В числе обвинений, высказанных его высочеством ванджа Чимином брату своему, его высочеству наследному принцу Чосона Хосоку в высочайшем присутствии его величества Вана Намджуна и его величества супруга Вана, а так же евнуха его величества и личного слуги супруга Вана, не без участия слуги ванджа Тэмина, значилось:
- Помяни мое слово, братец: завтра с самого утра весь народ столицы будет на все корки твои имя склонять, и генерала, и моего друга, и Хичоля с его чайным домом, и, в очередной раз, прольется река грязи на честное имя нашей фамилии, и скажут в Чосоне, что пора перестать давать фамилию Ким слугам и детям, дабы не плодить Кимов, чьи представители так пятнают род!!!
- Мне было дано честное слово, что я смогу забрать кисен после свадьбы, однако, кисен сбежал от хозяина, так что мне оставалось, дать ему уйти?! - весь красный от ругани орал Хосок в ответ.
- А от кого он сбежал, если не от тебя и твоей тирании?!
И снова здорово поехало.
На самом деле, Чимин ошибался. Слухи расползались по столице ещё до ночи того дня, когда кисен был спасён генералом, а так как разносили их слуги дворца, которые понимали с пятого на десятое, то без зазрения того, что у них отродясь не водилось, придумали они ещё кучу подробностей, обогатив рассказ каждый по-своему, в зависимости от фантазии. В город протекла эта сплетня устами стражников, и понеслась, стаей птиц помчалась, залетая в уши обывателей. Так что к ночи уж дело, а народ все из гостей не расходился, и на улице, несмотря на мороз, стоял в кучках, и трепал, трепал языками, а те, кому повезло возле владений генерала находиться, так совершенно, кажется ногами в снег вросли и землю, на забор поглядывая изумленными глазами.
У Хичоля в чайном доме был такой аншлаг, что передать невозможно, омега в срочном порядке захватил рэкетом всех в столице виноделов, на кухню помогать приглашены были люди (те, что сплетенной волне были верными рабами), сам Хичоль к гостям вышел и прислуживал, улыбаясь. Все кисен чайного дома как один человек передавали ту версию событий, что хозяин им велел, слухи развенчивая, так как признательность к генералу неимоверная в душе Хичоля горела, и хотел он, как только возможно, его от скандала оберечь.
Ну, а так как лучший способ спасти одного - это потопить другого, то весь град обвинений кисен и его подопечные обрушили на голову принца Хосока. Но при этом:
- И как только у такого мудрого, спокойного и заботливого альфы, как его величество, такой сын мог вырасти? Явно кровь дурная супруга Вана!
- Воспитание Ван даёт хорошее всем детям, но в бесплодную землю семя не бросают, не приживется, сколько воды ни лей...
- В каждой отаре больные ягнята бывают, вот и у такого бара.... в смысле, замечательного альфы во всех отношениях такой непутёвый народился. Тут уж ничего не поделаешь...
На самом деле, Хосок велел кисен не особенно принца унижать, так как любимому государю совсем уж портить репутацию не хотел, однако, как оказалось, народ сам все знает.
- Понятное дело, что это пришлая супруга Вана кровь, он же цинец!
- Помнится, вану супругом чосонца сватали, да разве перебьет чосонец карту циньца?? Все горе на земле Чосона - от циньцев!
Второй вечер и третий Хичоль занимался приемом гостей, днём по хозяйству хлопотал, не мог вырваться к сыну, но на четвертый день, решительно оставив все на старших слуг, отбыл к генералу. За это время его руками по городу глупые и вздорные идеи по поводу произошедшего подутихли - влияние любимого кисен самого Вана трудно переоценить! Если в первые пару дней ещё шла молва, что генерал в кисен влюбился, то затем уж, силами чайного дома Хичоля, все вспомнили, что дружен кисен с ванджа Чимином, следовательно, это из расположения к зятю и сыну помог генерал в пикантном деле. Слуг из генеральского дома встречали на рынке как слуг самого Вана, с почетом, и несли они домой господину вести, что в городе его никак иначе не именуют, кроме как "благородным мужем и защитником угнетенных".
- Это было, пожалуй, совершенно лишнее, - заметил Юнги Хичолю, когда встречал его на пороге дома.
- А вам нравится слышать, что вы Сокджина выкупили и вызволили, потому что любите? - лукаво поинтересовался кисен, разуваясь и проходя за ним в дом. - Вот и не ерепеньтесь, ваша светлость. Вы все одно предмет сплетен, так пусть лучше величают вас героем, тем более, вам не привыкать, военной славой вы увенчаны, как короной.
- Не люблю похвал, перестань, - сморщился альфа, на подушки опускаясь. - Сейчас он явится, попросил прислуживать нам. Потом по делам пойду, вас болтать оставлю.
- Как он тут?
- Сам скажет.
Хичоль вопросительно нахмурился в ответ. Юнги вздохнул:
- Спрашивал я - говорит, ничего не нужно, все лучше, чем мог бы мечтать, только и ждёт, что работу дам. Вижу, что и он, и слуга ещё не оправились, двигаются с трудом, но омег, известно, не переупрямишь, коли что надумали...
- Ну так и делайте, как просит, - улыбаясь кротко, ответил Хичоль. - Вы же понимаете, он вам бесконечно благодарен, а ещё и смущён...
- ...это я заметил... неловко ему, да и мне...
- Если найдете мужество обсудить с ним все, затем будет проще.
- Знаю и сам, но... как подойти к этому?
- Придет это. Не гоните себя, дайте с мыслями собраться. Генерал, ведь мы с вами давно знакомы. Вы, как друг Вана, вы, как гость моего чайного дома. Вспомните те дни, когда ещё свободно с сыном моим говорили, помню, уж поздно, все разошлись, а вы все беседуете.
Юнги кивнул, промолчав. Раздался шорох за спиной у них, по спросу двери отодвинулись, и вошли Сокджин и Кенсу, оба в простых ханбоках, Сокджин с подносом, Кенсу так. При виде Хичоля глаза обоих слезами наполнились, но сдержали восклики, лишь улыбались.
- Кенсу! Что ж, боевой омежка, боевой, наслышан, как ты господина защищал! - помог им почувствовать себя непринужденно Хичоль. Поднявшись, обнял он мальчика, затем принял поднос, поставил на стол и притянул Сокджина к себе. Генерал улыбнулся и сам чаем занялся, давая омегам время. Сокджин держался изо всех сил, чтобы не реветь, и лишь в том его радость проявилась, что крепко стиснул он в объятиях талию Хичоля, ткнувшись лицом в его плечо и
- Папа..., - молвил.
- Ну-ну, - засмеялся Хичоль, гладя его волосы осторожно. - Чувствую, как сжимаешься, перебинтован весь... уж ванджа за тебя брата на все полки разложил, по кусочкам, не беспокойся. И приказом Вана нельзя принцу к тебе и моему чайному дому приближаться. Теперь уж совсем. Велел государь права генерала признать наследному принцу.
Он отстранил сына, посмотрел на его чистое лицо, похудевшее, но улыбающееся. Утерев ему глаза, отпустил, дав исполнить обязанности.
- Прошу вас, папа, его величеству мою благодарность передать, как увидитесь. При вас хочу генералу ещё раз мою признательность выразить, - глядя на колени, произнес Сокджин.
Хичоль сжал его руку ободряюще.
- Служи генералу хорошо, делай, как он велит, вот будет лучшая благодарность.
Затем он улыбнулся, выдохнув с облегчением, и сказал весело:
- Что, генерал, и вновь ваше имя у всех на устах?!
- В гости рвутся, слуг моих донимают на рынке, куда деваться от всего этого?! - проворчал тот. - Кажется, в прошлом году с важных переговоров в Дуньин я вернулся, и то так не встречали! Я генерал, так какого...?!
- Не могут люди не сплетничать, а что дела личные больше государственных интересны, так в том сущность человека.
Отпив чаю, Хичоль пошлепал губами и изрёк с невинной улыбкой:
- Уж теперь своим гостем вас не увижу, боюсь я, дом мой полон этих сплетников. Хотя правильнее было бы вам показаться у меня, омегу взять, дабы неудобные сплетни совсем поутихли.
- Можно в дом вызвать, - подал голос Сокджин. - Так как, в самом деле, будут атаковать в чайном доме вопросами...
Кенсу изумленный взгляд на господина поднял, удивляясь, как тот спокойно об этом сказал, но увидел, что тот по-прежнему на генерала не смотрит. За все те дни, что жили они двое в доме, ни разу Сокджин в глаза генерала не посмотрел.
Но что больше Кенсу удивило, это та оторопь, с которой генерал слова бывшего кисен встретил. Скрыв изумление за чашечкой чая, альфа произнес:
- Дел много, и на границу Ван может приказать отбыть, не хочу времени терять.
Хичоль улыбнулся, согласно кивая. Поговорив ещё с ним, Юнги ушел по делам. Едва за ним двери задвинулись, как Кенсу подполз поближе к господам и принялся Хичолю на господина жаловаться:
- Делает вид, что все в порядке, сам ночами не спит, вздрагивает от шорохов, днём иногда задумывается, затем словно очнётся и бежит срочно что-то по делам работать! Безобразие! Теперь вот генералу кисен предложил сам, в дом позвать...
- А что ты мне предлагаешь? - зашипел Сокджин, весь красный. - После того, что он уже второй раз сделал для меня, буду ему глазки строить и пытаться в постель забраться?! Заслуживает ли он такого обращения от меня?! И да, ещё страшно мне ночами, все кажется, явится изверг... но знаю, что это пройдет, а нет лучше лекарства от душевных болей, чем работа! Что ты хочешь от меня?!
- Поговорите с генералом!
- О чем?! Как могу таким неблагодарным себя показать?! Захочет меня - получит, но не я этот разговор начну! Ты не думал, как ему, на самом деле, с его репутацией чистой, все эти сплетни терпеть?! - Кенсу подавленно умолк. - Если ещё я буду о том же речи вести, да подлизываться, что он обо мне подумает?! Что уже он думает? Я хочу показать, что нечего ему опасаться от меня, чтобы расслабился и жил свободно, неужели думаешь, хочу я позора своему... альфе... черт, - он зажмурился, как за воздух утопающий хватается, схватился за руку Хичоля. - Папа...
- Все правильно ты делаешь, - с улыбкой и спокойно ответил тот, гладя руку сына. - Теперь у тебя есть шанс отряхнуться от прежней жизни, пусть и достиг ты всего, что душе угодно, в чайном доме, трудом своим и старанием, а все же - ты белая кость. Генерал определил тебе хорошую работу, учитывая, что ты его раб, трудись усердно, не донимай его. Кенсу, а ты не донимай господина Сокджина!
Кенсу сердито надулся, но промолчал.
- Сказал мне генерал, ежели кто к тебя посватается, чинить препятствия не станет - коли захочешь ты, отдаст мужем. Так что не будь глупым, веди себя рассудительно, - добавил Хичоль. - А теперь расскажи мне, как вы тут поживаете.
Поживали они, в самом деле неплохо. В первый день, проснувшись поутру, рано, оба оделись в форму прислуги и явились в людскую. Старый эконом, сморщенный и улыбчивый альфа, обвел рукой всех слуг и сказал:
- Только трое омег в доме генерала служат, все на кухне стряпают. Ещё при покойном господине взяты они были, и с тех пор неизменно готовят нам всем вкусную еду, - говорил он степенно, неспешно.
Трое омег тут же поднялись, коротко поклонились.
- Остальные, альфы, постепенно вам станут известны, - покивал старик. - Учить вас буду до весны, это при учёте, что генералу вскорости обратно на границу, скорее всего, велят ехать, а затем сам отправлюсь в деревню, там помогать стану.
- Тебе, господин наш, уже отдыхать положено с удочкой на берегу! - весело произнес один из молодых слуг, и все захихикали.
- Молчи, мелкий, сам знаю, - уютно заворчал старик, покачал головой. - Работы по дому не так уж много, так как господин у нас только один, с имениями так же, все хорошо поставлено. Всему обучу.
- Я Сокджин, это Кенсу, мы теперь служим здесь, прошу вас, позаботьтесь о нас, - поклонился Сокджин.
- Поди трудиться не обучены, в чайном доме нет такой работы! - заметил старший из омег.
- Это правда, мои руки мало что по хозяйству умеют, - улыбнулся Сокджин. - Но Кенсу отлично управится, всему обучен. А меня - научите, прошу вас, - снова поклонился он.
- Вы кисен были, верно? - спросил зрелый альфа, с интересом разглядывая его.
- Это так.
- Должно, генерал вас не для работы по дому выкупил, - улыбнулся он, но не злобно, добродушно.
Оглядев их лица, увидел Сокджин, что никто не смотрит враждебно, все спокойны, изучают новичков с интересом. Что ж, подумал, снова меня в хороший дом привела судьба. Нужно и им таким показаться, ни в чем не посрамиться.
- Выкупил меня генерал по просьбе моего папы, а так же его высочества ванджа Чимина, который мой большой друг. По доброте душевной. И работа моя будет - эконом. Понимаю, должно, слухи по городу идут, но прошу вас не верить им. Генерал благородный муж, и в поступке его нет иного смысла, кроме как поступить порядочно.
Было видно, что не очень ему слуги верят, хотя без макияжа и дорогих шелков кисен не казался Сокджин так ослепительно хорош, все же не укрывалось от глаз его обаяние. Но и не увидел он и небрежения. И этим пока остался доволен.
Комнату им выделили одну, чему оба очень обрадовались. Хоть и тесно было, по сравнению с покоями в чайном доме, а все же чисто и уютно, и омеги, оставшись первую ночь вдвоем, на радостях обнялись.
- Всего больше рад я, что ты со мной, - признался Сокджин, лежа подле друга. - Прости, если толкаться буду или ворочаться.
- Господину говорить о таком не следует, - смутился Кенсу, погладив его плечо.
Сокджин улыбнулся. Не хотелось ему слугу пугать, но лишь благодаря его присутствию рядом было бывшему кисен теперь спокойно. Закрывая глаза, увидел он снова себя в грязной темной и холодной комнате того дворца, где мимо с писком шныряли крысы, в ветреные ночи стены дрожали, в щели стужа проникала. Но лучше стужа и ветер, чем глумливый Мадок! И наследный принц. Поступь его тяжёлую Сокджин навсегда теперь в памяти закрепил. Как, едва услышав, пробуждался и поднимался с ложа. А ежели так утомлялся днём, от страхов и маеты однообразного бдения, то будила его горячая сухая рука на губах.
Мадок любил говорить им, как, дай ему волю, он с ними поиграл бы. Выставляя еду из котомок, гнусные вещи говорил и Кенсу, и Сокджину. И в этот день, явившись к ним, он захватил длинный ремень - крутить Кенсу, который всегда отчаянно отбивался, при помощи господина, так как устал быть паинькой. Хосок запретил Мадоку касаться пленников, но
- Ежели я скажу, что убил его при попытке бежать, нешто ли принц осерчает?!
Так что ни на жизнь была та схватка, и молиться богам хотелось до исступления Сокджину, что вломились в дом генерал, ванджа, супруг его, Тэмин, стража генерала, и спасли их с Кенсу от этого обезумевшего верзилы!
Открыв глаза в кромешной темноте ночи, весь холодный от ужаса воспоминаний, посмотрел на Кенсу - и увидел глаза того открытыми и полными слез.
- Господин, слава богам, мы спаслись, - пролепетал тот.
Потянул его Сокджин к себе и обнял. И только так сумели оба они уснуть той, первой ночью, полной кошмаров.
Кухня сразу захватила Кенсу в свои загребущие лапы, Сокджин отправился за экономом, который передвигался как говорил - в развалочку, неспешно. Но это было на руку Сокджину, который и сам пока медленно ходил, за бока держась.
Показав двор и дома, сад, увел старик омегу в кабинет, где с господином генералом делами занимались, стал книги показывать, радуясь, что омега все хорошо соображает, счета ведает. Сидеть ровно омеге было нелегко, и когда старик, оставив его работать, ушел по делам распорядиться, расслабил спину.
Через окно видно было усыпанный снегом сад, белоснежные кроны были малы, так как обильно снега в эту зиму ещё не выпадало. Сокджин думал о том, как буквально вчера ещё смотрел на красоту зимней природы через заколоченные досками окна, дыша пылью их, а теперь - сидит в чистой и просторной комнате, одет в простую, но мягкую и теплую одежду, умыт, выглядит скромно, и как же все это ему нравится.
"Ежели будет мне положена плата генералом, куплю обязательно себе заколку", подумал. "И образ освежит, и немного о прежней жизни напомнит! Было же хорошее! Хичоль, папа мой, и омежки кисен, и мои прекрасные покои, и приветливые гости. Не стоит помнить прошлое только как череду горьких моментов, гораздо, гораздо больше хорошего было! Ах, боги, спасибо вам за всех добрых людей вокруг меня"
Вторую ночь спали уже лучше, на третью почти не боялись шорохов, хотя Сокджину снилось дурное, страшное, а боли в теле и следы мучений на нем беспрестанно о случившемся напоминали. На самом деле, сказал Кенсу, коли бы вы, господин, из семьи белой кости похищены были, тогда бы и сломались, а так... знали вы, что от принца ждать, привыкли с его характером дела иметь, вот и стойче перенесли заточение. Сокджин соглашался.
А ночью в кошмарах снова являлся ему Хосок.