***

Когда Айзек вошел в свой кабинет, Амис Сеттон уже ждал его, сидя в пыточном кресле для особых посетителей.

- Здравствуйте, юноша! Ваше появление здесь изумило меня, и я покинул зазеркалье только лишь для того, чтобы взглянуть на вас. Цените это, ибо я ценю вас бесконечно.

- Моя пятая точка успела оценить это, господин директор. - Усмехнулся Амис и тут же взмолился: - Можно мне пересесть на что-то менее удобное?

- Нет, что вы, ни в коем случае.

Айзек расплылся в злорадной усмешке и прошел к столу.

Опустился в кресло и, сложив руки перед собой, с интересом уставился на мальчишку, который изменился за время своего отсутствия и несказанно похорошел.

Амис с завистью посмотрел на то, с каким удовольствием директор Айзен опускается на свое несомненно удобное и комфортное кресло, (а делал он это очень и очень медленно и демонстративно), и вновь поменял позу. Впрочем, это совершенно ему не помогло.

- Радует, что вы не изменились, господин директор. - Усмехнулся Амис. - Это дает мне надежду, что я смогу заручиться вашей поддержкой.

- Вот оно как? - Айзек сделал вид, что удивился. - Так вы пришли ко мне по делу? Впрочем, зачем бы вы ни пришли, это может подождать. Знаете ли, я не успел позавтракать, так что сейчас я попрошу принести нам с вами что-нибудь перекусить.

Перспектива и дальше подвергать свою задницу зверским мучениям, совершенно не прельщала Амиса. Но отказать директору парень не мог. В конце концов, он пришел к этому человеку не ради праздного веселья.

- Завтрак, так завтрак. – Согласно кивнул Амис. - Надеюсь, ваши вкусы остались столь же изысканными, как и прежде. Помнится, однажды мне пришлось успокаивать повара, когда он не смог приготовить для вас какой-то хо-ло-дьец, кажется. О, Боги! Несчастный тогда подумал, что вы говорите о мясе младенцев. Он же чуть с ума не сошел, пока не нашел рецепт этого блюда. Так что же сегодня у вас на завтрак, господин Айзен? По кулинарным пристрастиям, знаете ли, можно определить основные черты характера любого человека.

- Сегодня у нас что-то украинское, полагаю. - Айзек хмыкнул, представляя себе, какое мнение сложится о нем у Амиса, когда тот попробует любимые блюда Виктора. - Кухня своеобразная, но домашняя. Мне пришлась по вкусу, хоть и не сразу. Так что не будем перебирать, и съедим то, что нам подадут.

Айзек зажал на телефонном аппарате кнопку связи и попросил секретаря подать завтрак на двоих.

- Надеюсь вам удобно? – спросил мужчина, чтобы скрасить ожидание.

- Удобно. - Лучезарно улыбнулся Амис. - Сразу и не скажешь, что такое возможно, но кресло, в котором я сижу, просто восхитительно. Господин Айзен, вы не продадите мне эту прелесть? Она существенно облегчила бы мою участь на временной должности психолога.

- Увы, я не могу. - Айзек едва сдержал улыбку, которая так и норовила проступить на губах. - Это подарок. А я не имею привычки передаривать подарки.

Он тяжело вздохнул, показывая, что искренне сожалеет, и тут же повернулся к двери, в которую вошел секретарь. Мужчина держал в руках большой поднос, на котором стояли две глубокие пиалы, плетеная корзинка с хлебом и сметанница. Кабинет тут же заполнил неподражаемый запах зеленого борща, который Виктор выпрашивал уже дней семь, и Айзек довольно осклабился. Его мальчик будет счастлив. Если, конечно, повар сделал все как следует.

- Угощайтесь, - проговорил директор, когда секретарь подал Амису пиалу, стоящую на тонкой деревянной подставке, и ложку. - Вкус должен быть восхитительным. И не забудьте добавить сметану. Так мне рекомендовали.

- Спасибо. - Коротко кивнул Амис в знак благодарности, и внимательно посмотрел на странного вида суп.

- Это шпинат? - поинтересовался он, зачерпнув ложкой немного зелени, и отправил ее в рот, чтобы тут же скривиться от обжегшей язык кислоты.

- Не шпинат… - сдерживая кашель, выдавил из себя парень. - Хотя очень вкусно, господин Айзен. Просто божественно.

- Зря вы пренебрегли сметаной. - Ухмыльнулся Айзек и добавил в свою пиалу целую ложку. - Этот... ммм... «счавель»... кажется так... Так вот, сметана смягчит вкус этой зелени. Попробуйте, не разочаруетесь.

Борясь с оскоминой, которую этот проклятущий «счавель» вызвал, Амис приторно улыбнулся и, зачерпнув ложкой кисломолочный продукт, отправил его в свою тарелку.

- И какой же кухне принадлежит этот шедевр кулинарного искусства? - поинтересовался Амис, благоразумно умолчав о том, что считает сие блюдо орудием палачей, и ни на мгновение не сомневается в том, что придумано оно было еще во времена святой инквизиции в качестве сыворотки правды для выявления ведьм и колдунов. 

- Украинской или русской, точнее не скажу, ибо сам не знаю, - ответил мужчина, начиная с наслаждением поглощать молочно-зеленую жижу, которая приятным теплом растеклась по внутренностям. - Пришлось пристраститься к блюдам именно этих стран. Впрочем, я ни на миг не пожалел об этом. Очень вкусно. Очень.

- Бесспорно, - согласился Амис, сглатывая слюну, которой во рту было слишком много. - И как давно вы пристрастились к кухне славянских народов? Мне почему-то всегда казалось, что вы поклонник итальянских, ну или, в крайнем случае, восточных блюд.

- Внешность обманчива. - Рассмеялся Айзек, при этом понимая, что действительно предпочел бы что-нибудь менее экзотическое. - А познакомился я с этой кухней более десяти лет назад. Так что я любитель со стажем, так сказать. Но вы ешьте. Сдается мне, сегодня вам понадобится много сил. 

- Вот это верно подмечено. Силы мне понадобятся. И не только сегодня. - Хмыкнул парень и отправил в рот очередную порцию странного по всем показателям супа, именуемого: «зеленый борсч».

Вся последующая трапеза проходила в тишине и молчании, и, когда в тарелке уже ничего не осталось, Амис благодарно кивнул мужчине и отодвинул от себя пиалу.

- Господин директор, позвольте, я сразу же перейду к делу, - начал было парень, но, когда господин Айзен, прищурившись, смерил его вопросительным взглядом, тут же добавил: - Я, конечно, с радостью посидел бы в этом восхитительном кресле еще, но у меня на самом деле очень мало времени, и я не могу позволить себе тратить его на удовольствия. Я прекрасно осведомлен о вашей страсти к услугам и одолжениям, и с готовностью сообщаю вам, что принимаю любые ваши условия.

Мужчина тут же оживился и подался немного вперед. Яркие зеленые глаза, со временем не потерявшие своего цвета, а, казалось, ставшие еще ярче, заблестели в предвкушении наживы, и Амис с радостью отметил, что разговор будет удачным для обоих собеседников. Вот только надо придать словам интригу. Надо поддержать игру. С мошенниками надо мошенничать.

- Хочу так же сказать, что прекрасно понимаю, на что иду, и для чего, собственно, это делаю.

- Вот оно как? - Айзек улыбнулся и прикусил нижнюю губу, сдерживая ликование.

Наконец-то... наконец-то он узнает, что было под тем проклятым деревом. И все же, прежде чем задавать вопросы, которые интересовали его больше всего, мужчина решил выяснить, что же потребуется от него. А потому, вновь откинувшись на спинку кресла и подождав, пока секретарь уберет со стола грязную посуду, проговорил:

- Ближе к делу, господин Сеттон, я весь внимание.

Амис глубоко вдохнул и, ненадолго задержав дыхание, смело посмотрел в глаза мужчины, который вот уже не первый год наводил ужас на своих учеников.

- Александр Клиффорд Остин Третий. Ничего не пропустил, надеюсь? Вот причина моего визита. Но вас ведь не удовлетворит такой ответ, верно? Ну, конечно же, не удовлетворит! Так вот, хочу сразу разъяснить, я не претендую на роль любовника этого молодого человека, а вот на роль друга очень даже претендую. Друзья обычно не бросают друг друга в трудные времена. Так ведь? А я успел сдружиться с вашим племянником. И сейчас вы, как это ни странно, моя последняя надежда.

Амис выпалил свою речь на одном дыхании, зная о том, как Айзек Айзен любит уводить разговор в далекие дебри одного ему известного и понятного леса, и перевел дух, достаточно шумно выдыхая.

- Хм...

Сказать, что Айзек был поражен до глубины души, значит не сказать вообще ничего. Его брови против воли поползли вверх, а мысли взвились в голове возбужденным роем пчел. И прежде чем ответить хоть что-то, мужчине пришлось упорядочить не одну сотню самых безумных предположений, домыслов и перспектив.

«И зачем же, спрашивается, этому юноше понадобился Алекс? Быть может это происки Клиффорда, который, отчаявшись найти следы, ведущие хоть к одному из его детей, завербовал нового шпиона? Или Сеттон действительно встречался с Алексом в больнице, и им удалось найти общий язык?»

Впрочем, мертвец он мертвец и есть. И какие бы причины ни привели парня в этот кабинет, он все равно останется разочарованным.

- Кхм... - прокашлялся, наконец, Айзек, и покачал головой, всем своим видом выражая величайшее изумление. - Александр Клиффорд Остин Третий? Я все верно услышал?

- Думаю, да, - ответил Амис. - Если, конечно же, я не пропустил еще парочку имен и чисел.

- Нет, все верно, - нетерпеливо проговорил Айзек. - Но... Вы, право слово, выбили почву у меня из-под ног? А как же Гердер? Я думал, вы пришли ко мне, чтобы я поспособствовал вашему с ним воссоединению. И тут такая новость! Алекс? Юноша, вы, оказывается, личность еще более интересная, чем мне представлялось.

- Нашему с Гердером воссоединению я бы скорее попросил воспрепятствовать, - передернул плечами Амис.

Упоминание Ирмана неприятно укололо его сердце. А острое осознание того, что парень сейчас находится где-то в пределах школьных стен, заставило Амиса нервно поджать губы.

- Алекс мне куда интереснее. Ну, сами понимаете: яркий, разносторонний, общительный, веселый. Перечислять можно до бесконечности. А в общении так, вообще, душка. По крайней мере, он не размахивает кулаками направо и налево, прежде чем сказать «привет».

Айзек внимательно выслушал парня, буквально впиваясь взглядом в его лицо, а потом неожиданно рассмеялся. И, схватив со стола какой-то блокнот, стал обмахиваться им, словно ему стало жарко.

- Друг мой, - сказал он, прищурив взгляд, - ненависть вам к лицу. Вы поразительно преобразились.

Амис почему-то почувствовал себя оскорбленным. Хотя для этого не было причин. И потому ничего не ответил. Лишь крепче сжал пальцами подлокотник кресла и растянул губы в притворной улыбке.

- Да полно вам, не меняйтесь так в лице. Расслабьтесь. - Айзек шумно выдохнул и бросил блокнот на стол. - Алекс, значит? Алекс...

Он откинулся затылком на спинку кресла и прикрыл глаза, размышляя о том, что подобная просьба рушит все его чаяния и надежды на захватывающую дух историю.

Ведь, если Сеттон разлюбил Гердера, или просто бесится от бессилия, то ни о какой пикантности в рассказе и речи быть не может. Что прискорбно.

Айзек до зубового скрежета не любил, когда о любви и страсти рассказывают с кислой миной или омерзением. К тому же, захочет ли мальчишка рассказать ему, что произошло в тенистом плену еловых ветвей в один чудный погожий денек? Не будет ли это слишком высокой платой за такую мелочь, как информация о покойнике?

- Знаете, я мог бы удовлетворить ваше любопытство, но, боюсь, вы останетесь разочарованным, - сказал мужчина, не желая совсем уж нагло пользоваться неосведомленностью парня. - Цена, которую придется заплатить за услугу, не соответствует качеству оной.

- Тогда, может быть, и платы никакой не потребуется? - осторожно спросил Амис, не особо надеясь на успех. – Может, просто поделитесь информацией как директор с бывшим учеником.

- Нет, без платы никак, - с сожалением проговорил Айзек. - Понимаете ли, я так ждал подходящего момента... А Гердер, если бы его даже подвесили к потолку за крюк, ни за что и словом не обмолвился бы... так что вынужден настаивать. А поскольку Алекс, это не тот товар, который можно продавать за бесценок, я требую с вас плату. Но я позволю вам отказаться и уйти, пока не поздно. Уходите! - мужчина взмахнул рукой и разочарованно поджал губы. - Уходите, пока я не передумал и не начал вас пытать.

- Пытать... - Амис хмыкнул. - И это после того, как я битых полтора часа просидел в вашем расчудесном кресле? Да ни один инквизитор не сможет запытать меня после такого испытания.

Парень замолчал на мгновение, обдумывая сказанное директором.

Мужчина хотел знать о прошлом. Амис - о настоящем. Плата была невелика на самом-то деле. Всего лишь всковырнуть старую рану, взглянуть на бурую жижу смешанной с кровью гнили и замазать зеленкой.

- Я останусь, - решился он. - Останусь.

- Останетесь, значит? - Айзек хмыкнул. - И будете пытать меня своей постной миной и разочарованием, что так и хлещет через край вашей исполненной презрения и горечи души? Увольте, Сеттон. Я не сторонник мазохизма. Если я и продам вам информацию, то хочу получить за нее чувства совершенно иные, нежели сейчас вынужден наблюдать. Понимаете, о чем я?

Парень как-то не очень уверенно кивнул, делая вид, что все понял и осознал, чем заставил Айзека раздраженно фыркнуть.

- Ничего вы не понимаете. О, мое бедное сердце не выдержит больше ни минуты терзаний! Вы откроете мне часть своего прошлого, что осталась для меня в тайне? Вы обнажите передо мной то, что я жажду узреть самыми глубинными и потаенными уголками своей души?

- Господин Айзен, - прищурившись, негромко проговорил Амис, - а вам не кажется, что добровольное самовскрытие с целью продемонстрировать вам свои внутренности, будет слишком эксцентричным поступком с моей стороны?

- Мне не нужны ваши внутренности, мне нужна история. - Айзек подался вперед, заглядывая парню прямо в глаза. - Знаете, просто вязь слов, сплетенная из некогда произошедшего события и вспыхнувших в тот момент эмоций. В этом ведь нет ничего сложного. Стоит только закрыть глаза, и память услужливо подскажет вам нужные образы, оттенки чувств, тональности голоса. Удовлетворите мое любопытство, Сеттон. Или уходите сию секунду. Иначе рискуете остаться в плену школьных стен на веки вечные.

- Замуруете меня, что ли? – язвительно поинтересовался Амис. - Зачем вам это, директор? Не из праздного же любопытства. Вы хотите услышать историю, но не просто состоящую из слов, вам еще и чувства подавай. А если их нет? Если они истлели? Если их никогда и не было?

Айзек насмешливо хмыкнул.

- Не лгите хотя бы самому себе. Они есть даже сейчас. Искаженные, преобразованные в противоположные. Обида, гнев, разочарование... все это последствия затмения рассудка под названием «Любовь». До вас долго доходило то, что вы не интересны объекту своей страсти. А когда дошло... Вы не остыли. Наоборот, вспыхнули еще ярче. Загорелись. Похорошели. Теперь вы стали интересным и привлекательным, и я, право, боюсь подпускать вас к Алексу, ведь он лакомка, а вы... уж простите за прямоту, с недавних пор довольно аппетитный десерт. А у мальчика семья. Как бы ему не сорваться с короткого поводка, на который посадил его собственный отец.

Мужчина скорчил печальную мину, сочувствуя бедному племяннику, и поджал губы, уставившись в пространство перед собой, словно задумался о чем-то не очень приятном.

- У вас есть друзья, господин Айзен? - спросил Амис, глядя на мужчину. - Просто друзья, с которыми не хочется кувыркаться от заката до рассвета и с рассвета до заката? Хотя бы один друг? У меня нет. И все из-за моей «одержимости». Как вы думаете, я хочу вновь возвращаться к тому, что лишило меня даже такой малости? Хотя, - парень сделал глубокий вдох и горько усмехнулся, - вам плевать. Я вас понимаю. Правда, понимаю. И, знаете, он того стоит. Ваш племянник. Как друг, он...

Амис осекся. Замолчал, собираясь с мыслями и больше не глядя на мужчину, а потом спросил устало:

- Что именно вы хотите узнать?

Айзек с трудом скрыл торжествующую улыбку, которая, как ни странно, была вызвана вовсе не согласием Сеттона всковырнуть еще не зажившую рану, а осознанием того, ради кого парень собирался это сделать.

Что ж, Алекс может приобрести в лице этого мальчишки неплохого друга. Если захочет, конечно. Но сейчас еще не время думать о будущем. Пришло время вспомнить прошлое.

- Ничего из ряда вон выходящего, и все же... - мужчина все-таки улыбнулся, но тут его взгляд упал на циферблат часов, и он чуть не взвыл с досады. - Я страшно опаздываю! Подумать только, как летит время. Впрочем, у вас есть десять минут на то, чтобы вспомнить события двухлетней давности и поведать мне вот что...

Айзек перевел дыхание и вперил в парня взгляд, приготовившись впитывать в себя каждую эмоцию, каждый проблеск чувств, который мелькнет на лице или в глазах мальчишки.

- В парке школы растет прекрасная ель. Высокая, разлапистая... ее ветви образуют живой шатер, скрывая от глаз то, что хотелось бы увидеть. Не так давно под этой елью произошло событие, о котором мне не известно. Понимаете, я привык знать обо всем, что происходит в моей школе, но это чертово дерево хранит тайну. Вашу тайну, и тайну Ирмана Гердера. Я хочу ее знать. В подробностях. Это моя цена за услугу.

- Хранит тайну? Двухлетней давности? - Амис нахмурился.

Он не мог понять, о чем говорит мужчина, но... слишком красочные описания возродили то, что, казалось, было забыто.

Амис прикрыл глаза. Даже странно, он ведь не вспоминал об этом уже так давно, а теперь картинки одна за другой вставали перед его мысленным взором, затягивая в свой бесконечный водоворот.

Холодно. Колючий воздух царапает кожу. Аромат хвои... такой яркий, пряный... резкий запах.

- Темно. Несмотря на то, что день. Солнце сияет, но от сильного удара спиной о древесный ствол перед глазами лишь тьма. Очки упали куда-то в снег. Хрустнуло стекло… или корка наста. Не понятно. В ушах шумит...

Как ярко все. Как близко. Вот он минует ворота школы. Вот злой как демон Гердер идет к нему навстречу. Яростная хватка сильных пальцев. Какие-то слова. Крик. Требование. Все смазано. Плохо видно. Слов не слышно. Давно... слишком давно это было. Слишком много усилий было приложено, чтобы забыть.

Но корка запекшейся на сердце крови лопнула, и воспоминания тонкими нитями вырвались наружу, оплетая, вдруг, ставшее слабым тело. И только слова обрывками фраз продолжали срываться с губ Амиса:

- Тело болит… Сердце молчит… Пока еще молчит. Боится… А он так близко. Впервые сам. Впервые по собственной воле и своему желанию. Без принуждения или подначивания. Сам. Расстегивает мою одежду, царапает кожу. Рычит, чтобы не дергался. Кусает. Губы распухают от его укусов. Рот наполняется кровью. Он слизывает ее. Урчит как кот.

Амис тяжело вздохнул и прикрыл глаза, потому что так ему было проще вспоминать.

«Давай посмотрим кино вместе», - звонкий детский голос звенит в ушах. Запах лекарств. Лай Дина.

«Прочь! Тебя больше нет!»

- Его пальцы горячие. Безжалостные. Он так сильно сжимает мой член, что я готов взвыть от боли. Но я молчу. Молчу, потому что в этой боли мое счастье. В этом мучении моя жизнь. Хочу прикоснуться в ответ. Хочу попробовать его. Украсть хоть крупицу тепла. Но нельзя. Не позволяет. Берет то, что хочет. И боится того, что делает. И страх этот остается на моей коже следами от укусов.

Амис затих, глубоко вздохнул и до боли закусил губу.

- Ирман оттолкнул меня, как только пришел в себя. Оттолкнул и с недоумением уставился на свои ладони, испачканные нашей спермой. Я помню его взгляд. Там не было ничего, кроме отвращения и презрения к нам обоим.

Амис замолчал.

Громко тикали часы. Где-то за дверью кабинета разговаривали то ли ученики, то ли учителя, а, может быть, и те, и другие. Директор Айзен сидел молча и смотрел прямо перед собой. Словно застыло все. Словно остановилось.

Прошлое иногда так делает. Врывается в настоящее и тормозит его. Замедляет. Превращает в трясину, выбраться из которой не так-то и легко.

Но Амис научился справляться с этим.

- Из меня плохой рассказчик. Но писать об этом я явно не стану, - попытался улыбнуться парень, но ничего у него не вышло.

Лицо словно свело судорогой, и мышцы никак не хотели слушаться.

- А жаль, - нарушил повисшую в кабинете тишину Айзек. - Интересная получилась бы повесть.

Его любопытство было удовлетворено, и сейчас он чувствовал тот самый легкий шлейф пресыщения, который появляется вместе с чувством удовлетворения.

«Обдумать бы все это, смакуя каждую мысль, каждую фантазию», - размечтался Айзек. – «Прислушаться бы к ощущениям. Увидеть то, чего молодые люди в силу своего максимализма видеть не хотят. И донести, вложить в беспокойный ум, утешить словом...»

Да времени нет!

- Не интересная, - мотнул головой Амис. – Но речь не о том. Вы услышали, что хотели. Теперь ваша очередь рассказывать.

- Ну, рассказывать особо нечего. Помните, я ведь предупреждал?

Айзек поднялся из кресла и потянулся, разминая ноющие мышцы.

Амис смотрел на него выжидающе. Большущие глаза пронизывали душу, алча получить обещанное.

«Как же он похорошел!» - восхитился Айзек, любуясь повзрослевшим юношей. – «Изменился… так и притягивает взор. А Гердер, оказывается, дурак. Упустил такой шанс. Жаль только, что и Алексу эта конфетка не достанется».

- Мой племянник погиб в горах этой весной, - сказал мужчина скучающим голосом. - На него и его жену сошла лавина. Хотя официально они оба признаны без вести пропавшими, и поиски все еще ведутся. Если желаете, могу дать вам точные координаты того места. Быть может, вам повезет, и вы найдете то, что ищете.

- Вы шутите? - Амис тряхнул головой. - Нет, ну что вы за человек, а? Я все прекрасно понимаю, не хотите говорить, но хоронить из-за этого, пусть даже на словах… Это как-то низко, не находите? И...

Амис осекся и замолчал. Директор смотрел на него так, что по спине парня пробежали неприятные мурашки.

Господин Айзен не шутил. Совсем не шутил. И именно это взбесило Амиса не на шутку.

- Это подло, - сквозь сжатые до боли зубы проговорил он, хмуро взирая на мужчину. - Подло и низко. Я был о вас лучшего мнения, господин Айзен. 

- Выходит, вы мне безбожно льстили в своих мыслях. - Печально вздохнул мужчина. - Впрочем, не расстраивайтесь, и примите как урок. В мире полным-полно мошенников, которые рады нагреть лапки на чужих бедах. Вы попались на уловку одного из таких людей. А теперь, всего хорошего, молодой человек. Пойду-ка я, выспрошу еще несколько занимательных фактов из жизни студентов. Благо, сегодня мне выпала честь принимать экзамен у третьего курса. Эх, молодежь!

Мужчина с предвкушением потер ладони друг о друга и, коротко попрощавшись, вышел из кабинета, оставив Амиса наедине со своими мыслями и разочарованиями.

***

Пальцы Амиса до боли сжались на подлокотниках кресла. Адова мебель больше не казалась ему чем-то страшным или не удобным. Теперь весь кабинет директора был похож на камеру пыток.

В груди у парня давило. В горле застрял ком. Разворошенное прошлое шипело как змеиное гнездо и жалило, жалило, жалило... впрыскивая свой яд в кровь и отравляя все сущее.

Злость Амиса росла. Силилась. Поднимала свою уродливую морду в глубине души и скалилась, готовая вырваться наружу и сожрать любого, кто посмеет приблизиться.

Урок.

Как много ему еще придется пройти таких вот уроков? Сотни? Тысячи?

А, может, хватит уже? Может, пора, наконец-то, поумнеть?

Было бы неплохо. Было бы зашибись на самом деле! Так что нечего рассиживаться.

«Иди. Беги из этой проклятой школы. Забудь обо всем».

Амис поднялся… медленно, словно, вдруг, ослаб настолько, что не мог сделать и шага самостоятельно. Постоял немного, а потом, глубоко вздохнув, покинул кабинет.

В коридорах было тихо. Не беззвучно, а просто тихо. Звуки были, но их заглушал бешеный стук его сердца.

Амис прошел вперед и свернул из коридора к лестнице. Это был до боли знакомый путь, который он с легкостью мог бы преодолеть даже с закрытыми глазами. Вот только делать этого парень не собирался.

А зря.

Четырнадцать шагов. Десяток мерных вдохов. Остановка. Удар сердца. Болезненный, глухой, почти бесшумный.

И призраки оживают. Восстают из своих могил, преграждают путь невидимой стеной и опутывают душу раскаленными цепями разочарований и страхов.

Стылые глаза Гердера смотрят прямо. Их синева сковывает Амиса подобно вечным арктическим льдам, и становится зябко. Холодно от этого взгляда. Потому что в нем пустота. Ни эмоций, ни чувств, ни жизни.

- Гердер, давай, шевелись! - смутно знакомый голос звенит в застывшем воздухе.

Призрак впереди отворачивается, откликается на зов, и тягостное оцепенение Амиса разлетается на осколки, осыпаясь под ноги крошевом битых зеркал.

«Вот и все. А ты что думал? Что к тебе бросятся с распростертыми объятиями?»

Глупец! Наивный глупец!

Ноги Амиса больше не дрожали. Руки больше не сжимались в кулаки. Сердце больше не болело.

Теперь все в прошлом... будь оно проклято!

***

- ...опоздаем!

- Что?..

Ирман с трудом оторвал взгляд от мелькнувшего на лестничном пролете миража, и посмотрел на Джосса недоуменным, растерянным взглядом.

- Опоздаем на экзамен, говорю. Чего ты застыл?

- Кажется, у меня глюки, - пожаловался Ирман и перегнулся через лестничные перила, в последний момент выхватывая взглядом исчезнувшую в проеме входной двери фигуру.

Вышедший из школы человек был ужасно похож на Сеттона. Вернее похож и не похож одновременно. Словно тень из параллельной вселенной. Выше, старше, шире в плечах... совсем другой.

- Эй, Гердер, с тобой все нормально? – спросил Аррек, пристраиваясь рядом с другом и так же вглядываясь вниз.

- Там был Сеттон, ты видел? – спросил Ирман дрогнувшим голосом.

- Пора лечиться, брат. - Хмыкнул Аррек и дернул парня за рукав. - Идем уже скорее. Думаешь, Сеттон смог пройти мимо тебя и смолчать? Он же на тебе помешан.

- Думаешь? - совсем запутался Ирман.

Почему ему привиделся человек, который уже год не появлялся в школе? И почему именно сейчас? Неужели потому, что он сам в скором времени навсегда покинет эти стены? Или это просто подсознательные страхи и желания играют с ним злые шутки?

- Уверен. Гердер, идем! Я не хочу, чтобы мой мозг съели живьем!

Ирман нехотя кивнул и попятился назад, отдаляясь от перил и борясь с желанием выглянуть в окно. Но, к сожалению, ни оснований, ни времени у него на это не было.

Сделав несколько неуверенных шагов, парень шумно выдохнул и следом за другом поспешил на экзамен. В конце концов, это был важный момент в его жизни. И чтобы не напортачить, он должен был полностью сосредоточится на насущных проблемах.

***

Прежде чем вернуться в клинику, Амис еще долго гулял по городу. Шум Нью-Йорка оглушал. Делал голоса в голове и сердце совсем неразборчивыми и далекими. Но успокоиться у него так и не получилось.

Вскрытые раны кровоточили и саднили. Вновь вывернутая наизнанку душа трепыхалась на промозглом ветру как разорванный в бурю парус. И не было сил угомонить разбушевавшийся разум. Не было ни слов, ни доводов, чтобы успокоить сердце. И друга, с которым можно было бы поговорить, тоже больше не было.

Тоска по так и не свершившемуся больно ранила Амиса. Сожаление горькой пыльцой оседало в памяти и отпечатывалось в сердце теперь уже призрачным образом.

Жаль. Алекс был неплохим парнем, и мог бы стать замечательным другом. Но судьба распорядилась иначе.

Прогулка помогла Амису немного успокоиться. И хоть оголенные, взвинченные до предела нервы так и не вернулись в состояние умиротворения, парню все же полегчало. Он больше не напоминал готовый взорваться паровой котел, а, значит, можно было возвращаться к работе.

В клинике его уже ждали.

Очередной скучный пациент жаждал рассказать ему свою «невероятную» историю жизни. И стоило только Амису опуститься в кресло, как великомученик и страдалец сразу же принялся скулить о своих ничтожных проблемах.

Гадко. Мерзко. Отвратительно.

«Почему люди так глупы?» - думал Амис во время этих сеансов. – «Почему они не хотят и пальцем пошевелить, чтобы помочь себе? Чтобы стать умнее? Чтобы стать ответственнее? Почему они живут, в то время как умные, полные жизни и мечтаний люди оказываются под тысячетонными завалами снега? Почему?..»

- А вы не пробовали думать?! - взорвавшись, зло перебил Амис пациента, который за полчаса так вскулился, что у парня едва хватило сил, чтобы сдержать тошноту от отвращения к этой безвольной падали. - Мозг свой включать не пробовали? Иногда помогает! Но нет же, лучше быть беспробудным тупицей. Просирать свой разум, без конца и края пересматривая всяческие телешоу. Деградация не лечится! Поймите уже это, наконец. Ваша жалкая жизнь не изменится от того, что вы будете ныть и жалеть себя. Ваша жизнь дерьмо! Самое отстойное дерьмо, какое только можно себе представить. И именно вы сделали ее такой. Вы! И никто больше. А еще вам это нравится. Вы же кончаете от всего этого! Получаете моральный оргазм от собственной никчемности. Это заболевание. Но с ним не ко мне. Я психолог, а не психиатр. Так что проваливайте. Вам в соседний кабинет. Если, конечно, доктор захочет слушать всю эту сопливую ахинею.

Высказавшись, Амис замолчал и холодно посмотрел на опешившего пациента.

- Да вы... Вы!.. Вы...

- Да, я! И что? - фыркнул он. - Да, дерьмовый доктор. Да, меня нужно уволить. Да, я никому и никогда не помог и не помогу!!! Легче стало? Проваливайте! Сгиньте, мать вашу!!!

Амис все же сорвался на крик. На яростный вопль, от которого щуплый пациент, еще больше скукожившись, пулей выскочил из кабинета. И, стоило только двери закрыться за ним, как Амис откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

«Гадство! Теперь проблем не оберешься. И все из-за какого-то...»

Поток его яростных мыслей прервало пришедшее на телефон сообщение от абонента со скрытым номером.

Амис с удивлением уставился на дисплей и открыл чат, чтобы тут же податься вперед, жадно всматриваясь в присланную кем-то фотографию.

С этого снимка, сделанного в живописных окрестностях Райского сада, Амису улыбались двое парней. Счастливые, веселые... живые. Они стояли в обнимку на фоне пышных зарослей цветущих кустарников. Розовые лепестки и сочно зеленые листья служили влюбленной парочке природным заслоном от внешнего мира, вязь дикого плюща плотным куполом раскинулась над их головами, пряча от ярких лучей полуденного солнца. А вокруг этой беседки росли цветы. Так много, что не сосчитать. Эдельвейсы, камнеломки, иберисы, и еще сотня других, названий которых Амис попросту не знал, да и видел их впервые в жизни.

Несколько мгновений парень не мог сделать и вдоха, любуясь цветом искренней любви и яркостью жизни, которыми так и дышал снимок. Он застыл подобно статуе, пытаясь переварить увиденное, а потом рассмеялся, не в силах сдержать выступившие на глазах слезы.

«Привет из Эдема», - гласила подпись под фото. – «Спасибо за все. И пусть твоя жизнь тоже озарится лучами счастья. Твои друзья, Алекс и Тиль».

Ниже была приписка от приложения, что Амис не может отвечать на сообщения этого абонента. Но парень не стал из-за этого расстраиваться. Он понимал, что искалеченным истерзанным душам, которые обрели покой и счастье в объятиях друг друга, нужно время, чтобы прийти в себя. И он совершенно не хотел им мешать.

Алекс и Тиль обрели свой Рай еще при жизни, и Амис был искренне счастлив за них.

Теперь парень мог с уверенностью заявить, что пережил один из самых приятных моментов в бурном потоке своей бредовой и бесконечно одинокой жизни.

И признал, что, после всего случившегося, Айзек Айзен имеет неопровержимое право называть себя Богом и вершителем человеческих судеб.