На следующий день Рейнир спит до полудня, помогает матери прибраться после обедо-завтрака и кое-как бредет по сугробам в южную часть Бруардалура. Но до усадьбы родителей Лильи он не добирается. В центре его окликает знакомый парень, давний приятель и соучастник проказ Бьярни. Рейнир рад задержаться еще немного, решимости для встречи с Лильей ему все еще не хватает. Приятель брата тащит Рейнира в магазин, там заводит в ряды одежды, где рядом нет никого. Совсем как в старые, добрые времена (совсем свежие в укороченной памяти), когда Рейнир увязывался за братом и другими старшими парнями, чтобы поучаствовать в захватывающих приключениях, типа, покрасить овец мэра розовой краской или запустить петуха в класс во время урока. Но сейчас парень просто отдает конверт. Оказывается, Бьярни написал ему и попросил тайком отдать вложенное письмо своему любимому братишке.
Рейнир в растерянности бродит дальше туда-сюда по переулкам, ищет укромное местечко, чтобы прочитать письмо. Тихих мест мало, жители убирают снег с дорожек и крылец, колют дрова, разделывают бараньи туши к зимним праздникам. А в совсем глухих тупиках уже темно. Наверно, Бьярни всего лишь пишет, что ничего полезного не помнит. Наконец Рейнир пристраивается в пятне света от чужого окна и вскрывает конверт. Если там ничего нового, то это знак, что пора пустить корни и обзавестись семьей.
Да, был такой Онни – пишет Бьярни, и от этих букв Рейнир вздрагивает. Финский маг, то ли брат, то ли кузен того мелкого, худого паренька Лалли, который тусовался в Бруардалуре целый месяц вместе с остальными участниками экспедиции. Но сам Онни пробыл тут не больше суток. Но Бьярни успел запомнить его, потому что Рейнир постоянно обращался к этому Онни по любому поводу, рассказывал и показывал ему все подряд и разве что хвостом не вилял. У Бьярни даже сложилось впечатление, что Рейнир втрескался в финна по уши, потому что потом каждый день расписывал, какой тот крутой и замечательный, как минимум два раз спас всю группу, хотя сам в это время находился за сотни километров от путешественников... Но увлечение было, походу, одностороннее, потому что финн отвечал редко и мало, и на таком хреновом исландском, что Бьярни гадал, понимает ли тот хоть половину всего словесного поноса Рейнира. А еще Бьярни подозревал, что во второй раз Рейнир сбежал из дома не просто наниматься в армию на континенте, а найти одного конкретного мага.
Строки расплываются в сумерках. Рейнир смотрит на лист бумаги, потом на ближайшую стену, потом в темноту полей за городком. Сбежал во второй раз? В армию? Значит… Значит, прошлый год он не весь провел дома? И вовсе не был напуган и не хотел забывать первое путешествие?
А еще это «встрескался по уши». Да еще так серьезно, что отправился за границу? Но как он тогда вернулся домой во второй раз? И нашел ли Онни? Наверно, нет, раз сейчас сно-Рейнир достает себя-дневного с этими поисками. И все-таки он не по девочкам, а не просто забыл, что встречался с Лильей? Слишком много вопросов, слишком много адреналина, чтобы сразу возвращаться домой. Рейнир шагами меряет родной городок до самого ужина. Письмо во внутреннем кармане пальто кажется горячим, пульсирующим комком – или это сердце бьется? Кажется, выпади конверт на землю, сердце выскочит тоже. Рейнир то и дело проверяет, на месте ли письмо, и оглядывается, не заметил ли кто его суету. Вроде нет, жителям некогда – надо закупиться перед праздниками, наобщаться с соседями, разгрести сугробы. Да, снег сам растает на днях, но по делам людям надо прямо сейчас.
Может, это боги и имели в виду – думается Рейниру внезапно. Взять, к примеру, буран – что боги хотят им сказать? Что людям надо сидеть дома – или взять в руки лопаты и самим пробивать себе путь? Может, все его неприятности – тоже знак, чтобы он собственным мозгом, без помощи магии, дошел до истины? От столь чудесного открытия он смеется и кривой дорогой идет домой в прекрасном настроении.
После ужина, прислушиваясь к любому шороху или скрипу за дверями комнаты, чтобы вовремя спрятать улики, Рейнир перечитывает письмо снова и снова, а потом пишет ответ. С вложенным конвертом Бьярни отлично придумал. Надо попросить его описать внешность Онни поподробнее, а то у Рейнира ни одной картинки нет. Воображение скачет между фотографиями двух других Хотакайненов. Ой, а может, написать заодно и организаторам экспедиции? Вдруг у них есть почтовый адрес кого-либо из Хотакайненов, не Онни, так хоть Лалли? Надо только любезно попросить их направить ответ до востребования на адрес почтамта. А лучше вложить готовый конверт для ответа. Но это уже завтра, а чтобы завтра побыстрее настало, надо срочно лечь спать. Привет – говорит Рейнир самому себе, падая на подушку. Мне и правда очень нравится Онни? Подай мне знак, пожалуйста! Предыдущий уже зажил.
На следующее утро он цел и невредим, пока за завтраком, намазывая масло на хлеб, он случайно не попадает ножом себе же по руке. Остается знакомая кривая царапина. Значит, да? Да.
День проходит за днем, пора спаривать овец, а еще можно кататься на санках, лепить снеговиков, да и шерсть нужно обрабатывать и прясть, а там и Йоль на носу, после него – новогодние пиры, и не забыть забежать на почту спросить про письма, а в промежутках отбрыкиваться от маминых намеков на свадебку. Надо серьезно поговорить с Лильей. Не будет же Рейнир вечно прятаться от нее, это нечестно. Собрав волю в кулак, он отводит ее в сторонку, берет ее лицо в ладони_ и спрашивает, правда ли они встречались раньше. Не очень красиво устраивать такой допрос, но ему нужна правда! Взгляд девушки мечется, и, облизнув губы, она отвечает, что Рейнир ей очень-очень нравится, и всегда нравился, и она будет любить его всегда, и этого достаточно. После этого она смотрит ему в глаза совершенно искренне. Но вопрос-то был о другом. Рейнир извиняется, говорит, что если союз с самого начала строится на лжи, то ничего хорошего не выйдет – и, снова извинившись, объясняет, что считает ее другом, не больше, и давай останемся друзьями, она хорошая… Но Лилья вырывается и убегает в слезах. Бедняжка. Наверно, он что-то не то и не так сказал, но иначе нельзя было. Но хотя бы это честно, и она еще обязательно встретит того, кто тоже будет любить ее.
А Рейнир остается с собственными сомнениями. Что если, найдя Онни, он сам услышит нечто похожее? И уже другой человек будет чувствовать себя так же отвратительно, как он сейчас? Да, финн ему сильно помог – но не остался же с ним, так? Что если Онни спасал его просто из благодарности? Рейнир же вроде изгнал неких призраков в той экспедиции, так? А Онни лишь вернул ему долг за спасение своего родственника Лалли. Если человек, ударивший репортера, и был Онни, то он, значит, очень заботится о своей семье. А целительница сказала же, что Рейниру помог кто-то высокопоставленный, а раз Онни – крутой маг, то для него это пустяки, а вот водить дружбу с простым парнишкой-пастухом, который к тому же и не маг теперь, Хотакайнену не к лицу. Вздохнув, Рейнир обещает себе не навязывать Онни свое общество. Но сказать спасибо все равно надо.
В очередной раз украдкой заскочив на почту, Рейнир получает очень официально выглядящий конверт от компании Västerström Exp. Письмо очень официально набрано на печатной машинке, и в нем на очень приличном исландском сообщается, что в настоящее время у Онни Хотакайнена нет почтового адреса, так как он участвует в экспедиции в Тихую Германию (где это?), которая продлится до конца февраля, так что Рейнир может направлять корреспонденцию Хотакайнену на адрес штаб-квартиры компании в Муре, но также его будут очень рады видеть лично и приглашают к участию в качестве мага в краткосрочных рейдах к бывшей столице Швеции либо могут зачислить в состав следующей крупной экспедиции следующей зимой, так как Онни Хотакайнен также будет в ней участвовать.
Ух ты. Онни просто занят, только и всего. Но – что если ему нужна помощь? Вдруг он где-то там попал в беду? Но если он в Тихом мире, то Рейнир ничегошеньки не смог бы для него сделать наяву. Он глубоко вдыхает пару раз, чтобы успокоиться. Еще не хватало паниковать, как мама. Иммунный маг – организаторы же не взяли бы в команду неиммунного после несчастного случая в первой экспедиции, так? – в общем, иммунный, опытный маг имеет все шансы вернуться живым. Чтобы переключиться, Рейнир решает отписаться компании Västerström Exp., мол, так и так, он больше не маг, а если и набрался какого опыта в первой экспедиции, то все напрочь забыл. И толку от него ноль. Может, заодно отправить им весточку для передачи Онни? Только что писать? «Привет, я про вас в курсе, спасибо, что спасли меня, а еще, кажется, я в вас втюрился, но понятия не имею, как вы отнесетесь к этому». Как-то… тупо.
Он обдумывал письмо несколько дней, но так ничего и не надумал. А потом, наверно, почтмейстер донес маме про письмо (и про все разы, когда Рейнир заходил на почту), потому что однажды, когда Рейнир возвращается из булочной, где он помогал тете Эмилии, он застает у себя в комнате маму, в слезах и с письмами и тетрадкой в руках. Никаких ответов она не хочет слышать, потому что «Почему ты так стремишься разбить матери сердце?!» – это не вопрос, на самом деле. Рейнира ее слезы выбивают из колеи, конечно, но… Неужели она рылась в его вещах? Это уже перебор! И неважно, что там с его памятью, он не маленький ребенок. Внутри поднимается незнакомое ранее возмущение. Наверно, мама чувствует это, потому что призывает отца для моральной поддержки. Ну, папа, как всегда, молча стоит рядом с ней и кивает на все ее причитания. Рейнир клянется, что и мизинцем не притронется к магии, даже в мыслях нет, ему просто хочется знать! И про себя, и про человека, спасшего ему жизнь. Кажется. Мама возражает, что лучшее, что ее сын может сделать – не рисковать жизнью понапрасну и не сводить на нет все чужие труды. Рейнир не согласен, но и слов нужных подобрать не может и меняет тему, мол, обыскивать его комнату – подло, но мама свято верит, что любые средства хороши, когда речь идет о благе ее детей. Рейнир, чтобы не закричать от отчаяния, выбегает из комнаты и гуляет по холмам вокруг городка, пока не тучи не сгущаются для полноценного ливня. Нет, простыть совершенно не хочется, даже в знак протеста. Он тихонько возвращается домой, на цыпочках крадется на кухню согреть себе чаю, и чуть не подпрыгивает, когда входит отец. Рейнир ждет обычных тихих упреков, и действительно, отец говорит, что сбегать без предупреждения, оставив лишь записку – поступок, совершенно недостойный взрослого человека, и что Рейнир так поступал уже дважды, поэтому если захочет уехать снова, то пусть наберется смелости и порядочности и сообщит об этом заранее, в лицо людям, которые волнуются за него.
Рейнир такого малость не ожидал и уж точно не ожидает того, что последовало. Отец говорит, что прекрасно понимает его, понимает, что молодому человеку хочется искать свой путь и отделяться от родителей, и еще соглашается, что Онни Хотакайнен заслуживает того, чтобы о нем помнили. Потом отец просит ничего не рассказывать маме, достает с нижней полки в буфете жестяную коробку и вручает Рейниру. Внутри вместо ромашкового чая или ивовой коры лежит связка писем. Отец рассказывает, что матери не хватило духу сжечь их вместе с фотками и конспектами сына по магии. Рейнир замечает на конвертах свой почерк и зарубежный обратный адрес, обнимает отца и обещает больше не вести себя как капризный пятилетка. А отец просит его не держать зла на маму. Может, она и перегибала палку с опекой, но исключительно из любви и страха. Рейнир кивает.
Мама в любой момент может вернуться от Гудрун, и он забирает лишь пару первых писем на почитать перед сном, за запертой дверью, приняв все меры безопасности и секретности.
Дело идет небыстро. Рейнир очень осторожен, чтобы не попасться. Мама не каждый день уходит из дома достаточно долго, чтобы он успел достать очередное письмо, расставить все коробки на полке по местам и вымести просыпанные приправы. Письма пухлые, как суягные овцы, почерк его, но с крохотными отличиями. Очень странно читать рассказы, записанные своим почерком, и при этом ничегошеньки из этого не помнить. Незнакомый Рейнир описывает далекую Финляндию, удивительную природу, странные обычаи, собственные военные обязанности. Ух ты, так он действительно был военным магом! Правда, половина этих обязанностей так или иначе связаны с фермерством – точнее, с продовольственной безопасностью, так звучит солиднее. И, само собой, тот Рейнир частенько упоминает Онни – как старшего офицера, наставника, профессионального мага, друга и вообще замечательного человека, хоть и малость меланхоличного. Напрямую Рейнир нигде не упоминает о своих чувствах к нему – оно и понятно, кто ж такое маме напишет, – но количество упоминаний и восклицательных знаков очень даже походит на влюбленность.
Между тем приятель Бьярни проносит контрабандой еще одно письмо от брата, и теперь Рейниру есть что представлять перед сном.
А еще, читая письма подряд, он замечает, как постепенно почерк становится неровнее, предложения – длиннее и спутаннее, что-то упоминается по несколько раз. Смотреть на развитие болезни неуютно. Два последних письма совсем короткие, и написаны совсем чужим почерком, за подписью Онни Хотакайнена. В первом тот спрашивает, не было ли в роду у Рейнира людей с проблемами памяти, а во втором сообщает, что привезет Рейнира домой, потому что в Исландии с медициной дела по-любому лучше, чем в Финляндии. С исландским у Онни неважно, ошибки даже в простейших словах, и буквы «эт» написаны неправильно. Так что по письмам не понять, с чего он так печется о Рейнире.
А еще, несмотря на всю крутизну, Онни, оказывается, ранг имеет очень даже средненький, связей и денег тоже нет особой, поэтому он ну никак не смог бы запихать Рейнира к целителю вне очереди. Рейнир целый вечер ломает голову над этой загадкой, а на следующий день улучает минуту и спрашивает отца – папа же должен был лично встречать Онни! Отец оглядываетлся, нет ли матери поблизости, и отвечает, что, скорее всего, это дело рук одной из организаторов экспедиции, финской женщины, как ее там… Тару Холлола? – подсказывает Рейнир. Да, мама забрала у него все новые записи, но он их и так выучил наизусть. Да, точно, отец подтверждает, что именно Тару Холлола. Она явно заключила какое-то соглашение с Онни Хотакайненом, но о чем, отец не знает, потому что говорили они по-фински. Тогда Рейнир вспоминает рассказ тети Эмилии про упитанную даму из Финляндии, приглашавшую местных в экспедицию. Описания тети Эмилии и отца сходятся. Она. Может, эта самая Холлола и Онни Хотакайнена завербовала? В обмен на помощь Рейниру? Пару раз в письмах упоминалось, что Онни тоже неиммунный, и Рейнир вдруг ежится, как от сквозняка. Если кто-то ради него сейчас рискует жизнью, то прекращать поиски и отмахиваться от знаков себя-из-сна – неправильно. Принять такой дар и просто пройти мимо нельзя. Беспокойство набрасывается с новой силой. Неужели мама так же мучилась, когда он сам пропал в опасном внешнем мире? Рейниру вдруг становится очень стыдно за свое недовольство в ее адрес. Больше он никогда не будет сердиться на нее за повадки курицы-наседки.
Сердиться не будет, а переживать в тряпочку… Да, мама снова спокойно с ним общается, но по повседневным мелочам, а самое важное висит в воздухе тяжелой тишиной.
Может, рискнуть и попробовать вернуть магию? А, не, в письмах он иногда жаловался, что исландские маги-сейдр не могут воздействовать на мир на расстоянии, в отличие от финнов-нойт.
И он понимает, что надо ехать. Хотя бы до Борнхольма, Швеции или Норвегии – что там ближе к этой самой «Германии»? Может, его ночной двойник тогда сможет дотянуться до Онни в мире снов? Или хотя бы просто встретить Онни после экспедиции, когда помощь больше не нужна – чтобы лично подлагодарить. Нет, мама его не отпустит. Тогда… Не смей больше сбегать – сказал отец.
Несколько дней Рейнир колеблется, репетирует вступительные слова, подыскивает выражения. А что толку… Ну нет безопасного способа сказать матери, что он отправляется за море искать мага из снов. И раздумывать до бесконечности нельзя, календарная зима подходит к концу. И в один день, на семейном обеде, он глубоко вдыхает и делает объявление. Он уедет. Точка. Совершенно нормальным, безопасным образом, на регулярном рейсе, как все люди делают – и никто им не в силах запретить! Нет, он не собирается в Тихий мир, у него есть кое-какие дела в укрепленном городе передовой страны. И ему не требуется разрешение или согласие родителей. Ну ненадолго же, в самом деле! (Тут он спохватывается, что про «ненадолго», наверно, погорячился.)
Разумеется, мама недовольна. Мягко говоря. Она Очень Сильно возражает и оборачивается к отцу за поддержкой, но Ауртни Рагнарссон принимает сторону сына. Мол, птенца в гнезде всю жизнь не удержишь, а запреты лишь научат Рейнира лгать и скрытничать, и вон к чему это привело в прошлые разы. Мама в слезах выбегает из столовой, но отец кладет Рейниру руку на плечо и просит не волноваться. Он еще побеседует с женой.
И действительно, на следующий день она непрерывно вздыхает, утирает глаза и нос, но помогает Рейниру собирать вещи. То есть, нагружает его тонной теплой одежды и еды – хватит, чтобы перезимовать на леднике. Бутербродов не меньше, чем ее страхов, и Рейнир обнимает маму и говорит, что с ним в этот раз ничегошеньки не случится.
Наконец он отправляется в путь. Дилижанс до столицы едет ночью, но Рейнир не в силах заснуть. Интересно, распирал ли его такой же бурлящий восторг и в первый раз, когда он ехал этим маршрутом? Наверняка да. А во второй раз? Наверно, тоже. Описания Борнхольма в письмах просто невероятные. Целое море пальм – разве это зрелище может надоесть? А Рейниру повезет поглядеть на них снова в первый раз! Как удачно, что Борнхольм, самая южная населенная земля, заодно и ближе всего к неведомой бывшей стране, Германии.
...Наглая ложь. Круизный лайнер «Краббен» причаливает у крохотного островка, а не на самом Борнхольме. И даже здесь так же холодно, как дома. А чтобы попасть на Борнхольм, надо отсидеть двухнедельный карантин. А Рейниру некогда. Вдруг экспедиция вернется раньше?
Жертвовать двумя неделями на то, чтобы полюбоваться на пальмы, он не желает. Придется ему-во-сне пытаться связаться с исследователями прямо отсюда, с транзитного острова. И, прежде чем устроиться на скамье подремать, Рейнир ищет справочное бюро и там спрашивает, когда вернется экспедиция из Тихой Германии. Служащий ничего знать не знает ни о каких экспедициях – видимо, ее конечный пункт будет в другом порту. При виде поникшего Рейнира служащий проникается жалостью и направляет его к газетному киоску. Там есть газеты всех стран, а продавцу достаточно скучно, чтобы обсуждать международные новости с кем попало, и он жалуется, что доставка газет работает через пень-колоду, вот, например, самая свежая «Свенска Дагбладет» из Швеции аж четырехдневной давности. В ней как раз есть статья, нужная молодому человеку.
Заметка в газете настолько мала, что продавцу приходится ткнуть в нее пальцем, а потом еще перевести со шведского, что третья экспедиция во внешние земли достигла наблюдательного поста на пять дней раньше графика и отправлена кораблем в порт Скутшер, результаты экспедиции представляют огромный интерес для исследователей и коллекционеров, аукцион трофеев скоро состоится в Муре, следующая вылазка непременно будет следующей зимой, и смертность в этот раз так же мала, как и раньше, всего двое погибших на двенадцать участников.
У Рейнира в глазах на миг темнеет. Нет, никаких имен опять не указано, и он не должен отчаиваться слишком рано. Надо просто плыть в Скутшер – он помнит карту известного мира, это город в Швеции – и ждать, когда путешественники будут выпущены с карантина. Рейс в Скутшер отправляется через десять часов. Чтобы убить время, Рейнир шатается по пассажирскому терминалу и болтает со всеми, кто знает исландский и не против беседы. Один рабочий из судоремонтного дока, выслушав мечты Рейнира о пальмах, складывается пополам от смеха, а потом проводит его через служебный вход на маяк и вручает бинокль.
Никаких пальм. Ни одной. Тьфу ты. Ладно, Борнхольм можно вычеркивать из планов на съездить когда-нибудь.
В порту Скутшера Рейнир идет прямо к справочному окну узнавать, где проходит карантин команда экспедиции. Сотрудник лишь усмехается: шведские власти не так панически боятся Сыпи, как их коллеги в Исландии, и потому команду пропустили в город после формальных двух часов в шлюзе, и все участники давно разъехались по домам. Рейнир чуть не срывается бегом на железнодорожный вокзал за билетом в столицу, трясти информацию из организаторов, но что-то останавливает его. Что-то тут не складывается. А, точно. А что насчет неиммунных – спрашивает он сотрудника справочной. Их тоже сразу отпустили? Разве это не слишком… рискованно? Клерк пожимает плечами, он понятия не имеет, были ли там неиммунные. Но если были, то, конечно, они обязательно отсидят положенные две недели на станции за городскими стенами. Только на сегодня офис карантинной службы уже закрыт, и Рейнир отправляется искать гостиницу.
Он уже привыкал к чужим кроватям и незнакомым потолкам, как настоящий путешественник, но заснуть все никак не получается. Остро не хватало кнопки «выкл.» в голове. Что если сейчас, когда Онни находится в паре километров (предположительно), Рейнир во сне способен добраться до него, как доставал пожилую сейдкону в Исландии? Рейнир спрашивает себя, жив ли Онни, и пытается заснуть, но на нервной почве не может сомкнуть глаз, наверно, полночи. А потом вдруг просыпается и видит, что за окном уже светлело, ржут лошади, стучат колеса экипажей, и пора вставать и дальше проедать людям плешь в поисках информации.
На всякий случай он звонит в офис Västerström Exp. в Муре (номер есть в справочнике на телефонной станции Скутшера), но трубку берет какой-то ребенок, не знющший исландского. Даже три ребенка. Они что-то пищат на шведском, и Рейнир с досадой обрывает соединение, пока междугородний звонок не сожрал всю его наличность. Да уж, быстрее доехать до Муры самому, но он боится покинуть единственное место, где Онни более-менее достоверно мог находиться. Так что Рейнир ограничивается письмом.
Офицеры шведской карантинной службы не горят желанием делиться информацией с иностранцем-гражданским. Ну и ладно, когда-то же они должны отдыхать в баре за кружкой пива, можно там их подкараулить, растрогать историей о дружбе и беспокойстве. Расспросы отнимают уйму времени: через Скутшер транзитом проезжает много путешественников, которые никого и ничего не знают или вообще не говорят по-исландски. На третий день Рейнир натыкается в гастрономе на очень милую женщину-уборщицу, работающую в карантинном комплексе, которая соглашается для него посмотреть, есть ли в списке лиц на карантине определенное имя-фамилия. На всякий случай Рейнир вручает ей бумажку с написанным полным именем Онни, а то помнит, как другая пожилая дама переврала нужную фамилию. Но уборщица должна выйти на работу только через день. Какой же это долгий день! Городок-то небольшой, Рейнир его уже весь обежал, а прогуляться за городом нельзя. Ну, то есть, можно, но потом загремишь на две недели на карантин. Отличная идея вроде бы, но, во-первых, Рейнир обещал родителям не соваться в опасные места, а во-вторых – вдруг он разминется с Онни, которого выпустят раньше? (И конечно, Онни обязательно там, живой и невредимый, боги не могут быть настолько жестоки.)
Ура, есть в списках такое имя! Рейнир на радостях обнимает уборщицу за такие новости и, наверно, даже пищит от радости, и они берут еще пива, и дама в умилении даже расплакалась, что за ней в юности парни с такой настойчивостью не гонялись. Ну что ж, осталось меньше недели. Можно пока поискать работу, чтобы убить время и платить за постой, потому что деньги и запасы бутербродов и печенья кончаются понемногу. Ему повезло, владельцу гостиницы как раз нужна лишняя пара рук помогать на кухне. Мыть посуду несложно, голова не занята и продолжает себе думать всякое. А нужна ли Онни помощь и компания? Или это блажь Рейнира-из-сна? Вдруг Хотакайнен его даже не помнит, а в Västerström Exp. нанялся безо всякой связи с Рейниром? Остается только ждать встречи наяву да надеяться, что Онни для разнообразия не будет врать, как многие другие люди.
Ближе к заветному дню Рейнира догоняет другая жуткая мысль. Эй, карантин – еще не гарантия счастливого конца, туда как раз помещают людей для проверки на инфекцию, так что… Нет – шепчет он сам себе. Онни хороший маг, он не дал бы себя задеть, и он будет рад встретиться с Рейниром.
Неделя тянулась целую вечность, но все-таки заканчивается, и вот Рейнир околачивается у карантинного КПП, один, если не считать дежурного офицера, и в сотый раз повторяет про себя ориентировку от Бьярни. Мужчина, среднего роста, пониже самого Рейнира. Пожалуй, одного роста с Гудрун, и примерно ее возраста. Плотного телосложения, хоть и не настолько как Олавюр. Выглядит мрачным и усталым, одет бедно, (не) подстрижен ужасно, а да, еще волосы настолько светлые, что почти белые, и глаза прозрачно-серые, и высокие скулы, и вообще на любителя (тут Бьярни в письме язвил, что у Рейнира отвратный вкус).
Подходящий под описание человек как раз выходит из ворот и растерянно озирается по сторонам.
– Онни, привет! – почти выкрикивает Рейнир и быстро шагает к нему, еле поспевая за стуком сердца. Человек вздрагивает и таращится на него с непонятным выражением – то ли испугом, то ли обидой, то ли досадой. И Рейнир решает начать с самого важного – убедиться, что не ошибся.
– Вы меня помните?