***

Сделать выбор всегда нелегко. И не важно, выбираешь ты между ванильным и шоколадным мороженным, или решаешь, на какую дорогу ступить. Но впервые в своей недолгой жизни Саймон не знал, что выбрать. То, что казалось парню вполне несложным и простым, оказалось непосильной ношей, раздирающей душу на две равные половины.

Ночи без сна, сомнения, терзания, боль в груди, страх, сводящий спазмами желудок, и камень в горле. Колючий, тяжелый, мешающий сделать вдох, чтобы не разрыдаться отчаянно и по-детски.

Но и оставаться в подвешенном состоянии нереально. Неправильно и губительно. И потому решение пришло само собой. Осталось только придумать, как разыграть эту мрачную и немного подлую карту, без которой завершить эту проклятую партию будет невозможно.

Рэнди замечал изменения в Саймоне. Парень видел, как мальчишка опасливо косится на него, как волнуется, как с тоской и внутренней болью всматривается в лицо своего "снеговика" и судорожно сжимает его ладонь, словно если он разожмет пальцы хоть на миг, Саймон исчезнет без следа. Быть может, Рэнди передалось настроение Саймона, а быть может виной тому была ненормально ранняя весна, пришедшая в город.

Стремительное потепление принесло в Траверс-сити слякоть и серость. Пушистые снежные сугробы осели, скукожились и больше не напоминали пышные меховые убранства, все больше походя на куски мокрой, посеревшей от времени и пыли ваты.

Сырость была повсюду. Под ногами, в воздухе, в сердцах и душах. И ничто не могло прогнать ее. Ни теплые одежды, ни распаленные камины.

В доме Рэнди было тепло и пахло корицей. Сладкий пряный аромат приятно щекотал ноздри и заставлял желудок тихонько ворчать, требуя наверняка вкусное угощение.

А в гостиной ярко горел камин. Огонь жадно облизывал сухие поленья, танцевал в своей колыбели, пел тихую песню, потрескивая и стреляя.

Сестры мальчишки в доме не оказалось, хоть с порога Рэнди и крикнул довольно громко, что вернулся домой и пришел не один. Но, так и не дождавшись ответа, смущенно улыбнулся и, забрав у Саймона куртку, убежал на кухню делать чай.

Парню же ничего не оставалось, как пройти в гостиную и присесть в кресло напротив камина.

Огонь завораживал своим таинственным танцем, вырисовывая в своих оранжевых сполохах различные картины. Саймон следил за причудливыми язычками живого тепла и думал, думал, думал... Пальцы сжимали концы длинного шарфа, и неожиданно решение пришло само собой. Оно пронзило сознание так остро, что в какой-то момент Саймону стало больно. Яркая вспышка опалила сердце, резанула по душе, оставляя на ней зияющий алым след.

На плитку у камина пролилась вода, безобразной лужей растекаясь по полу, и в зеркальной глади отразилось перекошенное мукой лицо, тут же скрывшееся за быстро набирающей влагу шерстяной полоской шарфа.

Вот и все.

Весна в этом году наступит для Рэнди немного раньше. Всего лишь весна. Миг прощания, перед следующей встречей. Быть может будущий снеговик будет не таким мудаком и сможет отказаться от своих эгоистичных желаний ради такого чуда как Рэнди.

На улице было темно. Ни луны, ни звезд, ни даже фонаря. Рэнди стоял у окна и смотрел в непроглядную тьму, которая сгустилась за белой рамой, словно ночное чудовище, готовое просочиться в дом и поглотить все вокруг.

Его била мелкая дрожь. А в сердце засела игла тревоги.

Он чувствовал ее настойчивые уколы, которые с каждым разом жалили все сильнее, заставляя нервничать и сходить с ума от непосильного страха.

Рэнди чувствовал - время расставания с Саймоном уже близко. Смотрит на него из тьмы белесыми глазами подтаявших снегов. Звенит слезами сосулек, истончающихся под лучами неожиданно жаркого солнца. Дурманит, морочит горьковатым запахом сырой земли и молодой травы. Грозит весной... до тошноты, до боли в голове.

- Саймон, ты какой чай будешь, черный или зеленый? - голос дрожит. Он теперь всегда дрожит. Звенит от напряжения. Пугает сестру. Расстраивает Саймона. Парень просит его не думать о будущем. Но как же не думать, если в сердце уже зияет черная дыра одиночества? - Саймон!

Нет ответа. Только тихонько шипит остывающий чайник, и дребезжит холодильник.

- Саймон!

Рэнди отвернулся от окна и посмотрел в дверной проем, в котором виднелась часть гостиной, но не кресло, в котором парень любил сидеть.

- Саймон, не надо так шутить! - взмолился Рэнди, почему-то боясь сделать даже маленький шаг.

Может парень не слышит его, потому что пошел в туалет? Или просто вышел на улицу подышать свежим воздухом?

Рэнди постоял еще несколько секунд, прислушиваясь к тишине. Сердце его выстукивало отчаянную дробь, а в горле так давило, что он чуть было не сжал его ладонью.

- Саймон... - снова позвал он, но уже очень тихо, словно внезапно осип от холода. А потом сорвался с места и выбежал в гостиную, в которой никого не было.

Только лужа у камина и шарф, с которого все началось и которым все, похоже, закончилось.

Первые секунды Рэнди просто стоял на пороге между кухней и гостиной, и смотрел на блики огня, отражающиеся от лужицы воды. Глаза его щипало. Но он уговаривал себя, что не нужно так расстраиваться. Не в первый раз, не в последний. Или... с Саймоном все-таки последний?

Из горла рвался крик, дикий вой, который мог разбудить всю округу. Но Рэнди снова словно онемел.

Как тогда, после аварии, когда потерял свою игрушку, а еще родителей. И способность жить нормальной жизнью.

Он медленно подошел к камину и снова застыл над лужей. Теперь в нем просыпалось нечто отчаянно болезненное, острое, как лезвие бритвы, когда нет сил сделать вдох, а жизнь, вдруг, теряет всякий смысл.

Зачем ему эта жизнь без Саймона? Вовсе ни к чему.

Рэнди почти бездумно наклонился, подхватил пальцами тяжелую, насквозь промокшую ткань, поднял, разглядывая потемневший от влаги узор.

Перед глазами все плыло. То сужалось до маленькой точки света, то делалось ярким и четким, как на качественном фото.

Рэнди сразу даже и не понял, что задыхается, комкая шарф в руках. То поднося его к лицу и вдыхая в себя запах Саймона, то пытаясь разорвать в какой-то дикой молчаливой ярости, осознавая, что его бросили. Его снова бросили. Только теперь по собственной воле. Не сказав ни слова. Не попрощавшись. Не утешив ни единым словом.

Осталась лужа и шарф. И запах, который убивал. И от которого захотелось немедленно избавиться.

Рэнди сделал шаг. Короткий и быстрый. Он хотел кинуть шарф в огонь. Уже даже занес руку, чтобы выбросить бесполезную теперь вещь. Но ярость схлынула так же внезапно, как и накатила.

Саймон сделал так, как посчитал нужным. Он не вещь и не игрушка, чтобы держать его как брелок для телефона или ключей. Рэнди это понимал. Но ему все равно захотелось обмотать проклятущий мокрый шарф вокруг шеи, зацепить его за каминную решетку, и повиснуть на нем так, чтобы кислород перестал поступать в легкие.

Он сделал к камину еще один шаг, наступая босой стопой в холодную лужу. Его тело пробрало дрожью.

Эта лужа все, что осталось от его снеговика. Скоро она испарится, и не останется вообще ничего. Даже крохотной капли воды.

На глазах Рэнди взбухли слезы, а грудь сдавило крепким стальным обручем. Он всхлипнул беспомощно, и, обмотав-таки шарф вокруг шеи, сел в лужицу, чувствуя, как водой пропитываются джинсы, и даже трусы. Как влага холодит ладони. А потом и лицо, по которому он ее растирал. И губы, которые в неистовстве собирали с ладоней капли.

Это все, что ему осталось. Краткие мгновения единения с Саймоном, после чего не будет уже ничего.

Для него не будет. Для него все кончено.

Рэнди сам не понял, как разревелся. И его рыдания эхом разнеслись по всему дому. Впервые за три года он ревел в голос, захлебываясь болью. Ревел так долго, что в итоге просто сдался этому приступу отчаяния и, продолжая задыхаться, завалился на бок, подтягивая колени к груди и плотно кутаясь в мокрый шарф.

Он никому не позволит его снять. Теперь так и будет ходить, пока не умрет. Всегда... чтобы помнить, чтобы знать, что в мире бывает и разочарование, и счастье. Счастье, теряя которое, теряешь собственную душу.

23.06.2018

г. Курник, Польша