***

С того дня отец Ирмана зачастил в клинику. Он навещал сына, привозил ему еду и игрушки. А однажды даже заявился с журналистами и пожертвовал клинике новое оборудование.

Оказалось, что господин Гердер в данный момент ведет предвыборную кампанию. Он совершенно не стеснялся того, что его сын находится на лечении и очень тепло отзывался в репортаже о клинике доктора Сеттона и специалистах, работающих в ней.

Отношения Ирмана с родителями наладились, и Джозеф пообещал, что через пару недель отпустит его домой. Мальчик обрадовался, но потом осознал, что если уедет из клиники, то больше не сможет играть с Амисом, и распереживался. Но доктору удалось успокоить ребенка.

- Вы сможете дружить с ним и дальше. Ты даже можешь попросить родителей, чтобы они перевели тебя в ту школу, где учится Амис. Все будет хорошо. Уверен, твои родители хотят для тебя самого лучшего и войдут в твое положение.

- Спасибо, доктор Уэйн, - просиял Ирман.

После чего поспешил к другу, чтобы сообщить ему замечательную новость.

Они снова спрятались под лестницей и уминали сладкий пирог, строя планы на будущее. Ирман обещал помочь Амису с учебой, а Амис сказал, что научит Ирмана проказничать.

Они повалились на матрас, оба перепачканные джемом и крошками, но до невозможности счастливые. Ирман лег Амису на плечо и уставился в потолок, разглядывая небольшого паука, который плел паутину в углу.

- Мы никогда не расстанемся, - сказал Ирман. - Всегда будем дружить. Ты сможешь приходить ко мне с ночевкой.

- Будет здорово, - отозвался Амис с улыбкой. - Сможем устраивать пижамные вечеринки. У тебя есть еще какие-нибудь друзья?

- Есть пару приятелей из школы, но не уверен, что кто-то из них захочет прийти на такую вечеринку. Они слишком странные. Папа все время ставит их мне в пример, как надо себя вести. Но я не хочу быть таким.

Он вздохнул и прикрыл глаза, но тут же вздрогнул, когда дверь в их с Амисом убежище распахнулась.

- Ирман, что ты делаешь в таком месте? - послышался строгий и недовольный голос господина Гердера. - Вылезай оттуда! Что это за поведение?!

- Прости, - мальчик резко сел и выбрался из-под лестницы.

Амис последовал за ним, и вскоре мальчики стояли перед мужчиной, одетым с иголочки в деловой костюм, невинно хлопая глазами, а Ирман еще и виновато потупившись.

- Это недопустимо, чтобы мой сын делал нечто подобное! - продолжил отчитывать сына Ральф. - Посмотри на себя. Весь в пыли и в какой-то грязи, вместе с... кстати, кто это такой?

- Это Амис, папа, - представил мальчик. - Он мой друг.

- Ты дружишь с душевнобольным? - возмутился Ральф.

Ирман хотел было сказать, что Амис не болен. Но мужчина не дал ему и слова вставить, громко развозмущавшись:

- Как ты можешь с ним дружить? Ты не сумасшедший, Ирман! Не ассоциируй себя с этими людьми! Ты! - мужчина посмотрел на нахмурившегося Амиса и приказал: - Иди отсюда! Возвращайся в свою палату или куда там... уходи!

- Почему ты его прогоняешь? - спросил Ирман, начиная злиться.

- Потому что так нужно, сынок, - сказал Ральф, строго глядя на сына. - Потому что ты должен дружить только со здоровыми людьми. Чему научит тебя этот мальчик? Ничему хорошему!

Слова мужчины Амису очень не понравились и даже обидели. И потому мальчик не смог сдержать язык за зубами.

- По крайней мере, я не научу его обращаться с людьми как с мусором, - нахмурившись, проговорил он и взял Ирмана за руку. - Никто не может указывать другим, с кем дружить, а с кем нет. И вы тоже не можете.

- Ты меня еще учить будешь, сопляк? - спросил Ральф, удивившись, что мальчишка вообще осмелился открыть рот в его присутствии. - Ты знаешь, кто я такой? Кто твой доктор? Говори! Когда он узнает, как ты разговариваешь со взрослыми, он тебя изолирует!

- Перестань на него кричать! - вдруг, вышел из себя Ирман, и встал перед Амисом, со злостью глядя на отца. - Он не болен. Он сын доктора Сеттона!

- Да мне плевать, кто он такой! - заявил мужчина. - Оставь его. Идем.

Ральф резко вытянул руку вперед, чтобы схватить сына за плечо, но мальчик внезапно изменился в лице и со всей силы ударил отца в предплечье, не позволяя прикоснуться к себе.

- Не трогай меня! - холодно предупредил он. - Еще раз протянешь ко мне руки, и я убью тебя!

Слова мальчика прозвучали с такой жуткой угрозой, что Ральф даже не нашелся, что на это сказать. В груди все заледенело, но ярость быстро растопила сковавший сердце лед.

- Вот именно поэтому я и против того, чтобы ты общался с психически нездоровыми людьми, - строго проговорил мужчина, с ненавистью глядя на выглядывающего из-за плеча Ирмана мальчишку. - Ты начал поправляться, а из-за этого, - он ткнул пальцем в Амиса, - все усилия доктора Уэйна идут насмарку!

- Уходи, - сказал Ирман в ответ на обвинения отца.

Он смотрел на мужчину и злился на самого себя за то, что простил его.

Всегда он так поступает. Поучает. Командует. Критикует. И никогда не скажет доброго слова. Не похвалит, как ни старайся. Все ему всегда не так. Не такие друзья, не такие оценки, не такое поведение.

Он никогда не исправится, всегда будет продолжать давить, пока окончательно не сломает.

- Я никуда не пойду, - заупрямился Ральф, подтверждая догадки сына. - Хватит этого фарса. Ты должен слушать то, что я тебе говорю!

- Ты такой же, как всегда, - не выдержал мальчик. - Все это случилось из-за тебя! Ты привел репетитора, потому что я был недостаточно умным для тебя! Ты оставил меня с ним! Ты утверждал, что я обманываю тебя! Ты это все со мной сделал!!! Ты все это сделал!!! Ты... надо было и тебя убить!!!

Ирман рванул вперед, намереваясь толкнуть мужчину как можно сильнее, чтобы прогнать его, а может, и причинить ему боль. Но Амис удержал друга и потащил его за собой.

- Идем, Ирман, - сказал мальчик. - Идем. Не разговаривай с ним. Он не понимает, в чем его вина. Взрослые всегда думают, что они знают все на свете, но это не всегда так.

- Не приходи больше! - рычал Ирман, пока Амис тащил его за собой к кабинету доктора Уэйна. - Никогда больше не приходи!

- Ирман! - выкрикнул Ральф.

Но мальчишка даже не подумал обернуться и последовал за мелким гаденышем, который вцепился в его руку как клещ.

- Тяжело видеть, как юный разум блуждает во тьме, - раздался рядом с Ральфом низкий мужской голос. - Не расстраивайтесь, господин Гердер, душевные болезни не так-то и легко исцелить.

- Вы еще кто такой? - спросил Ральф, оглянувшись на мужчину в белом халате, лицо которого было ему незнакомо. - Вы доктор? Что у вас здесь за порядки? Почему пациенты делают все, что им вздумается?

- Меня зовут Стюарт Карпентер, - представился мужчина. - И не все пациенты ведут себя столь... неучтиво. Проблема пациентов доктора Уэйна в том, что им не прописывают лекарств. Медикаменты созданы, чтобы помогать, и отвергать их не следует. Особенно когда дело касается душевного состояния детей. Детская психика и без травм слишком нестабильна, а после такого несчастья, которое случилось с вашим сыном... медикаменты были бы очень уместны.

- Мой сын здоров, - категорично отрезал Ральф.

Тон, с которым говорил доктор Карпентер, возмутил мужчину. И он не имел ни малейшего желания разговаривать с этим человеком. И все же доктор не стал возражать против его заявления, а лишь понимающе улыбнулся.

- Конечно, ваш сын кажется вам здоровым, - сказал психиатр, - ведь каждый родитель считает, что его ребенок самый сильный, самый умный и самый смышленый, и что он все преодолеет, со всем справится. Но поспешу развенчать ваши фантазии на этот счет. Он не справится. Возможно сейчас, в юном возрасте, мальчик и не будет проявлять слишком явной агрессии, но с возрастом детская травма даст о себе знать, это я вам гарантирую.

- У Ирмана уже есть лечащий врач, и он говорит, что с моим сыном все в порядке, - отмахнулся Ральф. - Не вы обследовали его, и не вам выносить суждение на его счет.

- Господин Гердер, - тепло улыбнулся мужчина, но в его улыбке так же сквозило сочувствие, - в обществе не принято отзываться о коллегах плохо. Однако... на кону стоит психическое здоровье ребенка, и это, по соображениям морали и этики, куда как важнее. Мой коллега доктор Уэйн, талантливый психиатр. По крайней мере, так написано в его дипломах и на его наградах. Но скольким он помог на самом деле? Убеждать душевнобольных в том, что они здоровы, и при этом не делать ничего для их выздоровления... как по мне, такая терапия более чем сомнительная. Но вы правы, ваш сын не кажется больным. Он вполне здоровый ребенок. Энергичный, смышленый. Вот только... разве несколько минут назад в нем говорило ваше воспитание?

- Он просто связался с плохой компанией, - сказал Ральф, пытаясь оправдать сына.

А когда доктор Карпентер хотел возразить ему, попрощался и ушел. Мужчина хотел верить, что психика Ирмана не пострадала, ведь, в противном случае, их семью ждали очень трудные времена.

***

- Думаю, еще несколько недель в клинике пойдут Ирману только на пользу, - спокойно проговорил Джозеф, которого телефонный разговор с господином Гердером уже начал утомлять.

Мужчина требовал скорейшей выписки сына, аргументируя свое решение тем, что нахождение Ирмана среди душевнобольных может повлиять на детскую психику куда сильнее, чем случившееся происшествие.

Джозеф мнения мужчины совершенно не разделял. Давление со стороны родителя было слишком велико, и как раз это могло вызвать нежелательный рецидив в поведении мальчика. Однако когда он попробовал поговорить об этом с господином Гердером, то наткнулся на глухую стену непонимания и упрямства со стороны политика. К тому же, Ирман с Амисом вот уже несколько дней готовились к пикнику, который должен был пройти в эти выходные, и рушить их маленькие планы Джозеф совершенно не хотел.

- Но вы же сами сказали, что Ирман здоров! - не унимался Ральф.

- И это истинно так. - Голос Джозефа стал немного жестче.

- Тогда почему я не могу его забрать?! Что вы от меня скрываете?

- Ничего, - ответил доктор. - Не в моих правилах скрывать что-либо.

- Тогда почему вы не выписываете Ирмана? Ему через месяц надо идти в школу. Он столько всего пропустил. Ему придется много работать, чтобы наверстать упущенное и подтянуть знания, которые необходимы для уровня его школы.

Джозеф на слова мужчины лишь разочарованно покачал головой.

- Почему бы вам не перевести его в другую школу? Туда, где требования будут не такими высокими. К тому же Ирман просил вас об этом.

- Обычная школа? Вы шутите?! - возмутился Ральф. - Я забочусь о его будущем.

«Ты заботишься лишь о своей репутации», - мысленно посетовал Джозеф, но вслух сказал совсем иные слова.

- Образование можно получить в любой школе. А вот душевное равновесие вместе с аттестатом не выдают. По крайней мере, я прошу вас подумать об этом. К тому же это желание самого Ирмана.

- Потакать желаниям детей? Не очень профессионально с вашей стороны. Не удивительно, что Ирман в последнее время сильно изменился.

- Разве? - удивился Джозеф.

- Он стал агрессивным! - продолжал возмущаться Ральф. - Непослушным. Он перечит каждому моему слову и не желает меня слушать!

- Господин Гердер, а вы сами слушаете его? - спросил доктор в надежде, что мужчина наконец-то поймет, что Ирман всего лишь хочет быть счастливым.

- Конечно, слушаю! Но он постоянно говорит какие-то глупости.

- Это не глупости. Быть может вам так и кажется, но для него все это далеко не глупости. Вы жалуетесь на его агрессию, но сами лишь подогреваете ее, - попытался объяснить Джозеф. - Быть может, если бы госпожа Гердер почаще навещала сына, тогда он стал бы мягче.

- Моя жена не здорова, - огрызнулся Ральф. - Она слишком слаба даже для таких незначительных путешествий. И она ждет Ирмана дома. Вы говорили две недели?

- Несколько, - поправил доктор.

- Я согласен на две недели, - отчеканил Ральф. - Если мой сын здоров, как вы утверждаете, то не вижу причин задерживать его в клинике на более долгий срок. А теперь прошу прощения, но мне пора идти. Всего хорошего, доктор Уэйн.

- И вам всего хорошего, господин Гердер, - проговорил Джозеф, но его слова утонули в длинных гудках.

Психиатр положил телефон на стол и повернулся к окну.

На залитой солнцем лужайке резвились мальчишки, увлекая в свою задорную игру других пациентов. Вокруг детей бегал Дин, заливисто лая и безудержно виляя воображаемым хвостом. И глядя на эту картину, Джозеф нахмурился.

Он не понимал господина Гердера. Совершенно не понимал. Ирман не был трудным ребенком. Достаточно покладистый, не вредный и не капризный, он был добрым и отзывчивым ребенком, с которым всегда можно было найти общий язык и договориться.

Но мужчина действовал с позиции силы и тем самым отталкивал сына от себя. Видимо, так было всегда, да только больше не будет. И господин Гердер никак не мог с этим смириться.

То, что пережил Ирман, сделало его сильнее. Теперь мальчик не хотел терпеть притеснения. Он не желал быть марионеткой. Вонзая нож в своего обидчика, он тем самым срезал нити, за которые его дергали. И вновь обзаводиться невидимыми путами не хотел.

Джозеф понимал мальчика. И старался помочь ему на нелегком пути обретения ментальной свободы. Он старался вернуть ему веру во взрослых, но Ральф Гердер с какой-то остервенелой маниакальностью жаждал разрушить все эти старания, даже не понимая того, что творит. И из-за этого Джозеф чувствовал немыслимую подавленность.

Держать Ирмана в клинике он не мог. Но как же ему не хотелось отпускать мальчика в мир, где его голос будет лишь немым криком, который никто не услышит.

- Я постараюсь, его переубедить, - глядя на щуплую фигуру мальчишки, тихо проговорил Джозеф.

И словно в ответ на его слова Ирман вскинул взгляд вверх и, заметив доктора в окне, радостно помахал ему рукой.

***

Украшенный к празднику парк радовал глаза пестрыми красками развешенных между деревьями флажков, гирлянд и бумажных фонариков. На выстриженных лужайках были расстелены коврики для пикников и расставлены садовые кресла. Несколько санитаров застилали столы красивыми скатертями и выставляли на них бумажные тарелки с угощениями, которые доктор Сеттон заказал специально для устроенного мероприятия. Медсестры выводили в парк пациентов и рассаживали их по скамейкам и креслам. А Амис ходил среди деревьев и с помощью Ирмана поправлял те гирлянды, которые были плохо закреплены.

- Жаль, что доктора Уэйна сегодня не будет, - вздохнул мальчик и коснулся пальцем ажурного розового фонарика, который от его прикосновения плавно закружился вокруг своей оси. - Ему бы понравилось.

Он повернулся к Ирману и улыбнулся.

- Мы проделали потрясающую работу, - похвалил Амис друга, вместе с которым вчера почти весь день украшал парк клиники. - Хотелось бы, чтобы он посмотрел на то, что у нас получилось. Да и папа сказал, что задержится. Как будто не мог назначить встречу на какой-нибудь другой день. А что твои родители? Приедут?

- Мама болеет, а папа обещал приехать, - ответил Ирман без особой радости.

По правде говоря, ему не очень хотелось видеть отца на празднике. Мужчина продолжал донимать его нравоучениями, требуя, чтобы он перестал дружить с Амисом. А Ирман не желал следовать этому абсурдному требованию, упорно пытаясь уговорить отца перевести его в школу, где учится друг.

И это противостояние уже зашло настолько далеко, что отец грозился строго наказать мальчика, когда тот вернется домой, а Ирман в ответ пообещал, что прирежет его, если он хотя бы голос на него повысит.

Конечно же, Ирман не стал рассказывать Амису об этом взаимном обмене угрозами, и старательно делал вид, что ему нравится идея отмечать с отцом День Независимости. Но друг все равно заметил его неудовольствие и мудро изрек:

- Родители, порой, бывают несправедливо строгими. Но только потому, что они любят нас.

- Папа тебя ненавидит, - сказал Ирман мрачно и тоже закрутил фонарик, - и из-за этого мне хочется ударить его. Ненавижу, когда он указывает. Хочу ходить в школу вместе с тобой, и не только потому, что ты там учишься. Я хочу быть нормальным, не супер умным и не супер успешным. Я хочу быть просто человеком, и чтобы он отстал от меня.

- Доктор Уэйн часто говорит, что взрослые твердолобые. Не знаю, что это значит, - рассмеялся Амис, - вроде бы все лбы твердые. Если бы лоб был мягким, то в клинике было бы больше пациентов. Но, наверное, он имеет в виду то, что их не переспоришь. Но ты не расстраивайся. Я могу поговорить с папой, и он попробует убедить твоего отца. У него настоящий дар убеждать других. Такая суперспособность. Только на маму почему-то не действует.

- Я сам хочу попробовать его переубедить, - сказал Ирман, немного смягчившись.

Он почесал за ухом Дина, который подбежал к ним, чтобы обнюхать украшения, и предложил, меняя тему разговора:

- Идем к гостям. Интересно, к кому приехали родственники.

- Точно не к Дину, - сказал Амис, когда мужчина умчался прочь, в попытке поймать какую-то птицу. - Родные его боялись и обижали.

- Зато здесь у него есть мы, - расплылся Ирман в улыбке. - Когда меня выпишут, я все равно буду его навещать.

Амис заявил, что это замечательная идея, и мальчики побежали помогать медперсоналу расставлять закуски.

Чуть позже к ним присоединилась Амелия, которая ходила среди собравшихся и раздавала всем венки из живых цветов, украшенных лентами с национальной символикой. Приблизившись к мальчикам, женщина надела им на головы веночки и поздравила с Днем Независимости.

- Чудесно выглядите, ребятки, - обратился к детям один из санитаров и машинально поправил на Ирмане венок, который оказался слишком большой для него и сползал на бок.

- Спасибо, Кларк, - улыбнулся мальчик.

- Развлекайтесь, - ответил мужчина и похлопал Ирмана по плечу, от чего у мальчика даже колени немного подогнулись, такая силища была заключена в руках этого человека.

Проводив мужчину взглядом, Ирман потянулся за бутербродом и стаканом с лимонадом.

- Жаль, что твой отец не разрешил запустить фейерверки, - сказал он, обращаясь к другу.

- Пустяки, - улыбнулся Амис. - Мы же в проливе Ист-Ривер. Тут фейерверки будут видны везде.

Мальчик вскинул голову вверх и посмотрел на небо, придерживая рукой так и норовящий соскользнуть с головы венок.

- Когда начнут запускать фейерверки, все небо озарится вспышками. - Он указал вверх свободной рукой и рассмеялся. - Тут, там, и вон там! Все небо! Все это небо будет в огненных цветах. И они будут наши!

Амис раскинул руки в стороны и закружился, все так же глядя в небо. Счастье переполняло его маленькое сердце. Мир был прекрасен. Теплый ветер целовал кожу, пение птиц ласкало слух, а рядом был друг, которого Амис успел полюбить всем сердцем.

Жизнь была чудесна, и ему хотелось поделиться своим восторгом с каждым живым существом на этой планете.

Ирман смотрел на друга, и его сердце тоже полнилось восторгом. Амис был настолько веселым и беззаботным, что это даже оказалось заразным. Ирману хотелось смеяться, глядя на него, а еще кружиться вместе с ним, рассекая руками воздух, словно летишь в небесах. И он уже даже собирался присоединиться, как, вдруг, случилось то, чего никто не мог ожидать.

Заливисто смеясь, Амис врезался в пациента, который стоял к ним спиной и рассматривал что-то у себя под ногами. И в тот же миг мужчина резко развернулся и, взмахнув рукой, ударил мальчика по лицу. Амис вскрикнул и зажал ладонями нос, из которого брызнула кровь. Яркие капли обагрили его пальцы и футболку, а потом алая струйка потекла по подбородку и шее, пачкая бледную кожу.

- Амис!

У Ирмана потемнело перед глазами, и он сделал несколько шагов вперед, совершенно не осознавая своих действий. Его словно оглушило. Все звуки разом исчезли. И только грохот собственного сердца давал мальчику понять, что он все еще находится в сознании.

Все вокруг изменилось. Даже солнце померкло, словно его скрыли плотные облака. Люди застыли в неподвижности. Весь мир замер, превратившись в контрастную картину. В центре праздничного веселья разворачивалась драма, но окружающие пока еще не понимали этого.

Яркая вспышка боли, казалось, затмила собой солнце. Амис еще не успел сообразить, что произошло, как почувствовал, что невероятно сильная рука схватила его за грудки и, легко подняв над землей, швырнула к дереву. Сквозь пелену слез он едва различал исказившееся злобой лицо пациента, в которого по неосторожности врезался, а через миг и этот образ скрылся во тьме.

От удара о ствол дерева перед глазами мальчика потемнело. Дышать отчего-то стало больно и тяжело. Амис отчаянно открывал рот, в попытке сделать хоть маленький глоточек воздуха, но что-то мешало ему. В ушах появился звон. Тонкий, противный, казалось, он идет отовсюду сразу, заглушая собой крики, среди которых Амис очень громко и отчетливо слышал надрывный голос Ирмана. И крик друга вонзился в его сердце железными когтями паники, которая захватила начавшее угасать сознание мальчика.

Дин бросился на взбесившегося пациента первым, но Ирман, который стоял ближе, опередил мужчину. Он с разгону запрыгнул пациенту на спину и обхватил его руками за шею, сдавливая, что есть мочи, чтобы заставить сумасшедшего отступить.

Из горла мальчика рвался неистовый крик. Мысль о том, что этот человек причиняет Амису боль, сводила его с ума, превращая его кровь в поток бурлящей лавы. В руках Ирмана, вдруг, появилось столько силы, что мужчина захрипел и разжал ладони, выпуская горло Амиса. А Дин в тот же миг ударил его руками в бок, и пациент упал на землю, где его и скрутили санитары.

Ирман почувствовал, как чьи-то руки сомкнулись вокруг его тела, сковывая движения. Он даже, кажется, слышал знакомый голос, который просил его успокоиться. Но мальчик не реагировал на слова, он смотрел на Амиса, лицо которого было перепачкано кровью. Друг сильно побледнел и съехал спиной по древесному стволу, едва удерживаясь на грани сознания.

Вокруг поднялся невообразимый шум. Пациенты разволновались и принялись буянить, отвлекая внимание санитаров на себя.

Ирман слышал, как доктор Карпентер, который сегодня дежурил в клинике, начал призывать всех к спокойствию. Он просил родственников пациентов покинуть территорию парка и призывал медсестер раздать больным успокоительные средства.

- Ирман, успокойся... не кричи... - снова услышал мальчик сдавленный, прерывистый голос.

Широкая ладонь коснулась его лба, заставляя ребенка откинуть голову назад.

- Все хорошо... тише... тише...

- Нет! - Ирман взбрыкнул и ударил схватившего его мужчину затылком по лицу, а потом впился в его руку зубами и разорвал кожу.

Чужая кровь была противной на вкус, но Ирман не разжимал зубы, пока мужчина не выпустил его. Тогда мальчик бросился к другу и, схватив его за плечи, всмотрелся в бледное лицо.

- Амис... Амис!.. Что с тобой?

Звон в ушах Амиса и не думал стихать, только теперь к нему присоединился и шум беснующихся пациентов. Кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то заливисто смеялся страшным, пробирающим до костей смехом. И в этой какофонии звуков Амису было очень сложно разобрать слова Ирмана.

Перед глазами все плыло. Тьма отступала неохотно, но с каждым болезненным вдохом, врывающимся в словно сдавленную стальным обручем грудь, перед глазами прояснялось.

В парке царила настоящая вакханалия. Перевернутые столы, рассыпавшаяся по траве еда, бегающие пациенты, встревоженные работники клиники, но все это было совершенно неважно. Ведь проступившее из темноты лицо друга почему-то оказалось испачкано кровью.

- Ирман... - тяжело прохрипел Амис, пытаясь подняться.

Тело его не слушалось. Словно превратившееся в кусок мокрой ваты, оно отказывалось двигаться, и все же Амис нашел в себе силы справиться с этой слабостью и крепко сжать руку мальчика, которого необходимо было увести отсюда.

- Идем, - сдавливая ладонь Ирмана, просипел Амис, кое-как поднимаясь на ноги. - Идем скорее. Тут опасно. Ну же! Идем!

Ирман послушно сделал несколько шагов, следуя просьбе друга, но тут же покачнулся и чуть не упал. Амис поддержал его, хотя и сам с трудом стоял на ногах, и заглянул в лицо мальчика.

- Ирман, ты как? Что с тобой?

Ирман не ответил.

Его сердце словно взбесилось, отбивая сумасшедшую дробь. Все вокруг плыло, смазывалось, превращалось в сюрреалистичную картинку, в которой не было никакого смысла.

Амис постарался увести его, но тело Ирмана не слушалось. Оно словно одеревенело, и каждый шаг давался ему с большим трудом.

- Амис, куда ты его тащишь? - послышался окрик доктора Карпентера. - Что вы тут устроили, мелкие негодники? Подожди, вернется твой отец, я ему все расскажу!

- Ирман, идем скорее! - взмолился мальчик, дергая друга за руку, чтобы тот шел за ним.

Но Ирман не понимал, зачем им нужно было куда-то идти. У него кружилась голова. А в нос бил сильный запах крови.

Дома пахло точно так же. Кровь растеклась по полу маслянистой лужей и застывала, источая легкое тепло. Тело мертвого человека, лежащего в этом темно-багровом пятне, казалось очень бледным. Ирман видел это тело так отчетливо, что даже подумал, что ему снится сон. И если бы не Амис, который тащил его за собой, мальчик решил бы, что видит очередной кошмар.

Спустя несколько минут дети забежали в клинику и нырнули в свое убежище. Амис закрыл дверцу и подпер ее матрасом. Конечно, эта жалкая преграда не смогла бы остановить взрослых, но все же она давала мальчику некоторое ощущение безопасности.

Пока Амис возился с матрасом, Ирман забился в угол и уставился в пустоту. Он что-то говорил, но Амис не мог разобрать слов.

Справившись с импровизированным препятствием, мальчик повернулся к другу, и губы его затряслись.

Ирман крепко обнимал себя руками и смотрел прямо перед собой в одну точку. Но только в его взгляде Амис рассмотрел зарождающийся страх. Точно так же Ирман смотрел на него в их самую первую встречу. Смотрел, но не видел, потому что через стену животного страха уже невозможно что-либо рассмотреть.

- Нет, нет, нет, Ирман, все хорошо, - отчаянно заговорил Амис, приближаясь к другу.

Ирман дернулся, вскинул руку, отбиваясь от ладони Амиса, которую мальчик протянул к нему и истошно закричал. Но его крик быстро утонул в тишине.

Амис в мгновение ока зажал рот друга ладошкой и, усевшись рядом, крепко прижал Ирмана к себе.

- Все хорошо, - зашептал он на ухо мальчика. - Все хорошо, я рядом. Я рядом, Ирман. Тут больше никого нет. Только ты и я. Только мы вдвоем. Ну же, посмотри на меня. Мы не боимся, помнишь? Мы ничего и никого не боимся, Ирман.

Ирман почувствовал, как проваливается назад. Словно падает в теплый омут, вязкий, будто кисель. Сладкий. Спокойный.

В нос бил сильный запах крови. На губах был ее привкус. Чужая кровь больше не вызывала отвращения, а наоборот даже, манила.

Хотя, почему чужая?

Ирман вновь слышал голос Амиса. В вязком киселе, в который превратилось окружающее мальчиков пространство, этот голос звучал приглушенно и тихо. А прикосновения знакомых рук казались призрачными, невесомыми... но все это было не важно.

Главное, что Амис рядом, и страх отступает, пасует перед его смелой, открытой душой. Страх уходит, растворяясь в безграничном океане спокойствия.

Что это? Дар? Проклятие? Насмешка высших сил?

Ирман расслаблялся в объятиях друга. Дыхание его выравнивалось, становилось не таким глубоким, не таким прерывистым. Перед глазами прояснялось. Видение дома и мертвого человека стиралось, уступая место стенам небольшой ниши.

Ирман затих, понимая, что сейчас он в полной безопасности. И Амис, почувствовав это, медленно убрал ладонь с его рта

- Все пройдет, - сказал мальчик негромко. - Все наладится.

Ирман улыбнулся.

Да, он прав. Теперь все будет по-другому. Больше не будет страхов и волнений. Пока Амис рядом, пока он смеется, живет, дышит... мир будет оставаться прекрасным и дружелюбным местом.

- Я думал, ты умрешь... - проговорил Ирман, едва ворочая языком. - Если бы это случилось, я умер бы вместе с тобой. Но сначала я убил бы этого психа. Я не знаю, что сделал бы с ним, если бы тебя не стало.

Мальчик снова тяжело задышал, роняя крупные слезы. И Амис крепче обнял его.

- Не плачь, пожалуйста, - попросил он. - Все будет хорошо. Никуда я не денусь. Всегда буду рядом. Всегда, что бы ни произошло.

Вслушиваясь в тихий, сиплый голос друга, Ирман закрыл глаза и откинул голову на его плечо. Губы мальчика почему-то стянуло, как будто на них подсыхал джем или соус. Ирман высунул язык и медленно облизался, чувствуя одуряюще приятный привкус.

Кровь Амиса... какая же она была сладкая, как пепси или липовый мед. Как же вкусно.

Ирман лежал, не двигаясь, прислушиваясь к дыханию друга. Наслаждаясь его близостью и тихим голосом. Растворяясь в его объятиях.

Сколько он так лежит? Час? Два? Три? Несколько секунд?

Неважно...

- Пообещай, - попросил Ирман, с трудом сдерживая слезы, - поклянись, что всегда будешь рядом. Даже если мой отец будет против. Даже если нам запретят видеться. Пообещай, что будешь со мной.

- Я всегда буду рядом, - искренне проговорил Амис, чувствуя, как сердце от мольбы друга болезненно сжимается в груди. - Что бы ни случилось. Я всегда буду с тобой. Сегодня, завтра, через неделю и месяц. Через тысячу лет. Я никогда тебя не оставлю. И если даже ты не будешь меня видеть, я все равно буду с тобой. Всегда-всегда.

- Хорошо, - прошептал мальчик, немного успокаиваясь, и накрыл ладонями руки Амиса, сжимая его запястья.

Кисти друга были в крови, и Ирман медленно поднес ладони Амиса к глазам, внимательно разглядывая их. Несколько мгновений он словно завороженный смотрел на темные пятна и, не удержавшись, обхватил губами тонкий палец.

Чуть сладковатый, немного металлический привкус обжег его язык. Капельки крови смешались со слюной и растеклись по всему рту. Ирман замер, наслаждаясь вкусом, и его дыхание, вдруг, стало тяжелее.

Теперь Амис не сможет нарушить свое слово... потому что отныне они связаны. Связаны друг с другом кровавой клятвой верности.

Мысленно улыбнувшись, Ирман провел языком по второму пальцу Амиса, потом по третьему... и стал медленно слизывать кровь со всей ладони, чувствуя, как тело пробирает мелкая дрожь. В голове у мальчика помутилось. Мир закружился, завертелся каруселью.

Он не мог остановиться. Теперь не мог.

Теперь Амис принадлежал ему. Кровь друга пропитала Ирмана, пролилась в него, стала частью его тела... а, следовательно, и Амис тоже стал частью его самого.

И все же Ирману было мало этих жалких капель.

Он оставил руки Амиса в покое и повернулся к нему.

Мальчик сидел, прислонившись к стене, и почти даже не дышал. Но его глаза при этом горели таким огнем, что Ирману стало жарко.

- Я не смогу летать без тебя, ты же знаешь, - сказал Ирман, обвивая руками шею Амиса, и начал собирать губами кровь с его лица, которой там было больше, чем на пальцах. - Птицы не могут летать без крыльев... а ты - мои крылья.

Ирман слизал кровь с его подбородка и спустился на шею, касаясь губами яростно пульсирующей жилки.

Амис не сопротивлялся. Сидел, откинув голову назад, и прерывисто дышал.

Слизав с мальчика все до последней капли, Ирман крепче прижался к нему, устраиваясь на его коленях, и потянулся к губам. Провел по ним языком, улыбаясь и чувствуя, что они тоже в крови. Мягкие... сладкие... вкусные...

- Ты вкусный... - прошептал Ирман, не замечая даже, что Амис крепко сжимает его в объятиях. - Ты очень, очень вкусный...

Горячий влажный язык медленно скользил по коже Амиса, и мальчик застыл, не смея пошевелиться. Он боялся спугнуть Ирмана, в глазах которого с каждой слизанной им капелькой крови страх сменялся спокойствием. Но не только успокоение друга мешало Амису оттолкнуть Ирмана. Собственные ощущения, поразившие мальчика до глубины души, обездвижили его, приковав к месту.

Ему нравилось то, что делал Ирман. Это было так странно, так необычно... и очень приятно. Амис чувствовал, как внутри его тела разгорался огонь, маленькие искры которого медленно опаляли сердце и желудок. Дышать было сложно, как будто ему на грудь положили что-то очень тяжелое, а низ живота подводило очень приятными спазмами.

Ирман прижимался к нему все сильнее. Его дыхание щекотало шею и лицо, заставляя Амиса покрываться мурашками и мелко дрожать. А когда мальчик уселся к нему на колени и заерзал на них, устраиваясь удобнее, Амис еле сдержал судорожный вздох, рвущийся из груди. Это пугало, но в то же время Амис не хотел, чтобы эти ощущения исчезали. А когда язык друга прикоснулся к его чуть приоткрытым губам, Амис не сдержался и, сильно прижав Ирмана к себе, так же лизнул мальчика в уголок губ.

Ирман замер.

Широко распахнув глаза, он смотрел на Амиса, и его губы растянулись в странной, немного жуткой, и все же красивой улыбке.

- Помни свое обещание... - снова попросил Ирман.

- Я помню, - ответил Амис. - Но и ты тоже не бросай меня.

С губ Ирмана сорвался смешок. Как же приятно было услышать эти слова. А бросить Амиса он уже не сможет. Никогда. Только не по своей воле.

Но прежде чем произнести свои обещания, Ирман подумал, что неплохо было бы закрепить их чем-нибудь существенным. Он вспомнил, что в фильмах взрослые всегда целовались, после того, как клялись друг другу в верности и любви. И он тоже захотел скрепить свою клятву поцелуем. Чтобы наверняка. Чтобы уже ничто не смогло их разлучить.

- Никогда не брошу... - проговорил Ирман и крепко прижал свои губы к губам Амиса, чуть выпятив их вперед.

Ощущения были странными и непривычными, но Ирман знал, что все делает правильно. Этот поцелуй был для них своеобразной печатью, которая навеки скрепит их союз и заставит следовать своим обещаниям, во что бы то ни стало.

Поцелуй друга опалил губы Амиса, и мальчик зажмурился от удовольствия. Он не знал, почему ему так нравятся прикосновения Ирмана. Почему от его дыхания внутри все замирает и трепещет. Почему мир словно переворачивается с ног на голову и кружится, кружится, кружится в безумной пляске.

Эти чувства и ощущения были такими яркими, такими пронзительно сладкими, что Амису нестерпимо захотелось поделиться ими с Ирманом. Чтобы он точно так же почувствовал неописуемый восторг, который воцарился в сердце мальчика. Необъяснимое счастье, от которого хотелось кричать во весь голос, смеяться до слез и... плакать навзрыд, умоляя весь мир, чтобы это не прекращалось.

Наверное, мальчики могли просидеть так целую вечность и еще пару мгновений, но их уединение самым наглым образом прервали. Дверца под лестницу распахнулась, и они услышали гневный, полный негодования голос:

- Ирман, что ты делаешь?!

Вопль господина Гердера был настолько оглушительным и пронзительным, что мальчики вздрогнули. Ирман похолодел. Внутри у него все оборвалось, а сердце заколотилось с бешеной силой. И он стиснул Амиса в объятиях еще сильнее, чтобы их не смогли разлучить.

- Уходи! - выкрикнул мальчик. - Убирайся!

- Это уже переходит все границы! - возмутился Ральф и отстранился, обратившись к кому-то, кто стоял рядом с ним: - Чего застыли? Достаньте его оттуда!

Под лестницу заглянул санитар, который по большей части следил за пациентами доктора Карпентера. Это был массивный мужчина с руками-кувалдами, который мог скрутить бешеного психа и покрупнее Ирмана.

Он схватил мальчика и, не обращая внимания на его вопли, потащил на себя. А Ирман, мертвой хваткой вцепившись в Амиса, тянул друга за собой.

- Помоги мне! - просил он, глядя в глаза Амиса. - Не отдавай меня им!

Исполненный невероятной злости мужской голос заставил сердце Амиса замолчать, чтобы уже через мгновение оно вновь пустилось вскачь, подгоняемое криком Ирмана.

Амис знал, что сейчас произойдет. Понял по яростно сверкавшим глазам мужчины, который возвышался над ними подобно великану из страшной сказки.

Санитар подскочил к Ирману и, резко схватив его, поволок из-под лестницы. Ирман кричал и извивался, но ни на миг не ослабил своих рук, продолжая цепляться за Амиса, как за единственную надежду на спасение. И мальчик отвечал другу тем же. Он крепко держался за Ирмана, наверняка причиняя ему боль, но не отпуская.

«Оставьте нас! Оставьте! Вы не имеете права так поступать!» - Амису казалось, что он кричит, срывая голос, но ни звука не слетало с его губ.

А в следующий миг санитар вытянул их из маленького убежища, и Амис почувствовал, как кто-то схватил его за шиворот и потащил в сторону.

- Нет, нет, нет! Не забирайте... Оставьте нас в покое!.. Прекратите! Прекратите!!! - слова безудержным потоком хлынули из горла мальчика и зазвенели где-то под потолком пронзительным эхом.

Чьи-то сильные руки до боли сдавили запястья, отчего кончики пальцев начали стремительно неметь и разжиматься.

- Отпусти его! - рычал господин Гердер, оттягивая Амиса назад. - Отпусти!

Почему так тяжело дышать? Почему так больно.

«Ирман, не кричи. Я рядом. Я не оставлю. Не бойся».

- Не бойся! - собственный голос показался Амису тихим, словно шепот, но от его вопля, казалось, задрожали стены. - Не бойся! Я...

Сильный удар обжег щеку, заставив Амиса проглотить так и не сказанные слова. Голова мальчика дернулась в сторону, и на секунду Амис ослабил хватку. Всего секунда, но ее оказалось достаточно, чтобы Ирмана оторвали от него.

- Нет! - Амис вопил и, сжимая кулаки, вырывался из сильных рук держащего его мужчины. - Нет! Ирман! Ирман!!!

А потом его отшвырнули в сторону. Грубо, сильно, безжалостно.

Амис отлетел в сторону и, врезавшись плечом в стену, обессилено сполз на пол, глотая горькие слезы, смешанные с сочащейся из разбитой губы кровью.

Но ни боль, ни страх, не смогли бы удержать его. Он должен был помочь Ирману. Должен был его спасти, и потому, стараясь не обращать внимания на резкую боль, простреливающую плечо, мальчик вскочил на ноги и бросился к коридору, в котором все еще раздавались громкие крики Ирмана.

Но не успел Амис сделать и нескольких шагов, как его вновь оттолкнули к стене, не позволив догнать друга.

- Не дергайся! - раздалось над головой гневное шипение отца Ирмана. - Не смей к нему приближаться, ублюдок. Увижу тебя рядом со своим сыном - уничтожу. Всю вашу семью уничтожу.

И сказав это, мужчина быстрым шагом последовал за санитаром, уносящим все еще брыкающегося и кричащего Ирмана.

А Амис, словно и не услышав угрозы, вскочил с места и бросился следом. Он обещал Ирману не оставлять его. Обещал быть рядом. И он будет рядом. Всегда. Что бы ни говорили и как бы ни угрожали.

Да только судьбе было плевать на его желания и цели. Потому что очередная попытка догнать друга так же не увенчалась успехом.

- Нет, Амис, тебе туда нельзя, - выросший на его пути как монолитная стена санитар, преградил мальчику дорогу. - Идем, я обработаю твои раны.

И не слушая возражений, криков и мольбы, мужчина потащил Амиса за собой в процедурную, не давая ему даже возможности вырваться.

***

Ирмана куда-то несли, но он видел только Амиса. Кричал, вырывался, извивался... но видел только его. Его руки, схватившие рубашку. Его губы, просящие не бояться. Его глаза, в которых плескался страх.

А потом он увидел, как его отец замахнулся и ударил Амиса. После чего грубо оттолкнул к стене, громко ругаясь.

- Папа, не надо, не бей его!!! - закричал Ирман, отчаянно вырываясь.

Но мужчина как не слышал, продолжая отталкивать бегущего за ними мальчишку. Санитар свернул за угол, и Ирман потерял друга из вида. Это лишило его остатков храбрости, и он расплакался.

Почему же он такой слабый?! Почему не может защитить друга?! Почему все должно быть именно так?!

Они поклялись друг другу, что никогда не расстанутся, но взрослые решили за них, и Ирман ничего не мог с этим поделать.

- Амис!!! - снова завопил он, чувствуя, что задыхается от ужаса. - Амис, где ты?!

- Ирман, прекрати! - рявкнул появившийся из-за угла Ральф.

Но, стоило мальчику его увидеть, как в нем пробудилось нечто страшное, звериное, что придало ему сил и воле к борьбе.

Напрягшись, он ударил санитара ногой так, что тот вскрикнул и разжал руки. Ирман упал плашмя на пол и тут же вскочил. Санитар попытался схватить его, но он извернулся и ударил мужчину снова.

Что-то пробудилось в нем. Что-то нехорошее. Что-то, что помогло ему еще тогда, после изнасилования подняться на ноги и хладнокровно всаживать нож в спину твари. Это что-то просыпалось. Пульсировало в крови. Заставляло его рычать, словно он превратился в дикого зверя.

- Ты! - Ирман резко развернулся и бросился на отца с одной лишь целью - причинить ему боль. - Ты ударил его! Ненавижу! Ненавижу тебя!!! Ты такая же тварь! Я убью тебя!!!

- Ирман! Ирман, прекрати!!!

Ральф попытался перехватить руки сына, но тот вцепился в его одежду пальцами и тут же начал пинать мужчину по ногам, выкрикивая проклятия и угрозы вперемешку с ругательствами.

- Ирман, в тебя что, бес вселился?! - закричал Ральф не своим голосом и обратился к санитару: - Да не стойте вы столбом! Сделайте что-нибудь!

В коридор уже сбежались работники клиники, которые с ужасом наблюдали за тем, как беснуется маленький, щуплый ребенок. Как с дикими воплями бросается на собственного отца и теснит его к стене.

- Да дайте же ему успокоительное! - взмолился Ральф. - Сделайте что-то! Я подпишу любую бумагу!

- Поздно, - доктор Карпентер старался успокоить волнение среди персонала и просил работников разойтись. - Успокоительные уже не помогут. Есть только один выход - воспользоваться электрошоковой терапией. Она, конечно, не гарантирует полного выздоровления, но и вреда не причинит.

- Что?! - Ральф резко повернулся к мужчине и смерил его раздраженным взглядом. - Какая, к черту, электрошоковая терапия?! Дайте ему успокоительное!

- Я же пытаюсь объяснить, - так же повысил голос доктор, потому что крики Ирмана, который теперь уже рычал совсем как зверь, заглушали все его слова. - Если сейчас дать ему успокоительное, то уже невозможно будет его отменить. А ярость и агрессия вернутся, как только лекарство прекратит действовать. Вы хотите сделать из своего сына овощ? Электрошоковая терапия успокоит его. Она незначительно влияет на память, блокируя некоторые воспоминания. Чаще всего самые плохие. А любое сознание хочет покоя и умиротворения.

Несмотря на советы психиатра, Ральф все еще колебался. Он знал о шоковой терапии не много, в основном из фильмов, и понимал, что человек испытывает во время этой процедуры сильную боль.

Но в этот момент Ирман воспользовался его замешательством и цапнул за руку с такой силой, что у мужчины выступила кровь.

- Что ты кусаешься как собака?! - взвился мужчина, и чуть было не отвесил сыну оплеуху.

- Господин Гердер, - снова влез доктор Карпентер, - нужно отвести Ирмана в палату и дождаться возвращения доктора Уэйна, или воспользоваться моим методом. Я квалифицированный специалист, доктор Сеттон других не держит. Решайтесь. Мальчику нужна срочная помощь.

- Делайте! - взвыл мужчина, когда зубы сына снова впились в его руку. - Сделайте что-нибудь! Ирман!!! Сынок!!! Тебе помогут... сейчас тебе помогут.

Он отстранил мальчишку от себя, и санитар снова схватил его.

- Подготовьте все необходимое, - обратился доктор Карпентер к медсестре.

Женщина кивнула и ушла, а психиатр жестом приказал санитару отвести Ирмана в кабинет терапии.

Мальчик не желал сдаваться без боя и вопил дурным голосом, уже почти не соображая, что делает.

Его заботил только Амис. Но друг куда-то исчез, и Ирман не знал, что эти мерзкие люди с ним сделали.

- Я вас всех убью! - кричал он, пока его несли по коридору. - Всех до единого!

Но никто не боялся его угроз.

Мальчика втолкнули в какой-то кабинет, а следом вошли трое санитаров. Они поймали ребенка и силой натянули на него смирительную рубашку.

Теперь уже чужие прикосновения не пугали Ирмана. Пугало то, что Амиса больше нет рядом. И то, что им не позволят больше дружить. И то, что они никогда не увидятся.

Что-то будет сейчас. Что-то, чего он смертельно боится. Но зверь внутри него больше не спит. Очень сильный зверь. Он выдержит все. Все, чтобы ни случилось дальше.

«Ты только будь со мной, Амис, как обещал. Не предавай меня. Всегда оставайся рядом. Для тебя я стану таким сильным, что ни одна тварь никогда не посмеет тронуть нас с тобой. Ты только не исчезай... не исчезай...»

Ирмана снова схватили, уложили на стол и перетянули тело ремнями. Направили лампу в глаза. Засунули в рот резиновый кляп, фиксирующий зубы.

Мальчик уже почти не сопротивлялся. Понимал, что это бесполезно... он смотрел на окруживших стол санитаров и запоминал их лица.

Он убьет их всех, но сперва переломает им кости, чтобы они кричали от боли. А он будет наслаждаться их криками.

- Доктор Карпентер, что с ним такое? - спросил один из санитаров, когда в кабинет вошел психиатр.

Мужчина приблизился к столу, заглянул в полыхающие яростью глаза ребенка и сказал:

- Шизофрения, что же еще. Готовьте аппарат. Нужно покончить с этим как можно скорее. Доктор Уэйн заигрался в гуманиста, и вот что из этого вышло.

На лоб Ирмана приклеили что-то холодное, и он поморщился. Доктор внимательно следил за тем, что делали санитары и медсестра, и отдавал распоряжения. Ирман понимал, что сейчас с ним случится что-то ужасное. Но он больше не боялся. Мысли о том, что рано или поздно его отпустят, и он сможет отомстить, давали мальчику силы для борьбы. Он держал в памяти образ отца и поклялся себе - этого он не забудет. До последнего вздоха будет помнить, кто сделал с ним такое.

Тварь... тварь и собственный отец, который на деле оказался даже хуже, чем насильник.

Когда медсестра закончила приготовления, доктор Карпентер улыбнулся мальчику, демонстрируя две длинные белые трубки, на концах которых крепились металлические круги:

- Я мог бы сделать тебе укол, Ирман. Ты мог просто уснуть, а проснулся бы уже здоровым. Но у доктора Уэйна есть юридический документ, в котором расписался твой папа, что тебе нельзя делать уколы. Если я нарушу правила, меня посадят в тюрьму. Так что за свою боль, которую ты сейчас испытаешь, вини не меня, а своего лечащего врача.

Бросив эти слова, мужчина встал в изголовье стола и поднес трубки к вискам мальчика.

- Включайте, - распорядился он. - На среднюю мощность. Нужно сделать все, чтобы помочь этому несчастному ребенку.

Голову Ирмана пронзила сильная боль, как будто его одновременно ударили со всех сторон, отчего кожа занемела, а по телу пошла странная дрожь. Она достигла конечностей и, не найдя выхода, ударила в мышцы, а потом и в кости.

Ирман невольно стиснул зубы на фиксаторе. Его тело выгибалось и корчилось в болезненных конвульсиях. Казалось, что кости трещат от напряжения и сейчас просто раскрошатся. Казалось, что челюсть сломается вместе с кляпом. Он хотел бы закрыть глаза, но не мог, и мерзкий свет лампы слепил его.

Значит, во всем виноват доктор Уэйн?

Нет! Нет!!! Не он!!! Тварь и отец. Только эти двое. Они и никто больше.

Внезапно все прекратилось. Ирман обмяк на столе и наконец-то закрыл глаза. Его пробирала дрожь. А сердце вылетало из грудной клетки. Дыхание стало тяжелым, прерывистым. Но облегчение, расползающееся по телу, было ни с чем несравнимо.

Наконец-то все закончилось. Ирман сделал глубокий вдох и тут же замычал, задергался, пытаясь увернуться от трубок, которые доктор вновь приставил к его вискам.

- В этот раз будем постепенно увеличивать напряжение, - послышался его равнодушный голос, обращающийся к медсестре. - Следите за датчиками. Как только начнется удушье, отключайте.

«Удушье?!»

Ирман задергался сильнее, но он был связан так крепко, что не мог помешать доктору издеваться над ним.

Новая волна боли была в разы сильнее прежней. Образ зверя вспыхнул и развеялся в прах. Образ доктора Уэйна... мамы... Амиса...

Нет!

Нет!!!

«Не отпущу... не отдам... только не тебя... пожалуйста, Амис, только не ты... останься... останься со мной... ты обещал... обещал...»

В глазах померкло. Горло свело чудовищным спазмом, и Ирман начал задыхаться. Его память крошилась и распадалась на мелкие частички, которых уже больше не собрать.

«Нет... не надо... не надо, Амис... нет...»

Он хватался за это воспоминание, пока оно не развеялось как туман. Расплакался от тоски по уже забытому. И вспомнил...

Холодный блеск металла. Острое лезвие входит в человеческую плоть как в масло. Брызгает кровь. Заливает все вокруг. Зверь, мягко ступая по ковру, подходит к нему, оттесняет от мертвого тела, словно бы защищая. Склоняет морду к трупу и начинает пожирать его, отхватывая кусок за куском. Ирман подходит к нему, зарывается пальцами в густой мех, кладет голову на спину, чувствуя, как под кожей двигаются мышцы.

«Какой же ты сильный. Мы с тобой теперь неотделимы. Птицу у меня отняли, потому что она не принадлежала мне. Но ты мой... мой зверь».

Окровавленная морда поворачивается к нему. Синие глаза смотрят с холодом и презрением. В этих глазах нет ничего, кроме огненной смертельной ярости. Эту ярость не уничтожить ничем. Был человек, который поглощал эту ярость как губка. Но человек стал туманом. Его волшебный голос исчез из памяти Ирмана.

«Прощай, Амис...»

Странно, он помнит имя, но и оно тает словно снег под летним солнцем.

Секундное облегчение. Судорога немного отпускает, и все по-новому.

Боль.

Одна только боль.

А после сильные руки, поднимающие его со стола. Прижимающие к груди как родного сына. Хоть это и не так. Тихий голос просит очнуться. Теплая ладонь гладит лицо. Ирман чуть приоткрывает глаза...

- Доктор Уэйн... - это даже не шепот, он только шевелит губами. - Доктор Уэйн...

Темнота. Холод. Опустошение.

Прощай... кем бы ты ни был... я буду скучать...