как супруг Вана, принцы поживают?
- Все благополучно, только наследник, несмотря на прямой запрет ночевать в чайном доме, опять поутру оттуда воротился, - улыбнулся ещё шире Ван. - Чует сердце, по этому поводу явился ты, а вовсе не по мне скучая.
- Всегда скучаю по его величеству, чей лик и общение греют мое сердце, - отвечал Хичоль без всякого лукавства. - Но не ошибся ван: явился я по поводу его высочества, наследного принца.
И, искусно придав взгляду печаль и отчаяние, поведал Хичоль о своих мытарствах с Хосоком, аккуратно его поступок вчерашний описав, вроде бы и не наругал, а всякому ясно, что поведение такое от принца неприемлемо.
- Столица вся поутру гудит, - Хичоль не был уверен, что прям гудит, но почему-то не сомневался, да и знал, что на Вана подействует, - итак у народа главная тема для сплетен - принц да кисен, а тут он пищу им подкинул, дров в топку, репутацию свою порочит. Мой кисен лежит, едва живой, плачет, на неделю от работы отлученный, так как и смотреть на него больно, и двигаться не может. Слугу побил, который его защищал, мне досталось, - скромно добавил, заметив, что Вана лицо побелело. - Отшиб плечо я, но разве о себе плачу? Знает государь, о его репутации в народе и благе - об этом печется неустанно Хичоль, - поклонился кисен. - Высокие чиновники, видящие такое поведение принца, станут ли доверять ему в совете? Станут ли, стань он ваном, поддерживать? Болит душа Хичоля за Вана, как же Чосон такому сыну передаст... Ох, быть бы принцу, как отец, была бы душа Хичоля спокойна.
Умолк, на альфу украдкой поглядывая из-под опущенных ресниц. Запрокинув голову, тяжело вздохнул Ван. Сжимались и разжимались пальцы его в мощных кулаках.
- Да за что же побил он его, за что так зверствует, коли любит, по всему судя?! Где пример такой он увидел, разве я так вел себя?!
- Никогда ваше величество не были грубы и жестоки с омегами, за то Хичоль поручится, были нежны, пылки, сладко омеге с вами, - склонился с лёгким стыдливым румянцем на щеках кисен. - А побил за то, что донес ему кто-то из наветчиков, дескать, в покоях моего кисен другой альфа был, да только брешут, брешут. Запуган мой Сокджин принцем так, что глаз поднять на Альф других боится. В том поклянусь.
Врал Хичоль уверенно. Знал он, что дружен Сокджин с Чонгуком, знал, что с другими альфами хорошо общается, только что в покоях не принимает, так как - коли бы не это, не звался бы омега первым кисен Чосона! Но можно разве сказать теперь Вану, что за альфа сидел у Сокджина в покоях...! Что вообще альфа был там?! Конечно, так любимца подставить не мог Хичоль, хоть и знал, что только говорили эти двое, но кто ж поверит вне чайного дома?! Так что, глядя государю в глаза, старательно убедил его хозяин чайного дома, что Сокджину досталось ни за что.
- Хорошо, - выслушав, кивнул Ван. - Ты знаешь, тепло души моей тебе отдано, Хичоль, и к словам твоим прислушиваюсь, ни разу в суждениях твоих не разочаровался. Знаю и то, как заботишься ты обо мне и семье моей. Все знаю. И так как и самого меня поступки сына в отношении Сокджина уже порядком достали, - он прикусил щеки, видимо, желая сказать нехорошее слово, всё-таки сдержался, - то официально запрещаю ему я посещать твой чайный дом. Прикажи страже на воротах твоих, что с этой поры и пока не омежится принц, не переступит порога твоего чайного дома и к Сокджину не приблизится. Пусть по городу ходит омега со стражей. Ради репутации принца и всей ванской семьи - приму это решение. Стыдно мне, отцу, но то вина моего воспитания, и я должен урок и наказание принять.
Хичоль, дрожа от счастья, самыми сладкими и горячими словами уверил его величество, что это демоны, и супруг Вана, а не Ван, виноваты в том, какой Хосок получился, что пусть Ван на остальных детей посмотрит, пусть ванджу Чимина вспомнит, и поймет, что он лучший отец нации и детей своих, и что в сухую землю никакие благие семена не приживутся, и так далее. Ван смеялся, держа его руки, тепло смотрел в ответ, затем разговор совсем в другое русло повернул, затем ещё в другое, а руки Вана так и держали руки кисен, и словно не было меж ними всех этих лет дружбы, а только встретились, только увиделись, только понравились друг другу.
Спотыкаясь о полы собственного ханбока, задыхаясь от быстрого бега, с трудом уворачиваясь от столкновения с идущими навстречу стражниками и евнухами, Тэмин мчался так, словно его по пятам преследовали токкеби. Размахивая руками, чтобы не терять равновесия, омежка промчал расстояние до садика возле дворца его высочества за такое рекордно короткое время, что вполне смог бы составить конкуренцию зайцу, затем, увидев разхаживающего по садику принца, остановился, издав громкий вскрик, и упал на колени.
Чимин недоуменно обернулся на него, убрал руки за спину и важно пришагал навстречу.
- Где ты был так долго? - важно вопросил ванджа, недовольно поджав губы, - словно за смертью тебя посылали. Ты был у Вана или нет, спросил, примет ли он меня после обеда?
- Был, - задыхаясь, выпалил Тэмин, вцепился в подол ханбока своего господина и поднял на него умоляющий взгляд.
- И?! - изумился такому поведению Чимин. - Да говори толком! - он нагнулся, взял Тэмина подмышки и решительно поставил на ноги.
Тэмин тут же решительно упал на колени снова. Он в жизни так быстро не бегал, к тому же, новости, которые он нес во рту, так и распирали, словом, ему понадобилось время прийти в себя. Чимин вздохнул, покачал головой, прямо как отец, присел на корточки и сказал:
- Отправил тебя на минутное дело, а тебя не было двадцать минут, и явился ко мне весь в мыле. И не говоришь, где был. Куда такое годится? Давно не порот?
Тэмин посмотрел обижено. Собравшись с дыханием, пробубнил:
- Вот ваше высочество, только и знают как про розги толковать! А, быть может, слуга по делу задержался, и уж конечно, не по своему личному?! Все мысли Тэмина лишь о том, как бы господину своему услужить, а господин все про порку...
Выслушав, Чимин кивнул, соглашаясь, что не стоит ему горячиться.
- Был я у Вана, как раз собирался подойти, да увидел, что занят он, беседой с господином Хичолем, - продолжал Тэмин.
- Хозяин чайного дома?! - удивился Чимин и тут же побледнел. - Да никак с другом моим что?!
- Точно так, - кивнул Тэмин и во всех подробностях о вчерашней истории господину передал.
Всплеснув руками, Чимин вскочил и опрометью кинулся прочь. Поднявшись и горестно охая, слуга помчался следом, хотя гудели ноги и кололо под ребра.
- Куда мы, мой принц? - пыхтя, спросил он.
- К Сокджину! - бросил Чимин через плечо.
- Так не велено в чайный дом! - перепугался, но шага не замедлил Тэмин.
- Ну, уж в стороне я не останусь! - пригрозил в небо кулаком ванджа. - А ворочусь - пойду до брата и все глаза ему повыцарапаю! Помяни мое слово!
Через полчаса были они уже в пути. Пришлось забежать к дворцовому лекарю и взять котомку лекарственных трав и мазей для Сокджина, затем заскочили отпроситься у папеньки (пробегая мимо него, Чимин просто крикнул, что едет в город), затем в рекордные десять минут выбрали паланкин и - в путь. Чимин не мог сидеть в повозке спокойно, и только нежелание мучить носильщиков останавливало его от того, чтобы приняться подпрыгивать на месте. Тэмин семенил рядом, держась за бок, через окошко Чимин ему свои мысли изливал.
Преимущественно на Хосока роптал и угрозы придумывал, одну страшнее другой. Тэмину даже на минуточку жалко стало наследного принца. Заболтавшись друг с другом, они и не заметили, как вышли на главную улицу города, и тут, нос к носу (людей и коней) повстречали ни кого иного, как генерала Мина собственной персоной, а с ним и молодого господина Чонгука.
Чимин, едва возлюбленного увидел, покраснел необычайно, едва сообразил, что поздороваться надо. Тэмин низко поклонился господам, с приязненною улыбкой глядя на молодого господина.
- Отчего вы в таком волнении? - поинтересовался между тем генерал, глядя на принца.
И, в самом деле, лицо у Чимина было, несмотря на радость, встревоженное очень, взбудоражено глаза блестели.
- Еду я в чайный дом, вопреки запрету, с Сокджином повидаться, - поделился ванджа. - Вчера вечером мой брат явился туда, злым наветам поверив, и очень побил моего друга. Совестью мучим из-за этого я... Еду друга поддержать, везу лекарства, - поделился Чимин, заметив краем глаза, что резко побледнел Чонгук.
- Что же за наветы такие? - удивился генерал. - Почему, на этот раз, наследный принц пришел в неистовство?
- Знаете, должно, вы, что брат мой запретил Сокджину в покоях принимать Альф, кроме него самого, но злые люди наговорили брату, что вчера был в его покоях альфа. Разумеется, все это ложь, Сокджин слишком боится Хосока, чтобы так обманывать, но Хосок в гневе не разбирал, кто прав, кто нет...
Чимин с грустью посмотрел на альфу, выглядевшего слегка растерянно, затем извинился перед ними и велел нести паланкин дальше. Пропустив его и пожелав счастливо добраться, генерал направил коня далее - с сыном ехали они во дворец, каждый по своим делам. Генерал, впрочем, скоро взял себя в руки: поведение и характер наследного принца были ему прекрасно известны, и ситуацию, случившуюся вчера, скорее всего, уже донесли его величеству, и принц, вероятнее всего, выруган. Да и разве касается генерала такой вопрос, как репутация наследного принца? Уж точно не Юнги его воспитывать!
Однако, через некоторое время заметил он, что сын его, что ехал рядом, выглядит бледным и взволнованным, явно в какие-то печали погружен. Вздохнув, генерал произнес:
- Ты так за кисен переживаешь? Знаю я, дружны вы с давних пор, ты гостем часто в чайном доме, хотя не вполне доволен я, все же раз в учебе и учениях казарменных преуспеваешь - не препятствую. Но теперь кисен в надёжных руках, ванджа к нему поехал, лекари присмотрят... К сожалению, доля такая у кисен - терпеть...
- Да не тем я, отец, взволнован, - тревожно посмотрел на него молодой альфа. - Конечно, жаль мне Сокджина. Пусть он и кисен, а все же омега, а омег, ты учил, альфам обижать не пристало.
Генерал кивнул, соглашаясь с тем, что верно сын рассуждает.
- Но гложет меня то, что я сам был причиной нынешних мучений Сокджина, - добавил Чонгук. - Известно мне, что являюсь я предметом ревности наследного принца, не любит он видеть и знать, что дружны мы с Сокджином. Как ни увещевал я его, напоминая вновь и вновь о дружбе многолетней между ним, принцем, и мной, все одно он всякий раз приходит в ярость.
- Но... Почему ты говоришь, что стал виновником вчерашнего происшествия? - удивился генерал и вдруг вздрогнул, догадавшись. - Неужто ты был тем альфой, что находился в покоях кисен?! Да как же так?!
- Уверяю вас, отец, что перед принцем кисен остался чист, а я сам никогда подобных услуг не принимал от него, - поспешил уверить Чонгук. - На том присягну, глядя вам в глаза. Хотел Сокджин переговорить со мной об одном давнем и очень важном деле, о котором не можно было говорить при свидетелях, и поэтому ушли мы в покои.
- Что же за дело такое может быть у вас важное? - изумился, кажется, ещё больше генерал.
Замер Чонгук, нервно поводья дергая, огляделся вокруг, словно ища, кто бы ему помог. Но вокруг лишь народ гулял, люди, не имевшие к нему участия, да, к тому же, уже показались впереди дворцовые ворота, скоро уйдет отец по своим делам, времени, стало быть, все меньше у юного воина. И, набравшись решимости, выпалил молодой альфа:
- Давно уже знакомство свое вожу я с Сокджином, о чем отцу ведомо. Знает он и то, что кисен дружен с ванджа Чимином. И через кисен мы с ванджа подружились тоже, и... Я люблю его, ванджа, отец, - произнес Чонгук, не зная, куда деть взгляд и себя самого. - Люблю и хочу своим супругом видеть. Давно во мне чувство зреет, и знает омега о нем, и кисен знает, и помогал нам общаться все это время, поддерживал нас теплыми словами. А теперь вот узнали мы, что вновь ванджа получает портреты, и не можно ему далее откладывать свое решение. Гневается Ван, что ванджа отсылает сватов. А ванджа... Он меня ждёт, отец.
Помолчав немного, чтобы взять себя в руки, Чонгук продолжал:
- Все казалось мне, что слишком молод, нетвердо на ногах стою, недостоин ванджа, затем - решиться не мог объявить вам свое решение. Кисен мне поддержку оказал, решимости придал. И за меня в этот раз пострадал, как и прежде бывало.
Он снова умолк, посмотрев теперь на отца, так как самое страшное свершилось, и теперь лишь ждал молодой альфа ответа.
Юнги выглядел растерянно, что для него было совершенно необычным явлением. Глаза смотрели вперёд, но мыслями точно альфа был где-то далеко, возможно, припоминал те моменты, когда и сам мог обо всем догадаться, да не был внимателен. Уж ко дворцу подъехали, спешились, вошли в ворота, а все молчал Юнги. Поспешая за отцом, Чонгук терпеливо ждал своей участи, но у входа в министерство военных дел не выдержал.
- Отец, молчите вы, значит, откажете Чонгуку своему, - сказал он, кусая губы.
Остановившись, Юнги обернулся, с каким-то даже удивлением глядя на сына, словно и не слышал, что тот за ним следует.
- Отчего бы раньше тебе было не прийти ко мне? Кисен доверился, а не отцу? - вздохнув, пожурил Юнги. - Плохой я отец, раз ты так меня боишься...
- Вовсе нет, но вы строгий, а, к тому же, все заняты, - улыбнулся Чонгук.
- Никогда не буду так занят я, чтобы на тебя времени не найти, - возразил Юнги, тепло улыбнувшись. - Что ж. Коли любите друг друга, что ещё могу сделать, только к Вану идти и говорить с ним, так долг отца велит. Кажется, есть ему о чем подумать, сына я хорошо воспитал...
Чонгук заулыбался, засиял от счастья, поклонился отцу. Рассмеявшись, Юнги велел ему не мешкать и идти в казармы, где ждут наставники, а сам, поразмыслив, отправился мимо кабинета сразу к вану, так как нетерпение сына и ему передалось. Дивился альфа сам себе, как же так он проворонил чувство сына, не разгадал первым, должно, впрямь был так сильно занят.
И не мог не гордиться Чонгуком, что таким благородным мужем рос. Любой отец таким сыном гордился бы, а вот, Юнги он достался.
- Следует послать цветы, - пробормотал он себе под нос. - Или не стоит? Разбередит его, верно... Нет. Думается, ванджа уж хорошо его утешит... Хм... Года спустя, а он все такой же, скромный, и разговор все то же, рассудительный, мудрый. Должно бы ему белой костью жить, при отце и папе, а не в чайном доме. Тогда и счастье бы свое составил... И про горе, что от принца имеет, и не слыхивал. Судьба порой весьма жестока к людям, - завершил генерал свои мысли в слух, и в этот момент как раз главного дворца достиг.