***

Три дня, проведенные в лазарете, стали для Амиса самым настоящим испытанием на прочность.

Он никогда не любил скуку, а в больничной палате особых развлечений не было. За исключением Барри, которого заботливый доктор разместил на соседней койке и не отгородил ширмой. Поначалу Амис планировал всего лишь развлечься за счет однокурсника, хорошенько потрепав ему нервы, но после визита господина Эйгерта, устроившего ему самый настоящий допрос, намерения парня изменились. Теперь Амису хотелось уничтожить Барри, а также Бейли и Ллойда. Растереть ублюдков в пыль и развеять по ветру, чтобы даже память о них стерлась из этого мира. Но все, что он мог, это яростно сжимать кулаки и уперто повторять куратору первого курса, что Ирман ни в чем не виноват.

- Сеттон, я опросил всех участников событий, и только ваша версия отличается от остальных, - не отставал Садис, устало глядя на парня.

- Ну а я тут при чем? - гнул свою линию Амис. - Может они головой стукнулись. Или, не знаю, память им отшибло. Ирман меня не бил. Ни в этот раз, ни в прошлый. Мы с Гердером обсуждали планы на будущее. А потом я уснул. И в этом наша школьная программа виновата больше, чем Ирман - вырубает мгновенно.

- Сеттон, он признался в содеянном.

- И вы ему поверили? - удивился Амис. – Тогда, может каждому второму психу, утверждающему, что он наполеон, выделим по маленькой Франции для правления? Господин Эйгерт, ну вы же взрослый человек. Ирман болен, его словам не всегда можно доверять. А учитывая то, что его постоянно и во всём делают виноватым, неудивительно, что он чувствует себя...

- Камеры тоже ошибаются?

- Это монтаж, - Амис упрямо поджал губы и отвернулся.

Садис на эту отговорку лишь обреченно покачал головой.

- Что ж, не хотите говорить, пусть будет так. Однако Гердер и все остальные виновники происшествия понесут суровое наказание. Выздоравливайте, Сеттон. Набирайтесь сил. Они вам пригодятся.

На этом разговор парня с куратором первокурсников завершился. Мужчина ушел, а в душе Амиса появилось грызущее предчувствие чего-то очень нехорошего, которое не отпускало его все эти дни.

Единственным утешением для парня стало систематическое доведение Барри до нервного срыва. Он монотонно и выверено капал на мозг своего однокурсника с одной единственной целью - на всю жизнь отбить у урода любое желание к спариванию. И в итоге добился ошеломительных результатов.

- Сеттон! - Доктор отодвинул занавеску, отделяющую приемную часть лазарета от общей палаты, и, нахмурившись, уставился на хныкающего Барри.

- Эм, я тут, - Амис помахал рукой, привлекая к себе внимание мужчины. - Вам, доктор, надо больше отдыхать. Вы уже начали путать своих пациентов.

- Что это с ним? - мужчина незамедлительно подошел к Финнерану. - Тебе плохо? - спросил он у парня, приложив ладонь к его слишком бледному, как для выздоравливающего, лбу.

- Да все нормально, - отмахнулся Амис и сел на своей койке. - Я ему сказку рассказывал. А он принял ее слишком близко к сердцу. Впрочем, не удивительно. Скандинавские народные сказания те еще страшилки.

Мужчина пропустил слова Амиса мимо ушей и достал из нагрудного кармана своего халата успокоительное. Выдавил две пилюли на ладонь и, приподняв голову Барри, заставил его принять лекарство. И только после этого повернулся к Амису.

- Ваше состояние можно считать удовлетворительным, поэтому больше нет никакого смысла держать вас в лазарете. Можете идти, Сеттон. - Он кивнул в сторону выхода. - Сначала на завтрак, а потом на занятия. И прошу вас, поберегите свою голову. У вас и так не слишком много серого вещества, а вы им еще и разбрасываетесь.

- Может, я с ним хотел поделиться, - Амис кивнул на однокурсника и притворно насупился. - У Барри его вообще нет. А вместо благодарности только и слышу, что упреки в свой адрес. Тоже мне...

- Сгиньте, Сеттон! - повысил голос доктор, прерывая словоизлияние ученика, и жестом указал ему на дверь. - Немедленно!

- Да как будто я против, - сдерживая ухмылку, проговорил Амис и, прихватив свой пиджак, поспешил убраться из лазарета.

Несмотря на будний день в коридорах школы было очень тихо. Направляясь к себе в комнату, чтобы переодеться, Амис заметил, что учеников практически нет, хотя в такое время обычно уже встречались первые ранние пташки, желающие перед завтраком немного позаниматься в спортзале. Но парня насторожило не только отсутствие спортоголиков. Усиленная охрана, выставленная на каждом этаже, так же не укрылась от его внимания. И от этого предчувствие надвигающейся бури только обострилось, заставив сердце Амиса болезненно сжаться.

Впрочем, в неведении он оставался не долго. Стоило ему переступить порог комнаты, как сосед тут же принялся рассказать обо всем, что творилось в школе, пока он был в лазарете. И от этого рассказа Амису стало не по себе.

- А говорили, в чем причина? - спросил он, переодеваясь в чистую одежду.

- Нет. - Покачал головой Уэсли. - Молчат как партизаны. Будто государственную тайну хранят.

- Ну а сегодня что изменилось? - затянув на шее галстук, Амис повернулся к парню.

- Да кто их знает? Полчаса назад постучали, сказали, чтобы все шли на завтрак. А после вышли на улицу к сцене. - Уэсли вздохнул и скривил недовольную физиономию. - Скорее всего, директор снова будет речь толкать. Вот же проклятье! Говорила мне мама: «Возьми теплый свитер». Знал бы, что такое случится, взял бы ее шубу.

Амис на возмущения соседа не обратил никакого внимания, его больше интересовало, что им приготовил директор. С этого кровопийцы станется продержать их на холоде до самого вечера, а то и дольше.

«Но почему всех?» - Этот вопрос не давал Амису покоя, даже когда он шел в столовую. Однако, мелькнувшая впереди светлая макушка, быстро отвлекла его от неприятных размышлений.

Мелкий говнюк, заманивший Амиса в ловушку, завидев второкурсника, включил фотонный ускоритель и попытался сбежать. Но не тут-то было. Сорвавшись с места, Амис быстро догнал непутевого первогодку и, рывком дернув его на себя, втолкнул козлёнка в спрятанную за тяжелыми шторами оконную нишу.

Стоило плотной ткани скрыть их от камер наблюдения, как ладонь Амиса вцепилась в шею мальчишки и сдавила ее так сильно, что тот захрипел.

- Что ж ты, сучонок, меня испугался? - растягивая слова, ласково проговорил Амис. - Или думал, что я тебя не достану?

- Я ничего не делал! Я не виноват! – принялся оправдываться белобрысый, цепляясь пальцами за руку парня.

- Не виноват? Это спорный вопрос, знаешь ли, - скрипнул зубами Амис, но постарался сдержать вспыхнувшую в нем ярость.

Эта козявка, если и подозревала, что Бейли задумал какую-то гадость, вряд ли была посвящена в подробности плана. И хоть от ответственности это не освобождало, Амис старался не забывать о том, кто настоящий виновник случившегося с ним дерьма.

- Слушай меня внимательно, упырёнок, - склонившись к самому уху мальчишки, прошипел он, всеми силами сдерживаясь, чтобы не задушить паршивца. - В твоих же интересах исчезнуть из моего поля зрения. Мне плевать, как ты это сделаешь. Умоляй родителей, рыдай, придумывай что хочешь, но, чтобы к концу недели тебя в этой школе не было. Иначе... - он отстранился, безумно улыбаясь и пристально глядя в перепуганные серые глаза, - я превращу твою жалкую жизнь в Ад. Ты меня понял?

Первокурсник отчаянно закивал, дрожа всем телом, и Амис разжал руку, позволяя засранцу убежать.

Он мог бы поломать мальчишку в считанные минуты. Раскрошить слабенький мозг первогодки, превратив его в гребаный рататуй. Но пока решил не торопиться и дать говнюку шанс.

Поправив на себе немного сбившийся пиджак, Амис осторожно выглянул из-за портьеры, проверяя свободен ли путь. И когда убедился, что в коридоре никого нет, вышел из своего укрытия и поспешил в столовую.

Помещение, которое обычно напоминало улей рассержено гудящих пчел, сегодня походило на склеп: тихие шепотки, осторожные фразы, молчаливые переглядывания. Не было смеха и злобных проклятий. Не было возмущения и шуток. Не было ничего. Лишь тишина, в которой редкие, нечаянно оброненные слова казались шелестом погребальных саванов.

От такого сравнения по спине Амиса пробежал неприятный холодок, и он заозирался по сторонам в поисках Ирмана, но первокурсника нигде не было видно.

- Чего застыл! - Теренс, вошедший в столовую следом за Амисом, грубо пихнул второкурсника плечом и размашистым шагом направился к своему столу.

Амис проводил парня недовольным взглядом, но никак не прокомментировал его скотское поведение. Инстинкт самосохранения вопил об опасности, но что стало тому причиной, коллективный подсознательный страх или собственные паршивые предчувствия, парень не знал. Поэтому он решил просто плыть по течению. Что бы ни ждало его впереди, миновать этого не удастся, а значит, надо взять себя в руки и наблюдать.

Опустившись на свое излюбленное место за обеденным столом, Амис придвинул к себе тарелку с завтраком. Но не успел он окунуть ложку в кашу, как все его внимание сосредоточилось на Гердере, который вырос на пороге столовой, будто восставший из мертвых труп. И по мере того, как Ирман приближался к своему столу, его сходство с мертвецом только усиливалось. Бледный, с темными кругами под глазами, со сжатыми в тонкую линию обветренными губами и совершенно пустым, ничего не выражающим взглядом, которым он лишь мельком скользнул по Амису, прежде чем опуститься на лавку между Джоссом и Умино.

Рука Амиса дрогнула. Ложка звякнул о керамический бок глубокой тарелки, и парень почувствовал, как внутри него жидким пламенем разливается страх.

А в висках болезненно пульсировала лишь одна единственная мысль: «Что, черт возьми, происходит?!»

***

Когда Ирман угрюмой тенью скользнул за стол и молчаливо притянул к себе тарелку с едой, Рика с Арреком в унисон вздохнули, вглядываясь в его бледное лицо.

- Гердер, ты... - начал было Аррек, но староста грубо оборвал его, угрожающе вскинув руку и вперив в парня тяжелый взгляд.

- Заткнись, - сказал он сипло. - Ни слова.

- Ирман... - Рика, который и сам выглядел как жертва голодомора, с сочувствием посмотрел на однокурсника.

Но в ответ получил такое же предупреждение, как и Джосс.

- Жрите свой завтрак, - посоветовал Ирман, когда друзья, наконец-то, заткнулись, - не до вас сейчас.

Он зачерпнул кашу, но так и не донес ее до рта, расплескав все содержимое ложки по столу, при этом забрызгав столешницу и даже тарелки сидящих от него по обе стороны парней.

Рика тяжело сглотнул и, перекинувшись с Арреком многозначительными взглядами, тихо спросил:

- Ирман, они что, издевались над тобой, пока ты сидел в карцере?

- Умино, ты что, бессмертный? - напустился на друга староста, сверкая покрасневшими от недосыпа и усталости глазами. - Сказал же тебе, отвали! Не разговаривай со мной! Сделай вид, что меня здесь нет!

Рика от такого напора отшатнулся и случайно толкнул сидящего с другой стороны Олсена в плечо. На что однокурсник только цокнул языком и покачал головой.

- Говорил же я тебе, Умино, не водись с этими психами, - напомнил он.

Рикальд извинился перед Олсеном и уткнулся в свою тарелку. Аррек рассказывал ему, что в карцере ученикам приходится нелегко. Но он и представить себе не мог, что заключение может настолько сильно изматывать и истощать.

Ирман выглядел просто ужасно. Казалось, из него вытянули все соки, из-за чего щеки парня глубоко запали, а скулы и нос заострились. К тому же он сильно нервничал, как будто чего-то боялся.

Рика видел, как Ирман, низко склонившись над тарелкой, насильно проталкивает в себя еду и упрямо двигает челюстями, не позволяя слабости взять над собой верх.

Но не успел парень даже наполовину опустошить тарелку, как к их столу подошел Садис и, громко заговорил, так, чтобы его услышали все ученики:

- У вас есть десять минут, чтобы надеть теплые куртки и выйти на улицу. Постройтесь все перед сценой как в первый учебный день, и ждите дальнейших распоряжений.

Ирман, услышав эти слова, слегка позеленел и осторожно положил ложку в тарелку. Еда застряла у него в горле, и чтобы ее протолкнуть, парню пришлось сделать большой глоток сока.

- Гердер, что происходит? - шепотом спросил Аррек, подавшись к другу.

- Ничего, - Ирман порывисто встал из-за стола и, больше не говоря ни слова, направился к выходу из столовой.

Рика тоже, не медля ни секунды, вскочил и бросился следом за ним. Хотя мотивы, которые он преследовал, были отнюдь не благородные, а скорее трусливые.

После вчерашней выходки Этельстена, который, невзирая на все запреты учителей, начал выкрикивать его имя на весь коридор, Рикальд ужасно боялся, что парень его где-нибудь подкараулит. И потому решил держаться поближе к вздрюченному Ирману, который, возможно, сильно взбесится, если на их пути появится Этель.

И, как оказалось, все правильно сделал.

Едва они с Гердером переступили порог столовой, как Этельстен выпрыгнул на них из-за стены и схватил Рику за локоть, пытаясь его задержать.

- Нам нужно поговорить, - взмолился старшекурсник, глядя на Рикальда полными тоски глазами. - Пожалуйста, всего пять минут. Позволь мне объясниться.

- Этель, я не хочу с тобой разговаривать.

У Рики от прикосновения парня земля ушла из-под ног. Тело словно онемело, и по коже прокатилась волна непроизвольной дрожи. Он замер, чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди, и почти не дышал, боясь неосторожным движением или жестом выдать Этельстену все, что творилось у него в душе.

- Ты можешь ничего не говорить, - тут же выпалил Этель, надеясь выторговать для себя хотя бы немного времени. - Только выслушай меня.

Противостоять мольбе в голосе Этельстена, который, как заведенный выпрашивал у него то ли прощения, то ли короткого свидания, становилось для Рики непосильной задачей. Умом он понимал, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет, но сердце грохотало все громче, заглушая голос разума. А тело и вовсе предавало его. Глупое, оно не ведало горестей души, и тянулось к Этельстену, желая его объятий, его прикосновений, его лживой, но такой пленительной любви.

Лицо Рики, до этого изможденное и бледное, сделалось совсем пунцовым. Из-за охватившего его волнения он не мог вымолвить ни слова. Но, что хуже всего, Ирман, на чью помощь он так эгоистично рассчитывал, уже скрылся за лестничным пролетом.

- Рика, мой хороший, прости за все, что я наговорил.

Этельстен подался вперед, собираясь заключить его в объятия, невзирая на школьные правила и запреты, но внезапный толчок в плечо заставил парня пошатнуться и выпустить локоть мальчишки.

- Зитрис, отвали! - зашипел Аррек, вставая между другом и третьекурсником. - Нам дали десять минут на сборы, а ты нас задерживаешь. Рика, идем, сейчас не время выяснять отношения.

С этими словами парень развернулся и, схватив друга за запястье, уволок его за собой, не позволяя опомниться.

Рикальд следовал за соседом на автомате, позволяя парню уверенно вести себя в общежитие. Он не мог поверить в то, что чуть было не поддался искушению и не бросился в объятия Этеля на глазах у всей школы.

Он что, совсем обезумел? А если бы Легрим их увидел? А если бы Садис?..

- Аррек... спасибо... - сказал он дрогнувшим голосом и прижал свободную руку к животу, который свело очередным спазмом сильной боли.

- Забей, - бросил парень и втащил Рику в комнату. - Одевайся скорее. Не нравится мне это собрание. Лучше нам поторопиться и не опаздывать.

Несмотря на смятение чувств, Рикальд не мог с ним не согласиться. Попадаться учителям под горячую руку ему совершенно не хотелось. И потому, уже через три минуты он бежал вместе с Арреком вниз по лестнице, на ходу застегивая куртку и натягивая шапку, и изо всех сил пытался игнорировать нехорошее предчувствие, которое когтистой лапой вцепилось в его внутренности и до боли стискивало их, как будто пыталось раздавить.

Когда они выскочили на задний двор школы, то увидели на небольшой площадке высокую сцену, на которой стояли учителя.

Ученики выстроились перед ней в три колоны, а кураторы второго и третьего курса внимательно следили за тем, чтобы все соблюдали тишину и не нарушали дисциплину. Аррек и Рика подошли к своим однокурсникам и встали рядом с Ирманом.

Староста был бледным и каким-то безучастным. Он стоял, упрямо поджимая губы, и смотрел прямо перед собой, то сжимая, то разжимая кулаки.

Аррек окинул парня внимательным взглядом и попытался вывести его на разговор. А Рика, тем временем, бросил невольный взгляд на нестройную толпу третьекурсников. И его сердце замерло, когда он увидел Этельстена.

Парень стоял рядом с Легримом и украдкой говорил ему о чем-то. Легрим хмурился и качал головой, что-то явно отрицая. Из-за чего Этель начал высказываться более эмоционально.

Рика видел, что парень сильно волнуется, и многое бы отдал, чтобы узнать, о чем тот говорит. Он уже начал подумывать о том, чтобы подобраться поближе и попробовать подслушать, но внезапный окрик Аррека отвлек его от задуманного плана.

- Ирман!.. да что с тобой происходит?!

Аррек ни с того, ни с сего ударил друга кулаком в плечо, пытаясь вывести его хоть на какое-то подобие эмоций, но парень никак не отреагировал на этот удар.

Он молча пялился на сцену, стараясь сдержать нервную дрожь, и чуть ежился от пронизывающего холодного ветра.

Когда утром господин Эйгерт пришел за Ирманом в карцер, первым и самым главным наставлением мужчины был совет сытно позавтракать. Но из-за предстоящего наказания парню кусок в горло не лез, хотя он честно пытался наполнить свой желудок, в котором за последние трое суток не было ничего, кроме ржаного хлеба, вареных овощей и воды. В итоге еда осталась почти не тронутой, и Аррек, разумеется, это заметил. О чем и поспешил сказать, а заодно и выведать причину беспокойства друга.

Однако Ирман никак не реагировал на расспросы, за что и получил ощутимый удар в плечо.

Обычно он не выносил чужих прикосновений. Но почему-то удары Джосса не вызывали в нем приступов неоправданной жестокости и агрессии. Ирман скорее чувствовал прилив адреналина и азарт, что, конечно же, толкало его наносить ответные удары, но ни в коем случае не калечить соперника.

Но сейчас удар парня не вызвал в нем ровным счетом никаких эмоций, и это еще сильнее разозлило рыжего непоседу.

- Ирман! – снова выкрикнул он, привлекая к себе внимание.

- Отъебись... - бросил староста совсем не зло, а с каким-то тихим отчаянием.

Впившись взглядом в Садиса, который медленно поднялся по ступеням и встал в центре сцены, почти у самого ее края, он задержал дыхание и приготовился внимательно слушать.

Конечно же, Ирман прекрасно знал, что скажет господин Эйгерт, но Аррека надо было заткнуть. Все потому, что ему еще никогда в жизни так не хотелось спрятаться за кого-то, как в этот момент. А Аррек очень для этого подходил... ну прямо идеально.

Куратор первого курса окинул взглядом всю толпу и, как всегда в его присутствии, шум, присущий любому скоплению народа, чудесным образом стих. Молчали все. Не было слышно даже слабого шепотка. И Ирману вдруг пришла в голову совершенно неуместная мысль, что Садис мог бы возглавить какое-нибудь революционное движение, ведь люди шли бы за ним, внимая каждому его слову и опасаясь ему перечить.

- Любой проступок должен быть наказуем, - начал учитель с главного, и его сильный голос долетал до всех присутствующих на школьном дворе. - Это первое и главное правило нашей школы. Есть ученики, которые это правило регулярно игнорируют, и меры наказаний, которые применялись к ним до этого момента, не возымели на них должного воспитательного влияния. Поэтому, дирекцией школы был утвержден указ, назначить публичное наказание одному из этих учеников. Родителями ученика было подписано разрешение на применение этой радикальной меры во избежание дальнейших, возможно непоправимых последствий поступков их сына. Ирман Гердер, поднимитесь ко мне!

В этот момент взгляды всех присутствующих обратились на первокурсника, у которого от страха подвело живот, а ноги враз потяжелели, пригвоздив парня к месту.

- Гердер, я жду, - снова подал голос Садис, заметив оцепенение ученика, который все никак не мог отважиться и подняться на сцену.

- Ирман, - Аррек тяжело сглотнул и перевел перепуганный взгляд с Садиса на однокурсника, который, казалось, побледнел еще сильнее, став таким же белым, как снег, устилавший школьный двор. - Что происходит? Почему он тебя вызывает? Какого черта вообще творится?!

- Угомонись уже, - тихо попросил парень и, больше не говоря ни слова, заставил себя сдвинуться с места и направился к Садису.

И пока он шел, ученики за его спиной начали перешептываться, выдвигая безумные предположения о том, что же это будет за наказание, раз им всем пришлось выйти на улицу.

В отличие от них Ирман знал, что наказание будет болезненным и унизительным. Садис предупредил его об этом и попросил сохранять самообладание, чтобы не навлечь на себя еще больший гнев директора.

Взглянув на господина Айзена, который стоял на сцене среди прочих учителей, Ирман заметил на его лице тень раздражения и неосознанно повел плечами.

- Гердер, мы теряем время, - поторопил его Садис, сканируя холодным взглядом толпу учеников за спиной парня, чтобы заставить всех замолчать.

Ирман сглотнул и, оглянувшись, встретился взглядом с Джоссом, который был вне себя от возмущения. Умино держал его за локоть, чтобы уберечь от необдуманных действий, но в больших темных глазах парня, обращенных на Ирмана, плескалось нешуточное беспокойство.

Староста отвернулся от друзей и посмотрел на колонну второкурсников. Сеттона он увидел сразу. Парень протолкнулся вперед и с выражением крайнего негодования прожигал Садиса взглядом. Однако куратор второго курса стоял рядом с ним, и был готов в любой момент пресечь любую, даже самую безумную выходку.

Больше Ирман ни на кого не смотрел. Беспокойство в глазах друзей и злость Сеттона придали ему сил. И он, расправив плечи, быстро поднялся на сцену.

Садис сделал шаг назад, позволяя парню встать так, чтобы всем ученикам было его хорошо видно. И когда Ирман, наконец-то, оказался там, где нужно, холодно произнес:

- Раздевайтесь!

Ирман глубоко вздохнул и начал расстегивать куртку. Но пальцы почти не слушались его, превратившись в ватные сосиски, и он провозился с пуговицами и молнией довольно долго.

Парень понимал, что порки указкой ему не избежать. Иначе для чего его заставили снять верхнюю одежду? И это понимание заставляло его цепенеть от страха и невольно оттягивать неизбежное.

Избавившись от куртки, Ирман аккуратно сложил ее на стоящий рядом стул, и, обхватив себя руками, чтобы сохранить тепло, посмотрел на мужчину.

- Гердер, снимайте всю одежду. И поторопитесь. Иначе можете простудиться.

- Всю? Зачем?

Напускное спокойствие парня как ветром сдуло. Его бледное лицо покрылось красными пятнами. И он, вскинув руку вверх, схватился за ворот своей рубашки, чтобы никто не смог силой сорвать ее.

- Что вы собираетесь делать?

- Я собираюсь вас высечь, - ответил Садис спокойно. - Прекратите дергаться, Гердер. Раздевайтесь и повернитесь спиной к ученикам. Они должны увидеть все от начала и до конца, и понять, что дисциплина в школе св. Исаака превыше всего. И не волнуйтесь, никто и ничто не коснется вашей кожи, кроме моей указки.

Дослушав воспитателя до конца, Ирман, вдруг, почувствовал сильное головокружение и тошноту. Его повело в сторону, и он покачнулся, чуть было не свалившись со сцены. Но Садис успел поддержать его, и помог снова обрести равновесие.

Вглядевшись в бледное, без единой кровинки лицо, мужчина медленно повторил:

- Раздевайтесь и встаньте спиной к ученикам. Не провоцируйте директора наказывать всех участников драки. Как думаете, Сеттон выдержит тридцать ударов указкой по обнаженной спине?

Ирман не знал, выдержит Сеттон или нет. Но сама мысль о том, что парня заставят раздеться перед всеми и начнут избивать, вызывала в нем приступы помешательства.

Отпрянув от Садиса, Ирман резко дернул на себе рубашку, и пуговицы с тихим стуком посыпались на сцену. Он попытался стащить ее с плеч, но повязка, поддерживающая сломанную руку, не позволила это сделать. Тогда Ирман сорвал повязку, чтобы не мешала, и избавился от рубашки.

Морозный ветер тут же укрыл кожу парня колючими поцелуями, заставляя его с ног до головы покрыться мурашками. Ирман съежился, зашипев от холода, и начал поспешно стаскивать с себя штаны.

Пусть уж лучше неизбежное поскорее свершится. Всего тридцать ударов – это ведь такие пустяки. А то, что ему придется светить задом перед учениками и учителями, это не так уж страшно. Главное, чтобы никто не прикасался к нему. Тогда, возможно, он сумеет выдержать наказание, сохранив достоинство.

***

Порыв холодного ветра сорвал с кроны спящих деревьев пригоршню снежинок и, немного покружив их в воздухе, швырнул замерзшую воду в лица учеников.

Этельстен тряхнул головой и зябко повел плечами, неотрывно глядя на сцену.

- Нас тоже накажут? - с дрожью в голосе спросил он, чувствуя, как от тревоги все внутри напрягается, а сердце ускоряет свой ритм.

- Не думаю, - глухо отозвался Ленард и приблизился к Этелю вплотную, приобнимая его со спины, чтобы хоть немного согреть. - Садис сказал, что накажут только одного. Если бы нас хотели проучить, то уже сделали бы это.

Этель неуверенно кивнул и сжал горячие пальцы Ленарда в своей ладони, таким образом выражая парню свою благодарность за поддержку. А потом перевел взгляд на первокурсников, стараясь высмотреть среди учеников Рикальда. И только ему удалось разглядеть мальчишку в толпе, как Ленард вдруг пошатнулся от грубого толчка в плечо.

- Смотри, куда прёшь! - зашипел Ленард вслед Ллойду, но тот не обратил на него никакого внимания и тут же скрылся среди учеников второго курса.

- Вот кого следовало наказать, - хмуро проговорил Этельстен, вновь поворачиваясь к сцене. - А еще лучше Стредфорда. Это ведь он во всем виноват! Почему расплачивается Гердер?

- Не знаю, - мрачно ответил Ленард и прижал Этельстена к себе, в неосознанном желании защитить от всех невзгод. – Но, видимо, на то есть причины.

***

Речь господина Эйгерта не производила на Амиса ровным счетом никакого впечатления вплоть до того момента, пока он не вызвал Ирмана на сцену. И в это мгновение земля словно ушла у парня из-под ног. Он резко повернулся к первокурсникам, и от его взгляда не укрылся страх Гердера.

Сердце гулко ударилось о ребра и подскочило к горлу, застряв в нем колючим тошнотворным комом. Пальцы мелко задрожали, и Амис неистово сжал кулаки, с ужасом глядя на то, как Ирман покорно идет к сцене, чтобы принять наказание, которое совершенно не заслужил.

По ряду учеников, в котором стоял Амис, прокатился гул возмущений, смешков и перешептываний, но парень не разбирал слов из-за оглушительного стука собственного сердца и шума крови, пульсирующей в висках. Мир вокруг стремительно терял свои краски, превращаясь в немое кино. В мистерию, сюжет которой был слишком банален и несправедлив. И Амису это представление очень не нравилось.

А Ирман шел вперед. Покорно, спокойно и уверенно. Но Амис видел, как дрожат его губы, видел, как в глубине синих глаз вспыхивают искры страха. Видел, как часто и высоко вздымается его грудь. И ужас парня вливался в его кровь вместе с холодным воздухом, наполняющим легкие.

Ирман поднялся на сцену, и Садис что-то негромко сказал ему, после чего достал из-за пояса свою дьявольскую указку.

«Его будут бить? Прилюдно?!» - Амис чуть не задохнулся от этой мысли и сделал порывистый шаг веред, чтобы прекратить это издевательство.

Но выйти из ряда ему не позволили. Кто-то, подкравшись к нему со спины, опустил свою большую ладонь на его плечо и до боли сжал, заставляя Амиса поморщиться.

- Ну что, Сеттон, нравится зрелище? - голос Ллойда у самого уха Амиса показался парню оглушительно громким. - Как думаешь, сможет он тебя и дальше защищать? Мне вот кажется, что нет. Раз уж Садис взялся за дело, то валяться Гердеру в лазарете месяц, не меньше. И вот тогда я отымею тебя за всех троих. А потом и до него доберусь. Уж я найду способ трахнуть твоего ненаглядного Гердера.

Ллойд ухмылялся. Амис отчетливо слышал веселые нотки в его мерзком голосе, но внимание парня было приковано к сцене и к тому кошмару, который ожидал Ирмана.

Но настоящий виновник был не на сцене. Нет, он стоял среди зрителей. И смириться с такой несправедливостью Амис не мог.

Кровь прилила к его лицу, оглушила, расцвела перед глазами яркими вспышками ярости. Амис сделал стремительный шаг в сторону, одновременно скидывая с плеча ладонь Ллойда. И, перехватив ее за запястье, развернулся, в мгновение ока оказываясь у третьекурсника за спиной и выворачивая ему руку.

- Я вот что тебе скажу, ушлепок ты дерьмоговловый, - полным ненависти голосом зашипел он на ухо третьекурсника, при этом не сводя взгляда со сцены, на которой Ирман начал стягивать с себя куртку и рубашку, - мою задницу ты не получишь. А что до Гердера... то советую тебе держаться от него как можно дальше. - Не ослабляя захвата, Амис подцепил указательный палец Ллойда и потянул его к тыльной стороне ладони. - Один твой шаг, один твой неверный взгляд в сторону Гердера и я... - Дыхание Амиса перехватило, когда Ирман, стянув с себя рубашку, зачем-то потянулся к пряжке на своем ремне и принялся ее расстегивать.

- Отпусти, Сеттон! - запричитал Ллойд, но Амис его не слышал.

Он словно оцепенел, глядя на сцену и почти не соображая, что делает. А когда Ирман принялся снимать штаны, перед глазами парня потемнело.

Глухой хруст взрезал окутавшую Амиса тишину и он, оттолкнув от себя заскулившего Ллойда, бросился вперед. Но не успел Амис выскочить из толпы сокурсников, как мощный удар чьего-то кулака в челюсть сбил его с ног, заставив повалиться на колючий снег.

- Урод! Это все из-за тебя! Это ты во всем виноват, мудак очкастый! - вопил Джосс, отчаянно вколачивая свой кулак в челюсть Амиса.

- Аррек, прекрати! - Рика с трудом протиснулся к сцепившимся парням сквозь толпу ошалевших второкурсников и, схватив друга за плечи, потащил его на себя, пытаясь оторвать от Сеттона.

Аррек был выше, да и намного сильнее Рикальда, но парень не сдавался, обхватив торс соседа и по маленькому шагу отступая вместе с ним назад.

Сеттон по-прежнему лежал в снегу и бездумно слизывал с разбитой губы кровь, а Аррек не желал угомониться, махая длинными ногами, чтобы достать поверженного неприятеля.

И, наверное, в итоге ему удалось бы вырваться из объятий Рики, но подоспевший куратор второго курса вклинился межу Сеттоном и Джоссом, и рявкнул:

- А ну разошлись! Соблюдайте порядок!

- Сеттон, тебе конец! - не унимался Аррек, хотя присутствие учителя немного остудило его пыл. - Я достану тебя и твоих дружков, уж будь уверен!

***

- Что там происходит? - услышав крик Аррека, Ирман хотел повернуться, но холодный наконечник указки куратора, уткнувшийся ему в щеку, не позволил этого сделать.

- Вас это не должно волновать, Гердер. Лучше приготовьтесь, - посоветовал Садис и взглянул на директора.

- Приступайте, господин Эйгерт. - Кивнул Айзек и устремил холодный взгляд на учеников.

***

От ударов Джосса перед глазами все еще рябило, но думать о себе Амису было некогда. Рыжий продолжал выкрикивать угрозы, но второкурсник его не слышал, потому что указка господина Эйгерта, с противным свистом взрезав воздух, яростно поцеловала белую спину Ирмана.

- Нет! Прекратите! - завопил Амис и, оскальзываясь на вытоптанном снегу, бросился к сцене. - Прекратите!

Кто-то схватил его за руки. Двое крепких мужчин вцепились в его жалкую тушку и потянули в сторону, но Амис не сдавался. Он брыкался, пинался, бился в их сильных руках, стараясь вырваться. Он хотел остановить экзекуцию. Хотел вырвать проклятую указку из рук учителя, или хотя бы закрыть Ирмана от ее жалящих ударов, оставляющих на спине Гердера кроваво-алые полосы.

Но ему не позволяли этого сделать.

Остальные же ученики стояли и смотрели на это средневековое наказание, превратившись в подобие соляных столбов с искаженными от возмущения и отвращения лицами.

Даже Джосс перестал сыпать ругательствами. И как только он замолчал, во дворе школы повисла мертвая тишина, которую нарушал лишь свист прута и стоны Ирмана.

Парень уже едва стоял на ногах, покачиваясь от каждого удара и прогибаясь в пояснице. Но директору, похоже, было этого мало. Он вперил в Амиса колючий взгляд и проговорил:

- Сильнее, Садис, не жалейте его. Виновный должен осознать то, что натворил не единожды. Он должен знать, что за проступок его не ждет ничего, кроме бесконечной боли.

В этот раз Ирман закричал и снова покачнулся вперед, пытаясь хоть немного облегчить свою участь. Холодный металл опустился на раскрасневшуюся спину, и кажется, вспорол кожу до крови, заставив парня задрожать и стиснуть кулаки.

- Стой смирно, - бросил Садис отстраненно. - Ты это заслужил и должен усвоить урок.

Ирман, слушая наставления своего куратора, закусил губу и вонзил взгляд в невысокий борт сцены, где был вырезан какой-то причудливый цветочный орнамент.

Указка снова и снова рассекала его кожу, причиняя невыносимую боль. Огненные вспышки опаляли его поясницу и плечи, пока парень, наконец, не рухнул на колени и не вжался здоровой ладонью в пол.

Тогда пытка на мгновение прекратилась. Однако директор все еще не был удовлетворен и сказал:

- Продолжайте, Садис.

Мужчина не стал перечить. И, замахнувшись, оставил на коже Гердера новый след. Из-за чего парень взвыл и беспомощно съежился на сцене в позе эмбриона.

Мир поплыл у него перед глазами. В ушах зазвенело. Но он взял себя в руки и приподнялся, снова подставляясь под удары, которым, казалось, не будет конца.

***

Смотреть на мучения Ирмана было невыносимо, но в какой-то момент Амис просто застыл, не в силах пошевелиться. Отчаяние и ужас парализовали его, лишив способности не только двигаться, но и дышать.

Он не знал, сколько это продлилось. Время застыло как дешевое желе, в мутных слоях которого отражалось искаженное невероятной мукой лицо Гердера.

- Хватит! - срывая голос, закричал Амис, вновь начиная вырываться из лап охранников. - Хватит! Отпустите его! Прекратите!

Он рвался вперед, не понимая, почему все просто стоят и смотрят. Почему никто ничего не делает? Почему вместо настоящего виновника наказывают именно Гердера?

А потом Амис перевел взгляд на директора и встретился с равнодушным взглядом его колючих зеленых глаз, и в сердце парня вонзилась тупая игла боли.

- Хватит! Хватит, умоляю! Я все понял! Понял! - закричал Амис из последних сил, стараясь сбросить с себя руки охранников. - Прекратите, я понял!

Директор Айзен немного прищурил глаза, склоняя голову к плечу, а потом вскинул руку, давая охранникам знак отпустить второкурсника.

Стальная хватка ослабла, и Амис пулей рванул вперед, но стоило ему сделать несколько шагов, как ноги его подкосились, а из носа брызнула кровь.

Мир завертелся вокруг безумной каруселью. В сером небе заплясали искры бенгальских огней, а через миг земля кувыркнулась, и Амис уткнулся лицом в холодный розовый снег, который стремительно поглощала тьма.

- Достаточно, господин Эйгерт. - Голос директора разрушил повисшую тишину. - Виновник раскаялся. Гердер, обувайтесь и следуйте за куратором. Ваше пребывание в карцере продлится еще трое суток. Господа, - он повернулся к учителям, - остальным ученикам не помешает подумать над тем, что они только что увидели. А свежий воздух, как всем известно, способствует размышлениям. Думаю, двух часов будет достаточно. После, пусть возвращаются на занятия.

Отдав последние распоряжения, директор спустился со сцены и направился к школе, не обращая никакого внимания на недовольный ропот учеников и усталый взгляд доктора, который спешил к потерявшему сознание Сеттону.

***

Когда Ирману начало казаться, что он вот-вот взвоет от боли как раненное животное, воздух сотряс крик Амиса. Слов парень разобрать не смог, так как кровь молотом долбила в его виски, а в ушах стоял непрекращающийся гул. Однако экзекуция внезапно прекратилась, и директор приказал ему возвращаться в карцер.

Ирман выпрямился на дрожащих, подгибающихся ногах, и с трудом выровнял спину, которая страшно пульсировала от боли.

- Могу я одеться? - спросил он у Садиса осипшим голосом.

- Вы же слышали директора, Гердер. Только кроссовки.

Ирман поджал губы, но сейчас ему было не до споров. Он присел, пытаясь как можно меньше тревожить спину, кое-как обулся и последовал за Садисом.

Идти было тяжело, но он должен был выдержать и это. А в карцере уже можно будет расслабиться и полностью отдаться собственной боли, которая волнами накатывала на его кожу и мышцы.

Садис действительно был мастером своего дела. И Ирман чувствовал, что не сможет встать с постели, по меньшей мере, неделю.

Спустившись со сцены, он украдкой оглядел толпу ошарашенных учеников, и, перекинувшись взглядами с Джоссом, постарался не отставать от учителя. Однако, заметив в толпе белый халат доктора, Ирман остановился, недоумевая, что же еще могло произойти.

Мужчина несколько минут ощупывал чью-то руку на предмет пульса, а потом резко отстранился, и Ирман увидел лежащего на снегу Амиса, губы которого были залиты кровью.

- Сеттон! - прохрипел парень, делая шаг в сторону потерявшего сознание второкурсника, но Садис преградил ему путь.

- Гердер, вам мало сорока семи ударов? Я могу добавить от себя, если что, - раздраженно бросил он. - Вам сказали идти в карцер, вот и идите молча.

- Но...

- Гердер, я вас предупреждаю, не искушайте судьбу!

- Учитель, что с ним?! - Ирман не мог уйти даже под страхом повторного наказания.

- Перенапряжение, стресс, драка в комнате отдыха, драка с вами, драка с Джоссом... Думаю, тут все наложилось одно на другое, и вот результат. Не беспокойтесь, доктор о нем позаботится.

Ирман тяжело сглотнул. Но, встретившись взглядом с Садисом, решил не нарываться на очередные неприятности.

Еще раз взглянув на Сеттона, которого аккуратно укладывали на носилки, он отвернулся от парня и, прихрамывая, направился к школе.

***

Тьма отступала медленно и неохотно. Лениво ослабляла хватку своих скользких щупальцев, позволяя сознанию вынырнуть из омута беспамятства.

Голова нещадно болела. Пульс крови отдавался в висках противным покалыванием, а на глаза будто что-то давило. Амис тяжело вздохнул и приподнял веки, с каким-то жутким отчаянием вновь уставившись в белый потолок лазарета.

- Да ну твою же мать! - тихо простонал он, понимая, что так и не увидел, чем все закончилось.

- Я просил тебя не ругаться. - Раздавшийся рядом голос, заставил Амиса вздрогнуть и вскинуться на кровати.

Он резко повернул голову и тут же поморщился, приложив ладонь к отозвавшемуся невероятной болью виску.

- Давай обойдемся без резких движений, - негромко проговорил Грегори Сеттон, возвращая сына обратно в горизонтальное положение и делая глубокий вдох. - Ты же знаешь, что после пробуждения надо немного побыть в покое.

- Зачем ты приехал? - спросил Амис, уже предчувствуя очередную гадость. - Тебя директор вызвал?

- Нет, мне позвонил ваш доктор, - спокойно отозвался мужчина, поправляя одеяло на груди Амиса. - За полторы недели ты оказался в лазарете уже в третий раз. Амис, я понимаю, молодость, гормоны, жажда познания... но все это не оправдывает глупость. Ты должен понимать это. И ты должен понимать, что в сложившейся ситуации я больше не могу оставаться в стороне.

Амис понимал. Но от этого ему не становилось легче. Сердце разрывалось на части. Бесновалось в груди, требуя все исправить, но как это сделать, он не знал.

- Я не хотел, чтобы все так закончилось, - кусая губу, признался он отцу. - Я, правда, не хотел.

- Я знаю. - Кивнул Грегори. - И все же... случилось то, что случилось. Скажу сразу, он в карцере, ему наложили несколько швов, но в целом его физическому здоровью ничего не угрожает. И я предпочел бы, чтобы душевному тоже ничто и, главное, никто не угрожал. Ты понимаешь, к чему я веду?

- Понимаю, - глухо ответил Амис, отворачиваясь от отца, чтобы спрятать скользнувшие по щекам слезы.

- Хорошо. Твои вещи здесь. - Грегори указал на стул, где аккуратной стопкой была сложена одежда Амиса. - Переоденься и... попрощайся. Я буду ждать тебя в холле.

Мужчина крепко сжал руку сына и, поднявшись со стула, на котором просидел почти два часа, направился к выходу из лазарета.

Проводив отца взглядом, Амис попытался подняться, однако с первой попытки у него ничего не получилось. Голова вмиг отозвалась невыносимой болью, а во рту почувствовался солоноватый привкус крови. Горячая влага обожгла верхнюю губу, и парень скривился, падая обратно на подушку и утирая алые капли ладонью. Впрочем, кровотечение было недолгим и вскоре прекратилось.

Сердце выровняло свой ритм, и Амис попробовал подняться еще раз. Получилось не сразу, но все же ему удалось принять вертикальное положение. После чего он какое-то время еще сидел на жестком матрасе, уперев локти в колени и сжимая ладонями раскалывающуюся от дикой боли голову.

Амис никогда не жаловался на слабое здоровье, но сейчас был готов проклинать природу за то, что обделила его силой.

«Зато с длинным языком не поскупилась, сука!» - мрачно подумал он, притягивая к себе стул с вещами.

Еще никогда в жизни Амис не сожалел о своей способности доводить окружающих до белого каления. Но сейчас он отдал бы все на свете, только бы переиграть произошедшее. И невозможность осуществить желаемое ржавым гвоздем царапала его сердце.

Парень тяжело вздохнул и поднялся с кровати, но тут же почувствовал сильное головокружение и вцепился в спинку шаткого стула, чтобы не грохнуться на пол. Тошнота рвотным комом подступила к горлу и обожгла язык мерзким привкусом желчи. И чтобы успокоить взбунтовавшийся желудок, парню пришлось сделать несколько быстрых и очень глубоких вдохов.

«Так тебе и надо!» - мысленно ругал себя парень, воскрешая в памяти картину того, как металлический прут рассекает кожу Ирмана.

Амис понимал, что сам виноват в том, что случилось. И от этого ему хотелось выть. Хотелось скулить, поджав хвост, и забиться в какой-нибудь темный угол. Хотелось разорвать Садиса за то, что безжалостно хлестал спину Гердера, хоть и знал, что парень не виноват. Хотелось разорвать на себе кожу, чтобы вырвать из груди проклятое сердце, не желающее отпустить то, что никогда не будет ему принадлежать.

«Ну что, весело тебе было?» - голос Джосса все еще звенел в ушах. - «Почему не смеешься, гандон ты штопанный колючей проволокой! Смейся, ублюдок! Смейся!»

От нахлынувших воспоминаний к глазам подступили слезы. И стоило парню прикрыть веки, как перед мысленным взором вновь появилось пересечение кровавых полос на спине Ирмана.

Боль безжалостной судорогой скрутила все тело, и Амис до крови закусил губу, чтобы не разреветься в голос.

Ему потребовалось несколько минут, чтобы справиться с подступающей истерикой и вернуть себе подобие самообладания.

Одеваться было сложно. Руки не слушались и дрожали. Ноги не желали держать его, то и дело подкашиваясь. Но парень упорно продолжал натягивать на себя одежду, понимая, что задерживаться в лазарете не стоит.

Застегнув последнюю пуговицу на рубашке, Амис накинул на плечи куртку и потянулся к небольшой занавеске, отделяющей его кровать от остального помещения лазарета. Отдернул ее и нетвердой походкой направился к тускло светящейся лампе, стоящей на письменном столе доктора. Перед глазами плыло, пол так и норовил убежать из-под ног, но парень сделал над собой усилие и почти не шатаясь, подошел к сидящему и что-то пишущему в большой тетради мужчине.

Услышав шаги, доктор оторвался от работы и поднял на пациента взгляд.

- Вижу, в пространстве ты ориентируешься нормально. Как себя чувствуешь? - спросил он сухо.

- Неплохо, - соврал Амис. - Я...

- Вот только давай без признаний в любви, - перебил доктор и усмехнулся, заметив во взгляде ученика недоумение. - Не вижу иных причин, по которым ты сюда зачастил. Лучше бы сразу признался. Я уже посоветовал директору переселить тебя в лазарет. Ты все равно в своей комнате почти не ночуешь.

Доктор шутил, но от его слов Амису делалось только хуже.

- Простите, - потупившись, сказал он, понимая, что доставил мужчине не только кучу хлопот, но и поставил под угрозу его карьеру. Ведь если бы с ним что-то случилось, то отвечать пришлось бы в первую очередь медику из лазарета.

- Не у того человека прощения просишь, маленький засранец, - с неожиданной злостью в голосе ответил доктор. - Эйгерт беспощаден в действиях, а директор - мастер на выдумки. Нашел, кого злить! - мужчина сделал глубокий вдох и, выдохнув, проговорил уже более миролюбиво: - Задумайся, Сеттон. Просто задумайся. Ты же не идиот, в отличие от половины учащихся здесь недоумков. Я не хочу отправлять тебя или Гердера в морг. Но вы, два упертых болвана, несетесь к пропасти на слишком высоких скоростях. А теперь проваливай, Сеттон. Видеть тебя уже не могу!

Повторять дважды доктору не пришлось. Амис неровной походкой направился к выходу и через несколько мгновений оказался в коридоре. Остановившись у окна, он тяжело облокотился о подоконник и прижался горячим лбом к прохладному стеклу.

Ирман все еще находился в карцере, и Амис не понимал почему.

Неужели им было мало его боли и унижения? К тому же Гердер ранен! Как они могут так безжалостно поступать с ним?!

«Нет, это ты был безжалостен к нему» - прогнусавил внутренний голос. - «Ты и только ты! А они делают Ирману одолжение. Дают убежище от тебя!»

Амис крепко сжал кулаки, сдерживая вспыхнувшую в груди злость, и отошел от окна. Спустился на первый этаж и, не заботясь о том, что его может кто-нибудь увидеть, юркнул в небольшую дверцу, ведущую в подвал, где находились комнаты, отведенные под карцер.

В подвале было сыро и холодно. Даже куртка не спасала Амиса от пробирающегося под одежду сквозняка. И мысль о том, что Ирмана отправили сюда сразу после наказания, резала душу тупым ножом. Медленно продвигаясь вперед, Амис старался вести себя как можно тише. Несколько массивных металлических дверей были приоткрыты, что говорило о том, что комнаты за ними пустовали. И лишь одна, почти в самом конце коридора, была заперта на большой железный засов.

«Как в тюрьме», - мелькнула в голове непрошеная мысль. Но если подумать, эта школа и была самой настоящей тюрьмой.

Остановившись у двери, Амис приложил ладонь к холодному металлу и прижался к нему щекой.

Тихо. Лишь противно трещит лампочка под потолком. А что он, собственно говоря, хотел услышать? Стоны? Крики? Может быть проклятия? Нет. Всего лишь дыхание. Ровное спокойное дыхание Ирмана. Но разве за толстой дверью такое услышишь?!

Горячая слеза опалила щеку.

- Прости меня, - надрывно прошептал Амис, сползая по двери и опускаясь перед ней на колени. - Прости меня, Ирман.

Он не помнил, как долго стоял так перед запертой дверью, упершись в нее лбом и без остановки шепча «Прости». Ноги затекли, колени занемели, все тело пробирало крупной дрожью, но от холода или отчаяния, Амис не знал.

Он молил Ирмана о прощении. Просил не держать на него зла. Обещал, что больше никогда его не потревожит. Что никогда больше не позволит ни себе, ни кому-либо еще ранить его. А когда слова закончились, нежно провел ладонью по двери, словно касался не бездушного железа, а самого Ирмана, и, с трудом поднявшись, медленно побрел обратно.

Отец, как и обещал, ждал его в холле. И когда Амис приблизился к нему, мужчина приобнял сына за плечи и негромко сказал:

- Так будет лучше для вас обоих.

Амис кивнул.

Да, так будет лучше. По крайней мере, теперь в жизни Ирмана станет на одного морального урода меньше.

***

Ирман очнулся от острой пульсирующей боли в спине и сильно зажмурился, когда в помещении карцера вновь вспыхнула режущая глаза лампа дневного света.

За трое суток, проведенных в камере, парень успел привыкнуть к этому издевательству. Но после порки ощущение от беспрестанно мигающей лампы были самыми что ни на есть выбешивающими.

Он попробовал сменить позу, и тут же мучительно застонал. Мало того, что у него саднила спина, так еще и кости ломило от набитого какой-то бугристой дрянью матраса.

Пришлось оставить любые попытки пошевелиться.

Несколько минут парень лежал с закрытыми глазами, уткнувшись лицом в пропахшую сыростью подушку. А потом почувствовал, что начинает замерзать.

В камере было настолько сыро и холодно, что тело периодически пробирало ознобом, несмотря на то, что Ирман кутался в довольно теплое одеяло. Едва проснувшись, парень не сразу почувствовал, насколько сильно замерзли его конечности и нос, но теперь, когда действие лекарств постепенно ослабевало, он в полной мере «насладился» этими ощущениями.

Когда в камере снова загорелся свет, Ирман окинул небольшое помещение взглядом, но свою одежду не обнаружил. Только кроссовки остались стоять у его койки, на случай, если ему понадобится сходить в уборную или просто развеяться ходьбой из угла в угол. Еду пока тоже не принесли. А вот воды было сколько угодно.

Ирман вытянул руку и поднял с пола пластиковую бутылку. После чего открыл ее и припал губами к горлышку, утоляя жажду и легкое чувство голода.

Его организм, невзирая на все перенесенные испытания, продолжал нормально функционировать. А это значило, что он, по крайней мере, не простудился и не подхватил никакую инфекцию.

Внезапно свет в камере замигал с более частой периодичностью. И парень тихо выругался сквозь зубы, накрывая голову подушкой. Однако это было ошибкой, потому что к мигающему свету добавился звук, похожий на вой сирены.

- Ну хорошо, хорошо, я понял! - он отбросил подушку в сторону и перевернулся на бок, вперившись в противоположную стену раздраженным взглядом.

Звук тут же стих, зато лампочка продолжила мигать с той же интенсивностью. К тому же смена тьмы и света происходила так часто, что глаза не успевали привыкнуть ни к тому, ни к другому. И через несколько минут Ирман начал потихоньку сходить с ума.

В этом мигающем аду перед его мысленным взором всплывало бесчувственное тело Сеттона, который лежал прямо в снегу, залитый собственной кровью. И Ирман, как бы ни старался, так и не смог прогнать его образ из своей головы.

И почему Сеттон такой придурок?! Потому что влюбился?!

Ирман невесело рассмеялся и подумал:

«Псих влюбился в психа. Спасайтесь все, кто может».

Время шло. Свет убийственно мигал, мешая расслабиться и уснуть. Одеяло уже насквозь промокло от сырости и неприятно давило на плечи. А голод явственно давал о себе знать спазмами в желудке.

Но никто не спешил его кормить. Никто даже мимо ни разу не прошел. Хотя в один момент Ирману показалось, что за дверью кто-то стоит. Не то, чтобы он услышал шум или что-то подобное. Просто появилось странное ощущение чужого присутствия.

Но он тут же прогнал эту мысль, списав ее на развивающуюся паранойю.

Сколько же прошло времени с того момента, как его привели сюда? А сколько осталось?

Ирман не знал ответов на эти вопросы. Но отчетливо осознавал, что впереди его ждет немало часов, грозящих растянуться в целую вечность, наполненную болью в спине и тяжелыми размышлениями над сложившейся ситуацией.