- Сегодня что-то случится.
Услышав эти слова от своего венценосного друга, генерал Мин поднял озадаченный взгляд к небу, надеясь найти там объяснение ремарки, отпущенной ваном буквально без причины. Небо было серым, как и накануне, но приближение дождя пока никак не ощущалось, да и, откровенно говоря, вчерашний ливень шел довольно долго, то переходя в дождь помельче, то снова расходясь. Лишь к утру погода окончательно успокоилась, и вроде даже теплело, так что, не найдя на небе никаких ответов, Мин с любопытством посмотрел на Вана снова.
- Я как проснулся, - ответил на взгляд его величество, - чувствую странное. Омега, который спал со мной, сказал, что я ворочался ночью.
- По дождю уже суставами страдаете, - улыбнулся Мин. - Годы, ваше величество, надо всеми властны.
Недовольно покосившисьна ехидно улыбающегося друга, Ван фыркнул.
- Тот же омега не даст соврать, что годы ко мне никакого отношения не имеют!
Мин рассмеялся, кивая, что верит на слово, спрашивать наложника ни к чему. Проворчав что-то себе под нос, Ван снова нахмурился.
- Пока завтракал, передумал все дела, что вчера и сегодня сделаны либо собираюсь сделать, и нигде, кажется, не забылся... вчера такая радость была, как решение о браке ванджа с твоим сыном, - оба отца улыбнулись, - наследнику о свадьбе его в декабре сообщено было, что очень его порадовало... кстати, просил тебе благодарность передать! - хлопнул Ван генерала по плечу.
- За что же это? - не предчувствуя теперь и сам ничего хорошего, спросил тот.
- Ну как, ведь это ты меня надоумил, что как раз нечего тянуть со свадьбой принца, которая одна способна воззвать его к ответственности, так как подарит ему долгожданного омегу в наложники!
- Эта благодарность принца излишня, уверяю вас, - сухо произнес генерал, так как это фиаско весьма его мучило.
- Ну как же?! Принц покажет себя добрым и любящим господином, и кисен его полюбит, это же так нетрудно - полюбить принца, поняв свои новые привилегии! Все лучше, чем быть кисен! Не может же Сокджин не понимать этого... да и кого ему ещё любить, в самом деле?! - улыбнулся Ван, как кот сытый. - Принц мой ему авансы делает уже не первый год, любит, стало быть, власть демонстрирует, как альфе положено! Не может омежье сердце безответно остаться.
Промолчал генерал, снова в голове его тот давний разговор зазвучал.
"Я бы и этим счастлив был - просто говорить с ним, слышать его, и чтобы участие в его взгляде и речах, а не сухость ко мне", - сказал кисен другу своему, а в память генералу впечаталось. Хотелось ему страшно вану рассказать о том, что знал, во что верил.
Что не любит кисен принца, а боится только, и потому никогда не полюбит.
Смешно, думал генерал. Какое мне дело до истории этой? Что мне этот кисен, один из множества кисен Чосона? Судьба кисен нелегка, и то радовать должно, что не уличный. И что наложником станет. Родит альфу - ранг получит. Все, вроде бы, и так, и правильно, но отчего душе больно, сердцу горько?
"Никогда не любил его и не люблю, и не полюблю, жестокость его тому причиной, и... Чувство к вам... "
Чудом сдержавшись от бессильной ярости теперь, генерал заставил себя вновь к речам Вана прислушаться. Тот уже о свадьбе детей заговорил, радуясь, как ребенок сам, что ванджа бабочкой по дворцу порхает, улыбка с губ его не сходит. С улыбкой сообщил другу, что и молодой альфа доволен, как вести услыхал, сел письмо писать жениху, которое "тайком от отца" отправил. Весь генеральский дом и дворня уж в курсе, по столице вести понесли, все поздравляют молодого господина, а друзья почали мальчишник собирать.
- Помнишь, как мой гуляли? - подмигнул Ван.
- Помню, как вы контрабандой во дворец Хичоля привели и с ним заперлись на всю ночь, а мы вас выгораживали перед евнухом вашего отца, - проворчал генерал, и оба рассмеялись. - Годы идут, гарем полнится, а как был для вас Хичоль первым и лучшим, так и остался.
- И через то власть надо мной имеет, паразит, - весело проворчал государь.
- Да, и, кажется, за нею он сейчас к вам и явился, дым из ушей, пыль столбом! - подмигнул генерал и за спину вану указал.
И точно: мчит к парку ванского дворца омега вышеозначенный, и издали видно, что злой как фурия. Тяжко вздохнув, кивнул Ван страже, чтобы не чинили препятствий. Генерал молча отступил, но Ван сказал:
- Не оставляй меня теперь, омега наверняка за кисен своего говорить идёт, помоги мне, друг.
И генерал остался. Теперь и он грозу над головой ощутил.
Добравшись до Альф, хозяин чайного дома, несмотря на ярость, о воспитании всё-таки не позабыл - бросив короткий непонятный взгляд на Юнги, Хичоль склонился перед ним и ваном, знаком отослал слугу подальше и с улыбкой анаконды произнес:
- Полагаю, ваше величество за генералом прячется от моего гнева, раз оставили при себе?
Ван поперхнулся воздухом, Юнги улыбнулся, глядя на омегу приязненно.
- Разве есть у меня повод бояться твоего гнева, душа моя? Или что-то случилось? - прикинулся Ван тапком.
Хичоль снова улыбнулся. Так улыбнулся, что евнух вана, подумывавший оставить венценосного подопечного своего, решительно на месте остался, весь напрягшись, как бы драться не пришлось. Постучав сложенным веером по ладони, Хичоль сладко пропел:
- Как же может что-то случиться в Чосоне, когда печется о судьбе его наш Ван, заботливый отец нации, мудрый ее правитель? Да и сам я лично почестями и милостями не обижен, за скромную службу мою, дружбу многие годы, награждает Ван. Уж и желать мне в жизни нечего, кроме долгих лет его величеству.
Сглотнув, Ван натянуто улыбнулся, генерал прижал кулак к губам, чтобы скрыть новую улыбку.
- Однако, ты же явно в ярости пришел, - поняв, что должен первым затронуть тему, сказал Ван, смиряясь. - Скажи же, чего хочешь, солнце мое?
- Последовательности, - отчеканил Хичоль, с огромным осуждением и требовательно в глаза монарха глядя. Веер продолжал постукивать по ладони, весьма угрожающе.
- Последовательности? - переспросил государь.
- Именно, солнцеликий мой, - Хичоль потемнел очами, сдвинул брови. - Думал я, по глупости омежьей, что Ван понимает и принимает мои чаяния относительно одного моего подопечного, небезызвестного кисен. Знает Ван не понаслышке, что за тяготы в жизни у этого моего ребенка, которого пусть не рожал я, но растил как родного. Нет родных детей у меня, судьбой лишён был я счастья, так Сокджина мне жизнь подарила... Говорено было меж мной и вами неоднократно, что ничего более не желаю, как спасти моего названного сына от напасти вам известно какой. Однако, вчера...
- Хичоль, позволь объяснить...
- ...узнал мой ребенок о том, что Ван вдруг решил подвергнуть его и меня опале, а причин не назвал...
- ...все вовсе не так, душа моя...
- ...уж не знаю, чем так мы с ребенком моим провинились, что так решил Ван судьбу его: прямо в руки страшного изверга отдал, - угрожающе закончил Хичоль свои обвинения. - Свадьбы дату на этот год перенесли, с выборами жениха поспешили, дали снова слово нерушимое принцу, что будет мой кисен его наложником после того, как зачнет дитя супруг принца, а до того вновь получит принц доступ к моему Сокджину, - выпалил он единым духом и вытаращил глаза. - Пришел я узнать - за что вы так с ним?
И умолк, с вселенским осуждением глядя на Вана. Тот выдохнул, так как страшное самое было омегой сказано. Выставив руки ладонями вперёд, Ван заговорил:
- Поразмыслив как следует, принял я это решение, и дай же мне сказать, что за причины мной двигали.
Хичоль продолжал молчать, веер продолжал стучать по ладони. Глаз Вана дернулся.
- Знаю я, что давал тебе слово помочь защитить кисен. И то сказать, душа моя, кисен получает протекцию Вана - не каждый похвастать может! Но разве я в укор говорю?! - спохватился вовремя, так как Хичоль начал скалиться, - нет, радость моя, только уточнил! Понимаю, как дорог тебе Сокджин, сам полюбил его как сына, и вот это одна из причин, почему так рад буду видеть тут, видеть его папой моих внуков!
Хичоль шумно выдохнул, снова бросив быстрый непонятный взгляд на генерала. Альфа молчал, глядя на носки сапог, Вана слушал, и мысли его по лицу прочесть было совершено невозможно.
- Что жизнь его в чайном доме? Пока красота есть, он будет богат, а потом? Ты хочешь, верно, его приемником сделать, душа моя, но разве не слаще омеге жилось бы в почете как фавориту наследного принца, а затем и Вана? Ванджа Чимин его любит, супруг мой тоже, тепло относится, - лукавство вану давалось так же легко, как и нежные улыбки омеге, но Хичоль его уже на раз отличал, и скривился слегка, - окружим мы кисен твоего любовью и заботой. И насчёт того, что принц к нему жесток - так то ревность! Вот мы с ним вчера говорили! Знаешь, как он обрадовался, что я передумал с ним бороться, свадьбу не оттягиваю, кисен дозволяю забрать? Он дал мне горячо слово быть хорошим альфой для Сокджина, холить и лелеять, сделать фаворитом, говорит, детей от него хочу очень сильно. Я давно ребенка таким счастливым не видел!
Видя, что Хичоль злится все больше, Ван торопливо продолжал, не меняя радостного выражения лица, хотя мимические мышцы уже одеревенели.
- И дал мне он честное благородное слово, что как только Сокджин во дворце поселится, разом он, принц то есть, добрым и нежным с ним будет, ведь зачем ему тут ревновать?! Правильно, не за чем! Сокджин, понятно, сейчас боится, но затем поймет, что сын мой серьезно намерен, и...
Хичоль шлёпнул губами. Генерал отвернулся от них и смотрел на пасмурное небо, чувствуя, что не переживет, если Ван сейчас, желая словам веса придать, его упомянет. Хоть и не желал генерал сохранить к себе в кисен отношение, а всё-таки не хотел, чтобы тот ошибочно считал его в своих горестях виноватым. Потому что, как и Хичоль, ни единому слову и обещанию наследного принца Юнги не поверил. Слишком хорошо знал он Хосока. И был расстроен, что Ван так нагло врёт омеге, которого горячо любит.
- Я понимаю, что вы отец и любите сына, - заметил Хичоль сухо. - Вы ему верите, этим басням и слезам радости, но я жил эту жизнь не во дворце, а среди людей разного толка, и немножко жизнь знаю. Однако, с ваном спорить я не могу, - поступил взор омега, чтобы не видеть, как Ван оторопел от неожиданности. - Коли решение ваше окончательное, осталось вашему несчастном другу вам вот о чем напомнить.
И он вскинул на Вана взгляд. Тот самый, которым омеги показывают, что сейчас будут предельно серьезны, что не играют и не юлят. Ван замер, весь в подозрениях.
- Сокджин не просто мой названный сын, - жёстко отчеканил Хичоль, выпрямившись и перестав стучать веером. - Он мой лучший кисен, первый кисен Чосона. Его песни, танцы, разговор мудрый, его красота, даже просто тот факт, что он нальет вам чаю - стоит больших денег. Только первые альфы столицы могут позволить себе заказать его общество в общих покоях второго этажа. И только один альфа имел право быть в его покоях. За это он так же исправно платил большую сумму, - произнес Хичоль, заметив, что генерал, повернувшийся было к ним, снова отвернулся. - Каким образом я компенсирую такие потери для моего чайного дома? Такой кисен стоит очень дорого. Он нужен мне в бизнесе. Вы не можете просто так отобрать его.
Ван усмехнулся. Он знал, что именно этот финт Хичоль использует как последний аргумент. На самом деле, его давний возлюбленный не так уж пекся о доходах, так как и сам имел большую привлекательность у гостей, и другие кисен тоже, однако, омега понимал, что альфы любят говорить не о чувствах, а о логике. Этот язык сейчас и употребил глава чайного дома. Подумав о том, как отчаянно ждёт Хичоль, что теперь уж Ван пойдет навстречу, царственный альфа сказал:
- Что ж, назначь цену. Я выкуплю Сокджина у тебя за любые деньги, или... вот ещё вариант: могу взять его в бессрочную аренду и платить раз в месяц. Любые деньги отдам, Хичоль. Мне репутация ванской семьи и будущего Вана важнее денег. Прости. Но у меня нет много выхода.
Он постарался сказать властно и сухо, однако, из-за того, что омегу этого любил, вышло ещё и грубо, надменно слишком - не умел Ван с Хичолем так разговаривать, чтобы приказывать, не приходилось прежде. Сказав теперь все это, он умолк, ожидая ответа, понимая, что был неправ в тоне, и что омега, скорее всего, смертельно обидится.
Так и вышло.
Выслушав Вана, Хичоль молча склонил голову и, не попрощавшись, развернулся и пошел прочь, стройный стремительный и прекрасный. Успел Ван заметить в прекрасных глазах жемчужины слез, дернулся было остановить омегу - но сдержался.
Ведь он Ван. Ваны не бегают за омегами.
Юнги тоже молчал, снова глядя на небо, и думал о том, о чем по всей логике ему думать было вовсе не обязательно.