***

Ирман просыпался с большим трудом. Глубокий сон без сновидений отступал неохотно, да и мальчик не стремился возвращаться в реальность, где царила жуткая беспросветная мгла. В этой мгле он слышал голоса... глухие, низкие, протяжные. И эти голоса до ужаса пугали его, потому что звучали, казалось, из самого Ада.

Но, несмотря на охвативший его страх, мальчик все же чуть приоткрыл веки и тут же поспешно зажмурился, не желая воспринимать то, что увидел.

В кромешной мгле проступали белые пятна лиц, но эти лица не были человеческими. Они кривились от отвращения и скалили гнилые зубы, как будто хотели впиться ими в мягкую сочную плоть. Из уголков бледных губ стекали струйки слюны, а у некоторых лиц на губах даже проступила кровавая пена.

Ирман знал, что когда-то обладатели мерзких лиц были людьми. Но теперь они превратились в монстров, несущих страдания и бесконечные часы непрекращающейся агонии.

«Неужели все снова повторится?» - подумал он. - «Десятки... сотни раз... снова и снова, пока я не умру от боли».

Нет! Он больше никому не позволит приблизиться... он больше никогда не допустит, чтобы весь этот ужас повторился. Если будет нужно, он убьет всех. Каждую тварь... каждую гадкую мразь... Убьёт без жалости. Сейчас!!!

Мальчик попытался вскочить, но ремни, перехватывающие его тело, оказались слишком прочными, чтобы можно было разорвать их и освободиться. Его руки и ноги тоже были связаны, и это делало мальчика абсолютно беспомощным перед окружившими его монстрами.

Задохнувшись от накатившей паники, Ирман забился на койке, к которой был привязан. Он хотел закричать, чтобы его отпустили, но из горла вырывались только хриплые несвязные вопли, словно он утратил способность произносить слова. А когда кто-то шагнул в его сторону и встал рядом, Ирман забился еще сильнее и закричал, срывая голос.

Если к нему прикоснутся, он просто умрет от ужаса.

Он уже умирает... только никто этого не понимает.

Горло саднит. Тело ломит от безуспешной борьбы, а каждая мышца в нем болит от многочисленных побоев.

Разве сможет он пережить подобное еще раз? Нет... ни за что!

- Нет! - все же выкрикнул Ирман, заливаясь слезами. - Не трогайте меня!!! Не прикасайтесь!!!

Всё время, пока мальчик спал, Джозеф находился в его палате. Чтобы Ирман случайно не навредил себе, его привязали к кровати, и хоть самому мужчине такой подход не нравился, ему пришлось пойти на крайние меры. Прекрасно понимая, что по пробуждении ребёнок может запаниковать, обнаружив себя скованным, Джозеф позвал Элис. И теперь медсестра стояла рядом с ним, пряча в кармане шприц с небольшой дозой успокоительного.

- Ирман, всё хорошо, - попытался успокоить мальчика доктор. - Тебе никто не причинит вреда. Успокойся, пожалуйста. Ты в клинике, здесь тебе не грозит опасность.

Голос мужчины в белом халате, который стоял рядом с койкой, показался Ирману знакомым. Вслушиваясь в его спокойную интонацию, мальчик постепенно затих, но его тело по-прежнему пребывало в ужасном напряжении, из-за чего руки и ноги начали неметь, а шею свело болезненной судорогой.

- Отпустите! - потребовал Ирман, глядя в глаза мужчины.

Лицо доктора то прояснялось, то утопало во тьме. И мальчик ужасно боялся, что в этой тьме притаился кто-то ещё.

- Отпустите! Отпустите меня! Что вам нужно?!

- Я хочу тебе помочь, - вкрадчиво ответил Джозеф, медленно приближаясь к Ирману. - Я расстегну ремни. Но для начала тебе надо успокоиться. Хорошо?

Ирман не ответил. Замер только, как дикий зверь перед броском, и, казалось, даже дышать перестал.

- Ирман, ты меня слышишь? - спросил мужчина. - Я собираюсь подойти ближе и расстегнуть связывающие тебя ремни. Я постараюсь не прикасаться к тебе, но все же не исключено, что так или иначе я могу тебя задеть. Ты позволишь мне?

- Расстёгивайте!

Мальчик требовательно дернул руками, но когда мужчина потянулся к ремням, в его глазах проступил нешуточный страх.

- Всё хорошо, не бойся, - тихо проговорил Джозеф, сперва расстегивая ремни на груди и на бедрах ребенка, и только потом - на лодыжках и запястьях.

Ирман все это время лежал смирно, но как только он почувствовал свободу, то тут же вскочил и отшатнулся подальше от психиатра, снова вжимаясь в стену.

- Что вы со мной делали? - спросил мальчик. - Зачем вы переодели меня? Вы... насильник? Вы трогали меня?

- Нет, нет, я тебя не трогал, - поспешил заверить взволнованного ребёнка Джозеф. - Тебе оказали первую помощь, только и всего. На твоем теле было много ран, которые пришлось обработать, чтобы предотвратить болезни. Если бы мы этого не сделали, твоя жизнь могла оказаться под угрозой. А переодела тебя Элис. - Джозеф указал на медсестру, которая все это время стояла чуть в стороне. - Никто из мужчин к тебе не прикасался.

Ирман посмотрел на женщину и вспомнил ее. Это она сделала ему укол, из-за которого он уснул. Но если эти люди не хотели ему зла, зачем они усыпили его?

- Почему вы связали меня? Зачем дали снотворное? - спросил мальчик.

- Потому что это было необходимо, - честно сказал Джозеф. - Ты был истощен и опасен для самого себя. Мы не знали, как ты поведешь себя, когда проснешься. Ирман, послушай, мы тебе не враги. Но с тобой случилось нечто очень ужасное. Тебе причинили боль, и ты отомстил за себя. И, по-моему, ты поступил правильно. Но теперь ты должен пройти лечение у психиатра, понимаешь? Полицейские должны убедиться, что убийство человека не повлияло на твою психику. Ты понимаешь меня?

- Я вас понимаю, - сказал Ирман. - Я больше не собираюсь никого убивать, если меня не будут трогать.

Доктор мягко улыбнулся в ответ на это уверенное заявление.

- Я верю тебе, - сказал он искренне. - Ты очень смелый и сильный. Но судебная экспертиза требует, чтобы я понаблюдал за тобой некоторое время. Ты поживешь в клинике, в этой палате. Я буду иногда навещать тебя и разговаривать с тобой. И я хотел бы, чтобы ты рассказал мне немного о себе. Сможешь рассказать мне что-нибудь прямо сейчас?

- Где мои родители? - спросил Ирман, не желая отвечать на вопросы доктора. - Я хочу домой. Я не хочу лечиться в клинике. Я не псих.

- Никто и не считает тебя сумасшедшим, - заверил Джозеф. - Но, к сожалению, отпустить тебя домой я не могу. Если ты хочешь, я позвоню твоим родителям, и они приедут. Однако забрать тебя домой они не смогут. Мне позвонить им?

- Да, - мальчик кивнул, и его глаза наполнились слезами.

Он не хотел жить в клинике, но, похоже, его мнение никого не волновало. И все же, возможно, маме или папе могли разрешить остаться с ним.

- Они смогут жить со мной? - спросил Ирман, вытирая слезы рукавом. - Мои родители могут жить здесь?

- Мне жаль, но это невозможно, - ответил Джозеф, чувствуя себя настоящим монстром, обижающим невинного ребенка. - Это запрещено правилами.

- Почему запрещено? - спросил мальчик, начиная плакать еще сильнее. - Когда я лежал в больнице с ветрянкой, мама была со мной. Почему она не может остаться здесь?

Джозеф тяжело вздохнул, не зная, как объяснить ребёнку, что психиатрическая клиника значительно отличается от обычной больницы.

- Ирман, мне очень жаль, но здесь очень строгие правила. Твои родители смогут навещать тебя каждый день, но жить тут не могут. Их присутствие может навредить другим пациентам. Я позвоню твоим родителям, и они приедут как можно скорее. Они очень любят тебя и не оставят одного, хоть и не смогут быть с тобой постоянно.

Ирман тяжело сглотнул и, не сводя с доктора заплаканных глаз, сел на пол и подтянул колени к груди.

Доктор Уэйн тут же достал телефон и набрал отца мальчика. И пока мужчины разговаривали, Ирман думал над словами психиатра.

«Они очень любят тебя...».

Да, наверное, так и было. Ирман помнил ужас на их лицах, когда они вернулись домой и увидели его в крови рядом с трупом репетитора.

Отец схватился за волосы и, кажется, даже вырвал себе их небольшой клок, после чего начал звонить в полицию и скорую. А мама залилась слезами и попыталась подойти к нему, но в этот момент внутри у мальчика как будто что-то щелкнуло, и он начал кричать, чтобы она не подходила.

Да, родители любили его. Они часто об этом говорили. Но... Они тут же уходили, оставляя его на гувернантку. И у них никогда не было на него времени. Если бы родители по-настоящему заботились о нем, они не доверили бы его чужому человеку, и с ним не произошло бы ничего плохого.

Однажды мальчик пожаловался маме на то, что репетитор говорит ему неприличные вещи, но женщина не поверила ему.

«Ирман, дорогой, не выдумывай», - сказала она тогда. - «Твой учитель, прекрасный человек. Его рекомендовали в агентстве. Он не может говорить тебе того, о чем ты рассказываешь. Ты просто хочешь избавиться от него, потому что он жалуется нам на тебя. Но врать нехорошо, даже если ты кого-то не любишь».

После этого мама уехала по делам, оставив Ирмана под присмотром репетитора. Сначала мужчина вел себя нормально. Он задал Ирману решить три примера и, когда мальчик справился, начал хвалить его и гладить там, где не следует, крепко прижимая его спиной к своему животу и не давая возможности пошевелиться.

Ирман помнил, как ему было страшно и противно. Он помнил каждый день, каждый час, проведенный с этим человеком так отчетливо, как будто это произошло всего минуту назад.

А родители ничего не сделали, чтобы защитить его. Не верили, когда он говорил им, что этот человек плохо на него смотрит и говорит ему всякие гадости. Мало того, они не только проигнорировали его истерику, но еще и оставили его с чудовищем на целых два дня.

Он хорошо запомнил, как, выходя из дома, отец сетовал на то, что из-за пробок они могут не успеть на регистрацию билетов. А маму волновало только, есть ли в Лондоне приличный салон.

Они не слышали его мольбы, не замечали его слез... а тварь все это время стояла позади него и сжимала ладонью плечо, улыбаясь, предвкушая, поглаживая его по спине.

У них на глазах... он делал всё это у них на глазах!

Внезапно Ирман почувствовал, что не может дышать. К горлу подкатил болезненный комок, и мальчик разрыдался, пряча лицо в ладонях.

Доктор Уэйн тут же оборвал разговор и направился к нему, но Ирман даже не обратил на это внимание.

Он рыдал взахлеб, окончательно осознав, что не нужен своим родителям. Что никто его не любит. Иначе, почему они снова уехали? Почему снова оставили его с чужими людьми, когда ему так страшно и одиноко? Почему они даже не попытались защитить его?

- Ирман, - доктор присел перед мальчиком на корточки и постарался привлечь к себе его внимание. - Ирман, твой папа сейчас приедет. Не плачь. Я поговорю с доктором Сеттоном и попрошу, чтобы твоему папе разрешили побыть с тобой до самого вечера. Только успокойся, пожалуйста.

- Я не хочу, чтобы он приходил, - сказал мальчик срывающимся голосом. - Я не хочу его видеть. Он оставил меня... оставил с тем человеком. А потом оставил здесь. Я не нужен ему. И он... он тоже мне не нужен.

- Ирман, люди часто совершают ошибки, - мягко проговорил Джозеф. - Иногда эти ошибки приводят к ужасным последствиям. Твои родители ошиблись, но это не значит, что ты им не нужен, или что они тебя не любят. Ты уверен, что не хочешь их пока видеть?

- Да, - ответил мальчик.

Если ему все равно нельзя домой, то и родителям здесь делать нечего.

- Пусть возвращаются на свадьбу, - сказал он, отнимая ладони от лица и со злостью глядя на психиатра. - Передайте им это.

Джозеф нахмурился.

Эмоциональное состояние ребёнка было очень нестабильным. Его настроение менялось очень стремительно. От паники к истерике, а от истерики к агрессии, которая сменялась безразличием и даже апатией.

- Хорошо, - кивнул мужчина и быстро набрал номер отца мальчика.

Несколько мгновений в динамике слышались длинные гудки, а потом господин Гердер ответил. И очень не обрадовался тому, что психиатр попросил его пока не приезжать.

- Вы издеваетесь надо мной?! - воскликнул он гневно. - Я хочу видеть своего сына!

- И вы его обязательно увидите, - заверил Джозеф. - Но не раньше, чем он сам этого захочет. Поймите, сейчас Ирману необходим покой и уверенность в безопасности. Если я буду действовать вопреки его желаниям, он не сможет мне доверять. А доверие, это главная составляющая отношений между пациентом и врачом.

Ральф Гердер еще несколько минут ругался, а потом все же смирился и, бросив «помогите моему сыну», повесил трубку.

Джозеф убрал телефон в карман и снова обратился к Ирману.

- Я знаю, что тебе страшно, - сказал он участливо. - Тебе кажется, что все ополчились против тебя и хотят тебе зла. Но это не так. В этой клинике тебе никто не причинит вреда. Никто тебя не обидит. Сейчас ты мне не веришь, но, надеюсь, что со временем это изменится. Ты, должно быть, голоден или испытываешь жажду, тебе принести что-нибудь?

Ирман покачал головой.

Он не чувствовал ни голода, ни жажды, и хотел только одного, чтобы его оставили в покое.

- И все же Элис принесет тебе поесть, - сказал доктор Уэйн. - Может быть, ты передумаешь.

- Ладно, - согласился мальчик, хотя был уверен, что даже не притронется к еде.

- Тогда, если ты не против, я пойду, - проговорил мужчина. - Но завтра я навещу тебя, и мы поговорим, хорошо?

Ирман угрюмо кивнул.

- Если тебе что-то понадобится, Элис тебе поможет, - сказал доктор Уэйн. - Рядом с кроватью есть кнопка. Если нажмешь на нее, Элис тут же придет.

- Хорошо, - сказал мальчик, отыскав кнопку взглядом.

- Тогда до завтра? - спросил мужчина.

Ирман ничего не ответил, только пожал плечами и спрятал лицо в коленях.

- Что ж, увидимся утром.

Доктор поднялся и многозначительно посмотрел на медсестру, давая ей понять, чтобы она была предельно чуткой и осторожной, общаясь с мальчиком.

- Ирман, через десять минут я принесу тебе обед, - сказала Элис, - а до того никто тебя не побеспокоит. Отдыхай.

Мальчик снова ничего не сказал, и доктор с медсестрой вышли из его палаты.

- Бедный ребенок, - посетовала женщина, когда дверь в палату закрылась. - Даже не знаю, доктор Уэйн, получится ли у вас его вылечить. Вы, конечно, замечательный специалист, но дети редко оправляются от подобных травм.

- Не думаю, что Ирмана необходимо «лечить», - ответил Джозеф, глядя на женщину. - Мальчик пережил страшные события, но он не болен. Напуган, обозлен, это да. Но не болен. А вот смогу я ему помочь или нет, покажет только время.

***

Амис проснулся в кабинете отца глубокой ночью.

Стрелки настенных часов лишь недавно миновали отметку полуночи и продолжили свой бег, отсчитывая минуты нового дня. Мальчик скинул с себя плед и сел, оглядываясь по сторонам. Отец спал, наверное, так и не закончив отчет, который писал. Пальцы мужчины все еще держали карандаш, а очки забавно покосились, съехав с носа, когда отец, задремав, уронил голову на вытянутую вперед руку.

Амис улыбнулся и встал с дивана, прихватив с собой плед. Он приблизился к отцу и очень осторожно, чтобы не потревожить сон мужчины, заботливо укрыл его плечи шерстяной тканью. После чего немного приглушил свет настольной лампы и оглянулся, думая, чем бы себя занять.

Можно было бы что-нибудь почитать, но большинство книг, находящихся в кабинете, были для него слишком сложными, а комикс про Песочного человека*, который подарил ему отец, Амис забыл дома.

Чем себя занять, мальчик не представлял, а непоседливый характер не позволял ему тихо сидеть и ждать, когда наступит утро. Поэтому он решил немного прогуляться по клинике.

Стараясь не шуметь, он подошел к двери и, тихонько провернув ручку, выскользнул в коридор.

Ночью в клинике было очень тихо и сумрачно. Свет в помещении приглушили, отчего все вокруг казалось Амису немного сказочным и словно бы нарисованным. Он шел по коридору, представляя, что очутился в замке Короля Снов и вот-вот встретит Люсьена, тыквоголового Мэрвина или говорящего ворона Мэтью**.

Но миновав коридор и так никого и не встретив, Амис решил наведаться к Амелии.

Эта женщина находилась на лечении в клинике отца, сколько мальчик себя помнил, и стала для Амиса очень хорошим другом. У Амелии был чудесный дар. Она создавала цветы из бумаги. Очень нежные и красивые, и такие искусные, что порой их было довольно сложно отличить от настоящих.

Амису очень нравилось общаться с этой капризной, но в то же время веселой и доброй женщиной. И пусть, по словам папы, она страдала сложной формой расстройства личности, их дружбе это никак не мешало.

К тому же Амелия плохо спала, и иногда не могла уснуть по несколько суток, утверждая, что кто-то следит за ней. В такие дни ей было очень страшно, и тогда рядом с женщиной постоянно находился кто-то из персонала клиники.

Мысли Амиса неожиданно вернулись к тому, что произошло днем. А именно к перепачканному кровью мальчику, крик которого все еще звенел в его ушах.

Этот ребёнок тоже боялся, но его страх был намного сильнее, чем у всех пациентов клиники вместе взятых. Светловолосый мальчик с невероятно яркими синими глазами испытывал настоящий ужас, который порождал в глубине его глаз непроглядную тьму ненависти и отчаяния. Если этот страх не прогнать, то тьма разрастется внутри него и поглотит сердце, а следом за ним пропитает душу, уничтожив в человеке все доброе и хорошее.

Амис, вдруг, поймал себя на мысли, что совершенно не хочет, чтобы с этим мальчиком произошло что-то подобное. И потому решил его отыскать. Амис чувствовал, что непременно должен сказать ему о том, что все будет хорошо. Что зло отступит. Что страх уйдет и никогда не вернется. Что мир не отвернулся от него, а, наоборот, протягивает ему руку, надо лишь довериться и позволить ему показать свою красоту.

Спустившись на этаж ниже, чтобы спросить у дежурной медсестры, в какой палате поместили ребёнка, Амис нашел Элис спящей. На лице женщины застыло выражение невероятной усталости, и мальчику стало жаль ее будить. Поэтому он решил справиться с задачей самостоятельно.

Притянув к себе толстый журнал, в который записывали новоприбывших, Амис пролистал несколько страниц и, отыскав запись о мальчике, прочитал его имя и номер палаты. После чего закрыл журнал, вернул его на место и, осторожно обогнув кресло со спящей Элис, открыл ящик стола.

Несколько мгновений он рассматривал содержимое, выискивая то, что ему нужно. А когда нашел, осторожно вытащил ключ от палаты Ирмана и, крепко сжимая его в руке, отправился вперед по коридору, в конце которого и находилась комната мальчика.

Остановившись у двери, Амис осторожно прижался к ней ухом и прислушался.

Было тихо. Очень тихо.

Наверное, Ирман спал, и всё же любопытство взяло над Амисом верх. Вставив ключ в замочную скважину, мальчик провернул его несколько раз и, толкнув дверь, вошел в палату.

Тусклого света ночной лампы, расположенной над дверью почти под самым потолком, вполне хватало, чтобы осмотреть комнату. Мягкие стены, никакой мебели, только высокий матрас, на котором спал мальчик. И, судя по тому, как он метался во сне, ему снилось что-то очень плохое и страшное.

Приблизившись почти вплотную к матрасу, Амис склонился над мальчишкой, лицо которого во сне исказилось ужасной мукой. Щеки ребенка были мокрыми от слез, а с губ то и дело срывались очень жалобные всхлипы и стоны.

- Что же с тобой случилось? - почти бесшумно проговорил Амис, опускаясь на колени рядом с мальчиком.

И словно в ответ на его вопрос, Ирман глухо закричал, расплакавшись еще сильнее.

Сердце Амиса сжалось от боли, и он, положив свою ладошку на лоб ребёнка, склонился к его уху и тихо заговорил:

- В чистом небе парит птица. Сильная и большая. Она парит высоко-высоко, так высоко, что никому не дотянуться. Так далеко, что никто ее не увидит. Ветер гладит ее перья. Солнце блестит в ее глазах. Она свободна. Она не боится. Она - это ты. Ты сильный. Ты не боишься. Ничего не боишься...

Он говорил и говорил, о большой и красивой птице, и стоны мальчика становились тише. Его дыхание выравнивалось. Дрожь медленно уходила из его тела. И когда он затих, погрузившись в глубокий сон без сновидений, Амис поднялся с колен и направился к выходу.

Но на пороге он остановился и, оглянувшись, тихо сказал:

- Ты справишься. Я обязательно тебе помогу.

Мальчик тяжело вздохнул и перевернулся на бок, а Амис, пожелав ему «спокойной ночи», вышел из палаты, намереваясь утром убедить отца позволить ему встретиться с этим ребёнком.

***

В доме было темно и тихо. Так тихо, что Ирман слышал сердцебиение мужчины, спящего рядом с ним, и монотонный стук часов в родительской спальне на втором этаже. А еще он слышал шорох ветра в молодой листве, который доносился в распахнутое настежь окно.

По полу тянуло сквозняком, и Ирман чувствовал, как его кожа каждый раз покрывается колючими мурашками. А еще он ощущал сильный запах петуний, который теперь казался ему невероятно тошнотворным.

Мальчик ужасно хотел спать... но сковавший его страх мешал ему закрыть глаза. Он боялся, что стоит ему уснуть, и тварь снова начнет свои издевательства.

Словно в ответ на его мысли, спящий рядом мужчина зашевелился, и сильнее сжал кулак на волосах Ирмана, заставляя его замычать от боли.

- Заткнись, поганец... - пробормотал репетитор, и запах петуний смешался с запахом перегара. - Заткнись, или я тебя изобью.

Ирман притих и молчаливо расплакался, а мужчина, пьяно причмокнув губами, снова провалился в сон.

И вновь в доме повисла звенящая тишина, изредка нарушаемая криком какой-то ночной птицы и стрекотом одинокого сверчка.

Ирман мёрз и ронял слёзы на ковёр. Его тело нестерпимо болело. А бессилие убивало.

Он понимал, что это еще не конец. Тварь наигралась и уснула, но как долго она еще будет спать? И что сделает после того, как проснется? Продолжит ли свои издевательства, или убьет его, чтобы избавиться от свидетеля?

Мысли о мучительной смерти еще сильнее напугали мальчика. То, что сделал с ним репетитор, еще можно было пережить. Но как пережить смерть? Как справиться с ужасом перед неизбежным?

- Пожалуйста... - прошептал он трясущимися губами. - Кто-нибудь, помогите... помогите мне...

Мужчина всхрапнул и прижал Ирмана к себе. Грубая рука сдавила его ребра, и мальчику стало трудно дышать. Он закрыл глаза, понимая, что больше не выдержит ни секунды, а когда открыл их, с его уст сорвался изумленный вздох.

Мир вокруг него неуловимо изменился. В воздухе замерцало что-то невесомое, серебристое, похожее на волшебную пыль. Ирман несколько мгновений вглядывался в эту туманную дымку и внезапно расплакался от облегчения.

Он больше не чувствовал на себе тяжести чужого тела. Его руки были свободы. Они были широко раскинуты в стороны, а сам он летел над грозовыми облаками. Над его головой алмазной россыпью искрился Млечный Путь, а внизу яркими белыми вспышками сверкали молнии.

И как же здесь было хорошо, прохладно и безопасно. Ведь тот, кто пришел к Ирману на помощь и утащил его за собой в облака, в свой свободный дивный мир, был самым чудесным и светлым созданием на свете.

Ирман не видел этого человека. Но он отчетливо слышал его голос. В шуме ветра и в раскатах грома, среди облаков и еще выше, в бесконечной россыпи звезд. Его тихий голос звучал отовсюду. Его смех проникал в самые потаенные уголки измученной души Ирмана. Заливистый и чистый, этот смех переливом колокольчиков разливался по всей Вселенной. Такой беззаботный... такой веселый... такой заразительный...

Ирман улыбнулся. Сам он никогда не умел так смеяться, но ему нравилось смеяться вместе с этим голосом. Нравилось тонуть в нем, забывая обо всех своих невзгодах. Нравилось быть его неотъемлемой частью.

Так он и летел... беззаботный, свободный, счастливый, пока внезапно не угодил в плен нежных объятий.

Теплые руки незнакомца бережно подхватили Ирмана, вселяя в него еще больше уверенности в собственных силах. Нежная ладонь коснулась его лба, смахнула пряди волос в сторону, чтобы они не мешались... и было в этом жесте что-то такое чувственное и щемящее, что Ирман чуть не расплакался от счастья.

- Кто ты? - спросил он, едва дыша от охватившего его волнения.

- Я птица... - ответил незнакомец. - Такая же, как и ты... свободная и счастливая... не плачь, все пройдет... а я буду рядом... я буду с тобой всегда...

- Правда? - спросил мальчик.

- Даже не сомневайся...

Незнакомец снова рассмеялся и разжал объятия, позволяя Ирману лететь самостоятельно. Мальчик раскинул руки и, поймав поток воздуха, стал планировать над облаками. Но уже через несколько мгновений понял, что что-то снова изменилось.

Ветер стал холодным и злым, а раскаты грома зазвучали намного ближе.

Ирман огляделся по сторонам, но незнакомца нигде не было видно. Стих и его звонкий смех.

- Нет! - выкрикнул Ирман, хватая руками воздух, в надежде поймать ладонь своего спасителя, но в итоге поймал лишь пустоту.

Черный мрак снова сгущался вокруг него, лишая воли и надежды на спасение.

Мальчик падал... падал в бездну, где его поджидала тварь, в предвкушении раскинувшая объятия.

- Нет! Нет!!! Не надо. Не хочу... Нет...

- Ирман, проснись! Ну же!

Мальчик закричал и резко вскинулся, почувствовав чужое прикосновение к плечу. Перепугавшись до полусмерти, он отшатнулся и упал на пол вместе с одеялом. А потом еще долго барахтался в нем, не в состоянии выпутаться. Но, в конце концов, Ирману удалось освободиться и стащить одеяло со своей головы.

Сделав глубокий вдох, мальчик отбросил одеяло в сторону и, вскочив на ноги, уставился на доктора Уэйна ошалелым взглядом.

- Все в порядке? - спросил мужчина.

- Да, - ответил Ирман охрипшим голосом. - Но больше так не делайте. Не трогайте меня. Лучше просто позовите.

- Прости, я не хотел тебя напугать, но обещаю, что это больше не повторится, - мягко извинился Джозеф и сделал несколько шагов назад, внимательно вглядываясь в лицо мальчика.

На светлой коже ребёнка очень четко проступали синяки и ссадины. Ранка на разбитой губе треснула и вновь стала кровоточить, отчего Ирман постоянно слизывал алые капельки, но, казалось, не замечал этого.

Джозеф всматривался в большие синие глаза ребёнка, и к своему удивлению не находил в них затравленности. Несмотря на все, что случилось, мальчик не был сломлен. И это поражало мужчину до глубины души.

- Ты кричал во сне. И я подумал, что будет лучше тебя разбудить. Расскажешь, что тебе снилось?

- Я не помню, - слукавил Ирман.

Сон был настолько пугающим, что мальчик не хотел даже думать о нём. Но воспоминания одно за другим всплывали перед его мысленным взором, не давая ему возможности прийти в себя.

Снова переживая события недавнего прошлого, Ирман утер испарину, проступившую на лбу, и исподлобья посмотрел на доктора.

Мужчина стоял почти у самой двери и внимательно наблюдал за ним, но пока не предпринимал никаких попыток приблизиться или вовлечь его в разговор.

Чувствуя себя не очень уютно из-за этого изучающего взгляда, Ирман сделал несколько шагов назад, а когда уперся в стену, остановился.

- Ты боишься меня? - спросил Джозеф.

Мальчик в ответ сощурился, и в его глазах полыхнула ярость.

- Мне не нравится, что вы пришли сюда, пока я спал, - ответил он. - Мне не нравится это место. Я хочу домой.

- Сейчас я не могу тебя отпустить, - напомнил мужчина. - Сначала я должен сделать заключение для полиции о состоянии твоего душевного здоровья. И нам с тобой никуда от этого не деться. Так что, если ты хочешь, чтобы тебя выписали, то должен пойти мне навстречу и для начала честно отвечать на мои вопросы.

- Я вас не боюсь, - уверенно сказал Ирман. - Если вы попытаетесь что-то со мной сделать, я и вас убью. Так что больше никогда ко мне не прикасайтесь.

Решимость, отразившаяся на лице ребенка, исказила красивые черты, превратив их в хищную маску, отчего по спине Джозефа побежали неприятные мурашки. Он, конечно, не боялся своего нового пациента, но некоторые умозаключения все же сделал.

- С моей стороны было не правильно будить тебя подобным образом, - признал мужчина, чтобы немного успокоить мальчика. - И впредь я обещаю так не поступать. Поэтому прошу тебя, успокойся. Понимаю, тебе нелегко довериться чужому человеку, но я надеюсь, что мы сможем найти общий язык.

- И что вам от меня нужно? - спросил Ирман настороженно.

Доктор Уэйн не вызывал в нём чувства неприязни, но ему всё равно было некомфортно. Словно находишься в одном помещении с большой зеленой мухой, которая вроде бы не предпринимает попыток сесть на тебя, но в то же время летает вокруг и раздражает своим жужжанием.

- Я бы хотел узнать, что тебе снилось, - спокойно ответил Джозеф. - Быть может, если ты расскажешь мне, то кошмар отступит и больше не вернется.

Ирману совершенно не хотелось откровенничать с психиатром, но мужчина продолжал смотреть на него спокойным, испытывающим взглядом, давая понять, что не отступит, пока не услышит хоть что-то.

И мальчик сдался.

- Мне снилось, что я падал с огромной высоты, - нехотя проговорил он. - Но внизу не было земли. Там ничего не было. Только тьма. И еще лицо моего учителя. Он улыбался мне, потому что знал, что я больше не смогу сбежать, когда окажусь во тьме вместе с ним. И я тоже это знал.

Ирман тяжело вздохнул и невольно обнял себя руками, чувствуя, как все его тело покрывается мелкой россыпью противных мурашек. Его пальцы с силой впились в кожу, и она побелела от давления. Но мальчик делал это неосознанно, и вряд ли понимал, что может причинить себе вред.

- Как ты думаешь, что такое сон? - спросил Джозеф, немного помолчав. - Не сам процесс, а видения, которые к нам приходят, когда мы спим?

Ирман вскинул на него тяжелый взгляд и раздраженно передернул плечами.

- Не знаю, - коротко бросил он и поджал губы, явно не желая отвечать.

Впрочем, Джозефа это никак не оттолкнуло.

- Сны - это наше подсознательное. Всё то, что нас волнует, пугает, беспокоит. Иногда они отражают желания. Сны как зеркала. Только чаще всего эти зеркала кривые и отражение в них не совсем точное. Кошмары одни из таких отражений. Они показывают нам наши страхи. Сейчас ты напуган, и это вполне понятно. Но рано или поздно страх уйдет. И тогда падение прекратится. Ты научишься летать. Станешь смелым и сильным, как большая красивая птица высоко в небе.

Ирман слушал мужчину без особого интереса. Он и так знал, что означает приснившийся ему кошмар. Ему не требовалась подсказка психиатра, чтобы понять, что подобные сны теперь станут его вечными спутниками.

Вот только последние слова доктора Уэйна заставили его напрячься.

Мальчик удивленно округлил глаза, и когда мужчина замолчал, спросил взволнованно:

- Доктор Уэйн, а вы уже говорили мне это, когда я спал?

- Что именно? - спросил мужчина, заметив в мальчике резкую перемену настроения.

Агрессия исчезла, не оставив после себя даже следа, а на замену ей пришли настороженность и интерес.

- Что я стану как птица, - ответил Ирман. - Вы говорили мне это?

- Нет, - покачал головой Джозеф. - Абсолютно точно, нет. Я пришел лишь за минуту до того, как разбудил тебя.

- Но, кто же это говорил?

Мальчик, вдруг, поморщился и прижал пальцы к вискам, стараясь унять приступ головной боли.

Внезапно к нему пришло воспоминание о том, что случилось в его сне до падения в бездну. Кто-то пришел к нему в момент отчаяния и увлек за собой в полет. Ирман не видел этого человека, но он помнил его голос. И этот голос не принадлежал доктору. Он был совершенно другим. Звонким. Веселым. Детским.

Но как ребенок мог проникнуть в его палату? И зачем? Неужели только для того, чтобы сказать ему несколько утешительных слов?

- Доктор Уэйн... - Ирман снова растерянно посмотрел на мужчину и спросил: - А в этой клинике есть другие дети?

И вновь перемена настроения. Слишком стремительная. Молниеносная.

Джозеф сделал глубокий вдох и покачал головой.

- Нет, ты единственный ребенок из пациентов, - ответил он. - Знаешь, вполне возможно, что тебе это приснилось. Помнишь, что я говорил про подсознательное? Думаю, твое внутренне «Я» хочет тебе помочь. И если ты доверишься ему... доверишься себе, то у тебя непременно получится победить свои кошмары.

Ирман нервно повел плечами.

Возможно, мужчина был хорошим специалистом и знал, о чем говорит, но мальчик понимал, что никогда не сможет забыть того, что с ним случилось. Он больше никогда и никому не позволит приблизиться и снова сотворить с ним весь тот ужас, который ему уже пришлось пережить.

В ответ на эти мысли в висках Ирмана снова запульсировала боль, и он низко опустил голову, чтобы облегчить ее.

Перед мысленным взором мальчика всплыл размытый образ ребенка. И Ирман мог поклясться, что уже где-то видел его. Тёмные волосы, тёмные глаза, любопытный взгляд и выражение сострадания на бледном лице.

Кажется, в клинике все же был еще один ребенок, но доктор Уэйн почему-то решил скрыть этот факт. Впрочем, с той же вероятностью, мальчик мог привидеться Ирману. Поэтому он решил не упоминать этого ребенка в разговоре с мужчиной, чтобы его не посчитали сумасшедшим.

- Ирман, ты в порядке? - обеспокоенно спросил психиатр. - Если у тебя что-то болит, ты должен об этом говорить. Твое тело сильно пострадало и теперь требует заботы.

- Не надо меня трогать, - попросил мальчик сдавленно. - Со мной все хорошо. У меня ничего не болит.

- И все же тебе необходимо сходить на процедуры, - сказал Джозеф. - Элис, медсестра, которая осматривала тебя в прошлый раз, должна проверить твое состояние и дать тебе лекарство.

Мужчина подошел к двери и медленно открыл ее.

- Я провожу тебя до смотровой, но заходить вместе с тобой не буду.

Ирман опасливо смотрел в коридор сквозь дверной проем и не двигался с места.

Он видел множество закрытых дверей, а еще двух женщин в белых халатах и нескольких пациентов, которых эти женщины куда-то вели. Какие-то пациенты выглядели вполне нормальными и спокойными, но двое из них явно были не в себе. Они двигались иначе, чем другие. Взрослый мужчина, примерно одного с доктором Уэйном возраста, шел за женщинами на четвереньках, а молодая девушка с взлохмаченными волосами постоянно раскачивалась из стороны в сторону и разговаривала сама с собой, иногда начиная заливисто смеяться.

Вдруг одна из закрытых дверей распахнулась и в коридор вышла Элис. Она подождала, пока процессия из медсестер и сумасшедших пройдет мимо нее, и задержала идущую позади всех девушку, приобняв ее за плечи.

- Клара, дорогая, тебе с ними нельзя, - сказала Элис с мягкой улыбкой и развернула пациентку в другую сторону. - Ты боишься воды. Помнишь, что было в прошлый раз? Пойдем со мной в комнату отдыха, я включу тебе твое любимое шоу.

Клара не стала сопротивляться. Услышав про шоу, она радостно закивала головой и пошла в другую сторону.

- Элис, - позвал Джозеф, привлекая к себе внимание медсестры, и когда та посмотрела на него, попросил: - Когда освободитесь, не могли бы вы заняться Ирманом.

- Конечно, - сказала женщина и помахала мальчику рукой. - Доброе утро, мой хороший. Как тебе спалось?

- Нормально, - ответил Ирман, обезоруженный ее искренней улыбкой.

- Что ж, увидимся через пять минут. Я только устрою Клару и приду в процедурный кабинет. Подождешь меня там?

Мальчик, переглянувшись с психиатром, невольно кивнул.

Элис ушла, а доктор Уэйн предложил Ирману выйти и осмотреться.

- Давай же, - подбодрил его мужчина. - Если хочешь, чтобы тебя выписали, ты должен контактировать с другими людьми.

- Но они сумасшедшие, - сказал мальчик. - Я не хочу с ними общаться.

- Сумасшедшие? - словно бы удивился Джозеф. - Я так не думаю. Если человек живет в мире, который немного отличается от привычного для большинства людей, это еще не значит, что он сумасшедший. Человеческая психика очень сложная штука. Все люди в какой-то мере сумасшедшие. Но не все они опасны. Намного страшнее, когда безумцы прячутся за личиной совершенной нормальности. Пациенты в этой клинике не опасны. Конечно, и у них бывают нелегкие дни, но чаще всего они очень даже добры и приветливы.

Несмотря на весомые аргументы доктора Уэйна, Ирман все еще не решался покинуть свою палату. Ему потребовалось некоторое время, чтобы убедить себя в том, что докторам можно доверять и что в больнице с ним не случится ничего плохого. Пусть даже эта больница и была психиатрической.

Пока мальчик колебался, по коридору прошло еще несколько человек. Ирман увидел уже довольно пожилого доктора в очках и с зачесанными назад седыми волосами, который прошел мимо палаты и поздоровался с доктором Уэйном коротким кивком. А еще двух пациентов, которые остановились у дверного проема и заговорили с психиатром о какой-то ерунде.

Мужчина внимательно выслушал их и, прежде чем отправить обратно в палаты, представил им Ирмана.

Мальчик тут же сильно смутился и отвел взгляд. Оба пациента поприветствовали его и пожелали ему доброго дня, после чего ушли.

- Вот видишь, - сказал Джозеф, обращаясь к Ирману, - никто здесь не желает тебе зла. Пойдем.

Ирман сделал несмелый шаг вперед, но снова остановился, как будто что-то держало его.

- Доктор Уэйн, а я тоже стану таким... лохматым и глупым на вид? - спросил мальчик. - Я здесь навсегда? Я убил человека. Меня теперь отсюда не выпустят, да?

- Ты ошибаешься, - успокоил мальчика доктор. - Как только твое тело исцелится, а внутренний мир обретет покой, ты сможешь вернуться к родителям. Я тебе обещаю.

- Доктор Уэйн... - Ирман сделал еще один шаг вперед и вытянул руку, как будто хотел задержать мужчину в палате. - А если я не хочу жить с родителями, что тогда?

- И почему же ты не хочешь с ними жить? - спросил Джозеф.

- Вдруг, они снова это сделают... - ответил мальчик и его глаза заблестели от подступающих слез. - Что, если они снова оставят меня с кем-то? У них нет на меня времени. Их никогда нет дома. Это случилось, потому что им было все равно, что со мной будет.

- Я думаю, что они больше так не поступят, - постарался заверить мальчика Джозеф, хотя у самого сердце разрывалось от прозвучавшей в голосе ребенка боли и тоски. - Иногда, чтобы начать делать что-то правильно, надо набить себе не одну шишку. Твои родители эти шишки уже себе понабивали. Поэтому, я считаю, что подобного больше не повторится.

Ирман ничего на это не ответил. Он не доверял людям, и был очень напуган всем, что с ним произошло и происходит. Но все же мальчик не хотел жить в психиатрической клинике, и потому, собрав волю в кулак, решительно вышел из платы, надеясь на то, что доктор Уэйн сможет ему помочь.