Ведь так однажды завещала Ночь: сновидцам — сны, со сцены — прочь. 

Все тебе, милый Сон, подарила родная мать. Вот тебе ящик игрушек — вся королевская рать. 

Вся королевская свита, да все нитки по их рукам и ногам — спектакль вот-вот начнется, занимайте скорее места!

Весь мир — театр, все дьяволы слетелися сюда! Ад пуст, актеры там все — люди, сплошная ерунда!

И, милый Сон, — тогда склонилась Ночь к любимейшему из детей, — играй; я буду молча наблюдать за пьесой, распределением ролей.

Ночь и не знает про людей, их истинная речь им чужда, — аналогично и со Сном. Совсем уж позабыли про людские нужды. 

И дергаются подданные на сцене будто из последних сил: уж знал бы это король Снов, с позором б ноги уносил.

Уж принцу Историй ли не знать, что люди так себя и не ведут! Что в край сюрреалистичен и абстрактен оказался сей этюд! 

Уж и не знать. Не может дать совета и плюшевая свита — молчит, и нечего уж тут царю искать болтливых фаворитов. 

И завтра снова день. И завтра снова пьеса — написана писателем. Не видел он людей, и не говорил он с ними. Клянусь, не издевательство. 

Выступать будут актеры из чистейшего пуха и хлопка — Deus Ex Machina, знаете? Наши тоже висят на веревках. 

Милого Сна, может, и критикуют, только почем ему знать? Вот ему ящик игрушек — вся королевская рать. 

Вот ему ленты на пару бледных запястий, чистенький тронный зал — расскажи, милый Сон, разве это не все, о чем ты когда-то мечтал? 

Расскажи, как твоя свита, разодетая в лучший темный шелк? Как ты думаешь, грустил бы ты, если бы кто-то из них однажды ушел?

Не давит запястья? Не одиноко? Откуда тебе такое в принципе знать? Разве смысл правления не в том, чтобы не вести себя людям под стать?

Он ничего не ответит. Он ведь, все-таки, в первую очередь, Сон. Ему нельзя выходить после пьесы на интервью, так сказать, да поклон. 

Она и не позволила бы. Она ведь Ночь. 

Сновидцам сны — от смертных прочь.