Мы покинули город в спешке. Возможно, было слишком самоуверенно начинать новое дело, не ознакомившись с местными преступниками. Да, "светский этикет" преступного мира был немного нарушен. Фаелан не отрицал этого, когда я отпускал шуточки на эту тему. Он только шëл быстрым шагом, желая убраться из Юзлипфорда как можно быстрее.

Мы прошли без остановки около часа, углубляясь в лес. Я развернул карту прямо на замле, придавив края парой яблок. На восток? На юг? Я мысленно отмечал города, где мы ещё не были и те, в которых мы ничего не натворили. Фаелан почти закончил свои аргументы в пользу южного направления, когда послышался собачий лай.

Я огляделся по сторонам. Лай звучал вдалеке, но, судя по всему, приближался. Я обернулся к Фаелану, чтобы поторопить его, но обнаружил, что тот лежит на земле и пытается унять дрожь. Прежде чем я успел что-то сказать, парень дëрнулся и слабое сияние охватило его. Теперь передо мной сидел белый пëс с большими серыми пятнами на боках, вытянутой мордой и длинными ногами.

Я стиснул зубы от обиды, второпях складывая карту. Не вовремя, ой не вовремя! Я успел только закинуть лямку заплечного мешка, когда на поляну вылетела свора собак. Фаелан, едва оправившийся после превращения, глухо зарычал, вставая между мной и ними. Псы переключились на него.

– Прочь! Прочь! – прикрикнул я, понимая всю тщетность попыток.

Собаки, разгорячëнные охотой, обступили вокруг, заливисто лая. Из-за деревьев показалось трое всадников: двое молодых людей, возможно близнецов, и мужчина с редкой козлиной бородкой. Пребывая в замешательстве, близнецы соскочили с коней и, выкрикивая команды, оттащили собак.

Я бросился к Фаелану, падая на колени. Оборотня подтряхивало. Он выругался по-собачьи и уткнулся лбом мне в грудь. Я провëл несколько раз по его спине, пытаясь успокоить. Видимых ран не было, но вся шерсть его стояла торчком.

Преисполненный злобы я бросил взгляд на незнакомцев.

– Как ты оказался здесь? – спросил один из молодых охотников.

Я погладил Фаелана по холке ещё раз, обдумывая ответ и пытаясь унять его страх и свою ярость.

– Кто ты такой? – потребовал ответ другой.

– Бродерик, – сухо ответил я. – Я не знал, что зашëл в чьи-то охотничьи владения.

Третий всадник спешился и подошëл ко мне.

– Прошу принять мои искренние извенения, – заявил он таким тоном, словно у меня не было другого выбора, кроме как принять их. – В качестве извенения прошу проследовать за нами. Кем бы ты ни был, никто не заслуживает травли собаками.

– А как насчёт моего верного пса? – вырвалось у меня, и я прикусил язык.

Охотники переглянулись. Мужчина бросил быстрый взгляд на Фаелана и отвернулся.

– Мой псарь осмотрит его и залечит раны, – бросил он, ставя ногу в стремя.

Я выпрямился и закинул лямку сумки на плечо. Оборотень поднялся на лапы, занимая положение между мной и незнакомцами.

– Опасность, – тявкнул пëс.

Всадник крикнул пару слов на незнакомом для меня языке и близнецы погнали свору собак. Мужчина повторил приглашение и, не дожидаясь моего ответа, пришпорил коня. Влекомый любопытством я заспешил вслед за ним.

– Чем вы занимаетесь... Как вас там? Годрик? – осведомился мужчина.

– Бродерик, господин, – поправил я. – Я скромный бродячий артист. Развлекаю публику представлениями, трюками, сказами.

– Что ж, надеюсь, вы не откажете мне в любезности, и разыграете своë действо в нашем поместье, – тоном, не предполагающим отказа, произнёс он.

– С радостью, господин. Позвольте узнать, в чьих владениях я оказался и перед кем буду играть.

Мы вышли из леса на небольшую поляну. Всадник остановил коня.

– Перед тобой граф Махон Прайм Лайонс, владелец здешних земель. Я представлю тебя своей дочери, – он наклонился ко мне, и взор его был страшен. – И горе тебе, если ей не понравится представление.

Нам навстречу двинулись несколько слуг. Граф отдал пару быстрых распоряжений. Люди послушно закивали. Когда господин Лайонс кивнул мне и пришпорил коня, молодой слуга подскочил ко мне и, взяв за локоть, указал в направлении трëх сросшихся деревьев.

– Кривые деревья видишь? – торопливо зашептал он.

Я кивнул, заинтригованный такой таинственностью в его шепоте.

– Когда последуешь за господином и окажешься за теми деревьями, и думать не смей, чтобы пререкаться с графом или его семьёй. Или начать сетовать на свою жизнь, чтобы вызвать жалость и получить пару-тройку монет.

Я нахмурился и готов был задать вопрос, но слуга перебил меня.

– Или высечет... Или повесит, – сглотнув, пояснил парнишка. – Граф терпеть не может спорщиков и побирушек.

Я переглянулся с Фаеланом. Пëс тихо, но выразительно заскулил.

– А почему ориентир те деревья? – спросил я.

– Граф запретил так себя вести на территории дома и сада. Но здесь в лесу мы можем выговориться, если графа нет рядом.

Что сказать? Я знал некоторые странные правила, установленные важными особами в своих поместьях. И хоть подобные особенности меня уже не удивляли, всё же такое странное правило заставило меня глубоко задуматься. Не просто же так хозяин решил жестоко карать провинившихся.

Миновав сросшиеся деревья, мы спустились с пригорка и оказались в саду. Вернее, садом это можно было назвать с натяжкой. Какие-то следы человеческой деятельности над растениями, конечно, совершались. Были заметны спиленые ветви, местами расчищены кустарники. И всё же это было что-то среднее между лесом и садом.

По мере нашего продвижения, на нашем пути всё чаще встречались плодовые культуры. И в какой-то момент я почувствовал себя окружённым яблонями, а под ногами зашуршали усыпанные мелкими камешками дорожки.

Графа встречала вереница слуг, с похвальной быстротой засуетившаяся при нашем появлении. Люди, следуя привычной инструкции, увели коней и унесли ружья. Лайонс отдал приказ псарью осмотреть Фаелана. Другой слуга получил указание сопроводить меня на кухню и привести в должный вид. Мы с оборотнем переглянулись, и тот слабо вильнул хвостом. Что это означало, я не имел ни малейшего понятия.

– Отдохните, приведите себя в надлежащий вид. Вам ведь предстоит выступать перед моей дочерью, – обернувшись, проговорил граф.

– Благодарю вас, – только и ответил я.

Когда передо мной поставили плошку с супом, я невольно задумался, а почему, собственно, всем бедным или странствующим радушные хозяева подают суп. Ложка рассекла мутный бульон и зацепила несколько кусочков овощей. Я пошевелил на дне, ища что-нибудь напоминающее мясо, и грустно отметил, что попытки мои не увенчались успехом. Тогда я задумался о более важных вещах.

Фаелана надо спасать. Фаелана надо спасать как можно быстрее. По крайней мере, прежде чем его непредсказуемое проклятье сменит ему облик. Шансы того, что это уже не прошло были высоки – всё-таки из-за появления оборотня поднялась бы суматоха – но я ощущал себя как на пороховой бочке, ожидая худшего в любую минуту.

О выступлении я не размышлял. Вот ещё. Богатый отец решил развлечь свою дочку блудным шпильманом[1]. Веселья ради я разыграл бы сценку-другую, но не стал бы долго задерживаться. По правде, я бы хотел назваться сыном фейри и исчезнуть из поместья верхом на огромном волке. От этой забавной выдумки я невольно улыбнулся.

Но я принял приглашение Лайонса не просто так. Хотя, по правде, его катетегоричный тон и не оставлял мне выбора, я мог рискнуть и не подчиниться. Нет. Поместье графа манило меня своей возможностью вернуть былую силу. Красть было нехорошо. И матушка моя пришла бы в ужас, узнай она о том, каким путëм в моих руках чаще всего оказываются драгоценные камни. Я ждал момента остаться в одиночестве неподалёку от комнаты дочери графа. Неужели любящий отец обделит свою дочку и не купит пары изящных ожерелий? Мне было бы достаточно и одного нового камня. Всё же огонь, хоть и был эффективен, приносил мне много дискомфота и ограничивал мои возможности.

Пока я доедал, какой-то мальчишка прибежал и протараторил, что с моим псом всё хорошо и псарь ждёт меня, чтобы я забрал собаку. Он дождался меня, выпросив заодно у кухарки половинку морковки, и, довольно чавкая, повëл меня в псарню.

Фаелан буквально вылетел мне навстречу, чуть не сбив с ног. Он сделал круг вокруг меня, гавкая недовольные комментарии. Я присел и провёл рукой по его голове.

– Как ты, приятель? – поинтересовался я, хоть и понял, что настроение у него совсем гадкое.

– Хочу убраться отсюда, – пролаял он.

Я поднялся и встретился взглядом с псарëм.

– Шумный, – произнёс он, кивая на пса. – Укусов нет, ран нет.

Я не знал, что ответить, и просто развернулся, безцельно шагая по двору. Теперь, когда оборотень был рядом, тревожное чувство внутри немного притихло. Пожалуй, эту нежданную встречу с графом мы ещё сможем обернуть в свою пользу.

– Бирн, ты, правда, собираешься стать шпильманом? – тяфкнул Фаелан, когда мы прошли в дальний угол и уселись у стены конюшни.

– Временно, друг мой, – прошептал я.

– И с каким же номером ты собираешься выступать? – поинтересовался пëс, ложсь в тени.

– Мы. Очень надеюсь, что ты хорошо понимаешь команды.

Оборотень прорычал что-то нечленораздельное. Я усмехнулся.

– Посмотрим, как ты будешь смеяться, если я тебя укушу. 

– Не укусишь. Это не в твоëм духе.

Я прислонился спиной к стене и закинул левую руку за голову. "Да поможет нам И́деган-Хо", – промелькнуло в мыслях, и я закрыл глаза, пытаясь обдумать ситуацию, в которой мы оказались. Вполне возможно, что я действительно задремал. К своему стыду, я вздрогнул, когда подошедший слуга окликнул меня.

– Вставай, шпильман, – велел он, и я повиновался.

– Что? – только и спросил я, разминая затёкшие мышцы.

– Пора выступать для господ. Следуй за мной.

Фаелан затрусил впереди, пока я, зевая, плёлся вслед за ними. Нас впустили через задний ход. Мелькали комнаты и коридоры, не слишком впечатлившие меня своим убранством. Всё, что приходило на ум при словосочетании "родовое поместье" имелось здесь. Мой взгляд зацепился лишь за одну картину, где было изображено семейство графа. И внезапно я осознал, что показалось мне странным: на картине было изображено много людей, но само поместье казалось полузаброшенным. На нашем пути не встретилось никого из благородных господ. Лишь служанки сновали из комнаты в комнату, смахивая пыль и протирая окна.

– Граф с дочерью ожидают тебя, – остановившись, шёпотом пояснил слуга, перед тем распахнуть двери, и добавил. – Удачи.

Я вдохнул полной грудью. Вопреки собственным ожиданиям в голове не суетились мысли. Я был спокоен. А ещё, пожалуй, сонлив. Пока слуга возвещал о моём прибытии, я повертел головой, осматривая интерьер комнаты. Отсутствие шкатулок с другоценностями было ожидаемо. Не приводить же оборванца в сокровищницу.

Граф Махон Лайонс сидел в кресле полубоком ко мне. Лицо его было расслаблено, а полупустой бокал в его руке подсказывало о том, что стало причиной такого выражения. Он вальяжно махнул рукой слуге и тот бросился прочь, закрывая двери.

Впрочем, внимание моё было приковано к девушке, которая и вовсе сидела ко мне спиной. Как мне показалось, демонстративно. Игла дрожала в её руке, то ныряя в канву, то выныривая и трепеща в воздухе хвостом из шёлковой нити. Дочь графа сидела в отдалении от отца. Свет падал из приоткрытого окна на неё. Девушка приподняла вышивку, рассматривая вышедший узор. 

– Родерик, – позвал граф, и я не смел его поправлять.

Я понял, что затаил дыхание и мысленно обругал себя. И всё же мне стоило некоторого труда, чтобы отвести взгляд от светловолосой незнакомки. И позже я долго оправдывал себя, укрепляя ложь, что моё внимание заслужили сапфировые серьги.

[1] Шпильман – бродячий артист, музыкант, поэт, жонглёр, фокусник. То же, что скоморох.