Руки обвязаны лентами, покрыты чернилами пальцы — драматург весь в делах, драматург не умеет сдаваться.

Драматург — лорд Снов, Надежд, Кошмаров и Историй, мы его уже знаем, он бы предстал пред взором,

Пред вашим. Не может, правда. Строчит письмо отцу. Все только ведь мать зубы заговаривает юному творцу.

(Он возрастом с вечность). Отца же надо в сюжеты... Просвятить. Чем драматург и занят, прячась в кабинете.

Он пишет: "О Время, отец мой, то Сон, третий из твоих детей". Пишет и сминает — так и не понял тонкостей общения людей.

Он пишет: "Время, отец, не прошу ни о чем, лишь...". Пишет и сминает, — Этой ложью ты его точно не убедишь.

Он пишет: "Отец. Порою грезу вижу я, яркую, как молний треск. Там лишь ты, гордо сидящий на премьере одной из моих пьес.

Там ты и твой отмеренный метрономом не дрожащий голос. И говоришь ты всегда одно по смыслу: Я, Хронос,

Время из Вечных, отец этого-такого удалого творца, вовек не забуду этой постановки в сердце его дворца,

Понравилось мне беспредельно, я им так горжусь, нет слов. Но уж тут я, признаюсь, зазнался, ставлюсь я выше творцов.

Но матушка все твердит, я был таким всегда, и останусь собою вовек. Будь так. Меняются чаще люди, я ведь не какой-нибудь там человек.

Буду ждать я ответа. С уважением, третий из твоих детей, Сон". Дописал. Лицо держит ровно, занял гордо владыка свой трон.

Верный пернатый слуга, лента из чистого черного шелка — и подрагивающие пред отправкой бледные руки. Лететь недолго.

(Сразу потому что носом расчертишь мрамор пола в тронном зале. Лезешь ведь ты, Грез Владыка, куда не стоит. Про Икара слыхал ли?)

Слыхал. Ему все не хватает Времени — вернулся уж ворон.

К лапке привязан мелкий листок: обошлось одним лишь укором. 

Владыка Грез читает — бледнеет лицом тотчас, словно нездоров.

"Твоя мать права. Что мне делать с этим потоком добрых слов?"