***

В шуме дождя, обрушившего свои потоки на разрушенный город, звуки смешивались в монотонный гул. Видегрелю казалось, что он слышит карканье ворон и далекий рокот автомобильных моторов, шелест ветра в листве и журчание горных ручьев. Ему казалось, что кто-то зовет его. Но были эти звуки реальны или нет, мальчик понять не мог.

Уставший разум отказывался воспринимать окружающее таким, каким оно было на самом деле, и рисовал странные картины, порой успокаивающие, а порой пугающие до дрожи во всем теле.

В какой-то миг Видегрелю показалось, что его тело стало настолько легким, что смогло воспарить в воздух. Его качало словно на волнах, и эта показавшаяся бесконечной качка, вызвала у мальчика приступ тошноты.

А следом за ней пришла тьма. Густая, вязкая, жаркая. Он тонул в ней словно в болоте. Захлебывался, барахтался, пытаясь вынырнуть на поверхность, но все его усилия были тщетны. Лишь иногда, когда яростные волны темноты на краткий миг отступали, он слышал тихий глубокий голос, который говорил ему что-то на незнакомом языке. И хоть Видегрель ни слова не понимал, чужая речь успокаивала его, а следом приходила душная темнота, из которой к нему взывали родители.

Они просили прийти к ним, просили не оставлять... не забывать. Они звали и звали, протягивая к нему свои изломанные руки, глядя на него пустыми глазницами мертвых глаз. И Видегрель рвался к ним. Старался сбросить с себя странные, невероятно прочные оковы, но сил не хватало. Его будто приковали к чему-то очень мягкому, в чем он увязал все глубже и глубже, не в силах пошевелиться. Видегрель пытался вырваться из удушающей патоки, окутавшей его тело и сознание, но все попытки были тщетны. Он плакал, звал на помощь, но никто не отзывался на его жалкие мольбы. Никто. И лишь иногда сквозь огненный бред, испепеляющий его разум, он слышал чей-то голос. И тогда наступал покой.

Видегрель не знал, сколько времени провел во власти поглотившей его тьмы. Но когда она отступила, мальчик обнаружил себя в совершенно незнакомой ему комнате, и очередная волна паники нависла над ним, заставляя напрячься и вскинуться на мягкой и невероятно удобной постели.

- Проснулся? - услышал мальчик усталый мужской голос, и, повернув голову, увидел сидящего в кресле японца, который явился ему во сне и предложил свою помощь.

Или, это все же был не сон, и его на самом деле подобрали на улице, тем самым сохранив ему жизнь?

- Мои родители... - просипел Видегрель, взволнованно глядя на мужчину, который выглядел сонным и каким-то изможденным.

- Твою мать нашли, - ответил Кано, с сочувствием глядя на мальчишку, лицо которого тут же вытянулось от гаммы непередаваемых эмоций, где радость мешалась с затаенным ужасом. - Она погибла. Мне жаль.

Глаза Видегреля заволокло слезной пеленой. Умом он понимал, что даже если родители и не погибли сразу, то по прошествии более чем тридцати часов выжить им вряд ли удалось бы. И все же он надеялся. Ни на мгновение не переставал верить в чудо, но, кажется, чудес не бывает.

Боль пронзила грудь мальчика, и он обессиленно упал на подушки, устремив в потолок пустой взгляд. Странно, а ведь он был уверен, что разревется. Что устроит истерику, но... в душе ничего кроме пустоты не было. Даже скорби. Лишь бесконечное, бескрайнее ничто, которое в один миг поглотило весь его мир.

Кано видел, как лицо мальчика в один миг побледнело, и как в его глазах померк свет, словно выключили душу. И это не на шутку встревожило его.

Мужчина порывисто встал из кресла и, приблизившись к кровати, сел на ее край, накрывая теплую руку ребенка своей ладонью и мягко сжимая ее.

- Видегрель... - позвал он, хотя выговорить это имя оказалось для Кано нелегкой задачей. - Я понимаю, что тебе сейчас очень больно и страшно. Но ты не должен замыкаться в себе. Когда мужчина теряет родителей, он может позволить себе лить слезы. Ты понимаешь меня? Понимаешь, что я говорю?

Мальчик резко мотнул головой и закусил трясущуюся губу.

Кано вздохнул. Языковой барьер мешал ему нормально объясниться с мальчишкой, но он должен был хотя бы попытаться достучаться до него.

- Ты не должен держать эту боль в себе, - снова заговорил мужчина и погладил ребенка по темным, спутанным волосам. - Не уходи во тьму. Ты не один, помни об этом. Я помогу тебе, чем смогу.

Мужчина говорил, но Видегрель не понимал и десятой доли всех сказанных им слов. В голове шумело, а в мыслях были только родители. Неужели он действительно больше никогда не увидит их? Не обнимет, не услышит их голосов...

- Я не понимаю, - совсем севшим голосом проговорил мальчик и громко всхлипнул, сам испугавшись подступивших к горлу эмоций.

Они рвались наружу, требовали выхода, и, не в силах больше им сопротивляться, Видегрель сдался. Слезы брызнули из его глаз, а из горла вырвался безудержный, почти звериный вой.

Кано, глядя на разревевшегося ребенка, облегченно выдохнул.

Излив свое горе слезами, он еще, быть может, сумеет смириться со своей потерей и жить дальше. Но, замкнувшись в себе, он наверняка очерствеет и вырастет очень жестоким человеком, не знающим ни любви, ни сострадания.

- Ничего, что не понимаешь, - сказал Кано тихо и, приобняв мальчишку за плечи, прижал его к себе, успокаивающе поглаживая по волосам. - Со временем эта боль забудется и пройдет. Станет светлой печалью. Все будет хорошо. Все с тобой будет хорошо.

Мужчина обнимал мальчика, а тот ревел навзрыд и никак не мог успокоиться. Потом силы все же покинули ребенка, и он, икая и задыхаясь, лег на подушку, сминая одеяло тонкими бледными пальцами.

Кано еще немного посидел рядом с ним, поглаживая его по голове, а потом мальчик внезапно сказал, что хочет увидеть тело своей матери. Что хочет похоронить ее. Ее и отца вместе с ней.

- Его еще ищут, - сказал Кано. - Но, думаю, поиски продлятся не больше двух дней. Когда его тело найдут, я организую похороны, и ты сможешь попрощаться с родителями.

Ищут... это все, что Видегрель понял из сказанного, но и этого хватило, чтобы поверить...

- Спасибо, - вздохнув, поблагодарил он. - Не знаю, для чего вам это нужно, но все равно спасибо.

Видегрель говорил на французском, но ему казалось, что человек, находящийся рядом с ним, поймет его на любом языке планеты.

- Отдохни, - сказал Кано, разобрав слова благодарности. - Утром придет Тора, и мы с тобой поговорим. А сейчас тебе лучше поспать и набраться сил.

Не понимая ни слова, Видегрель скорее почувствовал, что мужчина собирается уйти, и потому с силой вцепился в его рукав своими пальцами.

- Не уходите, - попросил он жалобно и прикрыл глаза.

Одиночество пугало его. Повергало в самый настоящий ужас, а ему так хотелось покоя.

- Останьтесь, пожалуйста, - прошептал мальчик. - Мне страшно. Мне так страшно...

Мальчишка лопотал что-то на французском, удерживая Кано рядом. Мужчина же хмуро смотрел на него, понимая, что испытывает к этому ребенку какие-то странные чувства, совершенно отличные от простого сострадания.

Еще в машине, пока они ждали Йошино, Кано пережил сильный стресс, когда спящий у него на руках мальчик начал сгорать в огне лихорадки. Ребенок начал тихо стонать, звать родителей и хныкать. Его кожа сделалась горячей и сухой, а ладони по-прежнему были холодны как лед. И Кано, не зная, как помочь ему, включил в машине свет, чтобы хотя бы как-то проследить за его состоянием.

Вот тогда-то у мужчины и появилась возможность рассмотреть мальчишку получше. Он достал из кармана чистый носовой платок и, смочив его водой из бутылки, вытер раскрасневшееся лицо ребенка от грязи и засохшей крови.

Мальчик как раз затих и мирно сопел, снова провалившись в глубокий сон. А Кано не мог отвести от него взгляд, любуясь фарфоровой кожей и красивыми чертами лица.

В будущем этот ребенок мог вырасти очень красивым юношей. И, если его правильно обучить и воспитать, то он мог бы стать отличным информатором, скрывающимся под личиной работника службы эскорта.

Но пока он был напуганным и слабым, и мог запросто умереть от лихорадки. И Кано не хотел строить на его счет далеко идущие планы. Сначала надо было поставить его на ноги, выполнить его просьбу, а потом уже думать, как поступить.

А потом за ними все же приехали.

Йошино отвез их в главный офис, где мальчику выделили одну из гостевых комнат. Там он пролежал четыре дня под капельницами и уколами. Раны на его теле воспалились, и доктору пришлось потратить много времени, прежде чем он очистил их от заражения. Но самую главную опасность представляла пневмония. Она-то чуть и не убила мальчишку, которого удалось спасти не иначе, как чудом.

Все это время Кано был рядом с ним, отлучаясь только на сон и по естественной нужде. Мужчина и сам не понимал, почему не может оставить этого ребенка на произвол судьбы. Что-то в мальчике привлекало японца, рождая в душе желание помочь ему, утешить и взять под свою опеку.

И вот теперь, когда мальчишка крепко сжимал пальцами рукав его пиджака, стараясь удержать рядом с собой, Кано не посмел уйти.

Он встал с кровати и, пододвинув к ней кресло, опустился в него, чтобы мальчик чувствовал себя спокойно.

Видегрель, уловив его движения, распахнул глаза, в которых затаился нешуточный страх, и тут же облегченно вздохнул, заметив, что мужчина никуда не собирается уходить. Протянув к Кано руку, мальчик крепко сжал его ладонь и снова смежил веки, пробормотав: «Спасибо».

Мужчина же невольно улыбнулся одними уголками губ и тихо сказал:

- Спи, я побуду с тобой. Ничего не бойся.

И, откинувшись на спинку кресла, уставился в окно, за которым сгустилась ночная мгла, укрывшая разрушенный город саваном покоя.

***

На протяжении следующих нескольких недель Видегрель приходил в себя после тяжелой болезни. И хоть его здоровью больше ничего не угрожало, силы возвращались к мальчику очень медленно.

За это время многое произошло. Игараси-сан, так называла мужчину Тора, выполнил свое обещание, и не только отыскал его родителей, но и устроил для них достойные похороны.

Это событие плохо отложилось в памяти мальчика. Болезнь все еще терзала его тело, а скорбь затмевала собой свет. Единственное, что он запомнил очень хорошо, это красивые закрытые гробы, усыпанные крупными бутонами белоснежных хризантем* и хрупкими соцветиями душистого горошка**. И как после кремации, держа его на руках, Игараси-сан помогал ему перекладывать в урну прах родителей. Крепко сжимая в своей ладони маленькую руку Видегреля, мужчина бережно складывал оставшиеся от родителей мальчика кости в красиво украшенную изящную урну из тонкого фарфора. Тора стояла рядом и тихо переводила Видегрелю все, что при этом говорил мужчина, и мальчик поражался глубине традиций этой странной, загадочной страны, которая стала для его родителей последним пристанищем.

Когда кремация и связанные с ней обряды были завершены, они поехали на кладбище. И там, среди множества чужих могил, прах самых близких Видегрелю людей был предан земле, на которой Игараси-сан распорядился высадить больше полусотни паучьих лилий***.

А после они поехали обратно в то место, где проживали. Тора называла это помещение офисом, но для мальчика оно осталось безликим местом временного обитания. Ни дом, ни гостиница, просто комната с широкой кроватью и большим окном, смотреть в которое совершенно не хотелось. Однако у самого входа мужчина остановился и протянул Видегрелю небольшой пакетик с белым песком. Тора пояснила, что это соль. И что ею необходимо сначала посыпать свои плечи, а потом рассыпать на пол и наступить обеими ногами, чтобы очиститься от скверны и не принести в дом несчастья и беды.

Видегрель не стал спорить с женщиной, бед и несчастий было и так слишком много, чтобы добавлять к ним новые. И потому, внимательно наблюдая за действиями Игараси-сана, он в точности повторил все его манипуляции и только после этого переступил порог здания. А когда вернулся в комнату, дал волю своей скорби и, забравшись на кровать, разревелся, прижимая к груди серьги матери с обломанным ушком и разбитые часы отца, стрелки которых навсегда застыли в одном положении, а на циферблате засохло пятно крови, просочившейся сквозь крупные трещины в стекле.

Следующие несколько дней прошли для Видегреля словно в тумане. Он тосковал по умершим родителям, по оставшемуся во Франции дому, по своей прошлой беззаботной жизни, наполненной светом и любовью, и с болью в сердце понимал, что как раньше уже никогда не будет. Что он совершенно один в чужой стране. И никто не придет к нему на помощь.

Впрочем, с последним он немного ошибался. Игараси-сан, несмотря на всю свою занятость, каждый вечер проводил с ним. Они почти не говорили. Видегрелю не хватало запаса английских слов, чтобы выражаться понятно, а мужчина не знал французского. И языковой барьер оказался огромным препятствием в их общении. Однако мужчина все равно продолжал присматривать за мальчиком. Рядом с ним тревоги и волнения покидали Видегреля. Кошмары отступали, и на душе воцарялся покой. Сам того не осознавая, мальчик начал привязываться к японцу, и потому, когда мужчина вынужден был уехать куда-то на несколько недель, Видегрель вновь почувствовал себя бесконечно одиноким.

Впрочем, иногда к нему приходила Тора. Она интересовалась его самочувствием, спрашивала, всем ли он доволен, и проводила с ним несколько часов в день, но судя по выражению на строгом лице женщины, роль няньки ей совершенно не нравилась.

- Ты только тратишь время Игараси-сана, - возмущалась она, когда Видегрель спрашивал ее о том, когда вернется мужчина. - Он занятой человек. А ты для него как обуза. Ничего не умеешь. Ничего не знаешь. Даже поздороваться по-японски и то не можешь! И зачем он вообще с тобой возится?

Видегрель и сам не понимал, почему Игараси-сан так к нему добр. Но слова Торы породили в его маленьком сердце желание выучить японский, чтобы можно было свободно разговаривать с мужчиной на родном для него языке и, наконец, поблагодарить его как подобает. Поэтому он попросил Тору о помощи. Однако женщина на его просьбу лишь насмешливо фыркнула и ушла, так ничего и не ответив.

А на следующий день она принесла с собой несколько книг в красочных обложках. Все они были написаны на японском, и прочитать их Видегрель не мог. Но большое количество ярких картинок, на которых были изображены, по большей части, самураи и красивые женщины в изящных кимоно, привлекли его внимание. Тора сказала, что придет время, и он сможет прочитать истории, написанные в этих книгах, но для этого ему надо много и усердно заниматься, чтобы выучить язык. И Видегрель старался. А Тора оказалась на удивление хорошим учителем. С ее помощью мальчик быстро усваивал информацию и через несколько дней уже мог связно произнести некоторые расхожие фразы и выражения. Такое рвение пришлось молодой японке по душе, и со временем она смягчилась и в какой-то степени изменила свое отношение к маленькой обузе, которую на нее повесили.

Так проходили дни. За чтением детских книг, за изучением новых слов и написанием сложных и непривычных для рук иероглифов. Учеба прогоняла дурные мысли Видегреля, а на душе с каждым днем становилось светлее, словно маленькая искорка счастья пробилась сквозь тьму тоски и скорби и осветила кромешный мрак, подарив ему надежду на лучшее будущее.

***

Подбирая на улице обездоленного ребенка, Кано и представить себе не мог, что это решение значительно повлияет на привычное течение его жизни.

Поиски погибших родителей Видегреля, организация их похорон в Японии, фальсификация документов, все это требовало больших финансовых затрат и личного участия мужчины.

Хорошо хоть у родителей мальчишки не оказалось близких родственников, которые могли бы стать помехой для Кано. Бабушки и дедушки Видегреля к этому времени уже почили с миром, а пожилая двоюродная тетка по материнской линии жила в доме для престарелых и не могла взять опеку над ребенком. Поэтому мужчина воспользовался своими связями и вписал отца мальчишки в семейный реестр задним числом, что автоматически делало Этьенна Родже братом Кано, и, следовательно, давало мужчине право похоронить погибшего и взять к себе на воспитание его сына.

Чтобы уладить формальности с опекунством, Кано пришлось поехать во Францию и встретиться с адвокатом и близким другом господина Родже. Мужчина наотрез отказался верить, что Этьенн приходится родственником какому-то японцу, и потребовал привезти Видегреля во Францию. Кано отказался и предложил адвокату подать на него в суд. Тот, понимая, что любой судья признает документы подлинными, пошел на попятную, но не упустил возможности обвинить Кано в том, что ему нужен не сам Видегрель, а его наследство.

Японец в ответ на это заявление только рассмеялся и показал адвокату выписку со своего банковского счета, сумма которого в разы превышала те жалкие деньги, что остались мальчику от родителей. После этого у адвоката не осталось никаких аргументов, и он отступил.

Кано же, закончив с делами во Франции, вернулся в Японию весьма измотанным, но удовлетворенным.

Он хотел, чтобы Видегрель достался ему, и добился своего. Теперь мальчик был его официальным воспитанником, и у Кано появилась возможность вырастить идеального информатора для своей семьи.

Он ехал в офис брата с твердым намерением провести с мальчиком серьезную беседу по поводу его будущего, но, стоило ему войти в комнату ребенка и услышать его радостный возглас, как эту решимость словно ветром сдуло.

- Игараси-сан, добро пожаловать домой! - выкрикнул Видегрель на японском, подбегая к мужчине и низко кланяясь ему с сияющей улыбкой на красивом личике.

Кано в ответ потрепал его по темным волосам, аккуратно причесанным и связанным в низкий хвост, и чуть склонил голову к плечу.

- Ты учишь язык? - спросил он на японском, когда мальчишка выпрямился и расплылся в широкой улыбке.

За несколько недель, которые мужчина провел в деловой поездке, Видегрель успел по нему очень соскучиться. Он и сам не понимал отчего, но рядом с Игараси-саном мальчик чувствовал себя не только в безопасности, но и словно бы вновь обрел семью, которую отобрал ужасающий несчастный случай. Наверное, именно поэтому он так стремился порадовать мужчину. И ничего лучше, чем изучение языка, пока что не придумал. К тому же его затея, кажется, удалась, потому что мужчина вроде бы был приятно удивлен.

- Да, мне Тора помогает, - не стал лукавить мальчик. - Я пока еще не очень много знаю, но я научусь.

Речь ребенка была уверенной и слаженной, и, несмотря на явный акцент, Кано, все же, был приятно удивлен его успехами.

- Тора, порой, бывает очень настойчивой, - сказал мужчина с улыбкой. - Это она заставила тебя учить язык?

Видегрель тут же покачал головой и заявил:

- Я сам захотел. Чтобы общаться с вами.

- Сам, значит. - Кано одобрительно хмыкнул и сжал плечо мальчишки ладонью. - Молодец.

Разжав пальцы, мужчина прошел вглубь комнаты, чувствуя странный душевный подъем, и остановился у окна, вглядываясь вдаль. Так любил делать Катсу, общаясь с Рюссеем. Похвалив сына, он всегда прятал от него взгляд, словно смущался своей родительской любви. Вот и Кано пригодился этот прием, чтобы скрыть от Видегреля слишком уж неуместное довольство.

Глядя на широкую спину мужчины, который, о чем-то задумавшись, смотрел на унылый зимний пейзаж за окном, Видегрель нахмурился. Игараси-сан вроде был доволен его успехами и вместе с тем словно бы был чем-то расстроен.

- Простите, - неуверенно шаркнув ногой, пробормотал мальчик. - Вы, наверное, хотите отдохнуть. Я не буду мешать.

- Ты вовсе мне не мешаешь, - отозвался Кано, удивляясь тому, насколько смышленым и упорным оказался этот мальчик, который за несколько недель добился очень хороших результатов во владении языком. - Я просто задумался о том, что же мне с тобой делать. По пути домой я хотел предложить тебе выгодную сделку, но теперь вижу, что это будет огромным расточительством с моей стороны.

Мужчина вздохнул и повернулся к Видегрелю, который смотрел на него с недоумением и настороженностью, застывшими в темных глазах.

- Я был во Франции, - пояснил Кано в ответ на немой вопрос мальчишки, - и оформил над тобой опекунство. Теперь ты официально мой приемный сын. Ты понимаешь, что я говорю, или мне нужно позвать Тору?

Видегрель свел брови к переносице.

- Нет, Тору звать не надо, - быстро проговорил он, не желая, чтобы женщина приходила.

Она, конечно, была неплохой, и даже скрашивала его одиночество, пока Игараси-сана не было рядом, но теперь, он не хотел ни с кем делить внимание мужчины.

- Я попробую понять. Вы говорите, что были во Франции. И еще упомянули своего сына. У вас есть сын? Сколько ему лет?

Кано улыбнулся, умиляясь попыткам Видегреля догадаться, о чем он говорит.

- Ему десять, - сказал мужчина, решив немного подразнить мальчика, лицо которого выражало крайнюю степень серьезности.

- Как и мне! - воскликнул Видегрель, и глаза его загорелись.

Было бы очень интересно познакомиться с этим мальчиком. Должно быть, он такой же серьезный как и его отец. И такой же добрый.

- А вы познакомите нас? Он сейчас в Кобе?

- Да, - Кано кивнул, продолжая свою невинную забаву. - Но ты уже знаком с ним.

Видегрель удивленно вскинул брови, явно не понимая, о чем говорит мужчина. И Кано, рассмеявшись, сказал:

- Мой сын - это ты. Я понимаю, что не смогу заменить тебе настоящих родителей, но мне было необходимо оформить опекунство, иначе тебя могли забрать в детский дом.

- Я?!

От удивления Видегрель распахнул свои большие глаза, и теперь они стали походить на два блюдца из чистейшего обсидиана. Слова мужчины не совсем укладывались у него в голове, но теперь он, кажется, понял, о чем толкует его спаситель.

- Вы не отдадите меня в приют? Я останусь с вами? Правда?

Мальчик, разволновавшись, вдруг заговорил на смеси французского и японского, глядя на Кано полными несмелой надежды глазами.

Мужчина скорее догадался, чем понял, о чем он говорит, и кивнул, давая свой утвердительный ответ.

- Если ты не против, конечно. Но, как и прежде, у тебя есть выбор.

«Выбор». Тора очень любила это слово и постоянно его повторяла. Поэтому Видегрель разобрал его почти мгновенно. В чем-то мужчина был прав, выбор у него действительно был. Да только выбирать мальчик и не думал, потому что в сиротский дом он не хотел. Когда-то он был знаком с одним мальчиком, которого соседская семья взяла из приюта, и этот приятель много чего рассказал Видегрелю. Такой судьбы для себя он совершенно точно не желал. И был абсолютно уверен, что даже оказаться на улице было бы куда лучше, чем в детском доме. Поэтому слова мужчины показались ему настоящим чудом.

- Вы, правда, не отдадите меня в приют? Правда, позволите мне остаться вместе с вами?

Кано помолчал немного, обдумывая слова ребенка. Остаться-то он ему позволит, но только ненадолго. Позже, когда Видегрель привыкнет к новой жизни и немного подрастет, мужчина все же собирался отдать его на обучение. Но сейчас мальчику незачем было знать о его планах.

Свет надежды в детских глазах заставлял Кано скрывать свои настоящие мотивы, и он сказал с улыбкой:

- Правда. Ни о чем не беспокойся. Я позабочусь о тебе.

Горячая волна признательности опалила грудь Видегреля, и он, не в силах сдержать накатившие на него эмоции, бросился к мужчине, крепко обнимая его за пояс и пряча лицо у него на животе. Слезы крупными каплями катились из глаз, и мальчик никак не мог их остановить. Он так часто думал, что же с ним теперь будет. Как сложится его жизнь? Но судьба, кажется, решила сжалиться над ним и подарила ему новую надежду.

- Спасибо, - лопотал мальчик, прижимаясь к незнакомому, но за несколько недель ставшему безгранично родным человеку. - Спасибо.

- Ну что ты? - опешил Кано, неловко поглаживая обнимающего его ребенка по голове, и чувствуя, как вздрагивают его плечи. - Не плачь. Все будет хорошо.

Видегрель ничего не ответил, только сильнее прижался к мужчине, не желая размыкать объятий.

Кано несколько мгновений стоял, глядя на темную макушку ребенка, а потом присел и поднял его на руки, чтобы успокоить.

- Ты хорошо потрудился, занимаясь языком, - сказал мужчина, пытаясь утешить мальчишку, - что хочешь получить за свои старания?

Видегрель громко шмыгнул носом и посмотрел в темные глаза Игараси-сана.

- Хочу, чтобы вы больше не уезжали, - тихо сказал он на французском, потому что не знал, как выразить свою мысль на японском языке.

И когда мужчина нахмурился, вздохнул.

- Ничего не надо.

- Ты скромный, это хорошо, - одобрил Кано и, сделав несколько шагов к кровати, усадил мальчика на мягкий матрас. - А сейчас будь мужчиной и вытри слезы. Утром мы навестим твоих родителей, а потом поедем в Токио. Мне жаль, но в Кобе мы остаться не можем. У меня накопилось слишком много дел.

- В Токио? - Видегрель послушно принялся вытирать лицо. - Вы там живете?

Мужчина кивнул, и мальчик забеспокоился.

- Но как же... это далеко...

- Далеко. Но в Кобе я остаться не могу. Впрочем, если хочешь, я попрошу брата присмотреть за тобой. Можешь жить здесь.

Перспектива оставаться в разрушенном городе, да еще и под присмотром незнакомого человека, напугала Видегреля, и он отчаянно замотал головой.

- Нет. Нет, я поеду с вами, - сказал он, печально вздыхая.

Значит, завтра будет последний раз, когда он сможет побыть немного с родителями.

- Только... можно мне будет иногда приезжать в Кобе? Я не хочу оставлять их одних. Они будут по мне скучать.

- В Токио мы сделаем для твоих родителей алтарь, где ты сможешь воскуривать благовония и вспоминать о них, - пообещал Кано. - А раз в год я буду привозить тебя сюда. Что скажешь?

- Правда? - в который раз за день спросил Видегрель, с надеждой глядя на мужчину, и тот отчего-то рассмеялся.

- Правда. - Кивнул Кано и, приблизившись к ребенку, растрепал его причесанные волосы. - Поэтому тебе не о чем волноваться.

Большая ладонь Игараси-сана взъерошила волосы Видегреля, но мальчик впервые не обратил на это никакого внимания. Он смотрел на мужчину и улыбался, а в глубине своего сердца тихо просил прощения у родителей за то, что чувствует себя счастливым.

***

В разрушенный город, наконец, прибыли властьимущие государственные чины и сняли с якудза большую часть забот, благодаря чему Кано получил возможность покинуть Кобе и вернуться к работе. Хотя ему было тяжело оставлять брата без своей поддержки.

Впервые Кано видел, чтобы оябун выглядел так же устало, как и его подчиненные. Брат, потерявший во время землетрясения жену и наследника, днями и ночами, не смыкая глаз, обеспечивал помощь пострадавшему населению. И Кано втайне восхищался его стойкостью и милосердием.

Сам он, случись нечто подобное с близкими ему людьми, был бы обозлен на всех этих выживших и оставил бы их подыхать. Поставил бы весь мир на колени и заставил бы жрать землю, только потому, что они посмели выжить, в то время как его любимые вынуждены покоиться в могиле.

Но, слава богам, брат остался жив. А другой человек, которым он несоизмеримо дорожил, находился в Штатах, далеко от места трагедии. И у Кано не было причин зверствовать и чинить расправу над ни в чем неповинными людьми.

Поэтому, завершив кое-какие дела и попрощавшись с Катсу, Кано забрал Видегреля, Тору и Йошино, и вылетел в Токио на личном самолете.

Мальчик, оказавшись на борту, был изумлен тем, насколько мужчина состоятелен. Когда самолет поднялся в небо, он начал с любопытством исследовать богато обставленный салон, и пришел в неописуемый восторг, когда бортпроводница принесла ему мороженое и целый поднос японских сладостей, которые Кано заказал специально для него.

Сам же мужчина, наблюдая за тем, как ребенок оживает на глазах и просто радуется всяким мелочам, тоже становился немного счастливее. И эти странные эмоции, теперь все чаще накатывающие на него, пробуждали в Кано желание обеспечить Видегрелю такое детство, которое он заслуживал.

Когда самолет приземлился в Токио, Кано отправил своих помощников отдыхать, а сам повез Видегреля к себе домой.

Квартира мужчины находилась в районе Минато, почти у самого залива. И из ее панорамных окон открывался невероятный вид на город и на Радужный мост, который ночью представлял собой довольно эффектное зрелище.

- Это твоя комната, - сказал Кано, обращаясь к Видегрелю и показывая мальчику небольшое помещение, которое к их приезду обставили детской мебелью и оборудовали всем необходимым, что могло бы пригодиться ребенку. - Располагайся. Теперь это и твой дом тоже.

Видегрель был настолько ошеломлен увиденным, что даже не нашелся, что сказать мужчине.

Токио оказался совсем не таким, каким он себе представлял этот город. Нет, он, конечно же, знал, что столица Японии очень большая, но и представить себе не мог, что мегаполис окажется настолько огромным. Еще по дороге из аэропорта мальчик рассматривал вечерние городские пейзажи за окном автомобиля и поражался мерцанию ночных огней. Завороженно вглядываясь в неоновые вывески, плакаты с персонажами аниме и беспрестанно мигающие рекламы, он представлял, каким будет дом Игараси-сана. Видегрель почему-то думал, что жилище мужчины окажется скромным и лаконично обставленным, но, оказавшись у невероятно высокого небоскреба, понял, что ошибся. А уж когда Игараси-сан открыл дверь своей квартиры и впустил мальчика внутрь, Видегрель и вовсе чуть не задохнулся от восхищения.

Таких просторных квартир он еще никогда не видел. Казалось, что жилище мужчины занимает весь этаж, такими огромными были комнаты. Просторная гостиная могла бы вместить в себя среднюю двухкомнатную квартиру, а спальня, которую мужчина выделил для Видегреля, и вовсе была как небольшой дом. Тут находилось все, что только могло порадовать десятилетнего ребенка. Горы игрушек, большой телевизор, игровые приставки и даже компьютер. Приоткрыв рот от восхищения, Видегрель рассматривал свою новую комнату и чувствовал, как от избытка эмоций его глаза начинают гореть от подступивших к ним слез.

- Я, правда, могу всем этим пользоваться? - не в силах поверить, что происходящее реально, спросил он у мужчины.

И когда тот кивнул ему с легкой улыбкой, не сдержался и бросился к Игараси-сану с объятиями.

- Спасибо! Спасибо, спасибо! - лопотал он, обнимая мужчину тонкими руками, и сожалея о том, что родители не могут разделить его восторг вместе с ним.

И снова на душе у Кано разлилось приятное тепло. Он и представить себе не мог, что чужая радость может доставить столько удовольствия, и потому не стал говорить мальчишке, что не за что тут благодарить, а просто обнял его одной рукой за плечи и улыбнулся.

- Располагайся, - сказал мужчина, когда Видегрель отстранился от него и уставился жадным взглядом на ожидающие его игрушки. - Только не заигрывайся. В десять ты уже должен спать.

Мальчик восторженно кивнул и вошел в комнату, не переставая осматриваться. А Кано, оставив его одного, направился к себе в кабинет.

Ему нужно было просмотреть анкеты учителей, которых рекомендовало агентство по трудоустройству, и найти для Видегреля подходящего педагога, который занимался бы с мальчиком на дому и приглядывал бы за ним, пока сам Кано будет отлучаться на работу.

***

Одно из самых главных преимуществ детства заключается в том, что все беды и невзгоды быстро забываются. Новые события затмевают собой все неприятности, а радость и счастье стирают мрак скорби с полотна души, вырисовывая на нем изящные узоры новых надежд.

Видегрель быстро привыкал к новой жизни. Игараси-сан не только обеспечил ему комфортное проживание, но и занялся его образованием. Нанятый мужчиной учитель оказался очень приятным человеком и быстро расположил мальчика к себе. Ясуда-сан проводил с Видегрелем очень много времени и обучал его не только языку, но и обычным школьным предметам, которые мальчику следовало подтянуть, прежде чем отправиться в школу. Видегрель никогда не проявлял особого рвения к наукам, но Ясуда-сан умудрился привить ему любовь к знаниям. Он мастерски смешивал школьную программу с культурой и историей Японии, отчего каждый урок превращался в интереснейшее приключение, несущее в себе знание и развитие. Видегрелю нравилась манера преподавания японца, и он с удовольствием слушал лекции, все глубже и глубже проникаясь к мужчине симпатией и дружескими чувствами.

Так шло время. За несколько месяцев Видегрель научился сносно разговаривать на японском языке и все реже прибегал к английским словам и родной речи. Игараси-сан был доволен его успехами и неизменно поощрял каждое достижение мальчика. Однако Видегрелю очень не хватало общения с опекуном.

Мужчина оказался очень занятым человеком, и дни напролет проводил на работе, вверив заботу о Видегреле Ясуда-сану. Домой Игараси-сан возвращался очень поздно, но мальчик неизменно дожидался его, чтобы поприветствовать и рассказать о том, чему научился за день. Впрочем, работа отнимала у него мужчину лишь в будние дни. А в выходные Игараси-сан проводил все свое время с ним. Мужчина отключал телефон, чтобы никто не мог его побеспокоить, и все свое внимание обращал на мальчика. Он возил Видегреля по разным городам, водил в парки развлечений, знакомил с достопримечательностями и культурными местами. И за всеми этими событиями и впечатлениями скорбь по утерянным родителям таяла подобно весеннему снегу.

Конечно же, Видегрель продолжал тосковать по маме и папе, но теперь его глубокая печаль стала слабее, и почти превратилась в светлую грусть по прошлому, в которое уже никогда не будет возврата.

Но, как оказалось, все хорошее когда-нибудь кончается, и однажды мужчина неожиданно сообщил мальчику о том, что будет вынужден оставить его на довольно долгий срок.

- Я вам надоел? - обиженно спросил Видегрель, не понимая, отчего мужчина вдруг решил бросить его так внезапно. - Я сделал что-то не так?

- Вовсе нет, - ответил Кано и, подозвав к себе мальчика, который смотрел на него глазами, полными упрека, усадил его рядом с собой. - С чего ты решил, что надоел мне? Я разве недостаточно о тебе забочусь?

Видегрель капризно поджал губы, но все же отрицательно покачал головой и отвел от мужчины взгляд, устремив его в пол.

- Нет причин для грусти, - сказал Кано и погладил мальчика по шелковистым волосам. - Я всего лишь уезжаю в командировку. И, чтобы не оставлять тебя здесь без присмотра, отвезу в одно место. Это своего рода приют для обездоленных детей, который принадлежит мне, но это не значит, что ты станешь одним из них. Ты мой сын, и с тобой будут обращаться соответственно.

- Приют... - Видегрель скривился от одного только этого слова, а потом с надеждой посмотрел на мужчину. - А почему мне нельзя поехать с вами? Папа всегда брал нас с мамой в свои командировки. Я умею не мешать.

- Потому что там, куда я еду, для тебя может быть небезопасно, - честно ответил Кано. - Я вовсе не хочу, чтобы с тобой приключилась беда.

Забота в голосе мужчины подкупила Видегреля и он, пусть и нехотя, но кивнул, смирившись с неизбежным.

- Но вы же вернетесь, правда? - уставился он на Игараси-сана полными невыразимой грусти глазами. - Вы же заберете меня оттуда? Не оставите там навсегда?

- Нет, не оставлю.

Кано обнял мальчишку за плечи и привлек к себе, пытаясь немного приободрить. Сам того не желая, он привязался к этому ребенку, и теперь одна только мысль о том, чтобы отдать его кому бы то ни было, вызывала в нем резкое раздражение.

- Ничего не бойся, - снова обратился мужчина к притихшему мальчику. - Собери только необходимые вещи. Если тебе что-то понадобится, тебя этим обеспечат. А я вернусь через два-три месяца и заберу тебя домой.

- Что?! - Видегрель был ошеломлен. Он-то думал, что это всего лишь на несколько дней. Ну в крайнем случае на неделю, а тут... - Три месяца?!

- Это не так уж и много, - улыбнулся Кано. - К тому же Ясуда-сан будет приходить к тебе каждый день. За учебой ты даже не заметишь, как пролетит время.

Мальчик на слова опекуна лишь поджал губы, но перечить не стал. Он не хотел расстраивать мужчину, и потому ему пришлось согласно кивнуть.

- Хорошо, - вздохнул он печально, - я подожду. Я буду очень-очень ждать. Вы только возвращайтесь.

- Куда я денусь, - искренне рассмеялся Кано и игриво потрепал мальчика по голове. - Когда приеду, проведем вместе целую неделю. А если будешь прилежно себя вести, отвезу тебя, куда захочешь, хоть на северный полюс.

- Нет, там холодно, - Видегрель зябко повел плечами и улыбнулся. - Лучше съездим в Кобе. Я бы хотел навестить могилу родителей. Если, конечно, вы не против.

- Пусть будет так, - согласился Кано.

После чего отправил мальчика собираться, так как до вылета оставалось всего пять часов, а ему еще нужно было закончить кое-какие дела.

***

- Игараси-сама! Добро пожаловать. Прошу, проходите.

Управляющий принадлежащего Кано борделя беспрестанно кланялся в знак приветствия, расплываясь при этом в льстивой, раболепной улыбке. Кано терпеть не мог людей такого склада, но они были полезны на подобных должностях тем, что умели угождать, все замечали и с легкостью угадывали желания клиентов.

- Благодарю, - отозвался мужчина и, приободрив насупленного Видегреля взглядом и доброй улыбкой, спросил: - Наша лучшая комната свободна?

- Освободили сразу, как Ёсида-сан позвонила. - Вновь поклонился управляющий. - Для кого она? Неужели для этого невинного создания?

Он окинул мальчишку пристальным взглядом, в котором вспыхнул нехороший огонек, и тут же стушевался, когда Кано с гневом воззрился на него.

- Послушай меня внимательно, Абэ, - заговорил мужчина, и в его голосе послышалась неприкрытая угроза. - Этот мальчик принадлежит мне. Он ни в чем не должен нуждаться. Если ему что-то понадобится, ты должен немедленно его этим обеспечить. Он должен хорошо питаться, прилежно учиться и много отдыхать. И никакой грязи, понял меня? Никаких занятий с мастерами. Если он скажет мне, что с ним плохо обращаются или заставляют делать что-то, что ему не понравится, если хоть кто-то посмотрит на него с неподобающими помыслами, или, не доведи боги, его тронут, я тебя уничтожу. Это ясно?

- Игараси-сама, все предельно ясно... - тут же залебезил управляющий. - Я обо всем позабочусь.

- Очень на это надеюсь. Видегрель, - позвал Кано мальчишку, и когда тот поднял на него печальный взгляд, сказал: - Этот человек за тобой присмотрит. Ты можешь обращаться к нему с любой просьбой. И еще, если тебе станет очень тоскливо, можешь звонить мне в любое время. Абэ-сан поможет тебе связаться со мной.

- Я все сделаю, как скажете, юный господин, - управляющий тут же поклонился мальчику, выражая свое глубочайшее почтение.

Кано в ответ одобрительно кивнул и, коснувшись пальцами подбородка Видегреля, приподнял его голову и всмотрелся в красивое и очень наивное лицо:

- Веди себя хорошо. Не создавай проблем и не перечь старшим. В любой ситуации сохраняй достоинство. Ты мой сын, не забывай об этом.

- Да, Игараси-сан, я помню. - Кивнул Видегрель и перевел взгляд на мужчину, который теперь будет за ним присматривать.

Но под пристальным и каким-то недобрым взглядом мальчик почувствовал себя неуверенно и, дернув мужчину за рукав, тихо сказал:

- Игараси-сан, он мне не нравится. Простите. Я не должен так говорить, но этот человек... он страшный.

Кано кивнул в знак согласия и тут же добавил, чтобы не пугать мальчика:

- Если посмеет причинить тебе неудобства, то умрет. Он знает об этом. Ничего не бойся. Я позабочусь о тебе. - Мужчина сжал ладонью плечо Видегреля и, повернувшись к управляющему, сказал: - Я пришлю ему одежду, пусть носит только ее, а не тот хлам, что вы называете формой. И не смейте стричь его волосы. Пока все. Ёсида-сан свяжется с тобой в случае необходимости. А сейчас отведи мальчика в его комнату. Потом вернешься ко мне.

- Да, Игараси-сама.

Управляющий протянул руку к Видегрелю, но Кано резким движением вывернул ее ему за спину.

- Не прикасаться, не смотреть, не дышать в его присутствии! Не дай бог с ним что-то случится, я засуну тебе в задницу раскаленный прут и намотаю на него твои кишки. Все, иди!

Он грубо оттолкнул Абэ и с улыбкой посмотрел на оторопевшего мальчика.

- Иди с ним, Видегрель. Три месяца пролетят, ты и не заметишь.

Видегрель печально вздохнул и, попрощавшись с Игараси-саном, нехотя поплелся за мужчиной вглубь дома, в котором ему предстояло жить ближайшие несколько месяцев.

Обстановка здесь была не такая шикарная как в квартире опекуна, но в целом внутреннее убранство помещений было очень даже не дурным. Возможно, более сведущие люди назвали бы его даже стильным, по крайней мере, Видегрель иногда встречал в журналах фотографии похожих помещений, однако ему тут не нравилось, и никакой стиль и комфорт не могли изменить этих ощущений. Поэтому, низко склонив голову и глядя себе под ноги, он понуро брел за своим провожатым и молил всех известных ему богов о том, чтобы эти три месяца поскорее прошли. Ведь, несмотря на то, что они с Игараси-саном расстались только минуту назад, он уже безумно скучал по мужчине.