Феликс наконец принимается за разбор сумок. Вещи внутри ужасно смялись, он, если честно, совсем не помнит что и куда закидывал, собираясь в спешке. Рядом оказываются лежать какие-то тетради, джинсы, косметика, на самом дне — ноутбук, уцелевший только чудом. Потеря ноутбука стала бы слишком большим промахом, он всё ещё нужен ему для работы. Конечно, сейчас у него есть сбережения, да и залог за квартиру, которую он снимал, должны вернуть, но этих денег не хватит на долго, а сидеть на шее у стаи он себе не позволит.

Одежду в шкаф, на вешалки, уходовая косметика оказывается стоять на столе неаккуратной кучкой, тетради летят на полки. Словно вместе с вещами Феликс пытается структурировать мысли.

Ему удалось не так много понаблюдать за взаимодействиями стаи. Но почему-то даже от этих крох информации внутри остаётся нерушимое чувство, что все они близки. Очень близки. Если верить Хёнджину, то он присоединился к стае три года назад, потом Сынмин и Чонин, судя по всему, тоже не недавно. Стая минимум года два живёт так. И вот он, как снег на голову. Слова о том, что они его ждали, не обнадёживают, звучат странно.

Интересно, насколько они близки? Очень хорошие друзья? Или считают себя родственниками, хоть и не кровными? Могут ли между кем-то из них быть более близкие отношения?

Ещё одна странная мысль, потому что как бы не пытался, у Феликса не получается даже представить их, разделённых на пары. Все варианты выглядят странно неполноценными. Словно по двое им чего-то не хватает. Поэтому он просто отбрасывает эту мысль, надеясь больше к ней не возвращаться.

Всё равно они кажутся очень разными. Как такие не похожие люди уживаются друг с другом?

Пока у него больше нет никаких дел. Феликс устраивается на всё так же заправленной кровати и рассматривает комнату. Светлая и стерильная. Ему обязательно стоит докупить несколько небольших светильников и мягких декоративных подушек. Может быть, небольшой мягкий ковёр с длинным ворсом. Мысли о таких планах на будущее успокаивают. Они кажутся чем-то более понятным, знакомым. Чем-то таким он мог заниматься и раньше.

Ещё ему стоит хотя бы немного исследовать город. Понять, что и где есть. Может, стоит попросить кого-то из стаи провести его? Или самостоятельно, тут он, наверное, даже не заблудится. Городок же небольшой. Звучит как план на ближайшие дни. Здесь никто кроме стаи его не знает, не узнает на улице, он не встретит случайного знакомого. Убережёт себя от неприятных разговоров. Хотя его всё ещё удивляет, что никто всё ещё ничего ему не писал, не публиковал фото с того вечера. Не забыть узнать у Чана, с чем это может быть связано.

Кажется, он засыпает. Более спокойным сном, чем ночью. Неудивительно, что его сморило. Приехали они в дом глубокой ночью, а встал Феликс слишком рано. Просто в какой-то момент все размышления мешаются в какую-то густую массу, а веки тяжелеют. Даже солнечный свет не мешает, достаточно повернуться к окну спиной.

После пары часов безмятежного сна он действительно чувствует себя лучше. В голове проясняется, переживания не висят тяжёлым свинцом и вообще отходят на второй план, словно совсем незначительные вещи. Главное же, что теперь он в безопасности и ему ничего не угрожает. А со всем остальным разберется, масштабные изменения в его жизни происходят не впервые. Как и в прошлый раз, он сможет приспособиться.

Просыпается он, судя по всему, очень вовремя. Спустя несколько минут в дверь стучат, стоит Феликсу разрешить человеку за ней войти, как на пороге оказывается Чан. Феликс даже в спине выпрямляется, удивлённо смотря на него. Совсем не ожидал увидеть. Почему-то подумал, что это может быть Хёнджин, запамятовав, что тот, должно быть, давно не дома.

— Феликс? — зовёт Чан. — Всё хорошо? — зачем-то спрашивает он.

— А? — растерянно отзывается Феликс. — Да, я просто… уснул. Даже не знаю, сколько точно проспал.

— О, надеюсь, я тебя не разбудил?

— Нет-нет, всё хорошо.

— Я хотел позвать тебя обедать. В этот раз в более маленьком кругу, Хёнджина, Сынмина и Чонина не будет с нами.

— Хорошо, сейчас спущусь, — соглашается Феликс.

— И там будет Джисон, — добавляет Чан.

Вот как. Феликс смотрит на него с долей непонимания. Конечно, Джисон не сделал ему ничего плохого, но его слишком возбуждённая реакция немного пугает. Неужели к нему придётся тоже привыкнуть, как и к остальной стае? Насколько частый гость он в этом доме?

— А, хорошо, спасибо что предупредил, — бормочет он, вставая с кровати.

— Точно всё хорошо? — снова спрашивает Чан, сведя брови к переносице. — Солнце, пожалуйста, говори сразу, если что-то не так.

Снова это ласковое обращение, от которого внутри становится так тепло. Феликс нервно облизывает нижнюю губу. Стоит ли дать Чану понять, насколько сильно ему нравится, когда он так зовёт. Совершенно смущающее осознание. Наверное, не стоит.

— Всё хорошо, просто Джисон… — Феликс вздыхает. Раз уж просили говорить, то он скажет. хоть это и не какая-то большая проблема. — Очень бурно среагировал утром.

— Извини ему такое поведение, — извиняется вместо него Чан. — Джисон-и действительно вывалил на тебя слишком много эмоций. Попытаюсь его оправдать, сказав, что его очень приводит в восторг факт, что в мире существуют не только люди. И очень огорчает, что сам он обычный человек.

— Ладно, я понимаю, наверное, — отвечает Феликс.

— Ну так, идём?

— Да.

Чан приобнимает его за плечи, выводя из комнаты. Рядом с ним безопасно и комфортно. Словно Чан может защитить его от всех бед. Они знакомы так недолго, но Феликс не может избавиться от чувства полного доверия к этому человеку.

Путь уже знакомый, а сама столовая выглядит более привычно, чем в первый раз. Оливковые шкафчики кажутся более светлыми в лучах солнца, Минхо снова хлопочет около них, на плите стоит кастрюля с дымящимся чем-то. Феликс втягивает воздух, пытаясь определить по запаху, но долго думать не приходиться. Еда уже разложена на порции и стоит на столе. Лапша с мясом и грибами. Феликс надеется, что она не будет слишком острой. Как и стоящие в плашке кимчи, куда же без них. Это больше похоже на что-то корейское, в отличие от завтрака. Нет, Феликс не жалуется, просто примечает для себя. Кажется, в этом доме не придерживаются каких-то определённых стандартов еды.

Их меньше, но почему-то сейчас всё шумнее. Наверное, дело в Джисоне, который успевает говорить даже с набитым ртом, за что получает нагоняи от Минхо, но всё равно не затыкается. Чанбин принимает активное участие в дискуссии с ним, неустанно жестикулируя. Феликс не понимает суть разговора, что-то о музыке, битах и аранжировках. Он от этого слишком далёк.

Садится он туда же, куда и в первый раз, надеясь, что место рядом с Чаном неизменно будет его. Но и Минхо занимает место по правую сторону от Чана, как и утром. Оказавшись за столом и только взяв в руку палочки, Феликс ловит на себе взгляд Джисона. Такой же яркий и блестящий, словно тот перед собой видит не нового человека, а как минимум кумира, за которым следит уже много лет. Он раскрывает рот, готовясь что-то сказать, но Чанбин предупреждающе бьёт его по руке. Стоит ли говорить, что Джисона это не останавливает?

— А ты раньше знал о существах, до обращения? — спрашивает он. Вопрос удивительно безобидный. Возможно, на тот поток, которым он осыпал Феликса утром, ему просто уже ответили.

— Нет, — признаётся Феликс. Действительно не знал. Наверное, на месте Джисона он тоже был бы в восторге. Но он не на месте Джисона, он на своём месте, где из-за этого обращения пришлось всё бросить. Феликс сдерживается, чтобы сказать это. — Я… В моменте-то не понимал, что происходит, — добавляет он. Джисон смотрит на него со сложным лицом.

— Джисон-и, ешь, не отвлекайся, — мягко одёргивает его Минхо. Джисон тут же переключает внимание, склоняя голову на бок и протягивая каким-то приторно сладким голосом:

— Ну, хё-оон.

— Хён старался, — отвечает Минхо и ласково треплет его по голове. — Так что закрой рот и ешь.

Феликс прячет улыбку, заталкивая в рот побольше лапши. Что это за сцена была? Стоит ли вообще акцентировать на ней внимание и делать какие-то несуразные выводы из одного действия и пары фраз? К тому же приготовлено действительно вкусно, с этим спорить он не будет.

— И та свободная комната теперь твоя, да? — продолжает спрашивать Джисон, но теперь погрустнев. Его задевает факт, что Феликс живёт со стаей?

— Да? — отвечает он. Но в доме же есть ещё одна свободная комната, разве нет? Неужели Джисон раньше оставался в той, где теперь живёт Феликс? Но стал бы Чан отдавать ему именно эту, зная, что давний друг уже её облюбовал. Интересно, если Джисон такой энтузиаст, почему он вообще не живёт вместе со стаей на постоянной основе? Ладно, наверное, Феликс просто не знает деталей, чтобы пытаться сейчас делать хоть какие-то выводы.

— Другая комната на втором этаже всё ещё свободна, — заговаривает Чанбин. И эти слова, судя по всему, Джисона успокаивают.

— Джисон-и хотел бы жить тут, но с этим есть некоторые проблемы, — шёпотом объясняет Чан, наклонившись ближе к Феликсу. Да, он действительно не знает каких-то деталей. Интересно, в какой-то момент ему всё же придётся видеть Джисона в качестве соседа? Очень ярко в голове представляется, как Джисон займёт дальнюю свободную комнату, они будут пересекаться по утрам на этаже, и Джисон, неизменно, будет съезжать по перилам, вместо нормального спуска по лестнице.

В других обстоятельствах Феликс бы нашёл с ним общий язык. Он уверен. Вспоминается первый курс уже оконченного университета. Даже будучи иностранным студентом, он не терялся, заводя новые знакомства. Но сейчас всё по-другому. Только не усложняет ли он всё для себя сам?

Джисон не унимается, переключается с темы на тему, говоря со всеми в столовой одновременно, кроме Феликса, которому больше вопросов не перепадает. Он и рад, если честно. Не представляет, чем ещё в него может запустить Джисон, чтобы поставить в неудобное положение.

Зря только подумал об этом. Джисону точно сказали, что спрашивать не стоит. Но этот момент или упустили, или он сам не понял, что тема — табу.

— А ты в ближайшее время перевоплощаться не планируешь? — спрашивает он. Феликс даже не сразу понимает, что вопрос к нему. А как понимает, по зависшему в воздухе напряжению, бледнеет. — Я видел хвост Хёнджина, но твой-то другой, да? Дашь посмотреть?

— Нет, — отрезает Феликс. — Ни сейчас, ни когда-либо в будущем.

Это становится последней каплей. Любопытство Джисона начинает капать на нервы, струиться по венам раздражением. Феликс отставляет от себя почти пустую тарелку, встаёт из-за стола. — Извините, я больше не съем. Спасибо, было очень вкусно.

И быстрым шагом выходит из столовой, успев услышать, как кто-то шипит на Джисона. По лестнице бежит, перепрыгивая через ступеньку. Лишь бы быстрее оказаться у себя. В тишине и безопасности. Часть его сознания хочет, чтобы кто-нибудь пришёл. Кто-нибудь конкретный. Чан.

Другая часть хочет остаться в одиночестве. Каждую прохожую собаку будет волновать его так называемый хвост? Феликс сам видеть его не хочет, откуда столько интереса? Пусть на Хёнджина смотрят, у него же тоже есть хвост, в чём их проблема?

Он и сам бы посмотрел на Хёнджина.

Тот наверняка во второй своей форме выглядит прекрасно. Грациозно рассекает водную гладь, не испытывая никакого дискомфорта, двигаясь в толще воды без особых усилий.

Феликс не уверен, сможет ли когда-нибудь посмотреть.

До вечера к нему никто не приходит.

Тишина начинает разъедать мозг. В ней вообще не получается перестать думать. А мысли, закручиваясь по спирали, ведут куда-то к девяти кругам ада.

Феликс заглушает их музыкой, подключая к телефону тонкий проводок наушников и повышая громкость почти до максимума. Как на зло, плейлист подбрасывает в очередь все самые грустные песни скопом. Хотя, другие слушать просто не то настроение, Феликс сам начинает их переключать.

Он сам выходит из комнаты спустя несколько часов. Солнце к этому времени начинает двигаться к закату, на горизонте окрашивая небо жёлтыми полосами. Его первый день в этом доме подходит к концу.

На этаже тихо. Сначала даже кажется, что дом пуст. Не то чтобы он искал встречи, но под кожей мало помалу начинало зудеть желание извиниться. Как минимум перед Чаном за такое несдержанное поведение. Перед Джисоном он извиняться не хочет.

Но ни Чан, ни Джисон на глаза не попадаются. Как и Чанбин с Минхо. Однако заглянув в столовую, он обнаруживает там Чонина, скучающего, обложившись какими-то книжками — учебниками, скорее всего — и тетрадками. Чонин сразу замечает его, поднимая голову и смотря не менее удивлённо. Что ж, они оба не ожидали друг с другом столкнуться. Хотя стоит ли удивляться, если живут в одном доме.

— Извини, ты не видел Чана? — спрашивает Феликс, так и стоя в проходе.

— Хёна? — словно поправляет его Чонин. Ах да, корейские обращения. За годы он должен был к ним привыкнуть, но в самом начале Чан позволил называть себя по имени, зная, что Феликс родился и прожил большую часть жизни не в Корее. И почему-то это разрешение напрочь стёрло из головы все упорно строившиеся установки. — Он в студии, в подвале, работает, так что пока не стоит его отвлекать.

— А… Очень занят, да? — зачем-то уточняет он.

— Да, — бурчит Чонин с нескрываемым недовольством. Феликс успевает подумать, что недоволен он именно его вопросами. Наверное, Феликс его от чего-то отвлекает. — Поэтому не может мне помочь, вот, жду. — Чонин откидывается на спинку стула и запрокидывает голову назад, рассматривая потолок. А Феликс рассматривает его в это время.

Чонину лет восемнадцать, если он правильно понимает. Самый юный член стаи, и уже не человек. Вампир. У Феликса немало вопросов. Как он вообще справляется с тем, чтобы скрывать это в школе от одноклассников? Феликс всматривается. Глаза, вроде, не красные, как обычно пишут в книжках. А Чонин замечает этот сверлящий взгляд поворачивает к нему голову.

— А с чем помочь? — зачем-то спрашивает Феликс в тот же момент. Никто его за язык не тянул. Но из всех возможных вероятностей, сам он тоже навряд ли сможет помочь, поэтому просто посочувствует и уйдёт обратно к себе.

— С английским, Чан-хён его лучше всех тут знает. Можно у Минхо-хёна ещё помощь попросить, но он тоже работает.

Чудо, а не совпадение.

Другие мысли в голову не идут, когда он делает шаг навстречу. Надо же как-то сближаться с членами стаи, раз ему с ними жить? Особенно учитывая, что, как говорил Хёнджин, стая — это не просто название, это гораздо более глубокая связь. И уходить отсюда пока Феликс не хочет. Ему просто некуда и не к кому больше.

— Может, я смогу помочь?

— А ты знаешь английский? — оживившись, спрашивает Чонин, тут же садясь гораздо более собрано.

— Я большую часть жизни прожил в Австралии, — чуть смущённо отвечает Феликс. Неужели никому об этом факте сказано не было?

— А, тогда понятно, почему имя такое. Чан-хён тоже в Австралии в детстве жил, удивительное совпадение, — быстро проговаривает Чонин, всматриваясь в учебник, в поиске нужного текста. — Вот, это, сможешь тут объяснить? У нас весьма посредственный учитель, ничего понятно донести не может.

— Не уверен, насколько хорошо я объясняю, но давай попробуем, — соглашается Феликс и подходит ближе к столу, чтобы отодвинуть для себя соседний стул.

Тема оказывается не сильно сложной, но с объяснение приходиться постараться. Вещи, абсолютно понятные для него, Чонин слышит словно впервые — возможно никто и не объяснял раньше, а учитель и правда посредственный — но они делают успехи, может и относительно не самый большие, но успехи. Чонин с сильным акцентом рассказывает ему о семье, используя только пройденную конструкцию, как и просит задание в учебнике. Только говорит каким-то абстрактными предложениями, без всякой конкретики. В словах не угадывается ни образ реальной семьи, ни стая.

— Всё замечательно, — делает вывод Феликс, когда они заканчивают. — Только… Могу я спросить? Наверное, этот вопрос очень личный, можешь не отвечать, если что, — сразу делает пометку он, но Чонин совершенно спокойно кивает, мол, спрашивай, что хочешь. — Ты живёшь со стаей, а что насчёт твоих родителей?

— Живут в этом городе, не вспоминают обо мне, а я о них, — спокойно отвечает Чонин. Словно ответ совершенно обыденный. — Ещё до обращения Сынмин был моей семьёй, а после ей стала стая. Он обо мне заботился, а не родители-алкоголики, он привел меня сюда, когда после обращения мы не понимали, что делать.

— Но он человек, да? Откуда он знал, что здесь помогут? — удивляется Феликс. Всему удивляется, на самом деле. И трагичной судьбе Чонина, он и не думал, что услышит такие детали. Чонин же совершенно спокоен. Произошедшее его словно бы и не волнует, он действительно не вспоминает об этом. Но не так, как Феликс. Скорее потому что эти воспоминания ему совершенно не важны, и их место в памяти легко могут занять другие яркие моменты.

— Он знал, мы оба знали, что тут такие есть, но раньше никогда не контактировали. Друг Сынмина обратился вампиром за несколько лет до этого, вот он и понял сразу, что происходит, потому что уже видел это. И вот мы тут, все живут долго и счастливо.

— Это хорошо, что у вас всё сложилось хорошо, — вздыхает Феликс, отводя взгляд. Насколько уместно будет поспрашивать сейчас о вампиризме? А сколько ещё обычных людей знают о том, что в доме живут не обычные люди?

— Надо Сынмина уже позвать, что-то он долго, — ворчит Чонин, подталкивая книги и тетради на один угол, и подрывается с места, не дожидаясь продолжение диалога.

Он напрямую идёт к выходу на террасу. Закатные лучи стали только ярче, золотом пробираясь меж ветвей деревьев. Феликс щурится от ослепляющих лучей, когда Чонин дёргает ручку двери. Что-то в голове щёлкает, словно из самых глубин на первый план вылезает странная мысль:

А разве солнце не вредит вампирам?

Он так же стремительно поднимается со стула, повинуясь какому-то странному, совершенно не свойственному ему порыву, и хватает Чонина за руку, пытаясь отдёрнуть его дальше от закатных лучей. Чонин смотрит на него слишком удивлённо и непонимающе, оставаясь стоять на пороге.

— Что происходит? — спрашивает он, переводя взгляд с Феликса на собственную руку.

— Разве солнце не вредит вампирам? — тихо переспрашивает Феликс, уже понимая, что что-то он делает не так.

— Ну, если бы оно вредило, то ты опоздал на пару часов, я всё это время на свету сидел, — без насмешки отвечает Чонин. Он скорее всё ещё удивлён подобным поступком. — Но, нет, не вредит, не больше, чем всем остальным существам. Ты вообще ничего не знаешь, да? — с какой-то еле слышной жалостью уточняет он.

— Извини, — шепчет Феликс, отпуская его запястье. Чувствует себя он максимально глупо, с головой накрывает волной смущения. О том, что всё это время они буквально сидели в лучах солнца, он вообще не подумал. — Никто ничего толком ещё не объяснял, а я даже не знаю, про что стоит спрашивать. Только Хёнджин-хён, про русалок немного, — проговаривает он, отходя назад. Не забывает добавить приставку к имени Хёнджина, а то Чонин снова будет странно смотреть.

— А-аа, — как-то понимающе тянет Чонин. — Ну, я вначале тоже особо ничего не знал. Знал, что есть такие, кровь пьют, и всё. Значит сейчас буду рассказывать, только Сынмина всё же позову.

Он выходит на террасу, прямо босиком, не запирая за собой дверь, а Феликс отступает назад, пряча лицо в ладонях. Надо же было такую глупость сделать? Появляется непреодолимое желание сбежать к себе. Побег в закрытую комнату уже работает как какой-то защитный механизм. Словно там он сможет спрятаться от всех проблем. Проблема лишь в том, что от его пряток они никуда не денутся, а вопросы сами собой не рассосутся.

Он должен остаться. Хотя бы ради того, чтобы лучше понимать, с кем живёт.

Чонин возвращается спустя минуты две. А Сынмин заходит практически следом.

— Феликс, и ты тут, — констатирует тот. — Честно говоря, не ожидал тебя увидеть. Мне казалось, ты первое время вообще ни с кем из нас контактировать не захочешь, — проговаривает он. Теперь Феликс застывает в непонимании. Что ж, это не далеко от правды, но всё же, откуда у Сынмина такие выводы?

— Почему ты так думаешь? — решается спросить он.

— Потому что даже не зная подробностей, я могу сделать вывод, что обращение не прошло для тебя гладко, тебе пришлось бросить свою старую жизнь и оказаться здесь, в окружении других нелюдей, ни один из которых не испытывает нелюбви ко своей сущности, и Джисона, который вообще в восторге от происходящего каждую минуту времени, даже грустно становится, что он не обращённый.

Феликсу хочется крепко-крепко обнять Сынмина, расплакаться ему в плечо, говоря, как же он чертовски прав. Но Феликс держит себя в руках, хотя по его тяжелому вздоху наверняка всё и без слов ясно.

— Надо хотя бы попытаться понять, что происходит и кто меня окружает, — совсем негромко говорит он, в попытке перевести тему.

— Верное решение, — кивает Сынмин, накладывая еду в две тарелки. На немой вопрос Феликс мотает головой, он ещё не голоден. Это Сынмин с Чонином вероятно вернулись не так давно. Он не уверен. Музыка заглушала все звуки, чтобы он мог услышать, когда кто приходит в дом.

— Пока даже не понимаю, что вымысел, а что можно считать правдой.

— Ну, мы уже выяснили, что вампирам не страшно солнце, — улыбается Чонин, хитро сощурив глаза. — А оборотням не страшен всякий аконит или что там ещё приписывают? Серебро тоже не страшно. А от осинового кола любой помереть может.

Феликс снова прячет лицо в руках. Как долго ему будут припоминать эту нелепость?

Солнце совсем прячется за горизонтом, поэтому Сынмин включает свет. Только небольшие лампы вдоль кухонного гарнитура, дающие не яркий, тёплый свет. Так становится сильно уютнее. Какая-то особая атмосфера.

— Ладно, что ещё мне следует знать? Хотя бы о вампирах, об оборотнях я могу спросить у Чана.

— Хёна, — снова поправляет Чонин.

— Феликс, напомни, сколько тебе лет? — сразу после спрашивает Сынмин.

— Мне двадцать два.

— Значит, здесь младше тебя только Чонин и Джисон, — задумчиво тянет Сынмин. — Никто не будет против, если ты будешь обращаться «хён», без других уважительных приставок.

— Хорошо, — кивает Феликс, чувствуя себя маленьким ребёнком, которого получают старшие.

— Так, о вампирах…

— Мы всё же пьём кровь, правда в основном в пакетах, — перебивает Сынмина Чонин, получая в свою сторону уничтожающий взгляд.

— Кхм, да, кровь донорская, в редких случаях от кого-то из стаи, но только по обоюдному согласию и… Тебя пока никто кусать не будет. У укусов есть… последствия, — уклончиво добавляет он. Чонин отчего-то сразу опускает глаза в пол.

— У Джисон-хёна не спрашивай об этом ни в коем случае, — сразу же говорит Чонин. — Просто, не надо.

Феликс согласно кивает. Не спрашивать так не спрашивать, не сильно-то хотелось. Сынмин же с каким-то странным видом натягивает выше ворот водолазки. Может, последствие в том, что от укусов остаются следы? А Чонин просто в момент обращения напал на Сынмина, оставив на нём шрамы, которые тот прячет? Это объяснение он считает для себя приемлемым.

— Учту. А зачем вообще пить кровь? И… Вампиризм даёт ещё что-то? Или только клыки и жажду крови? Я, наверное, глупо звучу…

— Вполне логичный вопрос, Феликс, — успокаивает Сынмин. — Это связано с усвоением важных для организма веществ, которые организм больше не может усваивать из обычной еды. Такое побочное действие.

— Но взамен у меня более обострённые чувства, я лучше слышу, лучше вижу, в том числе и в темноте. А ещё сильнее обычного человека, и быстрее. Скажем так, тут свои минусы и свои плюсы. Не скажу, что не мог без этого всего жить раньше, но меня всё устраивает сейчас.

— Наверное, в основе это всё. Думаю, ты понимаешь, что в гробу никто не спит, — посмеиваясь, говорит Сынмин. Феликс кивает на это. Да, это он понимает, к счастью.

— Об оборотнях, наверное, спрошу позже, Чан-хён пока занят же, — бормочет Феликс.

— Он найдёт для тебя время, — успокаивает Сынмин. — Джисон давно ушёл, — он словно что-то знает об их раздоре. — Так что он в студии или один, или с Чанбином. Прекрасная компания. Попробуй заглянуть к ним.

— Я даже не знаю, куда идти…

— Идём, покажу, — зовёт Чонин, бросая палочки в почти полную тарелку. За разговором он особо не притрагивался к еде.

Только они выходят в коридор, как щёлкает замок. Дверь открывается и в дом входит Хёнджин. Уже так поздно, а его всё ещё не было дома?

— Ты сегодня долго, — замечает Чонин. Хёнжин вымученно улыбается.

— Работа навалилась, — отвечает он, стягивая обувь. — Хочу только поесть и спать.

— Там Сынмин на кухне, он разогреет, — отвечает ему Чонин и идёт в сторону лестницы. Феликс семенит за ним, только успев приветственно кивнуть Хёнджину.

Чонин же приоткрывает дверь, что казалась обычной межкомнатной, показывая Феликсу освещённый спуск в подвал. Ничего жуткого и страшного, всё в тех же светлых тонах, только ступени уже.

— С дверью не прогадаешь, — даёт напутствие Чонин, когда Феликс ступает на первую ступень.

— Спасибо.

Быстро оказавшись внизу, он осматривается. Двери всего две. Первая, вероятно, ведёт в кладовую. Она слегка пошарпанная, без какого-либо замка. А вторая более новая и массивная. И именно она ему и нужна. Феликс стучит по ней, надеясь на ответ. Но его не следует. Вспоминаются слова Хёнджина о звукоизоляции. Его, наверное, не услышали даже. Напробу, он дёргает дверь на себя. Та поддаётся, оказывается весьма тяжёлой, но у него получается приоткрыть её настолько, чтобы протиснуться в щель.

— Феликс! — восклицает Чан.

— Я не помешал? — сразу спрашивает Феликс, осматривая студию. Действительно, студия, наполненная оборудованием, названия которому Феликс даже не знает. Но это точно не любительская аппаратура.

— Нет, заходи, — зовёт его уже Чанбин. — Что-то случилось?

— Нет, я просто… Хотел посмотреть, что тут?

— Располагайся, — предлагает Чан, как только Феликс полностью заходит в это небольшое помещение. Чан зовёт его сесть рядом на небольшой кожаный диванчик, Чанбин рядом крутится на компьютерном кресле. — У нас всё равно перерыв. Может, хочешь что-нибудь спросить? Как тебе первый день в стае?

— Пока не совсем понимаю всю эту концепцию стаи… У всех ли так, как это вообще работает? — сознаётся он. Стая для него всё ещё просто название этой небольшой группы. — Любой может стать частью стаи? Я мог попасть к кому угодно?

— Нет и нет, не у всех, — отвечает Чан. — Есть те, кто предпочитают жить в одиночку. Другие называют себя не стаями. У Хонджуна, помнишь его? — Феликс кивает. Хонджун помогал его вытаскивать. — Клан. Пятеро из восьми вампиры, две сирены и оборотень. И… Как бы это правильно объяснить. Когда я ехал в Сеул, ещё не зная, кто ты, я уже знал, что должен тебя забрать. И что никто другой не будет этому противиться. И стая знала, что у нас будет пополнение.

— Хёнджин что-то рассказывал про это, — вздыхает Феликс. Всё равно сложно. Как можно чувствовать это? Как понять, что это именно он? Сам он не смог бы отличить, к кому стоит идти, а к кому — нет. — Но… Не знаю. А если бы никто не «почувствовал», что я должен быть частью их стаи или клана?

— Тогда кто-то бы взял к себе на время, помочь освоиться, а после вернули бы в мир. Как я и говорил, некоторые живут одиночками и не испытывают нужды в компании. Некоторые находят свою семью со временем.

— Ладно, я попытаюсь понять, может, со временем будет проще, но сейчас всё равно странно. Почему в клане именно сирены, не русалки? — спрашивает он, переводя тему. Значит ли это, что есть ещё какие-то разграничения?

— Они могут влиять на сознания людей, — отвечает ему Чанбин. — Знаешь, как в легендах, песни сирен и всё такое. Так может не каждая русалка, это большая редкость. Ровно как и для оборотней встретить истинного. Но такое бывает. Хёнджин так не умеет.

— К слову, мы с Чонином и Сынмином-хёном говорили о вампирах, а от Хёнджин-хёна я узнал о русалках… остались только оборотни? Не думаю, что мне стоило беспокоить Минхо-щи с этим вопросом.

— Минхо как всегда кажется пугающим, да? — смеётся Чан. — Не беспокойся сильно. Если бы ты подошёл к нему с этим вопросом, он бы не отказал тебе в рассказе. Он только кажется таким, тебе просто стоит узнать его получше, поверь мне.

— Хорошо, пока могу только верить, не знаю, когда смогу проверить.

— Итак, оборотни. Хочешь узнать что-то конкретное или в общих чертах хотя бы?

— Для начала общее. В голове вообще пусто.

— Ладно… О… — Чана отвлекает зазвонивший телефон. Вместо мелодии какая-то громкая песня, отчего у Феликса сразу возникает ассоциация с Джисоном. Таким же шумным. И вместе с тем откуда-то появляется тревога. Её объяснить он никак не может, но чувство, словно прямо в этот момент происходит что-то плохое. — Это Джисон-и, я отвечу, хорошо? — говорит Чан. Феликс только беспомощно кивает. Навряд ли он может запретить. — Алло?

Вызов, видимо, стоит на громкой связи, из-за чего всем в помещении слышно тяжёлое дыхание и какой-то болезненный скулёж. А затем голос Джисона. Совсем не такой яркий и радостный, как утром. Наполненный страхом отчаянием.

— Ч-чани-хён… — зовёт он. — Пожалуйста, помоги, я не понимаю, что происходит.

Голос обрывается как-то резко. Скулёж сменяется коротким рычанием.