Феликс стаскивает с ног кроссовки, но не отходит дальше порога. Только дверь за собой закрывает. На секунду он чувствует себя совсем преданным из-за того, что Сонхва не заходит в дом, а оставляет его один на один со стаей.

Шаги приближаются. Кажется, из всех уголков дома сразу. Феликс стоит и старается дышать глубже, лишь бы паника не накрыла с головой. Смотрит в пол, на свои ноги. Только не в коридор, откуда может прийти кто угодно.

— Феликс, — слышит он сквозь стук сердца в ушах. Тихое, облегчённое, с придыханием.

Сильные руки сжимают его в объятиях крепко-крепко. Феликс дрожит. Собственные руки трясутся, когда он пытается несмело обнять в ответ. Можно ли ему?

Чан не отпускает. А это именно он. Феликс всхлипывает. Он должен что-то сказать. Он должен извиниться. Но не может выдавить из себя и слова.

— Ты дома, солнце, ты наконец-то дома, — шепчет ему Чан, обжигая дыханием шею.

Он наконец-то дома.

— Чан, я… я…

— Тише, солнце, всё потом.

Феликс утыкается ему в плечо, сжимает в пальцах толстовку. Чан мелкими шажками отходит назад, утягивая его за собой. Феликс чувствует, как сбоку прижимается ещё кто-то. И с другого тоже. И даже со спины. Кажется, вся стая здесь, рядом с ним. Кто-то взъерошивает пальцами его волосы и целует в макушку. Слышится всхлип. И на этот раз не его собственный.

Всё тело трясёт. Он продолжает держаться на ногах только потому что его держат со всех сторон. Боль в душе наконец отступает, стоит ему понять, что он действительно вернулся к ним. К своей стае.

Когда-то Минхо предложил ему уехать на время, чтобы понять, нужна ли ему стая или он хочет жить так, как жил раньше. Тогда он даже задумываться не стал над этим предложением. Оно показалось логичным, но таким неподходящим для него. Словно… Уехать? Да разве он может?

Тогда он подумать не мог, что совсем скоро сбежит. Подумать не мог, что эта разлука, казалось бы совсем недолгая, станет такой мучительной. И вместе с тем станет толчком к тому, чтобы он наконец понял, что чувствует.

Исчезновение тепла, когда члены стаи отстраняются, кажется недопустимым. Остаётся только Чан, он вновь ведёт за собой, куда-то дальше, тихо нашёптывая на ухо, что он рад, что Феликс вернулся к ним.

Чуть приподняв голову, Феликс понимает, что приводят его именно в гостинную. Что-то в ней не так, что-то изменилось. Диван сдвинут к стене у окна, на полу больше пространства. Именно это пространство занимает стая. На ковре, теснее друг к другу. Только когда они садятся, Чан размыкает руки.

— Солнце, что случилось? — шепчет он, нежно проводя ладонью по щеке. — Что мы сделали не так? Почему ты ушёл? — спрашивает следом. Феликсу невыносимо больно от того, как обессиленно и печально звучит его голос.

— Феликс! — надрывно восклицает Минхо, сразу после прижимая его к себе, головой к груди, крепко обнимая руками. Феликс чувствует, как Минхо целует в макушку, может, в прошлый раз тоже был он. — Почему ты даже не отвечал? Что такого успело произойти?

— Пожалуйста, скажи, хён, — слышит он тихое от Чонина. И несмелое касание к руке.

Чан, сидящий перед ним, смотрит грустно. Кто-то пододвигается сзади, садится вплотную к Минхо. Феликс видит Джисона, Сынмина и Чанбина. Значит, сзади Хёнджин.

Все они ждут его ответа, не понимают, почему он ушёл. Сейчас причины, которые казались весомыми ещё четыре дня назад, потеряли всякую значимость. Кажутся такими надуманными и глупыми.

— Я… — Слова даются с трудом. Мешаются в голове, никак не формируясь в нормальные предложения. — Я испугался. За вас. Из-за меня на вас напали… — Каждое слово идёт тяжелее предыдущего. С заиканием. — Они же… они же могли кому-то сильно навредить и даже… — Он так и не решается произнести: «убить». На глаза наворачиваются слёзы. Стекают по щекам крупными каплями. — Я боялся, что они придут снова, и решил… — Озвучить вторую причину сложнее всего. Признаться в таком недоверии к стае. — …Что меня вообще не должно быть в этой стае. Думал, что так будет лучше всем, что… что я здесь вообще по ошибке.

Ещё один судорожный вздох сопровождается всхлипом. Чувства прорываются наружу через безудержный плачь. Феликс больше не может их сдерживать, как бы ни пытался. Плечи сотрясаются от всхлипов. Он перед ними виноват, но даже не может произнести слова извинения. Чувствует себя таким беспомощным в ситуации, которую сам создал, а теперь не может контролировать.

Касаний становится больше, возвращается теплота рук. Рядом со стаей он чувствует облегчение и бессилие одновременно. Как они могут простить его за такое? Принять назад?

Слёзы иссыхают так же быстро, как накатывают. Феликсу кажется, что теперь он совсем опустошён. Может только обессиленно лежать и надеяться, что стая никуда не денется.

Почему только из-за произошедшего он смог понять, как они все ему дороги на самом деле? Осознать, что не может представить свою жизнь без них и вдали от них, жизнь, в которой надо избегать даже случайных встреч. Лишиться — добровольно лишить себя — людей, которые за недолгое время стали самыми важными в жизни. Самым страшным кошмаром для него будет, если стая откажется от него. Мысль, которую боязно даже впускать в голову.

— Ты наша стая, солнце, — шепчет Чан, утирая ему слёзы. — А мы твоя. И так будет всегда. Что бы ни произошло.

— Сейчас самое главное, что ты вернулся, — слышит он голос Чанбина.

— Мы очень переживали, что с тобой могло что-то случиться, из-за этого ты не выходил на связь, — добавляет Сынмин. — Все мы рады знать, что ты цел.

— Это было невыносимо, — шепчет Феликс. — Я не думал, что разлука может быть такой болезненной. Не знаю, связь стаи это или нет, но мне страшно представить, что когда-то придётся испытать это всё снова.

— Ликс-и, связь стаи работает только тогда, когда ты сам принимаешь, что ты её часть. Если бы ты, как говорил, оказался здесь по ошибке, то не мог чувствовать связь, — успокаивающе произносит Хёнджин. — И это только снова доказывает, что ты здесь не случайно.

— Я боялся, что это всё же окажется ошибкой, представлял, что вам лучше без меня, и это было так больно. Даже если не часть стаи, я уже не могу представить, что когда-то придётся разлучиться.

Он замолкает, переводя дыхание. Теперь, с каждым сказанным и услышанным словом, становится легче. С плеч спадает груз печали и тоски от разлуки. Остаётся вина за произошедшее. Сколько бы ему ни говорили, что он не виноват в нападении, он всё ещё виноват в побеге. Ведь, если ему из-за этого было так мучительно, значит и стая испытывала что-то подобное, когда он ушёл? Он вспоминает слова Сонхва о том, как это должно было ударить по главе стаи, по Чану. Он особенно виноват перед ним. Никого не предупредив, даже намёка не оставил, где его искать, не отвечал на звонки и сообщения. Пропал.

— Мне жаль. Мне очень жаль, что я так ушёл, что ничего не сказал и не отвечал вам, я виноват, я не должен был так делать. — Эмоции снова накатывают. Снова хочется разрыдаться, но теперь от мыслей о том, каково было всем им, когда он ушёл. Что они чувствовали? Страх? Панику? Опустошение? Грусть? Всё вместе? Феликс боится даже представить, что бы чувствовал, если бы ушёл кто-то другой из стаи, вот так же, как он, ничего не сказав на прощанье.

— Всё хорошо, солнце, теперь всё хорошо, — успокаивает Минхо. Всё так же не отпускает из своих объятий, качает из стороны в сторону. Словно этими словами он пытается успокоить ещё и себя.

— Мне жаль, — снова бормочет Феликс. — Простите меня, пожалуйста, простите.

— Солнце, мы не можем не простить тебя, — снова заговаривает Чан. Находит его ладонь и сжимает в своей. — Мы никогда не держали на тебя зла или обиды. Только очень сильно переживали.

— Простите, что заставил волноваться, — снова просит Феликс.

Он не поднимает на Чана взгляд. Смотрит куда-то в точку между ним и Чанбином. Боковым зрением замечает, как в немой поддержке Джисон обнимает Чонина, и оба они жмутся ближе к Сынмину. Феликс думает, что ему стоит извиниться перед каждым отдельно.

Он заслужил их обиду, заслужил их злость на его поступок, но вместо этого его так легко принимают обратно, говорят, что рады его возвращению.

Феликс не справляется с ураганом чувств внутри. Все они смешиваются в один поток и вновь грозят вырваться обратно. Он должен сказать им ещё кое-что. Но уместно ли? Никак не может поймать нужный момент. Сказать о том, что ещё засело в душе. То чувство, от которого он не готов избавляться.

— Феликс, теперь ты дома.

— Ты же больше не уйдёшь, да? — жалобно спрашивает Джисон.

Феликс вздрагивает от вопроса. От того, что Джисон спрашивает об этом, потому что боится повторения. Напрягается и сжимается. Он больше никогда не уйдёт. Не сможет.

— Не уйду, — вновь всхлипнув, отвечает Феликс. Кажется, вот-вот снова накатит волной чувств. — Не смогу снова, потому что…

Он замолкает, пытаясь собрать в себе остатки сил и решительности, чтобы произнести оставшиеся три слова. Вместо этого по щекам снова бегут слёзы. Он пытается сморгнуть их, сфокусировать взгляд.

— Потому что что? — подталкивает закончить предложение Хёнджин.

— Потому что… — Слова получаются икающими, он снова не может сдержать всхлипов. — Потому что люблю.

Всё вокруг стихает. Феликс слышит только собственные всхлипы, прячет лицо в футболке Минхо, боится смотреть. Признание, наверное, слишком неожиданное и неуместное для ситуации. Он даже не представляет, как примут его слова. И, наверное, если не примут, не переживёт.

— Феликс, — Чан почему-то звучит пугающе, когда называет его по имени. — Солнце, какой бы смысл ты ни вкладывал в свои слова сейчас, знай, что твои чувства всегда будут взаимны. Если ты имеешь в виду, что любишь нас просто как друзей, как родных, то знай, что тоже очень дорог всем нам. Если… если ты имеешь в виду влюблённость, то я осмелюсь сказать от лица всех в стае, что твои чувства будут взаимны.

Сердце пропускает удар. Феликс распахивает глаза, но всё ещё не смотрит на Чана. Сам не знает почему. Он всё верно слышит и понимает? Ему не кажется?

— Я… вас… люблю… — шепчет он еле разборчиво, с паузами между словами. — И вы моя стая.

— А мы все любим тебя, — шепчет Хёнджин.

— И ты наша стая, — добавляет вслед за ним Минхо.

На душе становится спокойно. Феликс улыбается.

Он наконец-то дома.

Хочется, чтобы момент не заканчивался. Просидеть так ещё… долго. Знать, что рядом вся стая, что ему не нужно никуда уходить, он окружён их теплом и любовью. Буря мыслей и эмоций стихает. Уходит всё напряжение. Теперь уже насовсем.

Это ощущение убаюкивает. В голове лёгкой дымкой вьются мысли, что ему надо дотянуться до всех членов стаи, почувствовать каждого рядом, словно убедиться, что они правда тут, не оставят и никуда не исчезнут. Что они принимают его. Сжать в объятиях каждого поочерёдно и всех сразу. Сейчас он чувствует только тепло Хёнджина и Минхо, Чана, продолжающего сжимать его руку. То, что Чанбин, Сынмин, Джисон и Чонин так близко, но при этом далеко, ощущается неправильно.

И он правда недоволен тем, как вся стая напрягается, стоит хлопнуть входной двери. Он-то догадывается, кто именно там. Но такой момент разрушен. С другой стороны, нехорошо заставлять гостя ждать так долго.

Чан первым поднимается с места и выходит в коридор. Феликс слышит голоса оттуда, успокаиваясь, понимая, что не обознался. Это действительно Сонхва. А ещё слышит перешёптывания, мол что члену клана Ким здесь надо.

— Я правда не хотел прерывать ваш момент воссоединения, но нам надо поговорить. С тобой и Феликсом. Чем быстрее всё обсудим, тем быстрее я уеду, — звучит голос Сонхва. — А вы вернётесь к своему воссоединению.

— Он меня сюда привёз, — шепчет Феликс, отвечая на все тихие вопросы.

— Феликс, — слышит он голос Чана. Уже близко. Стоит поднять глаза, как Феликс видит, что тот вернулся к ним в гостинную.

— Да, разберёмся с этим быстрее, — отвечает он, не дожидаясь вопроса. Всё же ему известно, о чём именно должен пойти разговор. Но уходить так не хочется. Ему приходится снова отдалиться от стаи, поднимаясь, он чувствует, как Минхо не желает отпускать, словно думает, что сможет удержать его рядом, если не расцепит руки. Но это всё равно происходит, Феликс ёжится от пустоты вокруг, шагая к Чану и Сонхва, что стоят в коридоре.

— Я думаю, в студии будет лучше всего, там никто не помешает, — предлагает Чан и ведёт их вниз.

Студия навевает воспоминания. Когда Феликс был в ней последний раз, Чан его поцеловал. Приятное воспоминание. Немного смущающее, Феликс надеется лишь, что не краснеет в неподходящий момент.

А вот Сонхва окидывает небольшое помещение заинтересованным взглядом. Феликс вообще не уверен, был ли он когда-то в доме его стаи. Его стая. Так необычно и приятно. Хочется произнести эти два слова вслух ещё несколько десятков раз, смакуя звучание.

— В чём дело, Сонхва-щи? — спрашивает Чан, занимая привычное место на компьютерном стуле, оставляя Феликсу и Сонхва кожаный диванчик.

— Ты же уже знаешь, что Феликс сирена? — спрашивает Сонхва. Чан кивает, косясь на Феликса. Немного напрягается всем телом, вероятно, думая о том, что Феликс всё ещё считает его лжецом, не рассказавшем о чём-то столь важном.

— Да, я знаю. Феликс, я не говорил тебе…

— Я знаю, — перебивает Феликс. — Хонджун-щи сказал, что поставил тебя в известность только тем утром. Всё в порядке. — Чан закрывает глаза и кивает.

— Так вот об этом, поверить не могу, что Хонджун скрыл от вас эту информацию. И тем не менее, Феликсу надо учиться контролировать свою силу. Я и Чонхо можем помочь ему в этом, но, надеюсь, вы понимаете, что Феликсу придётся ездить в Сеул.

Феликс испуганно замирает. Ему придётся уезжать от стаи? Снова уезжать, снова переживать всю эту боль от разлуки? Нет. Нет! Он не хочет, он не готов испытать это вновь, только не так скоро! Он вцепляется в подлокотник и смотрит на Чана, ожидая его ответа, надеясь, что тот откажет, чтобы оставить Феликса дома. К чёрту обучение, если оно будет мучительным.

— Это… Я думаю, это не будет проблемой, — задумчиво отвечает Чан, вразрез с ожиданиями Феликса. Сердце падает куда-то в пятки. Почему Чан так жесток с ним? — Это лучше, чем если сила останется неподконтрольной, да, Феликс? Феликс, что такое? — заметив панику во взгляде, обеспокоенно зовёт Чан. Подъезжает на стуле ближе и берёт его руки в свои, в уже привычном успокаивающем жесте.

— Уезжать в Сеул… это снова будет так больно? — тихо спрашивает Феликс. Почему Чан так спокойно готов отпустить его? Позволяет снова разлучиться со стаей? Разве им тоже не будет больно?

— О, солнце, нет, конечно нет. Это не должно повториться, — успокаивает Чан.

— Есть разница в том, как именно ты разлучаешься со стаей. Сейчас ты именно сбежал и попытался оборвать все узы, оттого это было болезненно и невыносимо, — спокойно и монотонно объясняет Сонхва. — Но если ты разделяешься со стаей, понимая, что ты всё ещё один из них и ты к ним вернёшься, то всё будет в порядке. Хоть на год уезжай. Конечно, будешь скучать и всё такое, но без подобной агонии. Я же сейчас в дали от своего клана, но совсем от этого не страдаю, — хмыкает он.

И точно, Сонхва же так легко уехал от клана, чтобы вернуть его в стаю. Возможно, просто хотел убедиться, что он вернётся домой, а не сойдёт с автобуса на следующей остановке. А он бы мог… Феликс сомневается, что они не могли обсудить детали его обучения по телефону или что-то вроде. Значит, в следующий раз у него тоже всё будет в порядке? Немного обнадёживает. Потому что он обязательно вернётся домой. И, может быть, это обучение не займёт много времени. Хоть сейчас он и не понимает, как именно работает эта сила, но желает поскорее её изучить. Сейчас его сила сирены вырывается наружу только при сильных эмоциях. При негативных. Но что если она может вырваться и от любых других? Не хотелось бы случайно навредить кому-то из стаи таким всплеском. Он должен научиться её контролировать, если не ради себя, то ради своей стаи. Ради своих любимых.

— Хорошо, я готов попробовать, — выдохнув, отвечает он.

— Замечательно, два раза в неделю, чуть позже я тебе напишу, решим, какие дни это будут, подряд или нет, — говорит Сонхва и поднимается со своего места. — На сейчас у меня всё. Был рад увидеться, Чан, хоть и при таких обстоятельствах. Феликс, с тобой скоро ещё увидимся, береги себя и не сомневайся в своей стае.

— Спасибо, что привезли меня сюда, Сонхва-щи, — благодарит Феликс.

Сонхва уходит. Пока Чан провожает его, Феликс предпочитает вернуться в гостинную, радуясь, что все остальные ещё там, что никто не ушёл. Стоит ему переступить порог, как его почти сбивают с ног, налетая сбоку и пытаясь оттащить в центр комнаты. Только оказавшись сидящим на мягком ковре, Феликс понимает, что его всеми конечностями облепил Джисон. Держит крепко и молчит, дуя губы.

— Прости, что заставил волноваться, — шепчет Феликс, растрёпывая ему волосы.

— Хёны волновались, — отвечает таким же тихим бормотанием Джисон.

— Мне жаль.

— Главное, что ты дома, — говорит Чанбин и садится с другого бока. — Пожалуйста, если что-то не так, если тебя будет что-то беспокоить или… не важно. Просто говори об этом, Феликс, хорошо? Мы обязательно сможем всё решить, ты только не молчи.

— Хорошо.

А ведь если бы он сразу обо всём сказал, о том что гложет, ничего этого не произошло бы. Но в тот момент мысли в голове были слишком быстрыми, решения — поспешными, вот и получилось. Но… наверное, если бы это всё не произошло, он бы не признался.

И он очень постарается в будущем никогда не сомневаться в своей стае. Доверять им, как себе.

Феликс верит, что всё наладится. Обязательно. Даже если на это уйдёт время. Всё же, его побег не может пройти бесследно. В какой-то степени, несмотря на признание, ему придётся вновь выстраивать отношения со стаей. Сделать вид, что ничего не было, не получится.

Он чувствует, словно оказался в самом начале. Словно по новой узнаёт всех членов стаи, знакомится с ними, учится не избегать их. Сближается, в конце концов.

Есть существенная разница, о которой сложно молчать. В этот раз всё по-другому. Он готов двигаться вперёд, разрешать все недомолвки и узнавать их лучше. Он хочет этого. Он надеется, что общими усилиями в этот раз всё будет протекать гораздо быстрее.

Феликс всё же извиняется перед ними ещё. Перед каждым отдельно, считая, что только после этого сможет продолжать, только получив прощение от каждого.

Он бы очень хотел пообещать, что больше никогда их не покинет, но уже через три дня уезжает. Снова в Сеул. Проводит там два дня вместе с Сонхва и Чонхо, впервые видит, как может работать сила сирены без эмоциональных всплесков и на что она способна. Кажется, что им подчинить себе волю человека — или нечеловека, потому что подопытным для экспериментов становится Уён — не составляет труда. У Феликса не получается. От слова совсем. Но сдаваться так просто он не готов. Однажды же должно получиться, да? Ему просто надо постараться.

Возвращение ощущается в этот раз каким-то волшебным. Долгожданная встреча после нескольких часов тряски в автобусе. В этот раз его встречают, его ждут.

Жизнь налаживается, входит в колею. Феликс снова смотрит фильмы с Чонином. Теперь помогает Минхо или Сынмину в готовке, учится играть в компьютерные игры с Джисоном, проводит время в студии с Чаном и Чанбином, снова плавает с Хёнджином, заменяя все неприятные воспоминания о бассейне новыми, куда более интересными и захватывающими.

Он чувствует себя по-настоящему счастливым.

Спускаясь на один из ранних завтраков, как и всегда в стае, Феликс снова зачем-то вспоминает первый день в доме. Когда боязливо умывался, молясь всем известным богам, чтобы ноги не обратились в хвост, осторожно спускался вниз и нерешительно сидел в столовой среди незнакомцев.

Какое это воспоминание теперь далёкое.

Думал ли он тогда, насколько сильно может всё измениться? Что будет убегать по ступеням от Джисона, весело смеясь, говоря, что тот ни за что не догонит, что в конце концов попадётся в объятия Чана на первом этаже, а тот беззастенчиво его поцелует, что из этих объятий его в конце концов вырвет Чанбин и унесёт в столовую, чтобы они все наконец приступили к завтраку? Не думал.

Но сейчас он понимает, что наконец нашёл своё место и обрёл дом.