***

Весь оставшийся путь Акено мрачной тенью следовал за братом, думая о том, что ни в коем случае не должен умалчивать о произошедшем инциденте.

Конечно, Видегрель придет в ярость, если Игараси-сан узнаете о драке, но иного выхода парень не видел.

Если бы это была обычная потасовка двух одноклассников, то и говорить было бы не о чем. Но поскольку в дело пошло холодное оружие, в будущем этот конфликт мог закончиться трагически.

Именно поэтому Акено решил, что позвонит Игараси-сану, как только они с Видегрелем вернутся домой. Однако звонить никому не пришлось, так как мужчина уже приехал и, по словам экономки, ждал сыновей у себя в кабинете.

Услышав об этом, Видегрель поменялся в лице, и тут же сбежал к себе в комнату. А Акено, укоризненно покачав головой, решил все же поприветствовать мужчину.

Игараси-сан действительно был у себя в кабинете, но, увидев одного лишь Акено, нахмурился и отвернулся к окну, словно не желал разговаривать со своим старшим воспитанником.

- С возвращением, Игараси-сан, - проговорил парень, прикрывая за собой дверь и не смея сделать ни шага вперед.

- Где твой брат? - спросил мужчина строго. - Я слышал ваши голоса. Почему ты пришел один?

Акено замялся на мгновение, подбирая слова, и мужчина тут же оглянулся на него, окидывая суровым взглядом.

- Что уже случилось? - спросил он. - Видегрель снова что-то натворил?

- Нет, - покачал головой парень. - Он ничего не натворил. И все же... - Акено сделал тяжелый вдох и мысленно попросил Видегреля не сердиться на него. - Кое-что произошло.

- И что же? - лицо мужчины стало похоже на каменную маску, и только тяжелый, испытывающий взгляд черных глаз говорил о том, что перед Акено стоит человек, а не истукан.

Парень помолчал еще немного, глядя в пол, а потом все же рассказал Игараси-сану о нападении на Видегреля, умолчав о некоторых подробностях, которые не касались брата.

- А ты куда смотрел?! Ворон считал?! - разъярился мужчина, багровея от злости. - Если бы его покалечили, смог бы ты себя простить?!

- Простите, Игараси-сан, я виноват. - Акено низко склонил голову, но что еще сказать, просто не знал.

- Где Видегрель? - спросил мужчина, с трудом сдерживаясь, чтобы не отвесить мальчишке затрещину.

Он был так зол, что был не в состоянии себя контролировать. И думал лишь о том, как наказать ублюдка, посмевшего угрожать его сыну.

- Он у себя, - спокойно ответил Акено, не разгибая спины.

- Я поговорю с ним.

Кано жестом приказал мальчишке убираться прочь и позвонил начальнику охраны, чтобы отдать кое-какие распоряжения.

- Оторвите этому выродку руку и скормите собакам, а он пусть смотрит! Следите, чтобы был в сознании и наслаждался зрелищем до самого конца. И объясните доходчиво, за что с ним так поступили, чтобы на всю жизнь запомнил.

- Игараси-сан, это слишком...

Акено, который так и не ушел из кабинета, похолодел от ужаса и сделал к мужчине несколько шагов, но тот отмахнулся от парня.

- Каждая шавка должна знать свое место! - жестко отрезал Кано, глядя на воспитанника. - Видегрель неприкосновенен. А если кто-то еще этого не понял, то я доходчиво ему это разъясню. Никто не смеет поднимать на него руку. Никто и никогда...

Бросив эти слова, мужчина вышел из кабинета, громко хлопнув дверью, и поспешил к сыну, чтобы и ему втолковать эту прописную истину.

***

Вернувшись домой и услышав, что отец уже приехал, Видегрель поспешил к себе и закрылся в комнате. Он не хотел никого видеть. Не хотел ни с кем разговаривать. На душе было мерзко и гадко. С тех самых пор, как отец отдал его учиться в школу, его жизнь превратилась в самый настоящий кошмар. Он понимал, что никогда не сможет влиться в коллектив, и все же ему было ужасно обидно из-за издевательств, которые приходилось терпеть. Акено столько раз повторял ему, что на идиотов не стоит обращать внимания. Что они просто завидуют его красоте и оттого злятся. Отец тоже постоянно твердит о его красоте. Но разве он красив? Разве он может вообще хоть кому-то понравиться?

Стянув с себя грязный пиджак и рубашку, Видегрель подошел к зеркалу и уставился на свое отражение. Тощий как жердь, бледный как смерть... и эти глаза... огромные как у куклы... мужчина не должен так выглядеть. Мужчина должен быть суровым... с грубым лицом и отвратительными манерами. Мужчина не должен походить на девчонку, а он...

Взгляд заскользил по длинным волосам, с одной стороны укороченным Кином, и в душе парня поднималась боль.

Может быть, все дело в них? Из-за них он не может ни девушку привлечь, ни с парнями подружиться. Неужели все дело только в волосах? И если так, то...

Обида резанула по сердцу, и Видегрель стремительным шагом направился к своему письменному столу. Выудил из ящика ножницы и вернулся с ними к зеркалу.

Да, все дело именно в этих патлах. В Японии мужчинам не пристало носить длинные волосы. Тут не принято отличаться даже немного. Если ты не такой как все, значит, ты урод. Значит, не достоин и капельки внимания и дружелюбия. Значит, тебе нет места в обществе.

И, следовательно, эту проблему необходимо было решить.

В охватившей душу ярости Видегрель сгреб свои волосы в кулак и прикоснулся к ним ножницами. Однако сжать кольца так и не смог. Перед мысленным взором встал образ мамы, которая бережно расчесывала его пряди, раз за разом повторяя, какой он красивый и очаровательный. Сердце сдавило невидимой рукой, и Видегрель разрыдался, падая на колени перед зеркалом. Рука разжалась, и ножницы, звякнув, упали на пол. А он все рыдал и рыдал, не зная как остановиться и как прогнать из сердца эту щемящую и не дающую ему покоя боль.

***

Кано стучал в дверь к Видегрелю довольно долго, но мальчишка так и не соизволил отозваться. Мужчина даже несколько раз позвал его, но когда услышал сдавленное «уходи!», решил, что торчать в коридоре и дальше нет смысла. И, вставив в замочную скважину свой собственный ключ, вошел в спальню сына.

И снова Видегрель являл собой удручающую картину, от которой у Кано болезненно сжалось сердце. Сын сидел на полу и, опираясь на ладони, заходился в безудержных рыданиях. Неподалеку от него валялись ножницы, но, кажется, непоправимого не произошло. Волосы парня по-прежнему были длинным, и лишь с одной стороны нескольким прядям не хватало длинны.

Потеря была не так уж страшна, но Кано решил для себя, что малолетний мерзавец Кин заплатит за каждый волосок, который посмел обрезать.

- Видегрель, вставай.

Кано подошел к сыну и, запустив руку ему под грудь, поднял его на ноги.

Мальчишка послушно встал, но голову так и не поднял, продолжая плакать. Его волосы облепили намокшее от слез лицо, и мужчине пришлось долго и бережно убирать их, чтобы посмотреть на сына.

- Почему ты плачешь? - спросил он, решив умолчать о том, что Акено уже все ему рассказал. - Что уже успело случиться? Снова обижаешься на меня за то, что я уехал?

Видегрель отрицательно покачал головой. Он не хотел рассказывать, не хотел ничего говорить, ведь что бы он ни сказал, отцу, наверняка, это покажется глупостью и детскими выходками. Но обида на весь мир была столь сильна, а желание выплеснуть всю свою боль столь неудержимо, что молчать не осталось сил.

- Я урод! Самый настоящий урод. И я ничего не могу с этим сделать. Меня ненавидят только потому, что я отличаюсь. Если бы Акено не влез, то было бы лучше. Я ненавижу это лицо. Ненавижу его!

Кано слушал признание Видегреля и понимал, что глупые дети оставили в его сердце кровоточащую рану, которую не так то и просто будет исцелить, ведь парень был в том возрасте, когда родительские слова теряли свой вес, а мнение окружающих подростков приобретало первостепенное значение.

Но Кано не собирался смотреть, как страдает его драгоценный мальчик. И раздумывал над тем, как убедить сына в том, чего он еще не понимает.

- Перестань унижать себя, - сказал мужчина, хватая парня за плечо и разворачивая лицом к зеркалу.

Видегрель очень кстати оказался обнаженным до пояса, что только упрощало задумку мужчины.

Парень, взглянув на свое зареванное отражение, снова беспомощно всхлипнул, но Кано не дал ему возможности опомниться и снова начать ругать себя. Он встал за спиной сына и, обхватив рукой его талию, властно прижал к себе, заставив оцепенеть от неожиданности и затаенного страха.

- Смотри на себя! - строго приказал Кано, хватая Видегреля за подбородок и заставляя его снова взглянуть в зеркало. - Что ты видишь перед собой? Неужели действительно смотришь на уродца, лицо которого даже выиграет от безобразного шрама? Неужели ты настолько ослеп?

- Я не ослеп.

Видегрель тяжело сглотнул и уставился на свое припухшее лицо. Глаза были красными, нос распух, а губы искусаны так, что теперь на фоне бледной кожи казались кровавым пятном.

- Я не ослеп, но я вижу, что отличаюсь. Надо мной смеются. Смеются, унижают, обзывают... я не хочу видеть это отражение! Не хочу!

- Не хочешь? Что ж, не твоя вина, что ты не можешь увидеть простую истину, - сказал мужчина с горечью в голосе, продолжая удерживать парня за подбородок, чтобы не смел отводить от зеркала взгляд. - Я слишком ревностно опекал тебя, пытаясь сберечь чистоту твоих помыслов. Но, кажется, пришло время разъяснить тебе, что ты собой представляешь на самом деле.

Мужчина выпустил подбородок парня и зарылся пальцами свободной руки в его волосы, чуть оттягивая их в сторону, чтобы заставить Видегреля склонить голову к левому плечу. А потом приложил губы к его правому уху и, встретившись в зеркальном отражении с округлившимися глазами парня, яростно зашептал:

- Кто они такие, эти дети, возомнившие, что могут свысока смотреть на тебя? Они ничтожества. Пыль. Они прах. Они недостойны даже дышать рядом с тобой. Они недостойны смотреть на тебя. Они могут лишь подобно червям извиваться у твоих ног... Ты так красив, мой мальчик, что мне больно на тебя смотреть. Недавно ты спросил, почему я отдалился от тебя. И сегодня я дам правдивый ответ на этот вопрос. Я отдалился, потому что оказался бессилен перед твоей красотой. Я оказался пленен ею. Я начал строить недопустимые мечты, начал думать о тебе не так, как должно думать отцу о своем ребенке.

Кано шумно вздохнул и болезненно сжал в кулаке волосы мальчишки, заставив его тихо ахнуть. После чего ослабил хватку и сказал уже спокойнее:

- Но ты не должен бояться моих фантазий, потому что это лишь фантазии и ничего больше.

Кано отпустил волосы затаившегося Видегреля, и нежно провел пальцами от его виска к подбородку, лаская кожу и рассматривая отражение мальчишки пристальным, пылким взглядом, как если бы действительно хотел овладеть им.

- Смотри, мальчик мой... - сказал он тихо, опаляя дыханием его аккуратное ушко. - Внимательно смотри... Какие глаза! Как черные омуты. Такие большие, такие притягательные, они как болото поглощают чужие души и навсегда пленяют их. Знай об этом и всегда смотри на всех свысока. Лишь делай одолжение этим жалким ничтожествам. Не позволяй себе допустить и мысли, что окружающие интересны тебе. Они неинтересны. Они твои рабы. Все они. Весь мир будет принадлежать тебе, ведь я, навеки плененный тобой, сложу его к твоим ногам. Только слушай... слушай меня... доверься моим словам.

Голос мужчины проникал в сознание Видегреля, опьяняя разум сладкой патокой слов. Ему бы хотелось верить в то, что он действительно уникальный. Но если так, тогда почему его шпыняют и обижают? Почему все эти недостойные рабы смотрят на него как на какой-то мусор? Почему все происходит именно так? И почему отец сегодня смотрит на него совсем иначе?

- Я... я верю, но... - Видегрель тяжело сглотнул и на миг прикрыл глаза, когда рука мужчины скользнула по его шее и груди, опаляя своим теплом озябшую кожу. - Но почему именно я чувствую себя ничтожеством?

Кано грустно улыбнулся этому наивному и такому еще детскому вопросу.

- Все потому, что ты пока еще не понимаешь, в чем именно заключается твое очарование, - сказал мужчина, продолжая ласкать торс Видегреля, одновременно стараясь избегать его самых чувствительных мест. - Но пройдет совсем немного времени, и твоя сексуальность проснется. Все в тебе начнет вызывать интерес, и вот тогда ты узнаешь, насколько красив. Насколько притягательна для других твоя внешность. Твое лицо с высокими скулами и большими глазами. Твои губы, которые хочется целовать без остановки, пока не опухнут. Твоя фарфоровая кожа без единого изъяна. Это удивительный дар природы, который будет иметь невероятную власть над людьми...

Договорив последние слова с придыханием, Кано крепко обхвати Видегреля обеими руками и на миг прижался к нему так, словно держал в объятиях не сына, а любовника, красивее и желаннее которого невозможно было отыскать на свете.

Сердце Видегреля в ответ на его действия неистово забилось, и Кано не удержался. Склонив голову к плечу мальчишки, он оставил на нем чувственный поцелуй, после чего проделал то же самое с шеей и с раскрасневшейся скулой. Пальцы правой руки невольно скользнули по мягкому соску Видегреля, заставляя его затвердеть.

Мальчишка вздрогнул, издав испуганный и в то же время эротичный стон, и широко распахнул глаза. А Кано, заметив под оттопырившейся тканью его штанов растущее возбуждение, жестко усмехнулся и оттолкнул его от себя, заставляя на миг вжаться в зеркало вспотевшими ладонями.

- Смотри теперь на себя! - рявкнул мужчина, сердце которого разрывалось от осознания, что этот прекрасный юноша никогда не будет принадлежать ему. - Смотри, что ты собой представляешь! Смотри, насколько сексуально твое тело! Смотри, как ты красив, черт бы тебя побрал, проклятый мальчишка!

Прикосновения отца вызвали в Видегреле настоящую бурю противоречивых чувств. Это было безумно и странно, словно в каком-то сумасшедшем сне, где подсознание вырисовывает сюрреалистичные картины того, что могло бы быть, вплетая их в события, которым нет места в мире. Кожа все еще горела от прикосновений ладоней и губ мужчины, а собственное отражение в зеркале пугало и в то же время казалось самым прекрасным на свете.

Мысли путались в голове, скакали, устроив адскую чехарду и спотыкаясь друг о друга. И вместе с тем порождали ужасную догадку, которая отчего-то не казалась парню такой уж и страшной.

Он медленно повернулся к мужчине, который тяжело дышал, все еще глядя на него блестящими глазами, и спросил, проклиная себя за то, что вообще допустил подобную мысль:

- Отец, ты... хочешь меня?

Кано, едва сдержав мучительный стон, на миг стиснул кулаки и тут же грубо ответил:

- Конечно же, нет, глупый ты ребенок! Я ведь твой отец. А отцы не испытывают к своим сыновьям подобных чувств. Но мне больно смотреть на твои слезы. Больно смотреть, как ты незаслуженно унижаешь себя.

Он сделал шаг вперед и, обхватив ладонями лицо парня, заглянул в его глаза.

- Никогда не позволяй другим оскорблять себя. Ты - мой любимый сын. И ты самый красивый человек, которого я когда-либо видел. Больше никогда не плачь из-за других. Пусть они плачут из-за того, что ты лишаешь их своего внимания. Ты понял меня? Ты хорошо усвоил мои слова?

Видегрель накрыл ладони мужчины своими руками и, прикрыв глаза, кивнул.

- Да, отец. Я все понял. Я все усвоил. Не сердись на меня. Я не хотел тебя расстроить.

- Я не сержусь, - Кано привлек мальчишку к себе и крепко обнял, с чувством целуя его в висок. - Я хочу, чтобы ты был счастлив.

После чего отстранился и погладил сына по волосам, коснувшись пальцами обрезанных прядок.

- Тот, кто сделал это, горько пожалеет о содеянном, - пообещал мужчина и, сделав глубокий успокаивающий вдох, улыбнулся парню.

- Отдыхай, - сказал он. - Вечером отвезу вас с Акено куда-нибудь поужинать. А завтра отправимся на горячие источники, как я и обещал. Проведем вместе целую неделю. Только я, ты и твой брат.

Видегрель кивнул и с чувством обнял отца, молчаливо благодаря его за поддержку и участие. А когда мужчина ушел, он вновь приблизился к зеркалу и внимательно всмотрелся в свое отражение.

- Пыль... всего лишь пыль под моими ногами, - негромко повторил он слова отца и улыбнулся.

И отражение улыбнулось в ответ. Только в полутьме комнаты Видегрель не заметил, что улыбка эта больше походила на оскал.

***

Игараси-сан был ужасно зол, когда уходил к Видегрелю, и потому Акено не мог со спокойной душой пойти к себе. Он чувствовал вину за произошедшее. За то, что не смог защитить брата. За то, что не настоял на том, чтобы они поехали домой на машине. И за то, что мужчине пришлось так сильно переживать.

Последнее особенно тревожило парня, ведь он знал, какие чувства Игараси-сан испытывает к Видегрелю. Его поражало то, что брат совсем не замечает, каким взглядом смотрит на него мужчина. Что не понимает и не осознает своей власти над ним. Хотя... наверное, и хорошо, что не осознает. Однако Акено, в отличие от Видегреля не был слеп. И это ранило его даже сильнее, чем гнев мужчины.

Акено не знал, в какой момент его чувства к Игараси-сану переросли из благодарности в симпатию. Нет, это не было ни влюбленностью, ни любовью, и все же глубокая щемящая нежность наполняла его душу, заставляя сердце замирать каждый раз, когда мужчина одаривал его теплым взглядом или добрым словом. Это же чувство заставляло его беспокоиться. Тревожиться и бояться за Видегреля. Ведь глупый мальчишка не понимал, что, пусть и неосознанно, но дразнит мужчину, нарываясь на неприятности. И хоть Игараси-сан был человеком со стальной выдержкой, Акено понимал, что ни одному человеку не под силу удержать своих демонов в узде. И рано или поздно, вырвавшись из-под контроля, они возьмут верх над разумом и здравым смыслом. И тогда хрупкий семейный мир, созданный мужчиной, рухнет, сломав несколько жизней сразу.

Такого исхода Акено совершенно не желал, и потому не стал идти к себе, а остался сидеть на ступенях, дожидаясь, когда Игараси-сан поговорит с Видегрелем. Каждая клеточка его тела была напряжена до предела. Он вслушивался в тишину дома и нервно кусал губы, гадая, что же там происходит. А когда мужчина вышел и поспешил в свой кабинет, чуть ли не столкнув Акено с лестницы, парень понял, что терпению Игараси-сана приходит конец.

- Глупый, глупый мальчишка, - тяжело вздохнул Акено, глядя в спину удаляющемуся мужчине. - Ну как же ты не понимаешь?

Иногда Акено очень хотелось рассказать брату обо всем. Открыть ему глаза на настоящие чувства Игараси-сана. Но он не мог позволить себе это сделать.

Акено был эгоистом. Он не хотел терять семью, которая так неожиданно у него появилась и стала тем самым сокровищем, которое парень готов был защищать даже ценой собственной жизни. Но и оставить все как есть он не мог. И теперь, глядя на все происходящее, парень решил действовать. В этом доме должен быть мир. В этом доме должно царить согласие. И если он может хоть как-то поспособствовать этому, то он это сделает.

Тихо, почти бесшумно, Акено спустился по лестнице и направился к кабинету Игараси-сана, в котором мужчина закрылся несколько мгновений назад. Но стоило ему приблизиться к двери, как он услышал грохот бьющихся бутылок.

Мужчина злился. Даже не так, Игараси-сан был в ярости, и Акено его понимал. Он слышал, о чем они говорили с Видегрелем, и прекрасно понимал, что для мужчины эти разговоры не прошли бесследно. И потому, собрав всю свою решимость в кулак, Акено толкнул дверь в кабинет и уверенно переступил порог.

Игараси-сан его появления даже не заметил. Поглощенный своей злобой, он бросал в стену бутылки со спиртным и ругался сквозь сжатые зубы. Сердце Акено сжалось от тоски и он, плотно прикрыв за собой дверь и провернув ключ в замочной скважине, сделал к мужчине несколько шагов.

- Это не поможет, - негромко проговорил он, прикоснувшись кончиками пальцев к руке мужчины, в которой тот сжимал бутылку с шотландским виски. - Это не заставит его смотреть на вас так, как вы того желаете, Игараси-сан.

- Убирайся отсюда! - выкрикнул мужчина, которого появление парня застало врасплох.

Захотелось схватить этого наглого щенка и вышвырнуть из кабинета, но тихий голосок здравого смысла напомнил ему, что Акено все же не слуга в этом доме, а его воспитанник, и что обращаться с ним подобным образом было бы очень глупо.

- Пошел вон! Будешь еще меня жизни учить, сопляк!

Кано отбросил бутылку в сторону и указал мальчишке на дверь, яростно сверкая глазами.

Но Акено даже не пошевелился. Он смотрел на мужчину прямо и без сомнений во взгляде. Для себя он уже все решил, и отступать не собирался. Поэтому сделал еще один шаг, приближаясь к Игараси-сану почти вплотную и прикасаясь ладонью к его щеке.

- Я некрасив. Мое лицо обезображено и никогда больше не привлечет внимания. Но я могу помочь. Игараси-сан, я могу помочь вам не совершить самую огромную ошибку в вашей жизни. Рано или поздно вы сорветесь. Он слишком глубоко запал в вашу душу. Слишком плотно опутал ваше сердце своими ростками. Но я могу дать вам то, что принесет успокоение. Я не смогу заменить его, и понимаю это. Но я могу попробовать.

- Зачем? - спросил Кано, мысли которого пришли в такое замешательство, что он даже растерялся. - Тебе заняться больше нечем? Иди к брату! У меня нет времени на твои глупости.

- Игараси-сан, это не глупости. - Акено вздохнул и, протянув вторую руку к груди мужчины, прикоснулся пальцами к гладким пуговицам. - Вы хотите его. Сходите с ума из-за невозможности обладать им. Эта любовь убивает вас. Она истощает вас. Позвольте мне помочь. Я знаю, на что иду. У меня был опыт. В конце концов, я был этому обучен. Я могу доставить вам удовольствие и помочь не думать о нем в таком ключе. И тогда мир из этого дома не уйдет.

Акено и, правда, обучался даже слишком хорошо. И хоть с того времени, как Кано забрал его из борделя, прошло чуть больше трех лет, мальчишка до сих пор не растерял своей прыти.

Он говорил с придыханием, лаская пальцами грудь мужчины и взглядом обещая ему неземное блаженство, но на Кано такое поведение возымело совсем противоположный эффект.

- Если бы я хотел трахнуть шлюху, то пошел бы ночевать в бордель. Прекращай этот фарс.

Он отбил от себя руку мальчишки, и тот, прижав ее к груди, на мгновение обиженно поджал губы.

- Акено, прошу тебя, уйди. Мне не нужна эта жертва. Ничего я с твоим Видегрелем не сделаю. Не беспокойся о нем.

- Это не жертва, - тихо сказал Акено и низко склонил голову, чтобы мужчина не заметил появившейся в его глазах влаги. - И я беспокоюсь не о нем.

Сердце парня отбивало мучительно болезненную дробь. Колотилось о ребра, словно хотело проломить грудную клетку. А в душе разрастались трещины.

- Вы говорите, что он слеп... но и сами ничего не видите, - шумно выдохнул парень и поджал затрясшиеся губы.

- Да о чем ты говоришь? - рассердился мужчина, совершенно запутавшись. - Чего я не вижу?

Акено в ответ поднял на него взгляд, полный невысказанной тоски, и Кано вздохнул, чувствуя, как его мир переворачивается с ног на голову.

Парень смотрел на него с обидой, сквозь которую проступали искорки слабой надежды. Его губы мучительно кривились, когда он пытался сделать вдох, а на длинных пушистых ресницах взбухли слезы.

- Я что, небезразличен тебе? - спросил Кано, изумленный собственной догадкой. - Но почему? С каких пор?

- Я не знаю, - покачав головой, ответил Акено. - Не знаю ни почему, ни с каких пор. Это просто случилось. И только поэтому я понимаю, насколько вам тяжело, Игараси-сан.

- Ну и чего же ты от меня хочешь? - спросил мужчина. - Думаешь, я смогу вот так запросто воспользоваться твоим великодушным предложением и забыться в твоих объятиях?

Парень ничего не ответил, только отвел в сторону взгляд и несколько раз быстро моргнул, прогоняя слезы. Он понимал, что насильно мил не будешь, и если мужчина не хочет даже попытаться проникнуться к нему симпатией, то переубедить его никак не получится.

За все три года, что Акено жил у них, Кано впервые видел его в таком состоянии. Всегда сдержанный и дружелюбный, парень являл собой воплощение воспитанности и стойкого характера. Но сейчас он явно был растерян и обижен, и не мог больше держать себя в руках.

- Ну что мне с вами делать? - спросил Кано, с сочувствием глядя на парня. - Неужели все настолько серьезно?

- Простите, - тихо выдохнул парень и поджал трясущиеся губы. - Игараси-сан, я... не хотел вас обидеть.

- Ты вовсе не обидел меня.

Кано сделал к воспитаннику шаг и, приобняв его за плечи, привлек к себе, не представляя, что еще может для него сделать. И когда Акено затих, доверчиво прижимаясь к нему, привычным жестом запустил пальцы в его волосы на затылке и успокаивающе приласкал. Однако тут же насторожился, нащупав на коже головы Акено крупную корку запекшейся крови.

- Это еще что такое? - спросил мужчина, отстраняя парня от себя. - Где ты поранился?

- Это ерунда, - стушевался Акено, отводя взгляд.

- Ерунда?! - разозлился Кано и встряхнул парня за плечо. - А ну рассказывай!

- Да нечего тут рассказывать, - замялся юноша. - Когда нас с Видегрелем подкараулили в проулке, меня сбили с ног, ударив чем-то по голове. Ничего страшного. Заживет.

- Ну что за бестолковые дети?!

Кано покачал головой и, разжав руки, отошел к креслу и опустился в него, глядя на парня снизу вверх. А тот, словно влекомый невидимой силой, последовал за мужчиной и остановился рядом с ним.

- Позвольте мне быть с вами хотя бы один раз, - попросил он, пристально глядя на опекуна. - Я никогда и ничего не просил у вас, но сегодня, мне бы хотелось, чтобы вы заметили меня.

- Думаешь, это так просто? - хмыкнул Кано. - Я дам свое согласие, а дальше что? Завтра мы не сможем смотреть друг другу в глаза, и ты сбежишь из дома. Зачем тебе и мне этот стресс?

- Я не сбегу, - уверенно сказал Акено и упрямо вскинул подбородок. - А завтра... вы ничего не заметите, как не замечали раньше. Мои чувства вас никак не побеспокоят.

- Глупый... - Кано рассмеялся и, потянувшись к уцелевшей бутылке спиртного, приложился к горлышку, делая несколько больших глотков, после чего посмотрел на Акено, впервые разглядывая его не как тень Видегреля, а как довольно привлекательного юношу, внешность которого почти не портил белесый шрам на лице.

Несмотря на то, что мужчина оформил над Акено опекунство, он никогда не воспринимал его как сына. Парень был своего рода компаньоном для Видегреля, на которого можно было положиться и которому можно было довериться. И все же мужчина почти никогда не замечал его, обделяя вниманием и заботой, и порой обращаясь с ним слишком строго. Поэтому Кано никак не мог понять, откуда у Акено вообще взялись к нему чувства. Однако стоило мужчине встретиться с парнем взглядами, как его тело пробрало морозом, а в мыслях начали крутиться совсем уже неуместные фантазии.

Возможно, Акено и смог бы остудить его пыл. Помог бы ему забыться на короткое время и не думать о Видегреле, который с каждым днем становился для мужчины все желаннее.

Совершенно запутавшись в своих мыслях, Кано даже не сразу понял, что невольно подался к парню и, схватив его за руку, потянул на себя, позволяя забраться к себе на колени.

Акено не сопротивлялся и, кажется, даже не испугался. Он охотно поддался действиям мужчины и уже через миг прижимался к нему, обнимая за шею и мелко дрожа.

- Спасибо, - выдохнул он, опалив ухо Кано жарким дыханием. - Игараси-сан, я...

- Молчи, - мужчина поднял голову и коротко поцеловал мальчишку в пухлые, мягкие губы, которые оказались сладкими и пьянящими на вкус. - Ничего не говори. Просто будь со мной, если это действительно то, чего ты хочешь.

Акено хотел. По-настоящему хотел близости с этим человеком. Не только физической, но и душевной. Но сердце мужчины было занято, и бороться за него было бессмысленно. Однако кое-что для себя Акено мог ухватить. И терять такую возможность не собирался.

Он углубил поцелуй, вкладывая в него все свои чувства, а свободной рукой принялся расстегивать пуговицы на рубашке Игараси-сана. От мужчины пахло алкоголем, и Акено отстранено подумал о том, что, должно быть, Игараси-сан пьян, раз позволяет ему такие вольности. Но останавливаться не хотелось.

Юркий язык Акено хозяйничал у Кано во рту, а теплые, нежные ладони ласкали чувствительные места на его теле, но у мужчины не было желания сопротивляться напору со стороны парня.

Акено был хорошо обучен. И за три года совершено не растерял своего мастерства. Он знал, что нужно делать, чтобы обольстить и возбудить мужчину, вот только Кано показалось, что с ним парень чувствует себя немного скованно, словно боится сделать лишнее движение.

Поэтому, оборвав поцелуй, он откинулся на спинку кресла и, накрыв ладонью теплые пальцы Акено, улыбнулся ему, глядя в черные, обрамленные пушистыми ресницами глаза.

- Раз взялся за дело, не бойся, - наставительно сказал Кано, словно обучал ученика.

И, опустив свободную руку на ногу Акено, мягко провел ею от колена к основанию бедра, где и сжал, заставляя парня шумно выдохнуть.

- Я не боюсь, - несмело улыбнулся Акено и почти незаметно сместился вперед, чтобы ладонь мужчины оказалась в опасной близости от его паха, в котором пробуждалось желание. - Я просто не хочу вас разочаровать.

- Тогда расслабься и делай то, что тебе хочется, - сказал мужчина, внезапно подаваясь вперед, чтобы оставить на шее юноши глубокий, исполненный нежности поцелуй. - Не думай ни о чем.

Он обхватил Акено обеими руками и, вжав в себя, запустил ладонь ему в штаны, грубо сминая ягодицы и снова целуя его губы, теперь уже более напористо и страстно.

У Кано давно уже не было секса. В Токио он вел исключительно целомудренную жизнь, а в Кобе из-за сильной занятости так и не смог найти время для того, чтобы развлечься с кем-нибудь. И вот теперь это длительное воздержание могло вылиться в неприятности, однако Акено пришел к мужчине на помощь, и Кано с благодарностью принимал ее.

От одной только мысли, что стоит ему приподнять бедра Акено, спустить его штаны, и он тут же сможет взять парня, по телу мужчины расползалась сладкая томительная истома, которая несла с собой сильное возбуждение. Его член поднялся без всякой ласки и стимуляции, и теперь требовательно упирался в пах юноши, желая оказаться в жарком тесном плену его тела.

И Кано не стал отказывать себе в этом желании, тут же грубо стаскивая с ягодиц парня штаны и освобождая свой орган.

Акено на миг застыл, почти даже не дыша и крепко прижимаясь к мужчине. А потом тихонько заскулил, когда горячий член стал проталкивать себе путь внутрь его тесного, неразработанного прохода.

Кано понимал, что причиняет парню боль, но уже не мог остановиться. Желание затопило его сознание, смазывая все границы и буквально лишая его человечности.

И все же, несмотря на ужасный дискомфорт, Акено расслабился, как мог, и мужчина полностью вошел в него.

Оглаживая ладонью спину и поясницу парня, Кано отстраненно отметил, что он взмок и даже перестал дышать. Каждая мышца на теле Акено превратилась в камень, а на плечо мужчины внезапно упало несколько крупных, прохладных капель.

И все же, даже слезы не смогли унять похоть Кано. Он болезненно сжал бедра Акено ладонями и стал насаживать его на себя, сперва медленно, пытаясь хоть как-то разработать и расслабить, а потом уже напористо и безжалостно, иногда невольно выскальзывая из него и тут же грубо врываясь обратно.

Этот секс был стремительным и очень болезненным. Осознав, что Акено пока не может нормально двигаться, Кано повалил его на пол и, перевернув лицом вниз, навалился сверху, снова заполняя парня собой, резко толкаясь в него и прикусывая за плечо, пока распирающая ноющая боль в члене не сменилась мучительным томлением.

Кано почувствовал подступающую разрядку и, выпрямившись, излился в Акено, еще несколько раз вгоняясь в него, чтобы продлить момент удовольствия. А когда его сознание немного прояснилось, вышел из парня и теперь просто разглядывал его, еще до конца не понимая собственных чувств.

Акено лежал на ковре, впиваясь ногтями в короткие ворсинки и судорожно сжимая их побелевшими от напряжения пальцами. Его бледное лицо не выражало ровным счетом никаких эмоций, но красивые, пухлые губы предательски дрожали, выдавая чувства юноши.

Кано сделал глубокий вдох и, нежно погладив напряженные ягодицы парня, прилег рядом с ним и поцеловал в затылок.

- Прости, что причинил тебе боль, - сказал мужчина тихо, сжимая ладонью плечо Акено. - В постели я бываю не сдержан. Не держи на меня зла.

Акено кивнул, но ничего не ответил.

Когда он шел к Игараси-сану, то представлял себе все немого иначе. И теперь в его душе царило смятение. Однако нежность, проскользнувшая в действиях мужчины, заставила сердце парня забиться быстрее.

- Все хорошо, - негромко сказал он, поворачиваясь к Игараси-сану.

Ему хотелось прикоснуться к опекуну, жестом или действием показать, что ничего страшного не произошло, и он готов принять даже такую «любовь», если иной мужчина не может с ним поделиться.

Но ладонь Акено не достигла своей цели. Потому что до того, как он успел прикоснуться к груди Игараси-сана, мужчина стремительно поднялся и, не глядя на парня, сказал:

- Возвращайся к себе в спальню и приведи себя в порядок. Скоро ужин, не думаю, что тебе стоит показываться Видегрелю в таком виде.

Пальцы Акено сжались в кулак. И парень, закусив губу, чтобы сдержать тяжелый вздох разочарования и обиды, кивнул, поднимаясь и натягивая штаны.

В груди давило, словно на нее положили огромный булыжник, а сердце притихло, не желая биться. Боль пронзала не только тело, но и душу. И все же Акено надеялся на то, что в мужчине сейчас говорит лишь алкоголь и растерянность. Поэтому он решил не накручивать себя раньше времени и дать Игараси-сану возможность все обдумать.

Парень повернулся к мужчине, но тот на него не смотрел. Отвернувшись к окну, он рассматривал что-то за тонким стеклом и всем своим видом показывал, что не желает ни разговаривать, ни терпеть в кабинете чье-то присутствие. И Акено не стал напрашиваться на неприятности и тихо выскользнул в коридор, надеясь на то, что смятение в его душе не будет длиться долго, а слова Игараси-сана о их дальнейших отношениях не станут пророческими.

Однако его надеждам не суждено было сбыться.

За ужином, который, по сути, ничем не отличался от их обычных трапез, мужчина все свое внимание уделял Видегрелю. Так было всегда, но раньше Игараси-сан обращался с каким-нибудь вопросом или беседой и к Акено. Но в этот раз он не удостоил парня даже своим взглядом. Брат, несмотря на злоключение, случившееся днем, был довольно весел, и без умолку рассказывал отцу о каких-то выстроенных им на будущее грандиозных планах. А Игараси-сан, нежно улыбаясь, смотрел на воспитанника, ни разу не повернув к Акено головы.

Парень понимал, что именно так все и должно быть. Понимал, что его надежды, мечты и чаяния, это лишь его желания и прихоти, и мужчина совершенно не обязан отвечать на его чувства и уделять ему внимание. И все же, даже несмотря на понимание и принятие этого, Акено испытывал ужасную жгучую боль, скрутившую его сердце ядовитыми веревками.

Из-за этого у парня совсем не было аппетита. И он просто не смог и дальше оставаться за столом. Поэтому, сославшись на то, что ему вскоре предстоит сдавать важный экзамен, к которому необходимо хорошо подготовиться, Акено вышел из-за стола и направился к себе. Где, заперев дверь на замок, повалился на кровать, проклиная себя за совершенный поступок и думая о том, как же теперь пережить эту щемящую сердце тоску по несбывшимся мечтам.

***

- У нас будут разные комнаты? - Видегрель с укором смотрел на отца, который передал Акено ключ от отдельного номера, и не понимал, что происходит.

Как и обещал, на следующий день мужчина повез их на горячие источники. Но обычно они снимали один номер с двумя комнатами, в одной из которых располагался отец, а в другой они с Акено. Но в этот раз все почему-то было иначе, и Видегрель искренне недоумевал, что вдруг стало причиной подобных изменений.

- Ты что, злишься на него из-за того, что случилось? - допытывался парень, не желая отпускать брата.

- Не злюсь, - ответил Кано. - Но твоему брату нужно готовиться к экзамену, а ты будешь ему мешать.

Видегрель насупился, явно не понимая, с чего отец сделал подобные выводы, но Акено, кажется, ни капли не расстроился из-за того, что их «разлучили».

Он с непроницаемым лицом принял от опекуна ключ и, улыбнувшись брату, сказал:

- Так действительно будет лучше.

После чего ушел разбирать вещи и переодеваться.

Видегрель проследил за ним взглядом и снова напустился на отца из-за того, что комната Акено оказалась слишком далеко от их номера.

- Это очень важный экзамен, - сказал Кано, обнимая сына за плечи и подталкивая его к двери. - Но это не значит, что он не будет проводить с нами время.

Видегреля эти слова ничуть не успокоили, и он без устали сверлил мужчину недовольным взглядом, пока они втроем не оказались в открытом бассейне, наполненном горячей водой.

Увидев Акено, парень сменил гнев на милость и стал дурачиться, брызгая в брата водой. И хоть Кано пытался призвать его к порядку, уговаривая прекратить шуметь, в парня словно демон вселился.

Он плавал и нырял, громко смеялся и дергал Акено за ноги, пытаясь вовлечь его в свои игры, но в итоге утомился и затих, наслаждаясь вечерним купанием под куполом звездного неба.

Кано же не сводил с него глаз и думал о том, что помощь Акено, которую парень оказал ему вчера вечером, оказалась очень даже кстати. Теперь мужчина мог смотреть на Видегреля спокойно, без лютого желания скрутить его и задать трепку просто за то, что он вырос таким привлекательным. Что же касается самого Акено, то он вел себя необычайно тихо. Кано подозревал, что парень где-то в глубине души обижается на него, но утешить его, к сожалению, не мог.

После купания они все вместе отправились в комнату, где к ужину уже был накрыт стол. Видегрель, счастливый от того, что они наконец-то выбрались куда-то всей семьей, ел до отвала, а потом растянулся на полу, укрывшись до подбородка одеялом от котацу, являя собой воплощение довольства и умиротворения. Акено же, который едва притронулся к еде, извинился и, сославшись на подготовку к экзамену, собрался уходить. Кано попросил его остаться или, хотя бы, взять еду с собой, но парень вежливо поблагодарил его и удалился.

Оставшись наедине с Видегрелем, мужчина завел с сыном беседу на тему школьных оценок, и пока парень рассказывал ему о своих успехах, Кано получил возможность немного подумать над тем, что же ему делать дальше и как не разрушить хрупкий мир, который, наконец-то воцарился в их семье.

Однако его размышления не принесли никаких результатов. Видегрель, заметив его задумчивость, снова надулся и, заявив, что без брата ему все равно нечем заниматься, ушел отдыхать.

Кано же остался сидеть в гостиной, продолжая размышлять над своей жизнью и сложившейся ситуацией, и пробыл там около двух часов, пока не убедился, что Видегрель уснул крепким сном.

Только тогда он встал и, погасив свет, вышел из комнаты.

На улице уже стояла глухая ночь. В коридоре было пустынно и тихо. Кано плотно прикрыл дверь и, сжав в руке запасной ключ от комнаты Акено, отправился к нему.

Парень уже спал. На столешнице котацу лежали тетради и учебник, открытый примерно на середине. Кано окинул его беглым взглядом, но не стал заострять внимание и пошел прямиком в спальню, дверь в которую была слегка приоткрыта.

Несколько минут мужчина просто стоял, разглядывая Акено, грудь которого мерно вздымалась и опадала, что говорило о глубокой стадии его сна, а потом отбросил все сомнения и, скинув с ног тапочки, полез к парню под одеяло.

Акено что-то тихо пробормотал, неосознанно ныряя в объятия мужчины. А Кано, не теряя времени зря, накрыл его сухие, горячие губы своими и стал целовать так, словно был безумно, до одури в него влюблен.

Проникнув в сознание, чувственный поцелуй разорвал оковы сна, возвращая Акено из мира грез в реальность. Парень не сразу сообразил, что происходит. Почему тело вдруг охватило пламя, а сердце отчаянно забилось в груди. Но стоило ему приоткрыть веки и в сумраке ночной комнаты различить черты того, кто пробрался к нему, как всё встало на свои места. И пусть поведение и действия Игараси-сана были неожиданными, Акено с благодарностью принял и те жалкие крохи нежности, которые мужчина готов был ему подарить.

Не раздумывая, он вскинул руки и обвил ими сильную шею любовника, жарко отвечая на поцелуй и умоляя провидение, чтобы этот миг никогда не заканчивался.

Разгоряченный и сонный, парень оказался на удивление милым и податливым, и Кано почувствовал прилив нежности к нему. Мужчина никогда не был склонен к проявлению сантиментов, но сейчас ему почему-то захотелось приласкать Акено. Дать ему понять, что он не игрушка на одну ночь. И поблагодарить его за терпение и благоразумие, которое он проявлял весь прошлый день.

Целуя парня, Кано распустил пояс его юкаты, и, распахнув полы, прижал обнаженное юное тело к себе, лаская ладонями прогибающуюся спину.

Кожа Акено вмиг покрылась мурашками, а его член, напрягшись, уперся мужчине в бедро.

- Прости, что поселил тебя в другую комнату, - сказал Кано, обрывая поцелуй и обхватывая естество мальчишки ладонью, чтобы возбудить посильнее и сделать сегодняшнюю ночь приятной и для него. - Твой брат не должен узнать о нас, иначе он сильно разозлится.

- Я понимаю, Игараси-сан, - тихо выдохнул парень, подаваясь навстречу ласкающей его руке. - Я все прекрасно понимаю.

Акено протянул руку и провел ладонью по плечу мужчины, наслаждаясь каждым мигом этого прикосновения.

- От меня он никогда ничего не узнает.

- Ты умница, Акено, - похвалил Кано и тепло улыбнулся. - Вчера я причинил тебе боль. Но сегодня я заглажу свою вину.

Парень слабо запротестовал, пытаясь доказать, что уже все забыл, но Кано накрыл его рот ладонью, призывая к молчанию, и нырнул под одеяло, собираясь подарить Акено незабываемое наслаждение.

Эта ночь стала для Акено воплощением чуда. Исполненная нежности и страсти, она принесла парню удовольствие, какого он еще не испытывал в своей жизни. Удовольствие, которое может подарить лишь глубоко любимый человек. И пусть Игараси-сан не любил его, пусть только пользовался предложенным ему компромиссом, в крепких объятиях мужчины Акено чувствовал себя безгранично счастливым.