***

       Знаете же выражение: «Жизнь — боль?» Данное утверждение уважаемый Годаймэ Казекаге, а попросту «Ну, Гаара, Ками!», за несколько месяцев прочувствовал на себе на все миллионы процентов. Беременной Сакуре не нравилось всё, начиная с кактусов, заканчивая, похоже, собственным мужем. И скажите спасибо, что привычный набор ужаса в виде токсикоза обошёл её стороной. Зато нестабильный гормональный фон рисковал подорвать остатки нервной системы, держащегося на последней нервной клетке Гаары.

       Канкуро, естественно, не помогал. Ушлый брат умудрился виртуозно втереться в доверие постоянно рассеянной Сакуре, и они кошмарили Казекаге с утра до глубокой ночи. С лёгкой руки братца дома появилось сразу несколько детских комнат, в которых воющий Гаара едва ли не еженедельно переставлял мебель.

— Здесь слишком много света, — Сакура надула губы.

       Казекаге вздохнул и переставил кроватку чуть дальше от окна. Храни Ками песок и что не надо надрываться самому.

— Здесь слишком темно, — ирьёнин грустно обозревала получившееся и всё равно осталась недовольна.

— Я думаю, это не подходящая комната, — глубокомысленно изрёк возникший из ниоткуда Канкуро.

       Ночью у кровати кукловода обломились качественно подточенные ножки, и крепко спящий Канкуро с громким грохотом, чудом не проломив своей тушей пол, с ним поздоровался. Разбуженная Сакура подозрительно косилась на умиротворённого мужа, но найти, за что зацепиться, не смогла и вопросов задавать не стала.

       Через ещё пару недель переноса всего и сразу по всему дому Гааре начало казаться, что он седой и старый. И дальше уже просто некуда. Только лысеть и умирать от нервного истощения.

       Канкуро, справедливо подозревающий в порче мебели младшенького, теперь ночевал в мастерской. Так сказать, во избежание продолжения экзекуций. И совершенно точно не понимал чужого недовольства. Беременная Сакура была чудесной. Не то чтобы он мог рискнуть здоровьем и сказать, что «до» это было не так. Факт оставался фактом. Беременность девушке чрезвычайно шла, а самым главным, по мнению кукловода, преимуществом было то, что обычно собранная и серьёзная сейчас она больше походила на воздушные пирожные и была чрезвычайно рассеяна. Последним Канкуро без зазрения совести и пользовался.

       Гаара систематически недосыпал, периодически недоедал, иногда плакал, когда никто не видит. Ему начинало казаться, что беременные все вокруг, включая его самого, и это вызывало смутные опасения за своё здоровье. Помимо забот о жене, оставались ещё дела деревни, и он усиленно старался совмещать без ущерба для хоть кого-нибудь. Себя в списках на пощаду он уже не наблюдал и был где-то между принятием и суицидом.

       Темари еженедельно писала, присылая длинные свитки с советами для всех и сразу. В каждом в конце просила Канкуро съехать в пустыню, потому как она его перформанс не забудет и при большом желании. А когда Шикадай ещё немного подрастёт, его ждут приятные часы в обществе с злопамятной сестрой. Кукловод подумывал о монастыре.

       Сакура пребывала в прострации. Честное слово, она никогда в жизни не могла бы и подумать, что беременность это настолько тяжело и сложно. Нужно было подумать обо всём и сразу, госпиталь тоже стоял и никуда не девался. Голова шла кругом и девушка не знала за что хвататься в первую очередь. Хотя нет, вот здесь ответ был готов и даже ночью не задумываясь она могла ответить: хвататься нужно за Гаару.

       Рациональная сторона шептала, что они с Канкуро доводят несчастного Казекаге до белого каления, гормоны верещали что им нужны копчённые куриные лапы и полежать. Перевешивала сомнительная кулинария. Гаара, рискующий обзавестись продолжением чёрных синяков под глазами до подбородка носился по Суне в поисках необходимого. Сакура плакала, обнимала тяжело вздыхающего мужа и наслаждалась ногами. На следующую ночь всё повторялось, как остановить этот процесс никто не понимал.

— А ты знаешь? — доверительным шёпотом выдала Сакура, уютно устроившись под боком засыпающего мужа.

— М? — в последнее время словарный запас несчастного сократился втрое. Он вообще старался лишнего не говорить. И это да, мы сейчас про Гаару.

— Мы тебя очень любим, да, — ирьёнин потёрлась носом о чужое предплечье и вздохнула.

       От мужа успокаивающе приятно пахло жжённым песком, какими-то цветами и новым стиральным порошком.

       Гаара нахмурился. За последние месяцы он, конечно, привык к проявлениям любви и сам старался отвечать взаимностью, но чаще всего ничем хорошим эти слова для него не заканчивались, далее обычно следовала очередная витиеватая просьба, и он был готов в очередной раз попрощаться с драгоценными часами сна. Сакура, видимо, отследив направление мысли, хихикнула и, выпутав руку из-под лёгкого одеяла и легко проведя кончиками пальцев между бровей мужа, произнесла:

— Выдыхай. Я просто хотела спросить как мы назовём ребёнка. Есть идеи?

       Гаара задумчиво прикусил губу, перебирая в голове возможные варианты, за которые ему не придётся бежать за мороженым:

— Сора или Киоко

       Сакура на секунду прикрыла глаза, примеряя к предложенным именам фамилию. Звучало не плохо. Имена были достаточно простыми, а главное универсальными. Сама она об этом не задумывалась. Голова была забита попытками спокойно доработать, передать дела обратно заместителю и дальнейшей жизнью. На последнем месяце беременности получалось всё из рук вон плохо, но она не сдавалась. Ей не хотелось уходить в долгосрочный декрет, но, видимо, это будет зависеть от решения Гаары. Ирьёнин восторженно вздохнула. Было приятно, что какие-то моменты жизни можно было без стеснения переложить на плечи мужа, и он не посчитает это наглостью. Казекаге всё ещё был чудесным, уникальным в своём роде, и Сакура уже не первый раз ловила себя на мысли, что стоит поберечь его хоть немного. Хотя бы на финишной прямой.

       Пока девушка рассуждала сама с собой и так, и так, проговаривая имена и фамилию Гаара, успел заснуть. Как полусидел, облокотившись на подушку, так и спал. Голова склонилась к груди, и Сакура в очередной раз почувствовала укол совести. Ну, правда, иногда она сама не понимала, что творит и куда делась её хвалёная выдержка и рациональность. Ирьёнин осторожно потормошила мужа за плечо, стараясь не напугать. Куда уж там. Казекаге подскочил едва не потолка, испуганно озираясь:

— Помидоры с вареньем или капуста со сливой?

       Сакура рассмеялась:

— Хочу чтобы ты лёг нормально.

       Правда, после мысли о помидорах захотелось есть и плакать, потому как в голове сочетание вкусов показалось каким-то просто невероятным, но девушка решительно отмела лишнее. Она не будет гонять своего уставшего мужа за какой-то ерундой. Тем более, что на кухне всё это имелось, и ей нужно просто подождать, пока супруг снова заснёт, и идти грабить запасы.

       Гаара попытался сохранить настрой и серьёзный вид, но усталость делала своё дело, и он, устроившись удобнее, почти мгновенно вновь заснул. Ирьёнин пару минут понаблюдала за расслабившимся лицом мужа и, вздохнув, попыталась выбраться из тёплой постели. С первого раза перекатиться не получилось, и она, шумно вздыхая, пробовала снова и снова. С пятнадцатой по подсчётам попытки ей удалось встать и даже попасть в тапочки. Обычно ей во всём помогал вездесущий Гаара, он же делал массаж ноющей спины, отёкших ног и прочие приятные мелочи, но иногда в Сакуре просыпалась самодостаточность, и она, гордо вздёрнув нос, корячилась сама.

       Нестерпимо хотелось чего-то сладкого и одновременно солёного и желательно ещё молока. Как с такими вкусовыми предпочтениями она ещё не заработала расстройство желудка? Отличный вопрос без ответа. До кухни она доползала, держась за все возможные стены. В последнее время передвигаться быстро у неё не получалось. Спину нещадно ломило, ноги казались и вовсе неподъёмными. Свет включать не хотелось, и решив, что ей он и не нужен, девушка принялась копаться в холодильнике.

       Позади раздался скрип половицы и странный шорох. Сакура, не задумываясь, вооружилась найденной палкой колбасы и, на всякий случай, глубоко вдохнув с воплем:

— Шаннаро! — шарахнула колбасой по гипотетическому врагу.

       Неведомый обидчик с криком умирающего кита рухнул, как подкошенный, на пол, сотрясая половину дома. Ирьёнин прищурилась. В свете, пробивающемся из-за штор, смутно вырисовывались очертания кукловода. Со второго этажа послышался скрип половиц. Гаара, разбуженный воплями, бежал выяснять, что случилось.

— Биджу! Канкуро, что ты здесь забыл?! — громким шёпотом уточнила Сакура.

— Я всё ещё здесь живу, — фыркнул несчастный, размышляя, стоит ли вставать или лучше принимать смерть от рук Гаары лёжа.

       Довести мысль до конца не успел, в кухню, наступив на руку братцу, влетел растрёпанный Казекаге. Кукловод взвыл дурным голосом и подскочил с места, тряся кистью. Гаара, закрывая трясущуюся по непонятной для него причине жену, уставился на возмутителя спокойствия. Сакура, придерживая живот, пыталась не смеяться, получалось очень и очень плохо.

— Ты же в мастерской был? — уточнил Гаара, восстанавливая сбитое дыхание.

— Я вообще-то тоже здесь живу! — цыкнул на него кукловод, потирая оттоптанную руку, — Или меня уже выписали?

— Тебя то выпишешь, как же, — Казекаге обернулся на Сакуру и только сейчас понял, что жена просто смеётся.

— А ты?

— А я захотела молока и пошла его пить, — пожала плечами она, отворачиваясь к холодильнику, — Кто знал, что он меня напугает.

— Так свет надо включать! Кто вообще в темноте шарит по кухне?

— Так включил бы! Сам-то чем лучше? — ощетинилась девушка в ответ.

— Я хотя бы колбасой не кидаю на поражение!

       Гаара медленно присел на стул, подпёр голову рукой и вздохнул. Хотелось плакать и спать. А желательно совместить. По ощущениям он постарел на несколько сотен не прожитых лет. Что ждало его впереди пока думать даже не хотелось. Смотря на своих брата и сестру, а так же на Сакуру он прекрасно понимал, что с таким набором темпераментов — спокойствия ему не видать ещё лет так двадцать, в лучшем случае.

       Конфликт между кукловодом и ирьёнином тем временем медленно сошёл на нет и объединившиеся родственники, переговариваясь между собой, выбирали что же им съесть этой прекрасной ночью.

       До родов теоретически оставалось несколько недель, и, кажется, вместе с Гаарой вся Суна молилась на это время. Правда, у ребёнка на этот счёт явно было своё мнение, как и у остальных родственников, Сакура громко ойкнула, выронила из ослабевших рук стакан с молоком и сдавленно просипела:

— Кажется, я рожаю!

       Спустя пятнадцать часов паники, щедро нагоняемой впечатлившимся Канкуро, десять сломанных пальцев Гаары и одной руки, вовремя сделавшего замечание молоденького ирьёнина, на свет появились близнецы мальчик и девочка: Сора и Киоко Собаку Но. Сакура, диагностировавшая саму себя на протяжении всей беременности, долго хихикала над ошеломлённым прибавлением Казекаге, которому о двойне не говорила по каким-то своим соображениям. Почему Гаара не догадался сам она так и не узнала, хотя подозревала, что муж просто ей подыгрывал.

       Канкуро, гордо носящий звание трижды дяди, был на седьмом небе от счастья. Правда, ещё не догадывался, что племянники, унаследовавшие лучшие черты всего семейства, превратят его спокойную жизнь в ад.

***