— Вставай, — слышится над ухом. Феликс только морщится и пытается перевернуться на другой бок, но что-то мешает. Словно одеяло с двух сторон сдавили, и он теперь заперт в этом коконе. — Вставай, — снова звучит сверху.

Феликс сонно промаргивается. Свет кажется слишком ярким, чтобы сразу открыть глаза. Но стоит это сделать, как над собой он видит Хёнджина и почти испуганно вскрикивает от того, как он близко.

— Извини, напугал? — спрашивает Хёнджин, увидев его реакцию, и наконец сползает, позволяя подняться.

— Немного, — вздыхает Феликс. Рука автоматически тянется к телефону на тумбе, чтобы проверить время. Слишком рано, чтобы он хотел подниматься. Они вернулись из бассейна почти под утро. Поспать удалось часов пять, а то и меньше.

— Давай, вставай, — нетерпеливо трясёт его Хёнджин. Слишком бодрый для того, кто спал точно не больше. А Феликс заснул сразу, как голова подушки коснулась. — Ты сам просил тебя разбудить, помнишь?

— Помню, — соглашается Феликс, принимая поражение. Спать дальше ему не дадут и так просто не отстанут. — Встаю.

Приходится подняться. Хёнджин удовлетворённо кивает и покидает его комнату, напоследок спросив, будет ли Феликс завтракать.

— Только кофе, не хочу есть, — бормочет Феликс, надеясь, что то поможет немного прийти в себя. Он ещё недостаточно проснулся, чтобы обрабатывать такие сложные вопросы.

И надо было ему вчера — точнее, это было уже сегодня — согласиться как можно скорее доработать плавник. Хёнджин, движимый необъяснимым энтузиазмом, предложил отправиться в мастерскую сразу после бассейна, но Феликс чувствовал себя слишком уставшим с непривычки, пообещав, что они смогут заняться этим завтра хоть с самого утра. Хёнджин воспринял его слова буквально.

В голове туман. Феликс ни о чём не думает, когда идёт в ванную. В мышцах чувствуется ломота. Слишком много физической активности за один вечер, но он не жалеет. Правда вспоминает об этом только когда заканчивает умываться и вытирает лицо полотенцем. Понимает, что ни разу не задумался о том, что касается воды, что надо контролировать себя. И ничего не произошло. Это осознание бодрит. Или он просто слишком сонный и уставший после вчера, или вечер с Хёнджином в русалочьей форме пошёл ему на пользу. Хочется верить, что всё же второе.

Феликс возвращается к себе в комнату, чтобы сразу переодеться в уличное, готовясь выходить из дома. Хёнджин на первом этаже его встречает, ожидаемо, уже собранный, Разве что не трясётся от предвкушения, когда впихивает в руки Феликса кружку с кофе, которую тот осушает почти залпом.

— Ладно, идем, — говорит Феликс. — Надеюсь, что потом смогу вернуться домой и лечь спать… А мне стоит взять что-нибудь с собой?

— Нет, всё что нужно у меня есть, пошли скорее!

Хёнджин даже за руку его тянет. Сначала просто в прихожую, а после и по улице, не отпуская ладони, переплетая пальцы ведёт по сырым от прошедшего дождя дорогам. Воздух холодный, влажный. А вокруг как всегда тихо и уединённо. Весь путь они проходят молча. Феликс осматривается по сторонам, понимая, что в этой части города он ещё не был.

Хёнджин же подводит его к зданию, похожему на многоквартирный дом. Заводит в один из подъездов и ведёт на четвёртый этаж. Лифта в здании нет, так что приходится подниматься самостоятельно. На последних ступенях Феликс вымученно стонет. Отвык он от такого.

— Вот и моя мастерская, — говорит Хёнджин, отпирая ключом дверь и пропуская Феликса вперёд.

Вначале самая простая прихожая со стареньким ремонтом. Пара вешалок, небольшой шкаф для хранения. Что-то подсказывает, что дом действительно самый обычный, жилой. А впереди три двери. Две закрыты, одна — нет. Пройдя вперёд Феликс видит широкий стол, кучу полок и шкафов, забитых материалами и инструментами, названия которых он не знает.

— Раньше я тут жил, — объясняет Хёнджин, подтверждая теорию. — Но когда перебрался в дом стаи, то решил всё тут переделать, чтобы можно было работать.

— Ага, понятно, — бормочет Феликс, прерываясь на громкий зевок. Спать хочется неимоверно. Ни кофе, ни прогулка до мастерской не помогли. Хёнджин хихикает.

— Ладно, давай начнём, чтобы я тебя быстрее отпустил, — говорит он, проходя в комнату и сбрасывая сумку на стол. — Вот, тут есть диванчик, садись, — показывает он. — Я пока всё приготовлю.

Феликс слабо кивает, следуя за ним. Маленький диванчик, чуть потрёпанный, стоит в дальнем углу. Садясь на него, Феликс наблюдает за тем, как по комнате носится Хёнджин. Что-то достаёт, какие-то упаковки, вёдра, что-то смешивает, стелет на пол какой-то резиновый коврик. Он не совсем понимает, что происходит. В прошлый раз Хёнджин сделал лишь зарисовку в полный размер места разреза. Но получившийся протез держался не слишком плотно. Несколько раз во время заплывов Феликсу казалось, что тот просто слетит.

— Так, — громко проговаривает Хёнджин. Феликс поднимает на него голову, он почти начал засыпать. — Я всё подготовил. Теперь от тебя мне нужен хвост.

— Что?

— Мне нужно, чтобы ты перевоплотился.

— Но… Как? Без воды?

— С водой. Вставай. — Феликс делает, что велено, и Хёнджин застилает диван ещё какими-то клеенками. — Вода в бутылке. — Он указывает на стол, где стоит бутылка с чистой водой. Тебе должно хватить совсем немного. Расслабься и позволь этому произойти, потому что ты этого хочешь и тебе это надо, хорошо? Я могу выйти, надо? — предлагает он. Феликс нерешительно кивает. — Ладно, позовёшь.

Хёнджин уходит и даже дверь за собой закрывает. Феликс давит в себе стон. Сейчас перевоплощение не кажется такой проблемой, как раньше. Но ему для этого, если хочет сохранить одежду целой, придётся полностью раздеваться. А это всё равно как-то неловко.

Он оставляет футболку, всё же Хёнджину от него нужен только хвост. Всю остальную одежду поочерёдно складывает на ближайший стул, ещё и складывает аккуратно, лишь бы время потянуть. Джинсовку, джинсы, носки и нижнее бельё, которое тоже приходится снять.

Феликс хватает бутылку и садится обратно, теперь желая с этим скорее покончить. Он льёт на ноги немного, не зная, получится ли. Хёнджин говорит, что должно. Надо лишь принять, что это произойдёт, что ноги, как вчера, обрастут чешуёй и превратятся в хвост. Вспоминается, как он наблюдал это вчера. Но вчера это было в полумраке, а сейчас при хорошем свете.

Вдох. Выдох. Представить, как это было. Полить ещё водой. Почувствовать покалывания на коже. Вдох. Выдох. Опустить голову и посмотреть вниз. На хвост. Чуть влажный, длинный и всё ещё с отрубленным плавником. Видимо, ему пора смириться, что заново тот не отрастёт.

— Я всё! — кричит он.

— Иду! — Хёнджин заходит в комнату спустя минуту. На руках у него простые силиконовые перчатки. Навевает не самые приятные воспоминания о сотрудниках лаборатории. — Ладно, давай разберёмся с этим быстрее.

— Хорошо. От меня что-то надо?

— Да. Не двигай плавником. Я сделаю слепок.

— Ладно.

Хёнджин опускается на пол и подтаскивает к себе вёдра с чем-то намешанным, сразу же принимаясь наносить эту кашеобразную массу на хвост.

— Что это? — всё же интересуется Феликс.

— Альгинат, сначала нанесу его, он засохнет минут за двадцать, а потом гипс. Это ещё на полчаса, — объясняет Хёнджин, не отрываясь от дела. — Думаю, примерно через час сможешь вернуться домой. Я думаю, что стоит подождать, пока гипсовый слепок полностью застынет, боюсь испортить раньше времени. Признаюсь, раньше я с таким не работал. Но всё когда-то бывает в первый раз, да? Планирую сделать две версии, не знаю, какая будет более… устойчивой? В общем, надо будет ещё раз в бассейн сходить, когда всё будет готово, протестировать.

— Спасибо, что делаешь это для меня, — шепчет Феликс. Этот дефект казался ему неисправимым. Сам он точно бы не нашёл решения. Наверное, и не искал бы.

— Всегда пожалуйста, Ликс, я рад, что могу помочь в этом, — улыбается Хёнджин. Он как раз заканчивает наносить первый слой на плавник и часть хвоста. — Самое классное, что он будет такой же формы, каким должен быть твой. По слепку с этой части хвоста… — он указывает на целый плавник, — сделаю сам протез. Это же можно назвать протезом? Наверное, можно. Так вот, а по повреждённой сделаю крепление, чтобы плотно прилегало.

— Я уверен, что у тебя всё получится… Ай! — Феликс удивлённо смотрит на Хёнджина, пшыкнувшего на его хвост водой из пульверизатора. — Зачем?

— Мне не надо, чтобы ты до высыхания вернул ноги, — пожимает плечами Хёнджин. — Будем поддерживать хвост таким образом. — Знаешь, ты бы мог и дома потренироваться. В перевоплощениях, я имею в виду. Если сдерживать их более-менее получается, в большом количестве воды, я имею в виду, то почему бы не научиться получать хвост… вообще без воды.

— Вообще? — Феликс даже вперёд подаётся от удивления. Хёнджин тут же на него шикает, чтобы не дёргался много. Не хватало ещё слепок испортить.

— Да. И обратно перевоплощаться. Сейчас тебе для этого надо полностью высохнуть, а это может занять приличное количество времени, можно научиться быстрее.

— Я даже не задумывался над этим, — признаётся Феликс. Сейчас в голове не укладывается, что обратить ноги в хвост можно без капли воды. Но он попробует. Пока не знает как именно, но попробует.

Время пролетает гораздо быстрее, чем казалось. Слова Хёнджина о том, что он закончил, становятся неожиданностью. Феликс, по правде, продолжает засыпать на ходу, он даже не заметил, как хвост освободили от тяжести гипса. Хёнджин оттаскивает основу подальше, чтобы сохла, прибирает место, пока Феликс ждёт. Теперь ждёт высыхания хвоста. Обратное обращение происходит слишком неожиданно. Спасибо Хёнджину, который сразу разворачивается спиной, позволяя одеться без лишних глаз.

— А ты идёшь? — спрашивает Феликс.

— Ещё поработать хочу, всё равно сейчас не усну. Вернусь через пару часиков, хорошо? Помнишь дорогу? Дойдёшь сам? — спрашивает он. Феликс прикидывает. Не так далеко, на самом деле. Примерно помнит.

— Если что, буду звонить, — отшучивается он, отходя в прихожую за обувью.

Теперь все мысли вьются вокруг того, чтобы вернуться домой и лечь обратно спать. Он даже уже не расстроен тем, что Хёнджин обратно с ним не пойдёт.

Дорога не запоминается, ничего примечательного на пути нет. Феликс просто понимает, что уже подходит к дому, даже не замечает весь остальной путь. А в доме ждёт уже проснувшаяся стая и так и не заправленная кровать. Отказавшись от завтрака — всё ещё не голоден — он идёт сразу к себе, быстро переодевается и наконец засыпает.

На несколько часов всего, но этого хватает, чтобы разум прояснился, а он чувствовал себя живым человеком, способным функционировать и думать. Во-первых завтрак, который уже обед. К его огорчению, в полном одиночестве. На первом этаже никого. Феликс, кажется, впервые ловит себя на мысли, что от одиночества и отсутствия общения с кем-то из стаи ему грустно. А может и не впервые. Но чувствуется особенно сильно. А во-вторых, он возвращается к себе, чтобы ещё немного поваляться на кровати, раз уж дел у него на сегодня больше нет.

В голове словно кинолента проматываются воспоминания о мастерской Хёнджина, о проведённом вместе утре. Вчерашняя ночь. Бассейн и все заплывы в нём. Хёнджин рядом с ним…

Хёнджин его поцеловал.

И он не оттолкнул. Он позволил себя целовать. Более того, Хёнджин обещал ему ещё несколько поцелуев, которых, к сожалению Феликса, не было… К сожалению?

Феликс накрывает голову подушкой, но та не может заглушить мысли, как посторонние звуки. Феликс ни там, ни вернувшись не успел ничего спросить. Несколько часов плавания оказались выматывающими. А утром… Он был слишком сонным, чтобы о чём-то думать. Даже в голову не пришло.

Хёнджин наверняка уже вернулся. Феликсу стоит с ним поговорить. Прояснить, что это было? Что значило?

Феликс явно показал, что не против происходящего, ответив на поцелуй. Воспоминания о произошедшем ночью кажутся слишком смущающими. И обстоятельства, при которых это случилось.

Хёнджин его поцеловал.

Феликс жмурит глаза и бьёт ногами по кровати. Самому себе даёт мысленную оплеуху за такую бурную реакцию. Словно у него первый поцелуй украли. А он точно не первый. Как минимум его до этого ещё Минхо и Джисон целовали…

Кажется, что у него мозг взорвётся от потока мыслей. Хёнджин, Минхо, Джисон. Зачем они трое поцеловали его? Он может найти для себя оправдание для Хёнджина. Такое, которое нравится ему, но будет ли оно правдивым? А Минхо и Джисон? Должен ли он что-то об с этим сделать?

Он жалеет, что не рассказал об этом Чану. Наверное, если бы не присутствие Минхо, то сказал бы. Обязательно сказал бы. Только Минхо был там, и Феликс не решился. Да и слишком был сбит с толку открывшейся правдой. Сейчас он чувствует себя слишком неловко при мысли, что пойдёт к Чану и будет расспрашивать его о его отношениях с Минхо и Джисоном.

А ещё… Если он всё прав в своей догадке, что он Хёнджину нравится, то что тогда? Феликс точно не может сказать, что он к Хёнджину равнодушен. Даже не так, Хёнджин точно ему симпатизирует. Но как же Чан? Ему же нравился Чан? И всё ещё нравится, если быть совсем откровенным.

— Глупости какие-то… — бормочет он вслух. Чан же уже занят.

А ещё есть Минхо и Джисон, и… Стоп. А причём тут Минхо и Джисон? Почему он вообще думает про эту парочку? Оба никак не могут вылезти из его головы. Казалось, ситуация прояснилась, а Феликс всё равно продолжает о них думать. Наверное, немного чаще, чем стоило бы.

Хотя порой ему кажется, что он о всех членах стаи думает чаще, чем следовало. Но… Наверное, это нормально, раз он живёт с ними в одном доме?

Отличие только в том, что Чанбин, Сынмин и Чонин его не целовали.

А Минхо целовал, когда хотел… Феликс не понимает, чего он хотел. Догадка, что он так запугивает, треснула по швам, когда он узнал правду об отношениях между оборотнями.

Джисон целовал, но — как оправдывает это для себя Феликс — только под воздействием эмоций? Ситуации? Инстинктов? В общем, во всём виновата его ещё плохо контролируемая волчья сущность.

И Хёнджин целовал. На нём Феликс стопорится. Хёнджин, кажется, единственный, кто поцеловал его не в шутку. Да, сначала из-за обстоятельств и попытки научить Феликса не дышать под водой. Весьма странный способ на самом деле… Но всё же. Это не отменяет того, что случилось, когда они выплыли из воды.

Феликс отбрасывает подушку и переворачивается на спину, теперь смотря в потолок. Вся стая дома. Стоит ли ему у кого-нибудь разузнать, аккуратно спросить о Хёнджине? А что спрашивать-то… В отношениях ли он? Ну так, на всякий случай.

Нет, он должен сам поговорить с Хёнджином. Просто наконец взять себя в руки и поговорить с ним. Например, прямо сейчас.

Феликс даже с кровати поднимается под наплывом решительности. Доходит до двери и останавливается. А что он скажет? На этом решительность заканчивается.

Нет, он должен это сделать. Феликс проворачивает ручку и теперь уже, выйдя в коридор, останавливается перед запертой дверью в комнату Хёнджина. Он совсем не уверен, что найдёт его там. Сердце в груди бьётся всё сильнее и, кажется, громче.

Вдох. Выдох. Он просто спросит, зачем Хёнджин его поцеловал. И подразумевал ли что-то под этим. И всё. Ничего сложного. И ничего страшного.

Феликс стучит два раза и, не дождавшись ответа, дёргает дверную ручку. Возможно же, что Хёнджина просто нет в комнате. Или он в наушниках и не слышал его стука. Нет ничего плохого в том, что он заглянет одним глазком, ведь так?

Он раскрывает дверь совсем немного. Видит сначала кусочек комнаты. Кажется, шторы занавешены и у Хёнджина включен торшер с тёплым, желтоватым светом. На стене, под потолком, видна искусственная лиана с широкими зелёными листьями. Он толкает дверь ещё немного.

И видит Хёнджина, сидящего на бёдрах Чанбина.

Хотелось бы, чтобы он просто что-то неправильно понял. Чтобы они просто сидели и обнимались. Но увиденное стопорит. Феликс несколько секунд смотрит, округлив глаза и задержав дыхание.

Хёнджин крепче цепляется пальцами за плечи Чанбина, закидывает голову назад и дышит тяжело. Глаза зажмурены. Выгибая спину, он недвусмысленно двигает бёдрами навстречу зажатой между телами руке. Рука Чанбина. И по движениям, Феликс догадывается, что именно он делает, пока сам прижимается лицом к шее Хёнджина. Громкий стон Феликсу кажется оглушительным. Он спешно закрывает дверь. Его не заметили. Он надеется, что не слишком громко хлопнул дверью, чтобы раскрыть себя.

Феликс жмётся к стене, стукаясь о неё головой. Картинка всё ещё перед глазами, а вместе с ней накрывающий с головой стыд. Ему стоило сразу же закрыть дверь, а не смотреть на них, чтобы… Чтобы что? Убедиться в том, что они не по-дружески обнимаются? В том, что ему не кажется и рука Чанбина точно у Хёнджина в штанах?

Какой же он идиот. И везунчик. Сначала Чан, который давно в отношениях с Минхо и с Джисоном. Теперь Хёнджин. Хёнджин, судя по всему, тоже не свободен.

Какого чёрта это происходит с ним? Наверное, ему просто с самого начала стоило поинтересоваться личной жизнью членов стаи. Но вначале ему было не до этого. А потом… Как-то к слову не приходилось, да и в мыслях этот вопрос не возникал. Он только сейчас осознаёт, что стая ему всегда казалась единой и целостной. Без разделения на какие-то парочки внутри и без людей на стороне, с которыми они могли быть в отношениях. Получается, он ошибается? И второй раз обжигается из-за этого.

Почему тогда Хёнджин вообще его поцеловал? Да, это был его план. Но второй поцелуй. Настоящий. Он же его и инициировал. Обидно. И немного больно.

Феликс отрывается от стены, когда слышит ещё один стон. В этот раз более приглушённый. За те минуты, что он простоял на одном месте, никто не вышел к нему из комнаты. Значит, не заметили, слишком заняты друг другом.

Ему надо с кем-то поговорить. Он больше не вынесет вести диалоги с самим собой в голове, пытаясь понять, что вообще происходит вокруг. Для этого он спускается вниз.

Минхо и Джисон сразу отметаются. Не вариант. Чонин? Чонин кажется ему слишком маленьким для таких разговоров. Да, ему восемнадцать уже, но всё равно. Сынмин? Возможно. Чан. Самый оптимальный вариант, если только он дома и не занят.

С первого этажа он сразу спускается в подвал, даже не думая проверять комнату Чана. Уверен, что найдёт его именно в студии. А если не найдёт, то пойдёт к Сынмину. В эту дверь стучать бесполезно. Не услышат точно. Поэтому он просто пробует потянуть её на себя, надеясь, что изнутри не заперто, а внутри не будет сюрпризов.

Дверь тяжёлая, поддаётся не легко, но Феликс всё же открывает её. Как он и думал, Чан в студии и, на его счастье, кажется ничем важным не занят.

— Феликс? — спрашивает он, поднимая голову и убирая телефон из рук на стол. — Что-то случилось?

— Н-нет, с чего ты взял? — зачем-то отвечает Феликс, заходя внутрь и закрывая за собой дверь. — Ты не занят?

— Нет. И всё же, что-то случилось? Не пойми неправильно, по тебе видно. Ты был таким же напуганным от непонимания, когда мы впервые встретились. И когда говорили… о нас с Минхо. Я очень хорошо помню это выражение лица.

Всё же, он очевиден. Феликс тяжело вздыхает, принимая своё поражение. Он плетётся к диванчику, устраиваясь в уголке, а Чан на стуле подъезжает почти вплотную, насколько может. Расстояние между ними минимальное, Феликс смотрит на него и не может сдержать ещё одного тяжёлого вздоха.

Да почему вы все уже в отношениях-то!

— Расскажешь? — подталкивает Чан. — Минхо снова что-то сделал?

Феликс не сдерживает смешка. Атмосфера немного разряжается. Откуда такое предположение? Почему именно Минхо? Ах да, если так подумать, то Минхо действительно сделал, только не сейчас, а неделю назад.

— Почему именно он? — спрашивает Феликс.

— Да мало ли… — Чан потирает затылок. — И всё же, поделишься?

— Я… Я снова не знаю, с чего вообще начать, — ворчит Феликс. Злится на самого себя. Как это вообще нормально сформулировать? — Ладно, вот смотри, я застукал Минхо и Джисона, помнишь, да?

— Как же такое забыть, — фыркает Чан.

— И возникло недопонимание, потому что я не знал, что вы в отношениях. И теперь я в такой же ситуации. Точнее, не совсем такой же… Просто я увидел двоих членов стаи… вместе.

— Так… И? Что-то было дальше?

— Скорее, что-то было до… — признаётся Феликс. Он чувствует, что краснеет. Неловко будет рассказывать Чану о том, как вчера целовался с Хёнджином.

— Мне стоит уточнить, что именно произошло? — спрашивает Чан. Феликс мотает головой. Нет, он сам всё прояснит, насколько может, без уточнений. Наверное.

— Вот, я их увидел. И сейчас я не понимаю: если они в отношениях, то почему один из них вчера…. сделал то, что сделал, пока назовём это так, а если они не в отношениях, то я не понимаю, почему он сделал это вчера со мной, а сейчас с ним… Я сам запутался в этом объяснении, — признаётся Феликс. Чан посмеивается. Тепло и беззлобно. А затем отодвигает стул и пересаживается к нему.

— Ладно, солнце, давай по порядку. Для полного понимания происходящего я бы хотел, чтобы ты всё же сказал, что именно и кто сделал. Я в любом случае не буду на тебя злиться или что-то ещё, хорошо? — Феликс тихо кивает. Придётся рассказывать. Он снова будет чувствовать себя глупо, как в их последний такой диалог, да? — Хорошо. Давай с начала. Кого именно ты застукал?

— Хёнджина и Чанбина, — вздыхает Феликс.

— Так… Почему ты уверен, что они в отношениях? Что именно ты видел? — Феликс вымученно стонет. Ему теперь вообще всё пересказывать, да?

— Я, эм… застукал их в весьма компрометирующем положении, я бы мог решить, что что-то не так понял, но то как Чанбин прижимался к Хёнджину и стон, который я слышал, это было весьма однозначно, — выпаливает он на одном дыхании и посматривает на Чана. Тот спокоен и сосредоточен.

— Хорошо, я тебя понял. Но если они в отношениях, то как именно это задевает тебя? Кто из них что сделал?

— Вчера… — Бессмысленно скрывать, раз уж начал разговор. Может, ему стоит и о Минхо с Джисоном сказать? — Когда мы были в бассейне… — Феликс пытается тянуть как может. Очень странно признаваться в таком Чану, учитывая, что в голове всё ещё сидит мысль о том, что Чан его привлекает. — Хёнджин меня поцеловал.

Он прячет лицо в ладонях. Снова он впутался в чьи-то отношения. А если Чан сейчас скажет, что их отношения, вообще-то, очевидны и как Феликс посмел в них влезать? Нет, Чан так не скажет, не должен.

— Ох, — Чан только тяжело вздыхает. В студии на несколько мгновений воцаряется тишина. Феликс убирает руки от лица и находит в себе силы посмотреть на Чана. Он боится увидеть на его лице гнев. Но Чан просто задумчивый. — Так. Ладно. Есть что-то ещё, о чём мне стоит знать? — неожиданно спрашивает он. Феликс сглатывает. Надо рассказать о Минхо и Джисоне.

— Я… не уверен. Я правда уже ничего не понимаю. Они же в отношениях, да? Почему тогда Хёнджин так сделал? И мне снова вспоминается та ситуация с Минхо, но он-то Джисона целовал, и в этом не было ничего плохого, раз вы вместе. Но я не в отношениях ни с Хёнджином, ни с Минхо, ни с Джисоном…

— Солнце, притормози, ты тараторишь, — успокаивает его Чан, обхватывая плечи руками и чуть разворачивая. Теперь они сидят лицами друг к другу. — Причём тут Минхо и Джисон, в последнем предложении, я имею в виду?

— Потому что они тоже! — выпаливает Феликс. — Я думал, что Минхо просто хотел меня запугать, чтобы я тебе не рассказывал о нём и Джисоне, поцеловал меня и… словно, если я расскажу тебе, то он выставит это так, что я к нему полез. Но всё это было просто выступлением и эта теория не имеет никакого смысла. А Джисон буквально на следующий день с этим… как же они это назвали… что ему, как оборотню, нужно отметить членов стаи, но это вроде не должно было включать поцелуи и… Я вообще запутался! Мне почему-то раньше стая казалась такой целостной, никак не делящейся на отношения внутри стаи, и кого-то со стороны было сложно представить, ну, я имею в виду, что у кого-то есть отношения с человеком, не входящим в стаю, а потом я узнал про вас с Минхо и Джисоном, теперь ещё и Хёнджин с Чанбином… Наверное, это было глупо, да?

Феликс находит в себе силы посмотреть на Чана. А тот почему-то молчит. Это молчание только сильнее нервирует. Феликс даже начинает думать, что зря вообще пришёл к Чану на разговор. Только Чан наконец реагирует. С вымученным стоном утыкается головой ему в плечо. Феликс широко распахивает глаза. Не такой реакции он ожидал. Он хватает Чана за плечи, но не отталкивает. Что он вообще должен сделать? Что происходит?

— Ситуация вышла из-под контроля, — наконец говорит Чан и отрывается от него.

— Какая ситуация? — не понимает Феликс.

— Ты прав в своих выводах, солнце, — спокойно проговаривает Чан. — О том, что стая внутри не разделяется никаким образом. А вот я, судя по всему, облажался. Мне жаль, что из-за моего решения, тебе пришлось со всем этим столкнуться.

— Что? О чём ты? — Яснее не стало. Как это не делится внутри, если он уже знает о Чане и о Хёнджине? И в чём Чан мог облажаться?

— Ладно, просто выслушай, хорошо? Я попробую объяснить тебе всё так, как сам видел, и почему так поступил. С этими секретами пора завязывать.

— Я вообще ничего не понимаю. Хорошо. Рассказывай.

— Всё началось за несколько дней до твоего обращения. Хёнджин же уже рассказывал тебе, да? Что вся стая чувствовала, что скоро будет пополнение, что кто-то новый должен присоединиться к нам. И сначала мы ждали новостей, что обратится кто-то в городе, но до полной луны ещё было время, да и в целом, обращения не всегда в полнолуния случаются. А потом пришло сообщение от Хонджуна о новой русалке и… некоторых обстоятельствах твоего обращения. Тогда я понял, что должен скорее ехать к ним и забрать тебя в стаю, что именно твоего появления мы ждали. Я тогда не знал всех деталей, мне просто прислали адрес, куда приехать. Я приехал и буквально в тот же момент пересел в другую машину под слова: «Мы едем вызволять его из какой-то лаборатории, которая находится где-то в середине ничего». Там мне и объяснили толково, что именно произошло. И… я решил, что происходящее и так будет для тебя шоком: больше не человек, вынужден уехать, дом с кучей незнакомых людей… Тебе же эта идея не сильно понравилась, да? — Феликс тихо кивает. Он просто думал, что у него выбора нет. Что из-за всех обстоятельств ему лучше уехать. А Чан оказался спасителем, готовым принять его в семью. Только знакомство со стаей пугало. Правильно Чан сказал: они были ему незнакомцами, рядом с которыми он не сразу начал чувствовать себя комфортно, что уж говорить о том, чтобы чувствовать себя частью этой стаи. — И мне казалось, если бы я ещё и рассказал, что все эти люди в отношениях между собой, то ты просто от нас сбежал. Или вообще бы не поехал со мной. — Феликс широко распахивает глаза. Что значит: «в отношениях между собой»? — И… Учитывая все обстоятельства, мне казалось, что ты будешь чувствовать себя ещё более отдалённым от нас, если будешь знать, что все мы в отношениях. Тогда, перед приездом, я попросил всех членов стаи быть аккуратнее и сдерживать проявления любви. Но ситуация вышла из-под контроля. Я уже не уверен, что принял тогда верное решение, — признаётся Чан.

— Да, я, наверное, попытался бы уйти… — бормочет Феликс, смотря куда-то сквозь Чана.

У него в голове не укладывается. Кажется, что мозг медленно ломается на маленькие кусочки. То есть всё это время в стае не было никаких пар. Стая и есть… пара? Все, кроме него.

— То есть, я правильно понимаю, что… Например, ты. На самом деле ты встречаешься не только с Джисоном и Минхо, но и Хёнджином, Чанбином… со всеми. И это работает для всех в стае.

— Да, всё так, — кивает Чан. Больше ничего не говорит. Ждёт решения Феликса. А у Феликса в голове шестерёнки уже скрипят, пока он пытается понять всё это. Значит, он мог так хоть кого поймать. И если эти отношения для них нормальны, то… Почему они лезли к нему? Разве может быть мало, когда у каждого буквально по шесть партнёров.

— Действительно все семеро? — зачем-то ещё раз переспрашивает он.

— Да. В какой-то степени, это рождается от связи между членами стаи. Я бы мог сказать, что это суть нашей стаи. Не говорить тебе, наверное, было неправильным, особенно после проделок Минхо, Джисона и Хёнджина. Я не думал, что они вычудят что-то такое…

— Потому что я не часть этих отношений, да? — горько усмехается Феликс. Суть этой стаи. А он?

— Потому что никто не обсуждал этого с тобой, — поправляет Чан и берёт его руки в свои, нежно сжимая. — Такие отношения подходят не всем, поэтому, прежде чем что-то сделать, им следовало удостовериться, что ты знаешь обо всём, что ты не против. Потому что вхождение в такие отношения начинаются с разговора. Никто не стал бы тебя трогать, если бы сказал, что ничего не хочешь с этим иметь. И это не твоя вина, что ты не сказал. Это их вина, что они не спросили. Я обязательно поговорю со всеми ещё раз, чтобы впредь это не повторялось… без твоего согласия.

— Без моего согласия? — снова переспрашивает Феликс. Он в этом разговоре, кажется, может только задавать глупые вопросы и ничего не понимать. То есть, Чан имеет в виду, что он может стать частью этих отношений?

— Именно.

— То есть… Подожди. Чисто теоретически, окей? — Чан кивает. — Если бы, условно, я… эм… мне понравился кто-то из стаи, то в этом не было бы ничего плохого?

— Ничего плохого, если вы оба согласны. Но я должен сказать, что если для тебя эти отношения будут работать только в сторону одного члена стаи, то ты должен понимать, что ты для него не один, что остальные шестеро так же ему дороги. Твоим и только твоим он не будет. То же самое я когда-то говорил Джисону. Он начинал именно с таких отношений с Минхо, пока не начал вливаться всё больше и больше. Думаю, сейчас он ещё не со всеми настолько близок, но близок к этому.

— Так Джисон тоже уже часть этих отношений… — бормочет про себя Феликс. А ведь Джисон пришёл в стаю позже, чем он… Точно, Джисон намного дольше знаком со стаей. Несправедливо их сравнивать, наверняка Джисон рано или поздно стал бы частью стаи и без всяких обращений, как Сынмин. — И, допустим, если мне будут нравиться двое или трое, то… это тоже нормально?

— Да, солнце, всё тоже будет в порядке, если ты будешь говорить о своих чувствах. И… — Чан улыбается. — Не думаю, что кто-то в стае тебе откажет. Хоть я уже и говорил, что Минхо, Джисон и Хёнджин поступили неправильно, неправильно именно в том, как они это сделали, но в какой-то степени они уже подтвердили мои слова.

Феликс снова краснеет. То есть он нравится Хёнджину? И Джисону? И Минхо? Минхо? Тому самому пугающему Минхо? И другие члены в стае могут испытывать то же самое по отношению к нему?

— То есть, сейчас вы все специально, как бы правильно сказать, сдерживаете себя? Когда я рядом? — спрашивает он, надеясь перевести тему.

— Всё так, чтобы не смущать тебя и не ставить в неловкое положение. Но всё это уже произошло, план провалился, да? — неловко посмеивается Чан.

— Скажи им, что не нужно, — просит Феликс. — Я не хочу доставлять вам неудобства, поэтому… переживу как-нибудь.

— Феликс, ты уверен?

— Да, я уверен. Вначале будет неловко, но… Справлюсь. — Он не договаривает Чану остаток мысли. Неловко признавать, что ему интересно. Банально любопытно посмотреть на стаю, когда они перестанут скрываться, сдерживать себя. Как изменится их поведение и отношение друг к другу? О, ему будет очень неловко в начале, в этом он тоже уверен. Но он правда хочет это увидеть. — И ещё один вопрос, если такое вообще можно спрашивать.

— Всё можно спрашивать, солнце, — успокаивает Чан. Феликсу скулить хочется от того, как хорошо это звучит из уст Чана. Так нежно и ласково. Солнце.

— Чисто теоретически, если бы… если бы я кого-то поцеловал, то в этом тоже не было бы ничего плохого? — он пытается говорить спокойно, правда.

— Ты снова тараторишь, — посмеивается Чан. — Так сильно волнуешься, да? Конечно всё будет хорошо, если вы оба согласны.

— Хоть кого? — продолжает Феликс. Вся эта концепция звучит для него очень ново и необычно. Пока в голове не укладывается, что так правда можно. Значит ли это, что его размышления с выбором между Чаном и Хёнджином бессмысленны из-за того, что ему не нужно выбирать? И они оба его примут? Или может даже не только они оба?

— Хоть кого. Только будь готов, что реакция будет разная, хорошо? — подмигивает Чан. — Джисон-и смутится. И Чонин-и тоже. Сынмин будет удивлён и, думаю, Чанбин тоже. Судя по всему, Минхо и Хёнджин будут очень даже не против.

— А если бы я спросил… Могу ли я поцеловать тебя? — всё же произносит он. И тут же опускает взгляд вниз. Это же надо было сказать такое Чану! Он не видит лица Чана. Наверняка он сейчас в замешательстве… Они же всё только в теории обсуждают, наверняка Чан не имел в виду, что всё это можно ему прямо сейчас.

Феликс вздрагивает, когда чувствует, как Чан касается его подбородка — он не заметил, как Чан отпустил его руки — и подталкивает поднять голову. А если Чан злится из-за вопроса? Феликс не успевает спросить, не успевает рассмотреть лицо Чана, попытаться предположить, что он думает.

Он чувствует прикосновение к губам и рефлекторно жмурит глаза, пока внутри взрываются фейерверки. Чан целует его. Осторожно и нежно прижимается губами, не торопясь, словно боясь спугнуть. Феликс наконец отмирает, расслабляется, позволяя обнимать себя, неловко касаясь Чана, а затем устраивая руки у него на спине, чтобы прижиматься крепче. Он напробу действует сам, чувствуя, какие у Чана мягкие губы. Голову кружит от осознания, что всё это происходит в реальности, что это не сладостный сон.

Чан действует медленно. Проводит языком по нижней губе, и Феликс выдыхает в поцелуй, приоткрывая рот, позволяя ему зайти дальше. Он чувствует, что совсем растекается в руках Чана под всеми его касаниями. От углубляющегося поцелуя, от рук, теперь сжимающих талию. И если это сон, то он не готов просыпаться.

Но это не сон. И просыпаться не приходиться. Но Чан всё равно разрывает поцелуй, напоследок ещё раз мягко клюнув его в губы. Он всё ещё так близко. Феликс, кажется, дышит через раз, осознавая произошедшее.

Чан его поцеловал!

У него день новых открытий и потрясений, иначе не назвать. Но последнее потрясение ему нравится, что уж скрывать.

— Джисон-и хотел пометить всех членов стаи, потому что он оборотень, но как же мне хочется оставить на тебе метку, чтобы все видели, что ты член моей стаи, но у меня нет возможности, — горячо шепчет Чан ему на ухо. Феликсу кажется, что он вот прямо сейчас растечётся в лужицу или что-то вроде. От смущения, от интереса к происходящему… Он запрокидывает голову назад, открывая шею в молчаливом приглашении. Спустя уже секунду чувствует касание к ней. Чан, как и Джисон, начинает с поцелуя. Прижимается губами к основанию шеи. Хочется верить, что именно Чан научил Джисона делать так: сначала целовать, а уже после кусать Он чувствует, как крепко Чан держит его, устроив обе руки на талии; нависая сверху, он практически накрывает его собой, заставляя чувствовать себя совсем маленьким.

А потом прикусывает кожу. Не сильно болезненно, не прорывая её клыками, лишь прихватывает, чтобы остался маленький краснеющий след. Феликс сам не замечает как с губ слетает тихий стон. Он спешно закрывает себе рот рукой, широко распахивая глаза. Это надо же было! Глупо думать, что Чан не слышал. Чан не мог не слышать.

Ещё один прикус. Теперь выше, ближе к челюсти. И снова опаляющий шёпот, от которого Феликса размазывает по этому маленькому диванчику:

— Я знал, что тебе понравится.

Пропажа руки с талии кажется чем-то неправильным, но это только для того, чтобы Чан повернул его голову к себе. Снова лицом к лицу. Нос к носу. Феликс чувствует себя оленем, застывшим в свете фар. А Чан нежно улыбается. И оставляет на губах ещё один поцелуй.

— Хочешь присутствовать на разговоре? — спрашивает он. — Мне надо рассказать, что ты всё знаешь.

— Нет, пожалуй хватит с меня впечатлений на сегодня, — тихо отзывается Феликс. Чан тихо, нежно посмеивается.

Если Чан хочет это устроить как можно скорее, то он всё ещё под наплывом эмоций. Будет сидеть там и с глупым лицом вспоминать всё. А ещё по его зацелованным губам все поймут, что они с Чаном в студии не только разговаривали. Хотя, это и не что-то запрещённое, что стоит скрывать, но… Смущающе. У Феликса не было опыта в таких отношениях. А в тех отношениях, в которых он был, он предпочитал не делиться личной жизнью с окружающими, выкладывать какие-либо подробности даже друзьям было не в его принципах. А теперь… Семь человек, не считая его, могут знать кто, что и с кем делал, потому что они часть этих отношений.

Семь человек, не считая его… Он же ещё не часть! Почему он, сам того не осознавая, сразу приписал себя к ним?

— Я буквально слышу, как ты думаешь, — посмеивается Чан. — Чем опять себя загрузил?

— Пока ничем особенным, — говорит Феликс. — Просто… Думаю, насколько всё изменится в поведении.

И это почти правда. Он думал об этом, только немного раньше. Чан теперь отрывается от него окончательно, вставая с диванчика. Отдаление тепла чужого тела кажется непозволительным, Феликс гасит в себе порыв притянуть Чана обратно. Словно дорвался. Надо же хоть немного сдержаннее быть.

— Только… Чан, — зовёт он. — Есть ещё что-то, о чём мне следует знать? Я… Пожалуйста, скажи сейчас, если есть ещё какие-то тайны.

— Нет, солнце, клянусь, это последняя, — твёрдо отвечает Чан. Феликс хочет ему верить.

Из студии они выходят вместе, только если Чан идёт в гостиную, то Феликс предпочитает скрыться в своей комнате, чтобы, во-первых, не присутствовать на разговоре, во-вторых, обдумать всё произошедшее. За последнюю неделю он перецеловался с четырьмя членами стаи. Скажи ему в первый день кто-то об этом, он бы точно покрутил пальцем у виска. Ладно, слишком громко сказано, учитывая, что ситуации с Минхо и Джисоном всё ещё отчасти непонятные. Но сам факт!

Феликс даёт себе несколько минут попищать в подушку от восторга, чтобы выплеснуть эмоции. Уже после мозг начинает нормально думать.

Всё это время все члены стаи были в отношениях между собой. Его претензии к Минхо с Джисоном и к Хёнджину с Чанбином, по сути, безосновательны. Они могут делать что хотят с кем хотят. Просто Феликс об этом не знал.

Вспоминается, что он себе напредставлял во время похода в магазин с Сынмином. Смущающие и, как тогда казалось, неправдоподобные сцены. Оказывается, всё это имеет место быть в реальности. Даже забавно.

А ему не сказали.

Феликс давит тяжёлый вздох и какое-то мерзкое ощущение в груди. От него всё это время скрывали такую важную часть взаимоотношений в стае. Он, может, даже и не видел их настоящих. Всё это время они вели себя не по-настоящему. Насколько всё изменится?

Он правда хочет верить Чану. Что это последняя тайна, что больше не будет сюрпризов. Просто… Как-то грустно становится от осознания, что он так долго прожил в неведении. Но он какой-то частью разума понимает мотивы Чана. На самом деле, скажи ему в самом начале, что он едет не просто в дом к незнакомцам, а ещё и к незнакомцам, которые в отношениях, ему было бы не по себе. Он точно начал бы ассоциировать пребывание в стае с пребыванием в отношениях. Словно, раз он часть стаи, то должен быть и частью отношений. Сейчас он понимает, что это глупо, но такой сценарий мог казаться ему реалистичным в первые дни. Или наоборот. Ещё больше чувствовал бы себя чужим и лишним. Может, и хорошо, что он какое-то время не знал? А дальше… Разберётся как-нибудь. Его же никто не подталкивает давать какой-то ответ, принимать решение. Обдумать бы всё ещё раз десять, понаблюдать за стаей. Понять, что он сам чувствует насчёт этого всего. Может, всё будет лучше, чем кажется?

Размышления прерываются, только когда в дверь стучат. В комнату заглядывает Чонин и зовёт на ужин. Феликс только осознаёт, что прошло уже больше двух часов. За потоком собственных мыслей, он даже не замечает, как пролетает время.

Кажется ему, или Чонин какой-то покрасневший, когда зовёт его? Феликс не понимает в чём причина. И не сильно заморачивается на этот счёт, разум заполоняют новые мысли. Будут ли какие-то изменения в поведении стаи уже сейчас? Или надо подождать?

Ответ приходит сам собой. Хотя Феликсу и кажется, что это просто он придаёт слишком много значения обычным действиям. Но почему-то некоторые совершенно незначительные вещи теперь кажутся значимыми. То, как Минхо отодвигает Сынмин от плиты, осторожно обхватив ладонями за талию, как совершенно по свойски его после обнимает со спины Чан, устроив руку где-то на животе, а Джисон даже не скрывает, как впивается в них обоих взглядом — Феликс точно не хочет знать, о чём он думает в этот момент. Как в самом конце, словно забыв о свидетелях — либо просто не думая, что за ними пристально наблюдают — Сынмин совсем легонько целует Чонина. А потом они замечают удивлённый взгляд Феликса на себе. И вот уже все трое сидят смущённые.

Так вот что Сынмин подразумевал под: «Да, мы очень близки, но точно не братья». Феликс, конечно, уже понял, что все они в отношениях, но всё равно очень странно не просто прокручивать эту мысль в голове, а видеть подтверждения перед своим носом.

Так вот какие они, когда не пытаются скрываться. И это, Феликс уверен, только малая часть. Сколько ещё таких неловко-смущающих моментов его ждёт дальше?