***

Высветившийся на дисплее телефонный номер заставил Видегреля болезненно поморщиться и сделать глубокий успокаивающий вдох. Ругаться с Мирандой, да еще и с самого утра ему совершенно не хотелось, но у женщины на этот счет было свое непоколебимое мнение, которое она, судя по всему, жаждала ему высказать незамедлительно.

Мужчина ни капли не удивился звонку супруги, ведь он последовал почти сразу же после звонка господина Эйгерта, который пригласил Видегреля в школу, чтобы обсудить с ним отвратительное и порой выходящее за рамки приличий поведение Этельстена. А учитывая, что после подачи заявления на развод их отношения с Мирандой были более чем напряженными, ничего хорошего от предстоящей беседы мужчина не ожидал.

Попросив водителя приглушить льющуюся из динамиков музыку, Видегрель поднес телефон к уху и нажал на кнопку приема вызова.

- Что случилось, Миранда? - бесцветно поинтересовался он, прикидываясь болваном. - Какие-то проблемы с документами?

- Издеваешься?! - голос женщины был злым и раздраженным. Но за последний год такой тон для Миранды, казалось, стал нормой. - Я знаю, что тебе звонили из школы. Не смей туда ехать! У нас была договоренность! Вздумал обмануть меня?!

- О чем ты, милая? Какой обман? Все прозрачно как родниковая вода.

Видегрель все еще пытался сгладить углы в их общении, но с каждым разом это давалось ему все труднее.

- Ты обещал, что откажешься от опекунства! - не успокаивалась женщина. - Мы в разводе, ты не имеешь права решать проблемы моего сына!

- Начнем с того, что мы еще не разведены, и, следовательно, я все еще считаюсь его опекуном, - со вздохом напомнил мужчина. - Но если тебе так претит мое вмешательство, тогда почему ты сама отказалась от встречи с господином Эйгертом?

- Я не могу, я на съемках. И ты прекрасно об этом знаешь.

- Поэтому я и еду вместо тебя, - словно ребенку пояснил мужчина.

- Ты обещал мне! Обещал, Видегрель! Ты должен отказаться от опекунства! Не смей встречаться с Этельстеном!

- Боги, Миранда, хватит! - не выдержал мужчина. - Ну сколько можно? Пока документы не подписаны, я остаюсь его опекуном. Подпиши их уже, и дело с концом. Ты сама создаешь себе проблемы, но неизменно пытаешься свалить всю вину на меня. Это раздражает, знаешь ли!

Видегрель старался говорить спокойно, но чувствовал, что еще несколько слов супруги, и все его усилия полетят к чертям.

- У меня нет на это времени... - попыталась оправдаться женщина, но Видегрель ее перебил.

- А у меня нет времени скандалить с тобой, - довольно жестко сказал он. - Я встречусь с господином Эйгертом и перезвоню тебе.

- Не смей!.. - выкрикнула Миранда, но Видегрель отключил связь.

«Ну что за женщина», - мысленно вздохнул он, - «все ей не так».

Телефон вновь разразится настойчивой трелью, но Видегрель и не подумал отвечать. Миранда умела закатить грандиозный скандал на пустом месте, но идти у нее на поводу мужчина не собирался. У него и без этого дел было невпроворот, не хватало еще отвлекаться на пустые склоки.

Сбросив звонок, Видегрель включил на телефоне беззвучный режим и попросил водителя остановить машину. До школы оставалось минут пять пешего хода, и мужчина решил немного пройтись, чтобы перед встречей с учителем успокоить взвинченные супругой нервы.

Как и ожидалось, небольшая прогулка помогла Видегрелю привести эмоции в порядок, но для себя он все же решил, что этот визит в роли опекуна Этельстена будет последним. Окончательно портить и без того непростые отношения с Мирандой Видегрель не хотел. Как бы там ни было, он все еще испытывал к супруге нежные чувства и всей душой желал ей только счастья. Поэтому после встречи с господином Эйгертом мужчина планировал заглянуть к директору с просьбой убрать его имя из личного дела Этельстена.

Толкнув дверь проходной, Видегрель назвал охраннику свое имя и уже приготовился подписать тысячу и одну бумажку, но, к его удивлению, ему не выдали даже журнал посещений. Вместо этого «привратник» смерил Видегреля суровым взглядом и нажал на кнопку, открывающую дверь.

- Господин Эйгерт ждет вас.

Видегрель с недоумением перевел взгляд с охранника на дверь, но вопросов задавать не стал и быстрым шагом направился к школе.

Найти кабинет господина Эйгерта труда не составило. Во время их телефонного разговора учитель подробно описал местоположение своей обители, и, следуя его указаниям, Видегрель быстро отыскал нужную дверь, на которой красовалась до блеска отполированная табличка с надписью: «Кабинет географии».

Прислушавшись к царящей за дверью тишине, мужчина решил, что урока у господина Эйгерта, скорее всего, нет, и, вскинув руку, коротко, но громко постучал.

- Входите! - послышался приглушенный расстоянием приятный голос, от которого, тем не менее, у Видегреля по спине пробежал холодок.

Причиной тому, скорее всего, были рассказы Этельстена, в которых парень описывал учителя географии не иначе как хладнокровного и безжалостного монстра. И этот образ, подкрепленный ледяным взглядом, которым мужчина одарил Видегреля в их недавнюю встречу, оставил свой неизгладимый отпечаток в его сознании.

Усмехнувшись собственной впечатлительности, Видегрель призвал себя к благоразумию и, толкнув дверь, вошел в обитель Верховного Школьного Демона, как порой именовал учителя Этельстен.

- Добрый день, - поздоровался Видегрель, переступая порог и окидывая пустое помещение беглым взглядом. - Надеюсь, я не сильно опоздал?

- Не сильно. Всего на десять минут, - ответил Садис, первым делом взглянув на часы и только потом - на посетителя.

Видегрель Родже, как и в прошлую их встречу являл собой воплощение элегантности и эстетической красоты. И учитель на мгновение даже залюбовался его приятным обликом, отмечая довольно большой, как для мужчины, разрез глаз, красиво выделяющиеся скулы, тонкий нос и мягко очерченные губы, на которых он задержал взгляд чуть дольше положенного.

- Присаживайтесь, - предложил Садис, переключая свое внимание на личное дело Зитриса, которое лежало перед ним на столе, и пробегая глазами по графе с личными характеристиками ученика.

Но, не обнаружив там ничего нового или интересного для себя, он снова посмотрел на господина Родже.

- Предложить вам кофе? - спросил Садис. - Разговор предстоит не из легких, а вы кажетесь уставшим.

- Не откажусь, - кивнул Видегрель, опускаясь на предложенный ему стул.

Под пристальным взглядом учителя ему стало немного не по себе, но Этельстен как-то упоминал, что холодные как лед глаза учителя держат в страхе почти всю школу. И теперь Видегрель понимал, что слова парня не были преувеличением.

- Надеюсь, Этельстен не натворил ничего ужасного. Он, конечно, юноша импульсивный, но совершенно не злой, - попытался заранее оправдать пасынка мужчина.

Садис встал и, прежде чем ответить своему гостю, подошел к кофеварке и занялся приготовлением напитка. Он не просто так выдерживал паузу в разговоре. Недолгое молчание позволяло ему правильно сформулировать мысль, которую он в действительности хотел донести до собеседника.

Когда кофемашина тихонько загудела, Садис повернулся к господину Родже и, наконец, произнес:

- Пока что Зитрис не натворил ничего непоправимого. Но его поведение в последнюю неделю сделалось нестабильным. Я бы сказал, что у него начался переходный возраст, но, учитывая, что ему уже далеко не пятнадцать лет, не думаю, что подобное утверждение уместно.

Он замолчал, давая собеседнику возможность осмыслить сказанное. И когда лицо господина Родже помрачнело, продолжил:

- За два с половиной года обучения в нашей школе за Зитрисом еще ни разу не замечалось подобного поведения. Он стал неуправляемым. Постоянно перечит учителям, наотрез отказываясь выполнять просьбы и поручения. И, ко всему прочему, он позволяет себе грубость по отношению к страшим. Я думаю, что подобное бесстрашие обусловлено запретом директора на долговременное пребывание в карцере и физические наказания. Будь моя воля, я бы преподал ему запоминающийся урок. Но, к сожалению, по вашей вине воспитывать Зитриса не представляется возможным.

- По моей? - искренне удивился Видегрель. - Мне казалось, я положительно на него влияю, - задумчиво проговорил он, но поймав на себе немного жалостливый взгляд учителя, понял, что неверно расценил слова господина Эйгерта. - Оу, вы ведь не об этом, так? - спросил он, и когда мужчина кивнул, добавил: - В случае с Этельстеном строгие наказания не пойдут на пользу. Он слишком... своеобразный человек. Резкость лишь подтолкнет его к еще большим капризам.

- Не мне указывать вам, как воспитывать парня, но с его поведением нужно что-то решать. И, поскольку, мне запрещено использовать мои методы, придется вмешаться вам.

Садис выключил кофеварку и, взяв за ушки две чашечки ароматного кофе, переставил их на стол.

- Прошу, - сказал он.

Видегрель благодарно улыбнулся и, пригубив напиток, прямо посмотрел на учителя.

- У вас есть какие-нибудь предложения по этому вопросу? - спросил он с надеждой. - Дело в том, что в скором времени мое общение с Этельстеном будет ограничено. После расторжения брака мое опекунство аннулируют, поэтому, если вы считаете, что я могу повлиять на него, то мне бы хотелось узнать, как именно.

- Какие отношения связывают вас и Зитриса? - спросил Садис, делая для себя пометку в записной книжке о том, что господин Родже собирается разводиться. - Сцена, свидетелем которой я стал, была мне не до конца понятна. Возможно ли, что его поведение вызвано личными мотивами?

- Смотря, что вы подразумеваете под личными мотивами, - уклончиво отозвался Видегрель, лихорадочно соображая, мог ли господин Эйгерт стать свидетелем их с Этельстеном поцелуя. Ведь если это так, то у него могли возникнуть серьезные неприятности. - Впрочем, я уверен, что чудачества Этеля никак не связанны с моей персоной. Сами понимаете, Этельстен слишком взрослый, чтобы я мог претендовать на положение его отца. Хотя это совсем не помешало нам сблизиться. Для него я скорее наставник и старший друг, нежели родитель.

У Садиса был дар распознавать ложь, но в случае господина Родже он был не совсем уверен в своих догадках. Было видно, что мужчина в чем-то лукавит, но откровенный лжи в его словах учитель не распознал.

Он сделал еще одну пометку в своем ежедневнике и постучал ручкой по столу, упорядочивая собственные мысли.

- Так значит, любовной связи между вами нет? - спросил он прямо.

От заданного вопроса, кофе, глоток которого Видегрель так неосторожно сделал, застрял у него в горле, и мужчина закашлялся.

- Боги! Откуда такие мысли?! - возмутился он искренне, при этом чувствуя, как лицо заливает краской, а сердце в груди делает совершенно безумные кульбиты. Благо румянец, опаливший его скулы, вполне можно было списать на то, что он подавился. - Никакой связи. Как вам вообще пришла подобная идея?

Садис усмехнулся, все с большим интересом рассматривая мужчину.

- Это моя работа, замечать то, что не видят другие, и читать в человеческих сердцах, - он откинулся на спинку кресла и так же потянулся за своим кофе. - Но, мне кажется, что вы не обманываете. В чем-то, конечно, юлите, но не более того. Значит, Зитрис ведет себя как засранец по иной причине. Быть может, вам известно, с какой целью он преследует первокурсника? Если вы его друг, возможно, он делился с вами своими намерениями относительно Рикальда Умино.

Взгляд господина Эйгерта стал мягче, но любопытство из него никуда не делось. И Видегрелю пришлось приложить немало усилий, чтобы не передернуть плечами от такого пристально внимания к своей персоне. Все же, заявив, что верит его словам, мужчина мог слукавить точно так же, как и Видегрель, когда утверждал, что ничего кроме дружбы их с Этельстеном не связывает.

- Если я скажу, что целью является влюбленность, вы мне поверите? - спросил Видегрель. - Молодости свойственны страсть и увлечение. А Этельстен подвержен им особенно сильно. Не думаю, что это, как вы выразились, преследование. Всего лишь попытка привлечь к себе внимание человека, который завладел мыслями и заставил сердце биться чуточку быстрее.

- У Умино от этих попыток уже дважды случился нервный срыв, - сказал Садис и хмыкнул. - Такой напор его явно пугает. И, если вы уверены, что дело обстоит именно в симпатии, то я просил бы вас поговорить с Этельстеном и убедить его сбавить обороты. Мне не нужны трагедии. А Умино, парень, мягко говоря, проблемный.

Видегрель понимающе кивнул.

- Проблемный, это точно, - тихо хмыкнул он, но тут же заверил мужчину: - Я непременно поговорю с Этелем. Насколько мне известно, у него сейчас занятия. Могу я подождать его в школе? Скорее всего, это мой последний визит, поэтому мне бы хотелось разрешить все спорные вопросы сегодня.

- Мой кабинет в вашем распоряжении, - сказал Садис и в его взгляде появился странный блеск.

Видегрель благодарно кивнул, и между мужчинами повисло неловкое молчание, которое учитель незамедлительно нарушил.

- Так вы говорите, что разводитесь с женой? - как бы невзначай поинтересовался он. - Это как-то связано со спецификой вашей работы или причина в ином?

- Скорее это связано со спецификой работы моей супруги, - усмехнулся Видегрель невесело. - Тяжело сохранять отношения на расстоянии. Да и Миранда на самом деле заслуживает лучшего мужа, чем я, - сам того не замечая, разоткровенничался мужчина. - Браки порой разваливаются. Такое происходит сплошь и рядом. Но чем мучить друг друга, оставаясь связанными обременительными узами, не лучше ли разойтись и дать друг другу шанс быть счастливыми?

- Значит, в отношениях вы все-таки предпочитаете женщин? - задал Садис очередной вопрос. - Можете не отвечать, если это каким-либо образом задевает ваши чувства. Мне просто любопытно.

- Все еще подозреваете меня в связи с моим пасынком? - подозрительно нахмурился Видегрель, не совсем понимая причину подобных вопросов.

Как ни крути, а это не было похоже на банальное любопытство.

- Нет, просто интересуюсь вашим мировоззрением. Все-таки вы являетесь владельцем гей-клуба. И это обстоятельство создает вокруг вас некую интригу, которую хочется разгадать. А спрашивать совсем уж в лоб я не решаюсь.

Садис обезоруживающе улыбнулся и, поставив пустую чашку на стол, поднялся как раз в тот момент, когда прозвенел звонок на перемену.

- Идемте, провожу вас к Этельстену, - сказал учитель, обращаясь к мужчине, который смотрел на него с недоумением и растерянностью. - Или, если хотите, я могу позвать его сюда. У меня как раз появилось окно в расписании. И кабинет будет свободен еще целый час.

- Спасибо, но, думаю, мне не потребуется так много времени, - нервно усмехнулся Видегрель, чувствуя какой-то подвох, в, казалось бы, невинном предложении. - Наш разговор не будет продолжительным.

- Как угодно, - проговорил Садис.

И пригласил мужчину следовать за ним в противоположное крыло здания, где находились кабинеты точных наук.

Видегрель шел по коридору, немного отставая от господина Эйгерта, и потому имел возможность наблюдать довольно интересную картину. Слушая рассказы Этельстена об этом человеке, ему всегда казалось, что парень немного преувеличивает. Но теперь, глядя на то, как ученики, вжимая головы в плечи и отводя взгляд, стараются незаметно прошмыгнуть мимо учителя, он понял, что Этель не только не приукрашивал, но и описывал картину, не используя ярких красок.

Господина Эйгерта действительно окружала интересная аура. Он источал не только уверенность и силу, но и какой-то животный магнетизм, который действовал на людей подобно гипнозу. Должно быть, так чувствуют себя кролики под тяжелым немигающим взглядом удава, которым некуда скрыться и никак не убежать от надвигающейся на них опасности.

Впрочем, стоило Видегрелю увидеть пасынка, как мысли о господине Эйгерте тут же выветрились из его головы.

Мальчишка выглядел просто ужасно. Бледный, осунувшийся, словно несколько недель провел в каком-то жутком подземелье. И при этом он казался совершенно потерянным и невероятно одиноким.

- Этель, что же с тобой происходит? - не обращая внимания на то, что учитель все еще очень внимательно следит за ними, Видегрель приблизился к парню и с тревогой заглянул в его покрасневшие глаза.

- Ничего такого, о чем бы тебе стоило переживать, - отозвался парень, с внутренним бешенством глядя на стоящего неподалеку Садиса.

Демон-воспитатель насел на него с прошлой пятницы и прохода не давал, заставляя выполнять всю грязную работу, которая только имелась в школе. Теперь Этельстен чувствовал себя вечным дежурным, в обязанности которого входили абсолютно все процессы уборки от мятья посуды до стирки грязного постельного белья. И его уже откровенно мутило от учителя и его бесконечных поручений.

- Это он тебя вызвал? - спросил Этель, которого терзала нешуточная злость. - Ему что, делать больше нечего? Мало того, что он уже вторую неделю использует меня как чернорабочего, отнимая все свободное время, так еще и жалуется на меня?

- Нет, что ты, - постарался успокоить парня Видегрель, - господин Эйгерт пригласил меня не для того, чтобы жаловаться. Давай немного пройдемся. Мы ведь можем немного пройтись? - спросил мужчина, поворачиваясь к учителю и ожидая его разрешения.

Садис кивнул.

- Я предупрежу учителя математики, что Зитрис задержится, - сказал он и, больше не проронив ни слова, ушел.

- И куда мы пойдем? - спросил Этельстен хмуро, не ожидая от предстоящего разговора ничего хорошего.

- Захвати куртку, - улыбнулся Видегрель, - сегодня чудесная погода, и я хотел бы немного прогуляться по школьному парку. Слышал, там очень красиво в любое время года.

Этельстен недовольно поджал губы, недоумевая, с чего это Видегрель вдруг заинтересовался природными красотам, но спорить не стал и поспешил в комнату за верхней одеждой. А через несколько минут они вышли из школы и неспешно направились по одной из дорожек, ведущей в густые заросли спящего сада.

***

Разговор с Видегрелем оказался непродолжительным, но за это короткое время мир Этельстена окончательно рухнул, превратившись в жалкие руины. Мужчина сообщил ему о том, что больше не сможет навещать его во время учебы. И что они не смогут видеться, пока Этель не окончит школу. А иначе Миранда могла начать судебный процесс и запретить Видегрелю приближаться к нему, чего мужчина никак не мог допустить.

Это известие не только выбило почву у парня из-под ног, но и столкнуло его в бездонную пропасть отчаяния, подступившего к горлу болезненным комком. Люди, которых он считал самыми близкими и любимыми, один за другим безжалостно бросали его, заставляя мучиться от ревности и чувства одиночества. За какие-то несколько дней Этель лишился абсолютно всего, что было ему дорого, и это рвало его сердце на части, погружая сознание в темную пучину безысходности.

Видегрель просил его не делать глупостей и постараться быть гибче, чтобы избавить себя от более серьезных проблем. Он просил не перечить учителям и не рубить сгоряча, пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля. Он напомнил Этельстену, что больше не имеет влияния на его мать, и что теперь все вопросы, касающиеся учебы и плохого поведения, будет решать она. А они оба знали ее методы. Она не станет оберегать сына от наказаний. И, скорее всего, если Этельстен своими выходками будет отвлекать ее от работы, даже потребует ужесточить меры.

Этель прекрасно понимал, что мужчина во многом прав. Но он просто не мог последовать этим советам, какими бы разумными они ни казались. Когда все надежды рассыпаются прахом, не оставляя после себя ничего, кроме пустоты в душе, разве возможно следовать разумным доводам? Разве возможно безропотно терпеть вопиющую несправедливость, не имея права даже постоять за себя?

Этельстен не мог и не хотел терпеть эти издевательства. И, когда Видегрель проводил его в школу и пошел к директору, чтобы добровольно отказаться от опекунства над ним, внутренняя истерика не заставила себя ждать, обернувшись для парня кромешным адом, полыхнувшем в душе бессильной яростью и злостью на весь мир.

Быть гибким в таком состоянии не получалось. И Этельстен, словно сорвавшись с цепи, принялся вести себя как последняя скотина. Ему вдруг стало абсолютно наплевать, высекут его, отволокут в карцер или унизят при всей школе. И он не только не стеснялся в выражениях, но и специально нарывался на ссоры со всеми, кто попадался ему под руку. Даже Садиса не побоялся, обозвав мужчину бесчувственным уродом, когда тот напомнил ему об уборке складского помещения. Хотя, в этом случае, ему как раз-таки стоило бы придержать свой язык.

Конечно же, господин Эйгерт не стал терпеть такое хамство, и наглядно продемонстрировал Этельстену, что теперь, лишившись своего покровителя, он будет подвергаться тем же наказаниям, что и все остальные ученики. Мужчина безжалостно и даже с каким-то удовольствием отходил Этеля указкой по икрам, заставив парня взвыть от боли и частично переосмыслить свое поведение. После чего ушел, предупредив напоследок, что ждет не дождется следующего повода наставить паршивую овцу на путь истинный при помощи своего карающего бича.

Этель, отсиживаясь в одной из ниш в ожидании, когда его икры перестанут гореть огнем, начал оплетать себя коконом всепоглощающей ненависти к школьному воспитателю, к матери, к Видегрелю, да и ко всему миру в целом, который оказался не в меру жестоким и несправедливым. Он растирал пульсирующие болью мышцы и придумывал план мести, который смог бы в полной мере удовлетворить его попранное самолюбие. Но когда боль начала проходить, а злость в душе поутихла, Этельстен задумался над словами отчима.

Совет Видегреля быть гибче больше не казался парню таким уж бессмысленным и невыполнимым. И он решил, что лучше не грубить дисциплинарному воспитателю, который, по всей видимости, учился владеть указкой у самого Дьявола.

Что же касается других преподавателей и учеников, тут Этельстен отрывался по полной, специально нарываясь на всеобщие презрение и ненависть. Но ни оскорбления, ни скотское отношение к окружающим, не могли заглушить раздирающую сердце боль.

Сколько бы парень ни выплескивал свой гнев на других, обида продолжала жечь его душу едкой кислотой опустошения и в итоге вылилась в сильный эмоциональный срыв. Оказавшись в кладовке, в которой он должен был наводить порядок, парень, вдруг, захотел, разгромить это маленькое помещение и с остервенением начал воплощать свое желание в жизнь. Схватив старую щетку с деревянной ручкой, он начал лупить ею по полкам и по всему, что попадалось ему на глаза. А когда древко сломалось, стал разбрасывать инвентарь руками, топча, сминая и разрывая его в клочья, при этом почти не издавая ни звука. И только когда в кладовой не осталось ни одного целого предмета, отчаяние хлынуло из парня бессильным воем и обжигающими глаза слезами.

Впервые за несколько лет Этельстен рыдал как маленький ребенок. Забившись в угол кладовки и обхватив колени руками, он задыхался в истерике, проклиная себя, мать, Видегреля, Ленарда и Рику за то, что они сотворили с его жизнью. Но сколько бы он ни пытался обвинить других в своих проблемах, в глубине своего сердца парень понимал, что всему виной только он один и что бессмысленно искать крайних, когда уже все равно ничего нельзя изменить. И это понимание медленно убивало его, отравляя сознание горькой досадой на собственную никчемность и слабость.

Впрочем, был в этой внезапной истерике и своеобразный плюс. За слишком сильным эмоциональным взрывом пришло опустошение, лишившее Этеля каких-либо эмоций. Он сидел и с безразличием ждал, когда же за ним придут, чтобы назначить очередное наказание. Но Садис, заглянувший в кладовку, лишь тихо выругался и выволок парня оттуда за шкирку. Было видно, что учитель с трудом сдерживается, чтобы не влепить парню сильную оплеуху. Но, кажется, в нем все же была какая-то человечность, и он отпустил зарвавшегося ученика без какого-либо рукоприкладства.

- Зитрис, не угомонитесь, и я вызову в школу вашу мать, - сказал он с явной угрозой в голосе. - Я понимаю, что в вашем возрасте жизнь видится вам сплошной черной полосой, на которой нет ничего, кроме несправедливости, но это не повод вести себя как моральный урод. У каждого человека бывают плохие дни. Нужно учиться с достоинством принимать неудачи и двигаться дальше, иначе все, что вас ждет, это тюрьма или психбольница.

Сделав парню очередное внушение, Садис предупредил, что отправит счет за нанесенный школьному имуществу ущерб Миранде Зитрис, и ушел, оставив парня думать над своим поступком.

Однако Этель был настолько опустошен, что почти не слышал слов учителя. И лишь когда он вернулся в комнату, и Ленард, нарушив молчание, с тревогой спросил, что с ним творится, в сердце промелькнули искорки не самых добрых чувств.

- Иди к черту! - послал бывшего любовника Этель и завалился на кровать, всем своим видом показывая, что разговаривать с предателем не собирается.

А если Ленард осмелится полезть к нему с расспросами, он просто разобьет его безэмоциональную рожу, превратив ее в кровавое месиво.

***

В замызганной полутемной подворотне никто не слышал его отчаянного крика о помощи. Обшарпанные стены старых домов глушили все звуки. Немыми стражами они нависали над распластанным на грязном асфальте Этельстеном и безразлично взирали на парня пустыми глазницами разбитых окон.

Какой-то пьяный извращенец прижимал Этеля к земле, вжимая его голову в смердящий мочой асфальт и елозя своим пахом по оголенной пояснице парня.

Жуткий холод пронизывал тело Этельстена, впиваясь в кожу острыми морозными иглами, и заставлял неметь каждую его мышцу. Зловонное дыхание скрутившего его мужика вызывало у парня тошноту, а внутренности сжимались от страха в тугой плотный комок.

Этельстен брыкался, пытаясь вырваться из мерзких лап похотливого урода. Он срывал короткие ногти, царапая мокрый асфальт. Разрывал тонкую кожу на ладонях, стараясь оттолкнуться от земли. Но охватившая его тело слабость не давала возможности даже пошевелиться, не то, что справиться с огромной тушей навалившегося на него ублюдка.

- Тебе понравится, маленькая шлюшка, - хрипел ему на ухо пьяный боров. - Я выебу тебя так, что запомнишь надолго.

Этельстен хотел закричать, но смог издать лишь сдавленный сип, когда потная пропахшая табаком ладонь сжала его горло, лишая возможности дышать.

В ушах зазвенело. Резкое оглушающее дребезжание подавило почти все звуки, превратив мир вокруг в страшное немое кино. В леденящий душу театр смазанных теней, где ему предстояло стать главным персонажем на забрызганном кровью полотне жизни.

- Я же говорил тебе... - голос Видегреля прозвучал совсем близко, и Этельстен вскинул голову, уставившись на отчима, который с холодным равнодушием взирал на развернувшееся перед ним действо.

На неестественно бледном лице мужчины не было и намека на сочувствие, а в его блестящих, словно остекленевших глазах, царили вековые льды безразличия.

- Помоги, - прохрипел Этельстен, делая отчаянную попытку вырваться из лап насильника. - Помоги мне!

- Я столько раз говорил, что это место не для тебя, Этель. - Вздохнул Видегрель, и его голос зашуршал в подворотне потревоженными ветром листьями. - Рано или поздно это все равно случилось бы с тобой. Ты сам во всем виноват. И мне ни капли тебя не жаль.

- Помоги! - взмолился парень, несмотря на то, что Видегрель оставался безучастным к его мучениям.

Но густая ночная мгла, протянувшая к мужчине свои щупальца, окутала отчима тьмой и поглотила его без следа.

Этельстен почувствовал, как холодные пальцы насмехающегося над ним извращенца забрались в его джинсы и сильно, до боли сжали пах, от чего на глазах парня проступили слезы. Но даже через мутную призму слезной пелены, Этель смог разглядеть в тусклом непрерывно мигающем свете качающегося на ветру фонаря до дрожи знакомые фигуры, возникшие словно из-под земли.

- Может быть, поможем ему? - Рика бесстрастно смотрел на царапающего асфальт Этельстена, не проявляя никаких эмоций. - Что скажешь, Ленард?

- Зачем? - спросил тот, глядя на Рику влюбленными глазами и не обращая на Этеля никакого внимания. - Очередная проститутка отрабатывает свое жалование. Нам не стоит вмешиваться. Пойдем отсюда.

Он приобнял парнишку за плечи и, отвернув его от Этельстена, повел за собой прочь из проулка.

- Ленард! - из последних сил закричал Этель. - Рика! Не уходите! Не бросайте меня!..

Но тьма уже скрыла фигуры парней и теперь наползала на него мутным грязным туманом, в глубинах которого его ждали лишь кромешный ужас и бесконечные муки.

Этельстен вскинулся на кровати, задыхаясь от ужаса и душевной боли. Холодный пот крупными каплями стекал по его вискам, а к горлу подкатил тошнотворный ком. Желудок скрутило в тугой узел, и парень, скинув с себя мокрое одеяло, бросился в уборную, где тут же склонился над унитазом.

Его рвало какой-то горькой дрянью, обжигающей язык и вызывающей еще большую тошноту. Тело содрогалось от спазмов, а ноги тряслись так, словно он разом потерял все силы. Гадкий сон все еще ярко стоял перед глазами, вызывая неконтролируемую дрожь, а из души, казалось, вытрясли последнюю надежду.

Очередной спазм желудка протолкнул по пищеводу сгусток желтой слизи, и Этель, с отвращением сплюнув его в унитаз, устало повалился на холодный кафельный пол.

Ему хотелось умереть. Хотелось перестать существовать и больше никогда не испытывать подобные чувства.

В этом огромном безжалостном мире он остался совершенно один. Брошенный всеми, никому не нужный. Как песчинка в бескрайней пустыне, которая в итоге просто развеется пылью под ногами какого-нибудь верблюда или бедуина.

Подобная перспектива отозвалась в его сердце невероятной жалостью к себе, и Этель громко всхлипнул, закрыв лицо ладонями. Но побыть наедине со своими переживаниями ему дали.

- Эй, что с тобой? - испуганный голос Ленарда прозвучал в ночной тишине словно громовой раскат.

Горячая ладонь парня легла на плечо Этельстена и обожгла кожу своим теплом. Но от этого заботливого касания Этелю стало только хуже.

- Отвали! - сбрасывая с себя руку Ленарда, прохрипел парень отчаянно. - Проваливай отсюда!

Ленард впервые видел любовника в таком состоянии и теперь не знал, как к нему подступиться. Но уходить он совершенно точно не собирался.

Несмотря на то, что в их отношениях сейчас не все было гладко, парень очень переживал за Этеля и, увидев его в подобном состоянии, не на шутку за него испугался.

- Никуда я не пойду, - сказал он, вглядываясь в бледное лицо Этельстена и в его покрасневшие глаза. - Тебе плохо? Болит что-нибудь?

- Не делай вид, что тебя это волнует, - огрызнулся Этель, вновь отмахиваясь от руки Ленарда.

Прикосновения парня причиняли ему немыслимую боль. А одна мысль о том, что забота Ленарда, это лишь наигранный фарс, выворачивала его душу наизнанку, заставляя злиться еще сильнее.

- Меня это волнует, - возразил парень и присел рядом с Этельстеном, который, казалось, вот-вот расплачется или набросится на него с кулаками. - Я не понимаю, что с тобой происходит, и меня это пугает. Этель...

Ленард протянул руку, чтобы прикоснуться к лицу любовника, но тот мотнул головой, словно пытался отогнать назойливую муху. И парень оставил свои безуспешные попытки.

- Может, отвести тебя в лазарет? - предложил он.

- А там разве лечат от предательства? - Этельстен вскинул на Ленарда злобный взгляд. - Там разве могут склеить растоптанное сердце? Или, быть может, доктор мне дыру в душе заштопает?

Он с трудом поднялся и сел на пол, почти не чувствуя холода из-за охватившей его злости.

- Чем мне поможет этот проклятый лазарет? Вернет тебя? Вернет Рику? Или, быть может, вернет мне единственного друга, которого у меня отняли?

- Меня у тебя никто не отбирал, - сказал Ленард уверенно, отчасти понимая, почему Этель был таким расстроенным. Но полностью брать на себя вину за развал их отношений парень не собирался. - Ты сам выстроил стену отчуждения и не подпускаешь меня к себе.

- А ты пытался подойти, прежде чем утверждать, что я не подпускаю? Ты хоть что-то сделал, чтобы приблизиться? - по-детски всхлипнул Этельстен.

- А разве нет? - удивился Ленард. - Я несколько раз предлагал тебе помощь с внеклассными занятиями. Я просил Садиса, чтобы он отдал часть твоих заданий мне. Я все еще на твоей стороне.

- Уроки, помощь в стирке... херня это все!

Этель встал на четвереньки и осторожно поднялся на дрожащих ногах.

Его по-прежнему трясло. Тело не хотело слушаться. А в памяти все еще стояла картина из сна, как Рика и Ленард ушли в никуда, нежно обнявшись, в то время как он остался подыхать в смердящем заплесневелом переулке.

Наверное, именно поэтому он никак не мог поверить в то, что Ленарду небезразлична его судьба.

- Твоя так называемая помощь, это лишь повод успокоить совесть, - сказал парень зло. - Признайся уже, что ненавидишь меня, и не строй из себя святого. Тошнит от этого.

Ленард тоже поднялся и на всякий случай выставил руку вперед, чтобы подхватить Этельстена, если его покачнет или он оступится.

- Я не ненавижу, - ответил парень. - Не приписывай мне то, чего я не испытываю. Успокойся. Я все еще рядом, только ты не хочешь этого замечать.

Он сделал короткий шаг вперед и погладил Этельстена по плечу, понимая, вдруг, как сильно соскучился по своей взбалмошной принцессе.

- Конечно ты рядом, мы же соседи, - вновь попытался отмахнуться Этель, но ноги все же подвели его, и он покачнулся, сам хватаясь за руку Ленарда, чтобы не упасть.

- Я не это имел в виду, - мягко привлекая любовника к себе, проговорил парень. - Я хотел сказать, что все еще люблю тебя. И мне тебя не хватает. Этот чертов круг замкнулся, и мы вернулись к тому, с чего начинали. Только теперь все стало в разы хуже.

- Любишь? Ты издеваешься, да? - Этельстен вскинул на парня несчастный взгляд и поджал задрожавшие губы. - Я изменил тебе. О какой любви может идти речь? Хотя, в одном ты прав, круг действительно замкнулся, только теперь Рика занял мое место.

- Никто не сможет занять твое место, - уверенно сказал Ленард, чувствуя, как внутри все сжимается от чувства какой-то роковой безысходности. - А что касается измены... я знаю, что ты сделал это мне назло. Это не значит, что я не злюсь на тебя или что я забыл об этом. Но я не смог бы разлюбить тебя, даже если бы ты ушел к своему отчиму или к Рике. Мои чувства к тебе все равно не изменились бы.

Слова парня касались сердца Этеля нежнейшим шелком, который, вопреки ожиданиям, болезненно жалил беснующийся в груди кровоточащий комок мышц.

- И как нам теперь быть? - вскинув на парня несчастный взгляд, спросил Этель. - Что нам теперь делать?

- Я не знаю, - Ленард покачал головой и прижал любовника к себе, чтобы дать ему возможность почувствовать себя увереннее. - Возможно, нам нужно немного времени, чтобы успокоиться.

Этельстен сделал глубокий вдох и прикрыл глаза.

- Возможно, ты прав, - очень тихо сказал он, соглашаясь с парнем.

Ленард хоть и был растерян не меньше, чем Этель, но каким-то образом умудрялся сохранять ледяное спокойствие в этой невероятно сложной для них обоих ситуации. Порой Этельстен даже завидовал его способности держать себя в руках и не поддаваться панике. И сейчас он был бесконечно благодарен парню за его безграничное терпение и выдержку.

Быть может, для них еще не все потеряно? Возможно, они даже смогут найти выход из этой, казалось бы, тупиковой ситуации. Но для этого им нужно действовать сообща. Потому что вместе они как несокрушимая скала, а по отдельности лишь одинокие бесплотные души, потерянные и утратившие веру в собственные силы.

- Я не хочу тебя терять, - почти беззвучно прошептал Этельстен, пряча лицо на плече парня. Сердце сходило с ума, долбясь о ребра с неистовством буйного психа. И он жался к Ленарду, словно парень мог решить все его проблемы и оградить от всех житейских невзгод. - Я так боюсь тебя потерять...

Ленард ничего не ответил, лишь крепче сжал Этеля в своих объятиях и отвел обратно в комнату, где уложил на кровать и, неожиданно для Этельстена, лег рядом с ним.

- Тебе надо поспать, - поглаживая парня по волосам, мягко проговорил Ленард. - Ты слишком устал. Плохо спал все это время, почти ничего не ел... отдохни. Не думай ни о чем. Просто спи.

В ласковом и заботливом шепоте не было ни капли издевательства или насмешки. В нем не было жалости и снисхождения. Только чувственная нежность, проникающая в опустошенную душу и согревающая ее изнутри.

Ленард очень тихо и ненавязчиво говорил что-то еще, и его глубокий голос убаюкивал Этельстена, прогоняя из души навеянные кошмаром страхи. Кутаясь в теплые объятия парня, Этель потихоньку успокаивался. Терзающие его тревоги и сомнения таяли, разбиваясь о плотную стену выстроенного Ленардом покоя, и парень незаметно погружался в вязкий омут забвения.

А потом Этельстена разбудил дождь. Подгоняемые ветром капли стучали в окно, врываясь в уставший разум заунывной песней непогоды и разрушая хрупкую иллюзию умиротворения. В комнате было темно. До рассвета оставалось совсем немного времени, но сон уже ускользнул от Этеля и возвращаться не собирался.

Несколько минут парень просто лежал, не шевелясь и глядя в серый от ночного сумрака потолок. Он прислушивался к своему сердцу, приоткрывал завесу души, чтобы заглянуть в некогда цветущие вересковые сады, но ничего, кроме выжженных пустынных полей, там не находил. И все же одиноким он себя больше не чувствовал. Должно быть причиной тому был Ленард, который не бросил его, а остался рядом на всю ночь. И пусть парень так и не прилег на кровать, а продолжал сидеть, словно боялся вторгнуться в личное пространство Этеля, он все же не ушел к себе и охранял его сон как суровый и преданный страж покоя.

Чуть повернув голову, Этельстен вгляделся в умиротворенное лицо любовника, и сердце защемило от нежности и тоски. Но именно эти чувства заставили парня кое-что осознать. Ленард был его жизнью. И без него существование в этом мире было Этельстену без надобности.

Сделав глубокий вдох, Этель тихонько выбрался из кровати и направился в душ. Выкупавшись в еле теплой воде и смыв с себя все дурные мысли, он вернулся в комнату и, переодевшись, вновь приблизился к своей постели.

- Я очень сильно тебя люблю, - еле слышно проговорил он, укрывая Ленарда одеялом и невесомо целуя его в колючую от пробивающейся щетины щеку. - И теперь я знаю, что должен делать. Надеюсь лишь, что ты поддержишь меня.

Этель нехотя отстранился от парня и взглянул на часы.

До звонка будильника оставалось еще полтора часа, однако теперь у него каждая минута была на счету. Поэтому, прихватив свой пиджак и сумку, парень, стараясь не шуметь, вышел из комнаты, тихонько прикрывая за собой дверь и мысленно умоляя Ленарда потерпеть еще немножко. Скоро все образуется. Эти проклятые тучи не смогут вечно прятать от них солнце. И Этель был уверен, что ему хватит сил разорвать свинцовый полог сгустившихся над ними грозовых облаков.